13:15 04.07.2011 | Все новости раздела "Единый Центр"
Неоизоляционизм, или Есть ли предел многовекторности?
Президентская команда Виктора Януковича во внешнеполитической стратегии попыталась вернуться к золотому времени многовекторности, сосредоточившись на удержании курса активного неприсоединения.
Это проявилось в смене доктрины внешней политики времен предыдущей администрации и, как следствие, отказом от вступления в политические и военные западные структуры, прежде всего НАТО. В геоэкономике вектор был перенаправлен на тесное экономическое сотрудничество с Российской Федерацией. В то же время Украина постоянно настаивает на том, что не готова к институциональному оформлению украино-российских связей. Киев продолжает быть заинтересованным в таком себе варианте гостевого брака, где стороны избирательно сотрудничают по взаимовыгодным позициям.
Однако проблема заключается в том, что внешним игрокам в лице Москвы и Брюсселя уже не интересна такая изоляционистская и «неприсоединительская» политика Украины, и потому они принуждают ее к быстрейшему геополитическому и геоэкономическому самоопределению. Если западные, европейские партнеры действуют средствами soft power, то россияне — по традиционной формуле «газ плюс все средства хороши». Понимая необходимость выбора, нынешняя украинская элита в то же время боится потерять политическую и экономическую автономию и оказаться зависимой от любого нового глобального центра.
Неоизоляционизм: в чем апгрейд?
Новым независимым государствам, вышедшим из лона советской империи, пришлось одновременно решать две стратегические задачи. Первая была связана с поиском национальной модели нового экономического порядка. Вторая — в какую новую геоэкономическую и геополитическую конфигурацию встраиваться. Логика геополитического отрыва от бывшей советской империи, скажем, для Балтийских стран, стала императивом национальной независимости, а выбор европейской модели экономики и политики (евроинтеграция) выступил завершающим этапом оформления государственности. Украина не смогла полностью оторваться от советской геополитической платформы по причине сохранения геоэкономической связки с Россией, дополненной геоисторической и геокультурной привязкой друг к другу.
Украинская экономика времен постнезависимости развивалась в основном за счет консервации общего газотранспортного пространства с Россией: у Москвы — газ, у Киева — труба. Фактически низкая цена на газ и доходы от транзита держали на ватерлинии рентабельности ключевые украинские промышленные секторы, остатки советской неконкурентной гигантоэкономики. Геотранзит оставался той священной дойной коровой, которую опекали на самом высоком президентском уровне. В этом отношении многовекторность коррелировала со сложившимся политэкономическим режимом, обслуживающим экономические интересы правящего класса. Поэтому курсирование по маршруту Россия — Запад — Россия было выгодным в условиях дешевого российского топлива. Правящий класс мог покупать у России газ по низкой цене, на его основе производить промышленное сырье и полуфабрикаты, продавать эту продукцию на западные рынки и получать сверхприбыли. Поскольку экономика складывалась вокруг контроля над транзитом, то основные выгоды получили те бенефициары, которые «сидели на трубе». На основе этой квазиэкономики «транзитного пузыря» узкий слой приближенных к власти крупных собственников трансформировался в олигархический класс, контролирующий экономические, транзитные, политические активы. Для сохранения собственного экономического господства олигархи и сегодня заинтересованы в сохранении галса изоляционизма.
Внешнеполитической доктриной, легитимизирующей и реализующей политэкономические интересы олигархов, и была пресловутая многовекторность. Собственно, весь геополитический порядок на постсоветском пространстве первые 20 лет существования экс-СССР держится на специфических олигархических отношениях собственности, а межгосударственные отношения строятся как отношения между различными географически распределенными фракциями экс-советского правящего класса (за вычетом Саакашвили и, частично Украины, в период 2005—2010 годов).
Украина весь постсоветский период держится за многовекторность, которая означает постоянное балансирование в положении полуинтеграции. Подрихтовывая время от времени свой изоляционизм, придумывая всевозможные полуинтеграционные формулы типа «3+1» для Таможенного союза (ТС) или недо-ассоциации с Зоной свободной торговли (ЗСТ), власть делает все, чтобы не утратить контроль над внутренним рынками и активами, а также шаткой политической системой. Политическая элита понимает, что, присоединившись к определенному экономическому пространству, придется менять политэкономический режим, а это в свою очередь грозит потерей своего доминирующего статуса и привилегий.
Принуждение к выбору: некуда бежать?
В связи с изменением газотранзитной стратегии России, ставкой на диверсификацию транзитных маршрутов (строительство Северного и Южного потоков), Украина постепенно теряет свою транзитную миссию. Многовекторность превращается в междувекторность, метания между векторами. Путаясь между российским и европейским векторами, являясь объектом этих силовых векторов, Украина уже не в состоянии настаивать на самостоятельной внешней стратегии. Выходит, что не мы определяем, а нас определяют. Нужен переход от позиционной игры между двумя векторами к идентификационной стратегии. Украине рано и поздно придется сделать выбор между российским и европейским экономическими пространствами.
Украина имеет внешние таможенные границы, но не имеет полноценного внутреннего рынка. У России, наоборот, есть емкий внутренний рынок, но нет внешних таможенных границ. Поэтому Россия на повышенной передаче создает Таможенный союз, поскольку для нее важно, чтобы границы внутреннего рынка совпали с внешними таможенными границами. ТС — это фактически расширение внутреннего российского рынка до внешних торговых границ. То есть Россия стремится к тому, чтобы ее экономические границы совпали с политическими границами Украины. В таких условиях Россия будет способна выстроить прямые экономические контакты с ЕС без украинского транзитного посредничества. Кроме того, нужно учесть, что Таможенный союз предлагается Россией как экономическое пространство, сформированное на базе существующих двусторонних отношений между торговыми партнерами. ТС, по сути, это торговый союз России с каждой отдельной страной, то есть создается новая экономическая империя — политэкономический нео-Союз, а не интеграционное объединение. Россия выступает за общее экономическое пространство, но предлагает не создание общего рынка, а расширение своего внутреннего рынка за счет рынков других государств. Не лишним будет напомнить, что объединение Германии в середине XIX века началось с введением О.Бисмарком единого таможенного тарифа, который тогда назывался имперским тарифом для всех германских земель. Это геоторговое объединение стало прологом к созданию второго германского рейха.
Метания между ТС и ЗСТ вписывается в более общий контекст выбора между двумя моделями модернизации. Сама модернизация означает концентрацию и консолидацию всех имеющихся ресурсов — политических, экономических, социальных. Если говорить о возможном едином украино-российском модернизационном пространстве, то возникают вопросы — где взять технологии, кто выступит технологическим, финансовым, инновационным провайдером модернизации. Кроме того, как в России, так и в Украине нет четких, укорененных, устоявшихся правовых гарантий частной собственности, инвестиций, правил экономической игры. А от изменений правил игры институты и правовые гарантии не появляются сами по себе. Обе страны имеют энергоемкие, ресурсозатратные, сверхиндустриальные инфраструктуры, уходящие корнями в технологии конца ХІХ — первой трети ХХ века. Очевидно, что в ХХІ веке старые индустриальные экономики нежизнеспособны на глобальных рынках, так как не в состоянии производить конкурентную продукцию и вынужденно замыкаются на внутреннем пространстве.
Европа также принуждает Украину к выбору. Но европейское экономическое пространство означает общие правила, институты, рынок, а значит, единое и неделимое интеграционное пространство. Если Украина войдет в индустриальную цепочку в рамках ЕС, то это будет означать модернизацию через интеграцию. Европейский вектор ценен именно тем, что открывает окно возможностей для проведения структурных реформ, то есть для Украины это означает выбор стратегии экономической модернизации.
Бег по кругу между геополитическими центрами — Москвой и Брюсселем — мог бы продолжаться еще долго, не будь исчерпаны постсоветские промышленные остатки. А после мирового экономического кризиса рентные игры вокруг государственного бюджета с целью покрытия частных убытков уже не приносят результата. В итоге перед украинской элитой стоит выбор: либо идти под крыло Таможенного союза, существовать в рамках старой транзитной политэкономической модели и восстанавливать советские индустриальные цепочки. При этом украинская экономическая элита рискует превратиться в младшего партнера в политике и миноритарного акционера в экономике. Либо, наоборот, интегрируясь в Европейский Союз, элита попытается преодолеть постсоветскую рентную экономику и сменить ее на рыночный капитализм.
Если власть подчеркивает, что она за европейский экономический вектор, то тогда она будет вынуждена идти на европеизацию, модернизацию и либерализацию политической системы. Оставаться в рамках политической полуавторитарности и фасадной демократии и одновременно интегрироваться в Европу — невозможно. Нельзя создавать свободную экономику, когда политическая система не свободна. Потому Украина обязана будет пройти политическую интеграцию, понимаемую как интеграция стандартов, ценностей, процедур. Именно поэтому Европейский Союз требует серьезной подготовительной политической работы от президента, власти, элит и общества.
Обсудить новость на Форуме