14:15 01.12.2007 | Все новости раздела "Партия Социальной Справедливости"

Алексей Подберезкин: "ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КАПИТАЛЪ". Политическая практика - идеологические предпосылки политики В.Путина

"Важнейшие изменения глобального масштаба, произошедшие в мировой экономике с конца 1980-х годов ...привели к тому, что социально-экономические модели ... не соответствуют условиям глобализирующегося мира...".

"...сегодня в России существует
запрос на человека, мыслящего
категориями будущего..."
Е.Егорова

Объективные тенденции глобализации, с одной стороны, и результаты развития России с другой, остро поставили на повестку дня российской политической жизни в 2007 году вопрос об идеологии опережающего развития и, как следствие, о долгосрочной стратегии.

Решающее значение в формировании основ идеологии социального консерватизма в России имела реальная политика В.Путина, те практические шаги, которые предпринимались. Они расценивались некоторыми как прагматизм, "лишенный идеологии". Общая тенденция такова: политическая практика, реальные действия В.Путина в 2000-2007 годы определяли не только развитие социально-экономической и общественно-политической ситуации в стране, но и ход идеологических дискуссий.

Всячески дистанцируясь от обсуждения мировоззренческих проблем в первый президентский срок, более того, инициируя компромиссы - с КПРФ, "почвенниками", правыми, - В.Путин отнюдь не выглядел беспринципным, "деидеологизированным" (в чем его все время обвиняли). Его идеологией был поиск выхода из кризиса, внутриполитическая стабилизация, возвращение государству его управленческих функций, наконец, освобождение от унизительной внешней зависимости. У этой идеологии в 90-е годы было вполне конкретное название - государственный патриотизм. Но это название ассоциировалось с идеологией КП РФ и деятельностью Народно-патриотического союза в 1996-1999 годы, что изначально делало эту идеологию неприемлемой не только для либералов, но и для более широких кругов граждан.

Взяв за основу эту идеологию, В.Путин, вместе с тем, не мог и не должен был политически ассоциироваться с ней в свой первый президентский срок. И здесь он показал себя блестящим тактиком, который ставит государственные интересы выше политических и личных. Напомню, что идеология государственного патриотизма в 90-е годы (т.е. незадолго до прихода В.Путина к власти) были идеологией оппозиции, причем оппозиции непримиримой по отношению к либералам и лично Б.Ельцину. Идеология, которая, кстати, победила на выборах в Госдуму в декабре 1995 года, когда формально КПРФ, а на деле широкая оппозиция, получили большинство мест. Сегодня уже мало кто помнит, что полученное в результате выборов в Госдуму 1995 года большинство КПРФ, партийным большинством было только формально. Тем более, что регулярно побеждавшие на выборах губернаторов кандидаты от НПРС, редко ассоциировали себя с КПРФ. Только недальновидность Г.Зюганова развалила НПСР и помешала победе оппозиции в 1996 году.

Другая объективная причина заключалась в том, что, занимаясь выходом из кризиса, нельзя было себя идеологически ясно позиционировать. Это означало бы появление идеологических (и политических) противников, которые объективно мешали бы сугубо прагматической политике стабилизации и политической практике "ручного управления". Весь первый президентский срок, работая на укрепление государства, В.Путин шел путем идеологических компромиссов. Таким образом, у новой идеологии, которая стала оформляться после 2004 года, были вполне обоснованные предпосылки исторического и прагматического характера.

Вместе с тем этот вывод не отрицает общих для всех стран закономерностей появления, развития и исчезновения идеологии. Так, известно, что несоответствие новых социально-экономических и социокультурных условий старым политическим и идеологическим моделям - объективная причина кризиса классических идеологий. В полной мере это относится к нашей стране, где в период 2000-2007 годов стремительно менялись базовые социальные и экономические условия существования для значительного числа граждан.

Иногда настолько стремительно, что мы сегодня еще не в полной мере отдаем себе отчет в масштабе перемен. За 2000-2007 годы страна в своем развитии прошла несколько этапов. Приведу лишь несколько примеров. Так, за эти годы произошла фактическая дедолларизация экономики: напомню, что после кризиса 90-х и особенно дефолта 1998 года, основной валютой в стране был доллар. По оценкам ЦБ, на руках находилось до 60-80 млрд. долларов. К началу июля 2007 года - уже чуть более 10 млрд., а к концу года, по оценкам экспертов, долларов "в чулках" почти не останется.

За эти же годы количество личных автомашин выросло более чем в 6 раз, а основную массу продаваемых средств передвижения стали составлять уже не отечественные машины и потрепанные зарубежные, а новые иномарки. За это же время в несколько раз выросла средняя зарплата и пенсии, что привело к тому, что существенно изменилась социальная структура общества. Все эти изменения происходили в результате антикризисного управления, предпринятого властью, тех конкретных мер, которые получили название политика стабилизации. Вместе с тем, не удалось радикально изменить соотношение бедных и богатых в стране, преодолеть растущий разрыв между ними. Что, естественно, сохраняло настроения в пользу социальной справедливости. Примечательно, что в 2007 году даже среди сторонников "Единой России" 44% предпочли бы президента-социалиста, а 43% выбрали бы социалистическую модель развития. Это объясняет то обстоятельство, что считающаяся правоцентристкой "Единая Россия" объективно является базой для социально-консервативной идеологии.

Какую линию в социально-экономической сфере должен проводить новый президент России? (%)

Вполне динамично развивающаяся в 2000-2007 годы Россия добилась безусловных успехов, которые привели к появлению нового качества социального запроса. Запроса на прогноз, стратегическую идею развития, наконец, запрос на идеологию развития. Россия к 2007 году, по образному замечанию Д.Медведева, стала "другой страной". В своем развитии за семь лет она перешла от стадии нищей неуправляемой страны, зависящей - экономически и политически - от МВФ, к бедной, но независимой стране-кредитору.

Соответственно это не могло не сказаться и на общественном восприятии России. Ее места в мире, самооценке граждан: в большинстве своем для граждан стало ясно, что неолиберализм и коммунизм - две главные политические силы и противники 90-х годов - себя изжили. Остается то, что дает некий позитивный результат - политика В.Путина. Именно этим и объясняется огромная и устойчивая поддержка на протяжении всех лет не только В.Путина, но и ассоциируемой с ним "Единой России". При всем их видимом идеологическом нигилизме и прагматизме.

В эти же годы, - важно подчеркнуть, - развитые страны в полной мере использовали колоссальные заделы научно-технической революции 80-90-х годов - периода упущенных возможностей СССР и России. Первое десятилетие нового века стало реализацией в экономике и общественной жизни этих результатов: экономика, общество, государство перешли в постиндустриальную стадию развития, когда прежние экономические и социальные модели и идеологии претерпели решительные изменения.

Таким образом, подтвердилось старое марксистское правило: базовые изменения в социально-экономическом укладе общества - как негативные, так и позитивные - неизбежно сказываются на формировании новых идеологических и политических моделей. Это характерно не только для развитых стран в последнее десятилетие, но и для России, которая оказалась перед идеологическим выбором.

Для России объективная тенденция идеологического выбора была отложена в связи с системным кризисом 90-х годов. Возможность эволюции политических и идеологических моделей была исключена. Если развитые страны могли в эти годы модернизировать существовавшие идеологические и политические системы постепенно - "социализировать либерализм" и "либерализировать социализм", - то в России, после кризиса 90-х г.г., приходилось прагматически, практически вводить "ручное управление", не задумываясь особенно об идеологических обоснованиях. В результате к 2006-2007 году в России сложилась система (которую пробуют критиковать как авторитарную), но - подчеркну - система политического управления, а не ее полное отсутствие, характерное для России 90-х годов. Можно ( и надо) спорить о ее качестве, но уже нельзя говорить о ее отсутствии. В этом смысле можно согласиться с суждением, высказанным в редакционной статье журнала "Эксперт" в марте 2007 года, о том, что "нынешняя система - это система, а не хаос 90-х и начала 2000-х". Это, кстати, отметили и рейтинговые агентства, которые были вынуждены признать, что качество госуправления хотя и остается низким, но повышается, т.е. тенденция роста управляемости - налицо. Другое подтверждение - рост доходов в регионах, который за первую половину 2007 года превысил 25%.

Напомним, что к приходу В.Путина не существовало даже иерархии политических институтов, маломальского контроля власти. И одно это ставило под сомнение устойчивость политического строя в целом и целостность страны. Тогда происходила постоянная конкуренция между институтами власти: при формальном верховенстве института президентства с ним постоянно конкурировал парламент, сенат и крупный капитал. Сегодня Президент безусловно находится на вершине иерархии, что, на наш взгляд, с учетом духа и размера страны - наиболее эффективный способ контроля за политическими рисками.

Другими словами, в условиях кризиса в России в первом десятилетии XXI века сложилась сначала политическая система, а потом уже стала складываться идеология, а не наоборот. Сначала было антикризисное управление, "вертикаль" и т.д., - все то, что называется политической практикой режима В.Путина, а уже потом ее идеологическое обоснование.

Если говорить о пропорциях между политической практикой и идеологией за 2000-2007 годы, то очень условно их можно выразить следующим образом: в 2000 году - 10% идеологии и 90% прагматизма, рефлексии, даже конъюнктуры, а в 2007 году - 50% на 50%, т.е. политическая практика стала идеологизированной, а в некоторых случаях (как, например, в вопросах отношения к соотечественникам, демографии) политическая практика стала уже производной от идеологии. Таким образом. В 2000-2007 годы мы наблюдаем эволюцию от рефлекторного принятия политических решений в условиях жесточайшего системного кризиса к осознанной идеологической и политической системе, основанной на базовых принципах и ценностях, имеющей очевидно долгосрочный и идеологический характер. Происходит очевидный процесс "идеологизации" политики, процесс, имеющий противоположное направление запущенному М.Горбачевым и А.Яковлевым разрушительного процесса "деидеологизации". Круг замкнулся. Для того, чтобы признать ошибку, потребовалось 20 лет. Потребность в ускоренном формировании идеологии становилась все очевиднее по мере приближения политического сезона 2007-2008 годов, ведь эти публичные кампании не могут не быть идеологизированы.

В этой связи целесообразно полнее рассмотреть предпосылки и историю нарождающейся социально-консервативной идеологии, у которой во многом либеральное "экономическое лицо" и патриотическое, даже традиционалистское прошлое как-то соседствуют с сильной социальной риторикой.

Этот нарождающийся синтез внешне противоположных идеологий, как мне кажется, вполне органично может интегрироваться только в рамках общей идеологии социального консерватизма, которая, в свою очередь, является следствием практической, даже прагматической политики В.Путина. Отсюда и эклектика, противоестественные сочетания, но отсюда же и жизненность этой идеологии.

Для того чтобы лучше представить себе ее возможную скорую эволюцию (все процессы резко активизируются в период выборов), необходимо вновь вернуться к корням, истокам социального консерватизма.

В начале 90-х годов две важнейшие идеологические составляющие - социальная, даже социалистическая, и консервативная (традиционалистская) социального консерватизма, представляли два лагеря - "левых" и "патриотов", - внутри которых существовало множество течений. От "демпатриотов" до монархистов и черносотенцев, с одной стороны, и радикальных коммунистов и социал-демократов, с другой.

Оба эти разношерстных идеологических спектров составляли два политических лагеря, которые нередко вместе противостояли либеральной "Демократической России". Объединялись они (политически) на платформе этого противостояния, провозглашая ценности сильного государства и восстановления традиций (в т.ч. социалистических). Это аморфное политическое объединение объяснялось идеологией (иногда говорили мировоззрением) государственного патриотизма. По сути дела, таким образом, эта идеология государственного патриотизма стала предтечей современного социального консерватизма - того сплава, который вполне органично, даже классически описан современными западными философами, но который практически оказался востребован властью только с приходом В.Путина. Не случайно многие бывшие члены руководства НПСР позже оказались сторонниками В.Путина: А.Руцкой, Г.Наздратенко, А.Тулеев, С.Говорухин, А.Подберезкин, И.Константинов, К.Затулин и многие другие.

Следует также признать, что этой эволюции объективно способствовали два субъективных политических обстоятельства.

Первое заключается в том, что лидеры КПРФ, прежде всего Г.Зюганов, использовав идеологию государственного патриотизма и его политический субъект НПСР, после 1997 года стали искусственно подчинять его организационным и идеологическим установкам руководства КПРФ, "заталкивать" эту идеологию в ортодоксально-эклектическое коммунистическое русло. Это привело к тому, что НПСР прекратил существование, все "несогласные" с Г.Зюгановым оказались вытесненными, а идеологическое пространство осталось свободным для той части российской элиты, которая стремительно уходила от неолиберализма.

Идеологическая площадка оказалась не просто вакантной, но абсолютно соответствующей тому этапу в развитии человечества и России, на котором президентом страны стал В.Путин. Не удивительно, что после его прихода к власти он легко, без напряжения занял пустующую идеологическую нишу, не беспокоясь об ее концептуальном и идеологическом оформлении.

Второе. Российская элита в целом оказалась достаточно умна, чтобы осознать, что неолиберализм себя исчерпал в России, не успев по сути дела народиться. Этому способствовало изживание неолиберализма на Западе, где в 90-е годы он стал не популярной и не господствующей идеологий. Но, кроме того, результаты неолиберальных реформ в России оказались настолько катастрофичными, что это идеологическое течение быстро превратилось в маргинальное.

Надо отдать должное российской элите - как предпринимателям, так и бюрократам, - которые в своей основной массе легко восприняли крах неолиберальных идей, как впрочем и неприятие неоконсерватизма и догматического коммунизма. Традиционализм, прежде всего советский, сыграл определенную роль, но, думается, что основное значение имела общепризнанная практическая бесполезность, даже вредность неолиберальных идей для общества и государства.

Этим также объясняется, на мой взгляд, та идеологическая пауза, которая возникла в идеологических спорах в 2000-2005 годах: либералы были абсолютно дискредитированы после августовского кризиса 1998 года, коммунисты - ускоренно деградировали, а у новой власти не было времени и, главное, крайней необходимости заявлять об идеологических и программных установках. Ей требовалось прагматическое решение кризисных вопросов, а не теоретические споры относительно преимуществ социализма, неолиберализма или консерватизма.
Кроме того, думается, что именно в период 2000-2005 годов все три доминировавшие в мире идеологии так или иначе оказались на излете. Неоконсерватизм и неолиберализм по одним причинам, классический социализм - по другим. В развитых странах все отчетливее намечалась тенденция синтеза социальных и либеральных идей.

Наконец, представляется, что к 2005 году, опять же исходя из практики, российские власти пришли к выводу, о котором говорили уже открыто идеологи и философы: четкий отказ от социализма вовсе не означает радикального отношения доступа граждан к социальным благам. Социальная политика В. Путина после 2005 года (особенно после декларации о нацпроектах) стала политическим признанием этой идеологемы. На деле эта политика стала фактическим признанием пагубности неолиберализма, не способного развивать экономику знаний, которому был противопоставлен русский вариант социального консерватизма - синтез социальных и традиционных идей и принципов.

Это же объясняет и потребности развития и модернизации российской экономики. Как справедливо отметил А.Владиславлев, "Нынешняя модернизация в отличие от предыдущей имеет принципиально иной характер. Она не может использовать те средства и методы, которые были прежде. Современная экономика - это не экономика "угля и стали", а экономика высоких технологий, наукоемких производств, экономика знаний. Главным образом поэтому отличие нынешней модернизации от предыдущих состоит в том, что она может быть осуществлена только в условиях свободы, приумножения демократических ценностей, формирования гражданского общества".

Дискуссия по поводу идеологии развития современного общества возобновилась в 2004 году и особенно усилилась в 2005-2006 годах, после некоторого идеологического затишья 2000-2003 годов. Уже не только интеллектуалы, или узкий слой способной самостоятельно мыслить политической элиты, но и сама власть стала стороной этой дискуссии. Более того, власть сама, как оказалось, и инициировала эту дискуссию. Если до этого власть практически создавала предпосылки для новой идеологии, то в 2004 году она стала сама субъектом этого процесса.

Объяснений несколько. Во-первых, был преодолен хаос и системный кризис, когда не до идеологических споров, ведь речь шла в прямом смысле о выживании - конкретного человека, семьи, наконец, всего государства. Режим "ручного управления" требовал дисциплины, исполнительности и, особенно, лояльности, которая не предполагала "принципиального" выяснения отношений и кликушества. Когда же удалось добиться внутриполитической и макроэкономической стабилизации, то появилась возможность для дискуссии, в т.ч. внутри власти. Примечательно, что наиболее конструктивная и острая дискуссия наблюдалась (благодаря прямому телеэфиру) на заседаниях Правительства и в общении Президента с представителями власти.

Во-вторых, изменились социально-экономические условия существования, о чем, к сожалению, мало говорится. Представление о таких изменениях дают данные роста душевого дохода, которые изменили положение основной части населения от уровня катастрофического до бедности.

За последние годы существенно изменилась и структура занятости в России, что свидетельствует о массовой переквалификации граждан и их переход из традиционных секторов экономики. На фоне восточноевропейских стран и даже Германии Россия выглядит вполне развитой с социальной точки зрения страной.

Таким образом, под необходимость и поиск новых идеологических решений в России существуют вполне конкретные и объективные условия, связанные с возможностью перехода к новой экономической и социальной модели развития. Пока (без идеологического обеспечения) этот процесс идет спонтанно и хаотично, что, конечно же, сказывается негативно на стратегическом планировании. А, главное, непоследовательно. Так, после определения в мае 2006 года В. Путиным приоритетов социально-экономического и демографического характера, Правительство, безусловно, скорректировало свой курс. Но в главном, стратегическом направлении, - бюджетном планировании, сохранилась инерционность. Это наглядно видно из проекта трехлетнего бюджета на 2008-2010 годы, предложенного весной 2007 года Правительством.

Как видно, даже по сравнению с 2007 годом инвестиции в человека снижаются, а не растут. Это свидетельствует о том, что политические решения еще не стали практикой.

В то же время очевидны позитивные тенденции, связанные, прежде всего, с изменением отношения правящей элиты. Эти идеологические сдвиги заметны, например, в изменении роли стратегических прогнозов, которые "перестают играть утилитарную роль - помогать рассчитывать бюджетные показатели".

Как справедливо отмечает Ф.Лукьянов, "что касается идеологии, то считается, что запрос на нее в обществе должен появиться. Речь, естественно, не о придуманных наверху конструкциях, призванных обозначить наличие идеологической надстройки, а о подлинном стремлении к идейной самоидентификации. Трудно представить себе возврат к либеральной системе взглядов, которую пытались внедрить на заре реформ. Соответственно, вряд ли появятся и "общие ценности", способные стать основой для настоящего партнерства с Западом.

Более вероятен противоположный вариант: формирование консервативной идеологии, построенной на отрицании западных постулатов. В процессе создания государства-нации, а именно это пытается делать Россия, традиционализм и обостренное внимание к национальным особенностям естественны. Правда, многообразие и достаточно высокая степень открытости современного российского общества, скорее всего в силах ограничить консервативный тренд.

Как бы то ни было, доведенный до абсолюта прагматизм, который служит основанием нынешней политики России, очевидно, имеет свои пределы. И окончание переходного периода потребует формулирования целей более масштабных, чем получение моментальной выгоды везде, где только возможно".

01 декабря 2007 года.
www.nasledie.ru