15:12 06.12.2006 | Все новости раздела "Республиканская Партия России"

Владимир Рыжков: Национальный вопрос и риски имперского пути

То, о чем я буду говорить сегодня, может по­казаться вам далеким, абстрактным и вас напрямую не затрагивающим. Однако по­верьте, что на самом деле частная жизнь сильно — вы даже не представляете, на­сколько сильно — зависит от тех крупных политических сдвигов, которые происходят в нашей стране. Причем накапливаются по­добные сдвиги очень медленно, постепенно, незаметно. Но потом в стране вдруг случается очередная револю­ция.

Однако если внимательно наблюдать общественно-политические процессы, просчитывая последствия тех или иных решений, то будущее не окажется для нас слишком неожиданным. Заглянуть в будущее можно, если внимательно анализировать настоящее и иметь представление о прошлом. В какую сторону идет сегодня Россия и чем это для нее чревато? Попробую показать на конкретных примерах.

Конституционный суд постановил, что в России может применяться только кириллица. Суть спора состо­яла в том, что Госсовет (парламент) республики Татар­стан принял закон о восстановлении татарского алфави­та на основе латинской графики, то есть о постепенном переводе татарской письменности с кириллицы на лати­ницу. Казалось бы, технический вопрос. Многие из вас пользуются ЗМЗ и знают, что их можно писать как латиницей, так и кириллицей, в любом случае получатель ваши русские слова поймет.

Но в решении Госсовета Татарстана заподозрили какую-то антироссийскую пакость. Хотя на самом деле до войны, в 1927—1939 годах, в татарском языке уже применялась латиница, и только потом его перевели на кириллицу. А до этого татары вообще пользовались арабским алфавитом, и в крупных библиотеках, в том числе в Москве, можно найти татарские книги, напеча­танные и арабским алфавитом, и латинским, и кирилли­ческим. И вот теперь Конституционный суд России отме­нил уже принятый Госсоветом Татарстана закон и поста­новил, что в качестве официальной письменности в Рос­сии может применяться только кириллица. Все, точка — как вы знаете, решения, принятые Конституционным судом, не могут быть оспорены и, значит, не подлежат отмене.

Между тем в России живут, например, еще и карелы, которые всегда писали на латинице и никогда не пользо­вались кириллицей. Это финно-угорский народ, факти­чески — часть финского народа, которая попала к нам после войны 1939 года, когда некоторые регионы востока Финляндии перешла под контроль СССР. Решение Кон­ституционного суда означает, что и эти граждане России должны теперь писать на кириллице. Представьте себе карельского поэта (наверное, такие есть), который писал стихи на латинице, поскольку кириллической карельской письменности просто нет. Теперь ему придется писать свои стихи на кириллице в соответствии с решением Конституционного суда.

Казалось бы — какая разница? Пишем же мы «эсэмэски» и так, и эдак. Но на самом деле на этом малень­ком примере видны те огромные изменения в российской политике, которые связаны с именем президента Путина.

Последние пять лет фактически происходит смена самого взгляда на наше государство. Рекомендую вам прочесть преамбулу к нашей Конституции. Все полторы сотни слов, но в них выражена вся философия Россий­ского государства так, как она виделась в 1993 году, когда принималась Конституция. Там написано следую­щее: «Мы, многонациональный народ Российской Феде­рации, соединенные общей судьбой на своей земле, утверждая права и свободы человека, гражданский мир и согласие, сохраняя исторически сложившееся государст­венное единство, исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов, чтя память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечест­ву, веру в добро и справедливость, возрождая суверен­ную государственность России и утверждая незыбле­мость ее демократической основы, стремясь обеспечить благополучие и процветание России, исходя из ответст­венности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями, сознавая себя частью мирового сообщест­ва», — принимаем Конституцию. Значит, одиннадцать лет назад признавались и культурное, национальное, эт­ническое многообразие России, а ее государственное устройство в виде федерации, то есть самостоятель­ность республик, регионов, краев, областей, понималась как основа государственности и в том числе как способ реализации прав национальных меньшинств.

Сегодняшняя политика исходит из совершенно иного взгляда на государство. Теперь у нас доминируют централистские, унитаристские настроения. Теперь считает­ся, что все должны писать на кириллице, должны гово­рить только на русском языке, а в каждом проявлении национальных чувств видятся признаки сепаратизма и тенденции к разрушению России.

Еще один пример — это предложение президента от­менить выборы губернаторов. Действительно, в ходе со­циологических опросов люди говорят «Да какая разни­ца? Выбирают, назначают — нам-то что? Для нас гораз­до важнее работа, зарплата, семья, развлечения, отдых, здравоохранение, образование. А как попадают на свои посты мэр Москвы или губернатор Камчатки, нам совер­шенно не интересно». Примерно так думает наше обще­ство. Но и здесь не все так просто.

Может быть, для регионов, где проживает по преиму­ществу русское население, это действительно не слиш­ком важный вопрос, тем более что в нашей истории главы регионов всегда назначались центром (при царе это были губернаторы, при советской власти — первые секретари), а выбирать своих руководителей мы начали только десять лет назад, в 1994—1996 годах. То есть нашей традиции выборов глав регионов — всего десять лет. Многие ли из вас успели хотя бы один раз проголо­совать на губернаторских выборах? Мы еще не успели привыкнуть, а у нас это право уже отнимают.

Но если мы возьмем национальные республики, то ситуация кардинально меняется. Согласно нашей Кон­ституции, республики в составе России (у нас двадцать одна такая республика) — это государства со своими конституциями. В принципе будет очень странно, если глав государств начнут назначать из Москвы.

Кроме того, сюда примешивается довольно сильный национальный элемент. Наша власть почему-то совер­шенно игнорирует такую науку, как этнополитология, ко­торая изучает политические процессы в этносах. Очень рекомендовал бы вам работы нашего крупнейшего спе­циалиста по этнической политике — Эмиля Паина. В 1990-х он был советником президента Ельцина по наци­ональным вопросам. Это профессиональный этнополитолог, человек, который проводит серьезнейшие иссле­дования в России. В журнале «Полития» вышла его большая статья «Динамика этнополитической ситуации в современной России», где выяснилось несколько очень интересных обстоятельств.

Как вы знаете, национальный вопрос сейчас в России существует и стоит очень остро. Но очень немногие люди понимают, что же происходит с нашей страной. Бы­стро сокращается доля русского населения, поскольку рождаемость у русских самая низкая в Российской Феде­рации. В среднем на сто женщин приходится 113 детей. Это катастрофический показатель. Ведь даже для про­стого воспроизводства населения требуется 214 детей на сто женщин только для того, чтобы население не со­кращалось. Для сравнения — в Пакистане на сто женщин приходится 560 детей, и не случайно два года назад Пакистан превзошел Российскую Федерацию по числен­ности населения. На сегодня это более населенная стра­на, чем Россия.

В то же время рождаемость в других этносах — у татар, башкир, народов Северного Кавказа — в несколько раз выше, чем в русских семьях. Это означает, что наиболее быстрый прирост населения России приходит­ся на мусульманские народы. Например, в Башкирии русские сегодня еще составляют относительное большинство — насколько помню, 42 процента, на втором месте татары — около 30 процентов, на третьем башки­ры — свыше 20 процентов. Но при сегодняшней рождае­мости через два-три года русские в Башкирии перестанут быть даже относительным большинством. Та же тенден­ция наблюдается и в других национальных республиках. Более того, в течение 1990-х русское население начало покидать национальные республики в составе России, и каждая из них становится все более однородной с точки зрения своего национального состава. Русское населе­ние сдвигается в русские регионы, а коренное население с более высокой рождаемостью остается там, где оно традиционно жило. Поэтому реформа, в ходе которой вместо избранных самим населением республик лиде­ров появляются ставленники Москвы, — это бомба за­медленного действия.

В Госдуме прошли парламентские слушания по во­просу о назначении губернаторов. Выступил и замести­тель председателя Госсовета Татарстана, сказав, что если закон будет принят в том виде, в котором его пред­ложил президент, вы получите вторую Чечню. Я цити­рую. На ровном месте, из ничего, из воздуха создан новый конфликт. И это называется укреплением страны.

Но не пытается ли Путин назначением губернаторов избежать массовых фальсификаций на местных выбо­рах? Известно, что лучшее лекарство от головной боли — гильотина. Отрубил голову — и навсегда изба­вился от боли. Вот здесь — ровно то же. Вместо того, чтобы обеспечить честные выборы и равенство партий в телеэфире, чего у нас не водилось никогда: у нас партия власти — всегда за все хорошее, а прочие партии, само собой разумеется — за все плохое. В том числе честные выборы самого президента. Почему в отличие от Януковича кандидат Путин не участвовал в дебатах — ни с Глазьевым, ни с Хакамадой? Почему все телеканалы иг­рали в одни ворота? А если на региональных выборах много грязи, так покажите им сами пример честных кон­курентных выборов, покажите, что можно честно сорев­новаться, выйти на дебаты и выдержать этот бой.

А мы сами делаем выборы нечестными и несвобод­ными, а потом говорим: «Так они же плохие». Но это бес­смысленный, абсурдный, смешной довод. Ты сам отвечал за то, чтобы выборы были честными. А если ты ниче­го для этого не сделал, то у тебя нет никакого права их отменять. Мы варим борщ, потом бросаем туда тарака­нов, ставим на стол тарелку и спрашиваем: «Вы хотите борща с тараканами?». Избиратель отвечает: «Да что вы, — такую гадость?» — «Тогда ешьте черный хлеб!» Вот вся суть этой реформы.

Механизм назначения сам по себе гораздо более грязный, чем механизм выборов, потому что кого и за какую сумму назначат, кто занесет эти деньги в Кремль и кому занесет — не будет известно никому. Известно только одно — все вы теперь статисты. Вы ничего не бу­дете решать. Вы будете ехать по Москве и материться, но того, кто станет мэром Москвы, вы теперь не снимете. От вас это никак не зависит, вы исключены из игры.

За все приходится платить. Если вам нравится импе­рия, готовьтесь к тому, что возродятся мигалки на авто­мобилях чиновников, спецбуфеты и спецполиклиники. Потому что имперская бюрократия — это всегда бюро­кратия привилегий, она всегда отделяет себя от общест­ва, ставит себя над обществом и вне общества и создает для себя особо комфортабельные условия. В Литве всего три мигалки: у президента, у председателя парла­мента и у министра обороны. Простая взаимосвязь: если количество мигалок в стране растет — значит, количест­во демократии сокращается, и наоборот. А у нас в стра­не в последние пять лет наблюдается быстрый рост числа мигалок.

Сейчас Шаймиев в Татарстане — это лидер, избран­ный самим Татарстаном, Рахимов в Башкортостане — это лидер, избранный самим Башкортостаном, и за все его политические ошибки и неудачи несут ответствен­ность сами избиратели. Губернатором моего родного Ал­тайского края избрали известного комика Михаила Евдо­кимова. И если раньше лишь теоретически предполага­лось, что комик не может быть хорошим губернатором, то теперь это доказано экспериментально. Но поскольку избрал его сам народ на честных выборах — выборы были честными, Евдокимов опередил прежнего губерна­тора с отрывом в два процента, почти как Буш обошел Кэрри, — то кому можно предъявить претензии? Кремлю? Но Кремль скажет: «Мы здесь ни при чем. Вы сами его избрали».

Но теперь, когда Путин сам будет назначать лидеров всех регионов, — ответственность за этих людей и за любые проблемы, которые могут возникнуть в том или ином регионе, будет нести лично он.

Представьте себе, что в Чувашию, которая, кстати, является самой мононациональной республикой в стра­не — чуваши составляют 85 процентов ее населения, многие в быту говорят по-чувашски, и в малых городах и селах редко можно услышать русскую речь, — будет на­значен лидер, который будет восприниматься чувашами не как свой, а как наместник Кремля. Сразу же возникнет напряженность между этносом и страной, потому что Кремль олицетворяет всю Россию.

Или представьте, что какая-то часть татарского обще­ства, особенно интеллигенция: писатели, поэты, драма­турги, журналисты (в Казани эта прослойка очень силь­на) — возмутится запретом писать на латинице, и в нару­шение решения Конституционного суда будут выходить жур­налы, газеты, книги на латинице. Что тогда? С ОМОНом изымать тиражи? Арестовывать поэтов и писателей? Вводить войска в Казань? Ведь с запретом латиницы сразу появляется лозунг, вокруг которого можно прово­дить национальную мобилизацию. Это готовая почва для политического противостояния. Противостояния уже не внутри Татарстана, а противостояния Татарстана и Рос­сии. Вот в чем опасность унификационных, централизаторских реформ.

По известному определению, демократическое госу­дарство — это народ, проживающий на общей террито­рии и имеющий чувство общей судьбы. И люди, живу­щие, допустим, во Франции, говорят: «Мы французы», — вне зависимости от того, какой у них цвет кожи (во Фран­ции сейчас очень много негров и арабов). В России си­туация совершенно другая. Этносоциологи задавали в национальных республиках России простой вопрос: «Кем вы себя считаете в первую очередь?», — например, та­тарами, или жителями Татарстана, или россиянами. 30— 40 процентов опрошенных в национальных республиках ответили — татарами, чувашами, башкирами, якутами, карелами и т.п.; еще около 30 процентов — жителями Татарстана, Чувашии, Башкортостана, Якутии; и только 10—20 процентов считают себя в первую очередь росси­янами.

В русских регионах (как Тульская или Курская облас­ти) картина кардинально иная: 30 процентов чувствуют себя прежде всего жителями своей области, а 60— 70 процентов — россиянами, то есть жителями одной страны с одной судьбой.

Однако вот как ответили русские на другие вопросы в ходе недавнего исследования ВЦИОМа: 10 процентов считает, что мы должны строить Россию только для рус­ских. То есть что 20 процентов населения страны долж­ны быть поставлены вне закона, поскольку примерно та­кова доля нерусских, живущих в России. Свыше 40 про­центов полагают, что у русских должны быть привилегии и преимущества по сравнению с другими национальнос­тями. И только 30—35 процентов сказало, что все граж­дане России должны иметь равные права. Эти страшные цифры говорят о том, что насколько остра национальная проблема в масштабах всей страны, а не только в Чечне, где ее существование признается официально.

В реальности все наше общество все больше и боль­ше раскалывается по национальному признаку. Русские покидают нерусские регионы. Нерусское население бы­стро растет, а русское сокращается. Русские все больше недолюбливают нерусских, как показывают опросы, а не­русские все сильнее идентифицируют себя не с Россией, а со своим этносом и с республикой, в которой они про­живают.

Если налицо столь опасные тенденции разделения общества и роста национальной напряженности, то какую политику надо проводить? Путин делает вывод, что это должна быть более жесткая централизаторская политика. Фактически эта та же политика, которую вел в свое время император Александр III, насильственно внедрявший русский язык в польские школы. В польских школах преподавание в конце XIX века велось на рус­ском языке. А потом мы удивляемся, почему нас Бжезинский так не любит. Александр III вел жесткую русифика­торскую политику и в Прибалтике. Те из вас, кто был в Таллине, знают, что в центре средневековой крепости стоит гигантский православный собор, построенный при Александре III. Это был символ доминирования России и православной культуры в неправославной стране. Но к чему все это привело? К распаду Российской империи.

А вот при Александре II, при Александре I, даже при Николае I проводилась гораздо более мудрая и мягкая политика, когда Польша, Финляндия, другие окраины имели свою автономию, Финляндия — даже свою консти­туцию, и никаких революций не было. Революционное движение поднялось, как только развернулась политика унификации, русификации, централизации.

Кто составлял основу революционных партий и доми­нировал в русском радикальном движении? Евреи, латы­ши, поляки, грузины и представители прочих притесняе­мых в империи национальностей. То есть все это мы уже проходили. Когда в огромной многонациональной стране центр начинает проводить жесткую русификаторскую по­литику, это вызывает встречную реакцию, рост экстре­мистских национальных движений и в итоге — распад страны.

Борис Ельцин, которого я глубоко уважаю, понимал это если и не разумом, то на уровне интуиции. Сейчас все клянут его за фразу «Берите суверенитета, сколько проглотите» и считают ее самой большой, трагической и очевидной ошибкой Ельцина. Но для меня очевидно со­вершенно противоположное: это была не ошибка, а аб­солютно верная стратегия сохранения единства страны.

Ошибка была в другом — в том, что десять лет назад Ельцин отдал приказ о начале первой чеченской войны. Трагическая ошибка, потому что здесь Ельцин изменил самому себе: вместо того, чтобы найти компромисс, чтобы сохранить мир в Чечне, чтобы заключить с ней до­говор, подобный договору с тем же Татарстаном, прези­дент принял решение о применении силы. Результат мы расхлебываем до сих пор.

Иногда говорят, будто главным мотивом была нефть. Но нефти в Чечне совсем немного, ее хватает только на то, чтобы было что разворовывать местному руководст­ву, а для России эти запасы серьезного значения не имеют.

Может ли Россия полностью навязать свою волю Чечне? Нет, не может. В том числе потому, что после де­сяти лет войны русского населения там почти не осталось. Чечня стала таким местом, куда русских уже не вернуть ни уговорами, ни силой. А можно ли сохранить Чечню в составе России? А вот это можно. Но для этого необходимо принять несколько политических решений.

Первое решение: перестать убивать чеченцев без суда и следствия, остановить массовое немотивирован­ное насилие со стороны федеральных сил. Как говорил Ахмад Кадыров, за десять лет войны Россия как государ­ство (не русские, это не одно и то же) убила 70 тысяч мирных чеченцев. Мирных, среди которых были женщи­ны и дети. Правозащитные организации называют еще большую цифру: 120 тысяч убитых. К сожалению, сегод­ня продолжаются ежедневные пытки, убийства, похище­ния, которыми занимаются федеральные силы. И пока мы не сможем остановить насилие со стороны собствен­ной армии, с чеченцами нам не примириться. Об этом го­ворится, — но не делается ничего. Зафиксированы тыся­чи фактов насилия по отношению к мирным чеченцам. Приговоров — единицы. То есть знают, кто убил, кого, когда, при каких обстоятельствах, — но суды оправдыва­ют обвиняемых либо вовсе не рассматривают подобные дела.

Понятно, сколь тяжело далось де Голлю решение вы­везти из Алжира всех французов до последнего, а жило их там два миллиона, и уйти. Принимая его, де Голль ис­ходил и из того, что не сумел пресечь насилие со сторо­ны французских войск по отношению к алжирцам. Если войска убивают, насилуют и грабят, их нужно пытаться остановить. Де Голль делал для этого все возможное, однако безуспешно. Но делал. А мы, наоборот, насилие поощряем. У нас национальным героем стал Буданов, который изнасиловал и задушил восемнадцати летнюю девушку. А наши присяжные его оправдывают, поскольку наш народ в большинстве своем думает, что все чечен­цы — преступники, убийцы и бандиты. Но если мы счита­ем приемлемым и оправданным то, что сделал Буданов, Чечню в составе России не сохранить. Потому что если мы считаем всех чеченцев преступниками, то какой им смысл оставаться в России? Просто поставьте себя на их место.

Второе: сделать так, чтобы чеченцы воспринимали власть в Чечне как свою. Для этого нужно допустить на выборы все приемлемые силы, которые там есть. А что делает Кремль? Решает поддержать Алханова, и чтобы тот сумел победить на выборах, имея нулевой рейтинг, снимает шестерых реальных кандидатов. Но ведь если вы хотите получить легитимную власть, то допустите к участию в выборах всех. Почему мы не пускаем в поли­тическую жизнь Чечни Сайдуллаева, Хасбулатова, Джабраилова, других чеченцев, которые живут в Москве? Ведь в итоге выборы были сфальсифицированы, это знают все, а победителем объявлен тот, кого предпочли в Кремле. Но подобный президент Чечни занимается только одним — собственной безопасностью, потому что на все остальное у него не хватает ни времени, ни сил, потому что все кругом его ненавидят, хотя считается, будто они его избрали.

Третье: если во всем чеченском сопротивлении мы не видим никого, с кем можно идти на диалог, значит, мы сами говорим бен Ладену: «Забирай их всех. Все они твои. Для нас все вы — одно и то же: бен Ладен, талибы, Масхадов, Басаев. Все вы террористы, которых надо уничтожить». Тем самым мы сами записываем всех, кто борется за самостоятельность, за независимость Чечни, в ряды Аль-Каиды. И тогда все они в скором времени в этих рядах и окажутся. Среди тех, кто захватил школу в Беслане, были подростки шестнадцати—семнадцати лет. Значит, когда началась первая чеченская война, они еще и первый класс не ходили. И это уже не бывший со­ветский офицер Масхадов и не бывший советский гене­рал Дудаев, у которых были партбилеты КПСС и которые русский знали лучше, чем чеченский. Это люди, которые по-русски уже совсем не говорят. Для них Россия — чужая враждебная страна. Между ними и Россией нет вообще ничего общего, никакой культурной или полити­ческой связи с ней они уже не чувствуют. Россия для них — как Израиль для палестинцев. Применяя насилие и только насилие, мы сами вытолкнули чеченское сопро­тивление в лагерь Аль-Каиды и спровоцировали появле­ние нового поколения террористов, для которых Рос­сия — только враг и больше ничего. Еще десять лет такой политики, и бомбы в Москве станут взрывать те, кто родился уже в XXI веке, а при допросах тех, кого удастся поймать, понадобится переводчик, потому что ни слова по-русски они знать не будут. Мы действительно к этому стремимся?

Поэтому моя позиция как политика такова: Чечню нужно и пока еще можно сохранить в составе России. Но для этого понадобиться изменить политику в Чечне, по­стараться остановить или хотя бы минимизировать наси­лие и выйти на более широкий диалог. Сохранить Рос­сию можно, но не танками, а умной, грамотной полити­кой, в том числе с опорой на науку. Но сегодня у нас предпочитают силовые решения, а результат мы видели в Беслане, на Дубровке, в московском метро и т.д.

При Ельцине, когда только что распался СССР и не было ясно, удастся ли сохранить Россию, тот же Татар­стан получил определенные преимущества по сравне­нию с другими регионами (не направлять часть налогов в федеральный бюджет, координировать местные сило­вые структуры — прокуратуру, милицию, и т.д.). Но это позволило удержать его в составе России. На тот мо­мент задача была успешно решена. Договор был вре­менным, и сегодня Татарстан платит налоги так же, как все остальные регионы, и так же подчиняется российско­му законодательству. И теперь никаких сложностей с ним нет. На сегодняшний день практически не существует проблемы излишней самостоятельности регионов. С со­зданием семи федеральных округов в 2000 году и с принятием жесткой установки на приведение регио­нального законодательства в соответствие с феде­ральным эта проблема решена, угроза единству стра­ны ликвидирована.

Но коль скоро так, если и без того существует меха­низм отрешения от должности даже избранного прези­дента, то зачем отменять выборы? У меня нет ответа на этот вопрос. Ясно одно — это чрезмерная мера, резуль­таты осуществления которой окажутся противоположны ожидаемым. После правильных шагов по возвращению всех регионов в единое правовое пространство федера­ции делается шаг, который может повлечь за собой взрыв межнациональной напряженности.

Будем называть вещи своими именами: подавляю­щее большинство населения нашей страны настроено сейчас империалистически. Оно относится к националь­ным республикам с подозрением. Оно считает, что у русских должны быть преимущества. Оно уверено, будто Путин проводит правильную политику, зажимая респуб­лики, зажимая нацменьшинства, забирая все больше власти в федеральный центр и т.д. Но я как историк, ко­торый в числе прочего занимался историей первой и вто­рой русских революций, могу сказать, что такая политика исключительно опасна в стратегическом плане.

В XIX веке господствовало представление, будто по мере развития производительных сил, роста промыш­ленности, экономики национальный вопрос все больше уходит на второй план. Считалось, что среди образован­ных людей, которые живут в городах, читают книги, ходят в театр, работают в продвинутых фирмах, нет почвы для национализма, они становятся как бы гражданами мира.

Но классик современной мировой науки, уроженец Праги и профессор Оксфордского университета Эрнст Геллнер доказал прямо противоположное: чем больше развиваются просвещение, коммуникации, экономика, тем сильнее встает национальный вопрос, Еще в 1950-х — 1960-х он предсказал, что многонациональные страны начнут распадаться. Тогда над этим просто смеялись: «Как же так? Мир становится все более взаимосвязан­ным, люди все больше торгуют друг с другом, все чаще перемещаются, с чего бы обостряться национальному вопросу?». Но события стали развиваться согласно про­гнозам Геллнера: посмотрите на Балканы, на бывший СССР, на бывшую Чехословакию.

Правота Геллнера подтвердилась и в арабском мире. Лидерами террористов оказались вовсе не бедняки. Бен Ладены — одна из богатейших семей Саудовской Ара­вии, у самого Усамы блестящее образование. Идеологи терроризма и исламского фундаментализма — это очень богатые и образованные люди, это элита мусульманско­го мира. А бедняки как раз не националисты.

Геллнер умер пять лет назад, но я имел счастье ус­петь с ним познакомится и однажды в приватном разго­воре спросил его: «Каков ваш прогноз относительно бу­дущего России?». Он ответил: «Вы знаете, в России так много разных национальностей, у каждой из которых уже есть свои культура, мифология, элита и т.д., что Россия неизбежно распадется. Не обязательно в ближайшие годы, но лет через сто—двести».

А мы тем временем еще и провоцируем рост нацио­налистических настроений такими решениями, как за­прет латиницы, назначение губернаторов или изменение системы выборов в Государственную думу, когда все 450 депутатов будут избираться только по партийным спискам. Но это не укрепит, а только ослабит страну. Се­годня половина парламента, 225 депутатов представля­ют конкретные территории: Казань, Набережные Челны, Нижний Новгород, Новосибирск, Владивосток, Барнаул (избравший депутатом меня) — у каждого крупного горо­да есть свой представитель в Федеральном собрании. Это человек, который избран там, на территории, и, до­пустим, если в Государственной думе есть два депутата от Чувашии, то чуваши знают, что эти избранные ими люди в Москве отстаивают интересы чувашей. В 2007 году вся Дума будет состоять только из партийных депу­татов. Не будет больше депутатов от Чувашии, Алтая, Якутии, Башкортостана и т.д. Как вы думаете, как такое Федеральное собрание будет восприниматься, скажем, кабардинцами или балкарцами — как свое или как чужое? Или какое Федеральное собрание лучше воспри­нимается в качестве своего — нынешнее или будущее? Для меня ответ очевиден: будущее Федеральное собра­ние будет восприниматься как московская тусовка, не связанная с конкретной территорией, конкретным этно­сом и т.д. Понятно, что в результате уровень идентифи­кации себя с Россией в регионах и особенно в нацио­нальных республиках упадет.

Поэтому мне кажется, что сейчас наша власть повто­ряет роковую ошибку двух последних русских императо­ров — Александра III и Николая II. Она видит одни цент­робежные тенденции и пытается стянуть страну силовы­ми методами, через систему назначений, через феде­ральные партии, через запрет латиницы, через центра­лизацию финансовых ресурсов. Ей кажется, будто можно силой удержать гигантского масштаба процессы нацио­нальной идентификации малых народов и т.д. Это оши­бочная стратегия.

К сожалению, сейчас у оппозиции нет никаких воз­можностей остановить эти процессы. Мы можем только констатировать, только предостерегать, и мы делаем это. Но критиковать — недостаточно. Нужно идти совершенно иным путем, решать проблему с помощью боль­шей демократизации, большей децентрализации. Напри­мер, если бы все 450 депутатов Государственной думы стали избираться по округам, это укрепило бы страну, потому что тогда от Чувашии было бы уже четыре депу­тата, вдвое больше, чем сейчас. И они, работая в Мос­кве, приезжали бы в Чувашию и говорили: «Вот мы в Москве — ваши представители. Это наша страна, пони­маете?». Напротив, если их губернатор будет представ­лять Москву, то любой конфликт между двумя группами общества внутри той же Чувашии будет заменен кон­фликтом между Чувашией и Москвой. И это в конечном итоге приведет к обострению межнациональных отно­шений, к погромам, к росту сепаратизма и возникнове­нию новых радикальных движений. Опасность исклю­чительно велика.

Например, возник очень острый конфликт между раз­личными группировками в Карачаево-Черкесии. Разре­шает его полномочный представитель президента в Южном федеральном округе Дмитрий Козак. В данном случае он играет позитивную роль беспристрастного ар­битра. Но это возможно лишь до тех, пока в положении нынешнего карачаево-черкесского президента Батдыева не окажется сам Козак или другой ставленник федераль­ного центра. Согласен, что иногда вмешательство феде­рального центра не просто полезно, а спасительно — как было в Северной Осетии последний раз, в той же Кара­чаево-Черкесии и т.д. Но отсюда не следует, будто нужно отменять выборы в этих республиках. Выборы — это всегда выпуск пара. Это всегда решение самого на­рода, легитимное в его собственных глазах. Только сис­тема выборов создает легитимную власть. А система на­значений создает власть нелегитимную, то есть не поль­зующуюся в глазах народа поддержкой.

Начиная с XV века, Россия всегда была империей. Есть два типа империй. Один тип — когда в центре импе­рии находится национальное государство, которое кон­тролирует свои колонии. Классический пример — Бри­танская империя. В самой Великобритании были демо­кратия, парламент, противоборство партий, но это наци­ональное государство контролировало Индию и еще пол­мира. Другой тип — континентальные империи, когда имперский центр контролирует народы на территории одно­го государства. Классический пример — Россия. У нас всегда была монархия, опирающаяся на бюрократию, в том числе на силовую бюрократию. И эта бюрократия контролировала покоренные народы, включая русский народ, который наша империя угнетала даже больше, чем народы нерусские. В советское время эта система регенерировалась достаточно быстро. Вновь возникла империя, которая контролировала русский народ и на­циональные меньшинства с помощью органов компар­тии и КГБ.

С падением СССР была выдвинута новая доктри­на — федеративного национального государства, то есть многонационального демократического государства, в котором каждый крупный народ имеет свою республику и сам выбирает себе власть. И все эти республики со­бираются вместе в одной стране.

Но сегодня наш президент фактически восстанавли­вает имперское государство, с Москвой как имперским центром, который контролирует русский народ и малые народы с помощью бюрократии и силовых структур. Но это уже не будет один народ, у которого общая судьба. Чем жестче станет строиться империя, тем сильнее будет желание малых народов ее покинуть. И если это желание окажется сильнее, чем возможности новой, уже третьей по счету Российской империи удерживать их в составе страны, тогда распад России произойдет очень быстро.

Перед нами выбор. В демократическом пути тоже есть большие риски, поскольку тот или иной народ может решить покинуть Россию и демократическим путем. В Ка­наде несколько раз проводился референдум о выходе Квебека, где живет в основном франкоязычное населе­ние, из состава страны. В последний раз не хватило всего 2 процентов голосов на референдуме, чтобы Кве­бек вышел из состава Канады. Но никто не вводил в Кве­бек войска, не арестовывал организаторов референдума и не обвинял их в антиконституционном заговоре с целью развала страны. Там просто агитировали и объяс­няли жителям Квебека, что им же будет хуже, если они выйдут из состава Канады. И большинство с этим согласились , хотя свыше 40 процентов проголосовало за выход.

Но риски второго, имперского пути гораздо выше, по­скольку он уже точно провоцирует национальную рознь и национальное сопротивление.

Поэтому нам и нужно найти очень тонкий баланс между демократией на местах, самоуправлением, само­определением и сохранением единого государства. При Ельцине был очевидный перекос в сторону слишком большой самостоятельности территорий. Но сейчас мы слишком сильно качнулись, по закону маятника, в сторо­ну имперского государства — имперского по отношению и к русскому народу, и к другим народам. И для нас, действующих политиков, очень важно сейчас остановить эти колебания, вернуть маятник в более или менее серединное положение. Тогда шансы на сохранение России станут более высокими.

Депутат Государственной Думы

В.А. Рыжков

Публикация размещена в сборнике "Российская политика: Курс лекци"

СМИ О НАС

6.12
ИА Банкфакс

6.12
Труд

6.12
Новые Известия

6.12
REGIONS.RU

6.12
Московский комсомолец

5.12
ИА Амител

5.12
Газета



Источник: Республиканская партия России

  Обсудить новость на Форуме