17:45 06.07.2016 | Все новости раздела "Яблоко"
Российская внешняя политика и политика безопасности. Интервью с Алексеем Арбатовым
// Московский центр Карнеги,Сегодня
Россия и Запад обмениваются обвинениями в провокационных действиях, нарушении равновесия, посягательствах на интересы друг друга. Чтобы вынудить Россию пересмотреть политику на Украине и в других регионах Европы, против нее были введены санкции. Но Россию это не останавливает, и вопрос, какие цели она преследует, становится для Запада все более важным.
Впервые за последние 25 лет мы наблюдаем настолько серьезное ухудшение отношений между Россией и Западом. Из-за присоединения Крыма и необъявленной войны на востоке Украины вернулся страх перед новой холодной войной в Европе, а после начала российской военной операции в Сирии Москва вновь обрела утраченный четверть века назад статус одного из ведущих игроков на Ближнем Востоке. Россия и Запад обмениваются обвинениями в провокационных действиях, нарушении равновесия, посягательствах на интересы друг друга. Чтобы вынудить Россию пересмотреть политику на Украине и в других регионах Европы, против нее были введены санкции. Но Россию это не останавливает, и вопрос, какие цели она преследует, становится для Запада все более важным.
В интервью сотрудникам Фонда Карнеги в Вашингтоне Алексей Арбатов рассказывает об основных факторах, формирующих российскую внешнюю политику, и ее целях.
На чем строится внешняя политика России в последние годы?
Если в 2011–2013 годах международная политика России была обусловлена в основном внешними факторами, то с 2014 года она все больше связана с внутренней ситуацией. Вызов Западу оказался эффективным инструментом политической консолидации населения.
Поначалу напор Москвы был реакцией на предполагаемое несправедливое отношение Запада в предыдущие два десятилетия, его стремление к экспансии и произвол в применении силы. Именно эти вопросы президент Путин поднял в своем выступлении на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году. Первая военная «контратака» России произошла в Грузии в 2008 году, вторая — на Украине в начале 2014-го.
С 2012 года Москва взяла курс на активное сопротивление тому, что она считает гегемонией США и НАТО. В СМИ была развернута масштабная кампания против так называемой западной угрозы, в которой упоминались планы по установлению контроля над российскими сырьевыми ресурсами, присоединению к НАТО Украины и Грузии, развертыванию системы ПРО и вооружений для неядерного быстрого глобального удара. Россия приступила к наращиванию вооружений («Государственная программа вооружения — 2020» и связанные с ней закупки), проводит масштабные военные учения и испытания, формирует противостоящие Западу альянсы (в частности, в рамках Евразийского экономического союза, Шанхайской организации сотрудничества и группы БРИКС, в которую, помимо России, входят другие крупные страны с развивающейся рыночной экономикой — Бразилия, Индия, Китай и ЮАР).
Этот курс был основан на весьма оптимистичных прогнозах экономического роста: вероятно, планировалось, что к 2020 году военный бюджет России достигнет $200 млрд, при предполагаемом объеме ВВП в $5 триллионов — в 2,5 раза большем, чем в 2012 году ($2 триллиона). Прогноз предусматривал темпы роста, сравнимые с китайскими, — к чему Россия даже близко не подошла. На деле военный бюджет в 2015 году не достиг и $60 млрд.
Путин подозревал, что прием, который окажет ему Запад, когда он вернется в Кремль в 2012 году после четырех лет на посту премьер-министра, не будет теплым. Однако после массовых уличных акций протеста 2011–2012 годов антизападная позиция Кремля стала еще более радикальной — акции были восприняты как попытка свергнуть политический строй в государстве, противостоящем американской гегемонии. Москва усилила акцент на «традиционных российских ценностях» и начала поворот на Восток — чтобы оградить страну от западной политической модели, в которой Кремль видит латентную угрозу построенной им системе.
На этом фоне разворот Украины на Запад и вторая «цветная революция» в Киеве в начале 2014 года были восприняты как геополитический вызов России и лично Путину, что, в свою очередь, спровоцировало жесткий ответ Москвы в Крыму и на Донбассе.
Из-за экономического кризиса, западных санкций и падения цен на нефть страх перед тем, что в России может произойти своя «цветная революция», только усилился. Кремль ответил ужесточением политического контроля внутри страны и увеличением давления на существующие оппозиционные организации. Во внешней политике его реакция на экономические затруднения была прямо противоположна той, которую можно было бы ожидать от западной страны: Россия увеличила поддержку вооруженной оппозиции в Донбассе, вмешалась в военный конфликт в Сирии и продолжила наращивать вооружения.
На данный момент (июнь 2016 года) эта тактика оправдывает себя. В стране, страдающей от «поствеймарского/постверсальского синдрома», жесткий курс Путина поддерживает подавляющее большинство населения. Несмотря на продолжающийся экономический кризис и другие социальные неурядицы, возвращение чувства национальной гордости (что среднестатистический россиянин ставит в заслугу Путину) обеспечивает президенту по-прежнему высокий рейтинг популярности.
Будет ли Россия придерживаться нынешнего курса и дальше или существует вероятность, что ее стратегия изменится?
Рост мощи и влияния Москвы сдерживают экономический кризис, увеличение числа противников, ненадежность союзников и усиливающаяся самоуверенность Китая, Индии, Ирана и других партнеров России. Но как это ни парадоксально, правящий режим не готов принимать радикальные меры, чтобы исправить ситуацию в экономике. Серьезные экономические реформы потребовали бы демократизации политической системы, а это может создать угрозу позициям правящей элиты и разрушить симбиоз между бизнесом и разросшимся как на дрожжах бюрократическим аппаратом. Естественно, элита не хочет рубить сук, на котором сидит. Она предпочитает поддерживать образ России как «осажденной крепости», апеллировать к традиционным ценностям: национальной гордости, патриотизму, сплочению вокруг лидера в условиях внешней и внутренней угрозы, превознося легендарную военную славу России и исторический процесс «собирания исконно русских земель».
Объективности ради следует отметить: при нынешних настроениях в обществе резкая дестабилизация социально-экономического положения, скорее всего, привела бы к власти партии и лидеров, представляющих крайние зоны политического спектра, — левых и националистов, занимающих еще более радикальную позицию, чем теперешняя элита.
Представление о том, что дела у Запада тоже идут далеко не лучшим образом, смягчает опасения по поводу экономического кризиса. Из ЕС выходит Британия, союз сталкивается с экономическими трудностями, проблемой беженцев и острыми внутренними разногласиями, в США предвыборная кампания приобрела гротескный характер. На фоне всего этого Россия не кажется себе такой уж слабой и отягощенной проблемами.
Тем не менее в 2016 году экономическая ситуация все-таки начала работать на деэскалацию конфликта с Западом. Недаром возник такой ажиотаж вокруг экономического форума в Санкт-Петербурге и каждодневное обсуждение темы снятия экономических санкций Евросоюза. Идеология, которая обеспечивает легитимность действующей власти, не позволит вернуться к курсу премьера Дмитрия Медведева на «партнерство с Западом ради модернизации» и даже к соответствующей риторике. Однако Кремль, возможно, готов к разрядке напряженности — если сможет в выгодном для себя свете подать это внутренней аудитории и создать впечатление, что Запад в конце концов уступил и впредь будет относиться к России как к равному партнеру.
Лозунг сегодняшнего дня — опора на собственные силы, но одновременно и неприятие изоляционизма. Внутренние экономические потребности России и ее заявка на статус великой державы обусловливают необходимость сотрудничества как с Востоком, так и с Западом. Однако Россия пока не нашла ответа на вопрос, как развивать сотрудничество с Западом и тем самым сближаться с ним, не подвергая опасности существующую в стране политическую систему. На Востоке России нужно найти способ не поддаться Китаю, обладающему подавляющим экономическим и демографическим превосходством, ибо в противном случае она может фактически утратить контроль над значительной частью своей территории и природных богатств.
Наиболее очевидный способ разрешить эти дилеммы — глубокие экономические реформы на основе политической демократизации, но такой вариант, увы, сегодня маловероятен.
Почему внимание России до сих пор приковано к США?
Нет, Соединенные Штаты уже не «враг номер один» — теперь это международный терроризм. Но антиамериканская кампания в СМИ, хотя ее интенсивность и снизилась, остается эффективным инструментом внутриполитической консолидации. США обвиняют в том, что они готовы сотрудничать с Россией в борьбе с террором только на словах, претендуют на мировое господство, вмешиваются в дела постсоветских государств и стремятся подорвать политический строй России. Пока власть считает главной внутренней угрозой либеральную оппозицию, противостояние с Вашингтоном останется важным инструментом внутренней политики. Эта ситуация может измениться, если в результате экономического кризиса в стране серьезно вырастет популярность коммунистов.
Как будут развиваться отношения России с США?
Россия не будет держаться русла американской внешней политики и продолжит сотрудничать с антиамерикански настроенными режимами и движениями (за исключением бесспорно террористических группировок). Москва будет активно сопротивляться экономической и политической экспансии Запада на постсоветском пространстве и требовать, чтобы Вашингтон вел с ней переговоры и шел на компромиссы по всем вопросам, вызывающим разногласия, а не пытался ее игнорировать или «обойти».
Хотелось бы надеяться, что относительно улучшатся условия для сотрудничества по вопросам деэскалации военной конфронтации в Европе и Арктике, ограничения и нераспространения ядерных вооружений. К примеру, прецедент, созданный соглашением с Ираном, можно будет применить к другим странам, в частности к Северной Корее. Не исключено, что Москва проявит гибкость в Сирии, а также на Украине, откуда на определенных условиях будут выведены так называемые добровольцы и отпускники из состава регулярных войск, о которых в прошлом году говорил Захарченко.
Когда в Сирию был отправлен российский военный контингент, звучали опасения, что Москва переоценила свои возможности. Что можно сказать об этом сейчас?
Частичное сокращение масштабов операции, о котором Путин объявил в марте 2016 года, продемонстрировало, что Россия может быть гибкой и способна ограничивать свои затраты. Другое дело, что контрнаступление террористов ставит перед Москвой сложные вопросы: как добиться победы без ввода сухопутных войск и как, если войска все же придется ввести, не увязнуть в «новом Афганистане».
Что представляет собой внешнеполитическая доктрина Путина после аннексии Крыма?
Доктрина Путина в первую очередь состоит в утверждении России, несмотря на ее экономическую слабость, в статусе одного из мировых центров военного и политического влияния. Видимо, Кремль хочет увязать переговоры по важным для Запада проблемам, например контроля над ядерными вооружениями, с переговорами по вопросам, важным для России, в частности — снятия санкций и прекращения попыток ее изолировать. Кроме того, он хочет, чтобы Запад не использовал свои отношения с Россией как инструмент давления на ее внутреннюю политику. Между риторикой и реальной политикой существует строгое (зачастую циничное) разграничение, к тому же Москва не верит в искренность Запада, когда он продвигает свои ценности. Наконец, как во внутренней, так и во внешней политике есть очень большой акцент на пиар, пристрастие к «спецэффектам» и неожиданным ходам. В конечном итоге Путин, судя по всему, больше всего не хочет создавать впечатление слабости, да и не может себе этого позволить.
Как российская внешняя политика реагирует на постоянное изменение международной обстановки?
Событий, с которыми вынуждена считаться Россия, все больше, а сами они становятся все сложнее, что не может не сказываться на работе механизмов, отвечающих за формирование внешнеполитического курса. В основном они выдают ответную реакцию — решения принимаются по конкретным случаям и обусловливаются тактическими соображениями, при этом реакция других сторон особо не учитывается. В процессе участвует весьма узкий, замкнутый круг лиц — окружающие Путина высокопоставленные чиновники и лояльные советники, а порой решения принимаются одним человеком. Их интеллектуальный потенциал и жизненный опыт служат основой практической политики. Механизм и мотивы принятия решений — тайна за семью печатями, они абсолютно непрозрачны. Их угадывание задним числом — любимое занятие политтехнологов и журналистов.
Кремль, несомненно, считает, что в 2012–2015 годах он продемонстрировал Соединенным Штатам и всему миру, что настроен решительно и пойдет до конца в защите того, что считает своими интересами (суверенитетом). Сейчас Путин, вероятно, хотел бы реализовать цели своих первых двух президентских сроков: наладить сотрудничество с Западом на равных и при этом поддерживать близкие отношения с теми незападными государствами, которые готовы не ставить отношения с Россией в зависимость от характера ее политической системы и ее действий на том пространстве, которое она считает своей сферой влияния.
Как в этой ситуации вести себя Соединенным Штатам? Не мне им советовать. Хочу только подчеркнуть, что курс конфронтации последних лет впервые за три прошедших десятилетия возродил реальную угрозу вооруженного конфликта между Россией и НАТО с перспективой быстрой эскалации к глобальной ядерной войне, что еще недавно казалось совершенно немыслимым. Исключить такую вероятность — вот что должно быть высшим приоритетом для обеих сторон вместе с использованием дипломатии урегулирования кризисов и контроля над вооружениями, какие бы противоречия их сейчас ни разделяли. Если это получится, все остальные проблемы мы рано или поздно решим. Если нет — решать будет нечего и некому.
Обсудить новость на Форуме