19:00 05.11.2007 | Все новости раздела "Партия Социальной Справедливости"
Дмитрий Саймс (Dimitri Simes): Мы можем потерять Россию ("Foreign Affairs", США)
Соединенным Штатам, которые сталкиваются с угрозами со стороны "Аль-Каиды" и Ирана, усиливающейся нестабильностью в Ираке и Афганистане, новые враги явно ни к чему. Тем не менее, их отношения с Россией ухудшаются день ото дня. Накал риторики с обеих сторон возрастает, соглашения в сфере безопасности оказываются под угрозой, а Москва и Вашингтон все больше смотрят друг на друга через прежнюю призму времен "холодной войны".
Хотя главными причинами взаимного разочарования стали новообретенная напористость Москвы и ее грубые методы во внутренней и внешней политике, Соединенные Штаты также несут немалую долю ответственности за постепенный распад наших двусторонних связей. Недостатки, ошибки и проступки Москвы не оправдывают американское политическое руководство, допустившее глубочайшие просчеты в вопросе об "упорядоченном" превращении России из экспансионистской коммунистической империи в великую державу традиционного типа.
В основе неверных действий США по отношению к России лежит бытующее в Вашингтоне мнение о том, что администрация Рейгана выиграла "холодную войну" в общем, в одиночку. На деле же это было не так, и несомненно большинство россиян воспринимает распад советского государства совершенно по иному. Именно самовозвеличивающий исторический нарратив Вашингтона лежит в основе его провалов в отношениях с Москвой после окончания "холодной войны".
Его главная ошибка связана со склонностью относиться к постсоветской России как к побежденному противнику. США и Запад действительно победили в "холодной войне", но в данном случае победа одной стороны не означает поражения другой. Советский лидер Михаил Горбачев, российский президент Борис Ельцин и их советники считали, что они, наряду с Соединенными Штатами, также принадлежат к числу победителей в "холодной войне". Они постепенно пришли к выводу, что коммунистический строй не подходит для СССР, и особенно для России. По их мнению, чтобы действовать в лучших интересах своей страны, ни в каком внешнем давлении они не нуждались.
Несмотря на ряд возникавших за последние 16 лет возможностей наладить стратегическое сотрудничество, дипломатия Вашингтона оставляла однозначное впечатление о том, что превращение России в стратегического партнера никогда не числилось среди его приоритетных задач. Администрации Билла Клинтона и Джорджа У. Буша полагали: если им понадобится сотрудничество со стороны России, они смогут обеспечить его без особых усилий и уступок. Администрация Клинтона, судя по всему, особенно была склонна рассматривать Россию как аналог послевоенной Германии или Японии - страну, которую можно заставить следовать в политическом фарватере США, и которой со временем это даже должно понравиться. В Вашингтоне, похоже, забывали, что на российской земле не стояли американские солдаты, а ее города нее сровняли с землей атомные бомбы. Россия не потерпела поражение, а провела преобразования. И это, в основном, и предопределило ее реакцию на действия Соединенных Штатов.
Со времен падения "железного занавеса" Россия строила с нами отношения не как государство-клиент, надежный союзник, или настоящий друг - но и не вела себя как противник, и уж тем более не как противник с глобальными амбициями и враждебной нам мессианской идеологией. Сегодня, однако, риск перехода России в лагерь врагов США вполне реален. Чтобы избежать такого исхода, Вашингтон должен понять, где он допустил ошибку - и принять соответствующие меры, чтобы остановить развитие отношений по нисходящей спирали.
Гибель империи
Непонимание и неверное истолкование событий, которые привели к окончанию "холодной войны", существенно влияет на формирование ошибочного политического курса США по отношению к России. Хотя действия Вашингтона были одним из важных факторов, ускоривших крушение советской империи, его следует куда больше, чем это обычно делается, поставить в заслугу реформаторам в самой Москве.
Не забудем, что в начале второй половины 1980-х распад СССР и даже советского блока вовсе не был неизбежным. Когда в 1985 г. Горбачев стал Генеральным секретарем, его цель состояла в решении проблем, осознававшихся еще администрацией Леонида Брежнева - а именно, перенапряжения военных ресурсов в Афганистане и Африке, и огромных расходов на оборону, ложившихся непосильным бременем на советскую экономику. Результатом должно было стать усиление влияния и престижа СССР.
Когда Горбачев резко сократил субсидии странам Восточного блока, отказался от поддержки ретроградных правящих режимов в государствах Варшавского договора, и инициировал "перестройку", динамика политических процессов в Восточной Европе коренным образом изменилась, что обернулось в основном мирным падением коммунистических режимов и ослаблением влияния Москвы в регионе. Рональд Рейган способствовал этому процессу, наращивая давление на Кремль, но именно Горбачев, а не Белый дом, покончил с советской империей.
Еще меньшую роль сыграло американское влияние в распаде самого СССР. Администрация Джорджа Буша-старшего поддерживала стремление прибалтийских республик к независимости, и давала понять Горбачеву, что насильственные действия против законно избранных сепаратистских правительств в Латвии, Литве и Эстонии поставит под угрозу советско-американские отношения. Однако, позволив партиям, выступавшим за независимость, участвовать и победить на относительно свободных выборах, а также отказавшись принять решительные меры по их отстранению от власти с помощью сил безопасности, Горбачев фактически обеспечил выход прибалтийских государств из состава СССР. Последний удар по нему нанесла сама Россия, потребовав для себя такого же институционального статуса, как у других союзных республик. На заседании Политбюро Горбачев заявил: если ей будет позволено его обрести, это станет "концом империи". Так и вышло. После неудачной попытки реакционного путча в августе 1991 г. Горбачев уже не мог помешать Ельцину - а также лидерам Беларуси и Украине - "демонтировать" Советский Союз.
В администрации Рейгана и Буша-старшего осознавали все опасности, связанные с крушением сверхдержавы, и обеспечили "управляемость" распада СССР, умело сочетая сочувствие с твердостью. Они относились к Горбачеву с уважением, но не шли ни на какие существенные уступки в ущерб интересам США. Так, они сходу отвергали отчаянные просьбы Горбачева о масштабной экономической помощи, поскольку у Соединенных Штатов не было оснований помогать ему в спасении советской империи. Однако, когда администрация Буша-старшего отклонила просьбы Москвы воздержаться от военной операции против Саддама Хусейна после того, как тот захватил Кувейт, Белый дом изо всех старался проявить по отношению к Горбачеву должный политес, "не тыкать его носом" в этот факт, как выразился тогдашний госсекретарь Джеймс Бейкер (James Baker). В результате Соединенным Штатам удалось убить сразу двух зайцев: разгромить Саддама и сохранить тесное сотрудничество с Советским Союзом, в основном на условиях Вашингтона.
Если администрация Джорджа Буша-старшего и заслуживает критики, то лишь за то, что она не оказала экстренной экономической помощи демократическому правительству независимой России в 1992 г. Внимательно наблюдавший за событиями в этой стране экс-президент Ричард Никсон указывал, что масштабный "пакет" финансовой помощи мог предотвратить обвал ее экономики и в перспективе способствовать "привязке" России к Западу. Однако позиции Буша были слишком слабы, чтобы решиться на смелые шаги по оказанию помощи России. Он в то время уже проигрывал предвыборную схватку кандидату от демократов Биллу Клинтону, критиковавшему действующего президента за чрезмерную сосредоточенность на внешней политике и невнимание к экономической ситуации в США.
Хотя центральное место в его предвыборной кампании занимали внутриполитические вопросы, оказавшись в Белом доме, Клинтон стремился помочь России. Его администрация организовала существенную финансовую помощь Москве, в основном через Международный валютный фонд (МВФ). Даже в 1996 г. Клинтон был готов высоко отзываться о Ельцине - настолько, что даже сравнил его решение применить военную силу против сепаратистов в Чечне с действиями Авраама Линкольна во время Гражданской войны в США.
Главным просчетом администрации Клинтона было ее решение воспользоваться слабостью России. Она стремилась добиться максимальных преимуществ для США в плане политики, экономики, безопасности в Европе и на постсоветском пространстве, пока Россия не оправилась от потрясений переходного периода. Как рассказал бывший заместитель госсекретаря Строуб Тэлботт (Strobe Talbott), американские чиновники даже пользовались ельцинским пристрастием к спиртному, чтобы повлиять на исход переговоров. Многие россияне считали, что так же администрация Клинтона поступает и по отношению к их стране в целом. Проблема, однако, заключалась том, что Россия в конце концов "протрезвела", и то, что происходило "накануне вечером" вспоминала избирательно и с возмущением.
Невкусно? Зато полезно!
За фасадом дружбы чиновники из администрации Клинтона считали, что Кремль должен безоговорочно принять американскую концепцию национальных интересов России. По их мнению, если предпочтения Москвы не сочетаются с целями Вашингтона, их можно спокойно игнорировать. Экономика России лежала в руинах, армия рушилась, и во многих отношениях она сама вела себя как побежденная страна. В отличие от других европейских метрополий, покидавших бывшие колониальные владения, она не пыталась выторговать условия, обеспечивавшие защиту ее экономических интересов и интересов безопасности в Восточной Европе и странах бывшего СССР. Что же касается внутренней политики, то ельцинская команда радикалов-реформаторов зачастую только приветствовала давление со стороны МВФ и США, оправдывая этим жесткую и крайне непопулярную монетарную политику, которую на самом деле они проводили по собственной воле.
Вскоре, однако, даже у министра иностранных дел Андрея Козырева - которого на родине прозвали "господином "Да"" за уступчивость по отношению к Западу - "жестокий роман" с администрацией Клинтона начал вызывать раздражение. Как-то он заявил Тэлботту, занимавшему в 1993-1994 гг. должность посла по особым поручениям при новых независимых государствах: "И без того не слишком приятно, когда вы, ребята, говорите нам: мы будем делать то-то и то-то, нравится вам это, или нет. Так хотя бы не сыпьте соль на раны, заявляя, что подчиняться вашим приказам - еще и в наших интересах".
Но эти просьбы в Вашингтоне пропускали мимо ушей: там подобный высокомерный подход приобретал все большую популярность. Тэлботт и его помощники называли это "кормить шпинатом": Дядя Сэм по-отечески потчует российских лидеров политическими "кушаньями", которые Вашингтон считает "полезными для здоровья", какими бы неаппетитными они ни казались Москве. Как выразилась советница Тэлботта Виктория Нюланд (Victoria Nuland), "чем больше им говоришь, что это для их же блага, тем больше они давятся". Давая понять, что самостоятельной внешней - и даже внутренней - политики у России быть не должно, администрация Клинтона порождала в Москве сильное возмущение. Этот неоколониалистский подход шел рука об руку с рекомендациями МВФ, которые, как считает сегодня большинство экономистов, не подходили для России и были столь болезненны для населения, что реализовать их демократическим путем было просто невозможно. Впрочем, ельцинские радикалы-реформаторы были более чем готовы навязать эти меры народу без его согласия.
Уже тогда бывший президент Никсон, а также многие видные американские бизнесмены и специалисты по России осознавали порочность этого курса Вашингтона и призывали к компромиссу между Ельциным и консервативно настроенным парламентом. Никсон был встревожен, когда российские чиновники рассказали ему, что Вашингтон выразил готовность закрыть глаза на "решительные" меры ельцинской администрации против Верховного Совета, если одновременно Кремль ускорит экономические реформы. "Поощрять отход от принципов демократии в стране с такими авторитарными традициями, как у России - все равно что пытаться тушить пожар бензином", - предостерегал Никсон. Более того, утверждал он, если Вашингтон будет исходить из "фатально ошибочного предположения" о том, что Россия больше не является мировой державой, и еще долгое время не станет таковой, его действия поставят под угрозу мир и демократию в регионе.
Хотя Клинтон встречался с Никсоном, он проигнорировал этот совет, и продолжал смотреть сквозь пальцы на самые вопиющие ельцинские эксцессы. Вскоре отношения между президентом и Верховным Советом зашли в тупик, а затем последовал неконституционный указ Ельцина о его роспуске, что в конечном итоге привело к вспышке насилия и обстрелу здания парламента из танковых орудий. После этого эпизода Ельцин "протолкнул" новую конституцию, предоставлявшую главе государства широчайшие полномочия в ущерб законодательной власти. Этот шаг позволил укрепить власть первого президента России и заложил основу для его "дрейфа" в сторону авторитаризма. Назначение Владимира Путина - в то время возглавлявшего постсоветскую российскую спецслужбу ФСБ - премьер-министром, а затем и исполняющим обязанности президента стало логическим результатом легкомысленного поощрения Вашингтоном ельцинской склонности к авторитаризму.
Другие аспекты внешнеполитического курса клинтоновской администрации только усиливали недовольство России. Расширение НАТО - особенно его первая волна, затронувшая Венгрию, Польшу и Чешскую Республику - само по себе не являлось такой уж серьезной проблемой. Большинство россиян было готово согласиться с тем, что расширение НАТО - событие пусть и неприятное, но их стране ничем не угрожает. Но так было до кризиса вокруг Косово в 1999 г. Когда НАТО начала войну против Сербии несмотря на категорические возражения Москвы и без санкции Совета Безопасности ООН, российская элита и народ вскоре пришли к выводу, что их намеренно вводили в заблуждение, и НАТО по-прежнему представляет собой военный блок, направленный против них. Великим державам - особенно находящимся в состоянии "заката" - подобные демонстрации их малозначительности никогда не нравятся.
Несмотря на возмущение, которое вызвали у России косовские события, в конце 1999 г. Путин, будучи еще премьер-министром, сразу после ввода войск в Чечню, предпринял важный демарш по отношению к США. Его беспокоили связи чеченцев с "Аль-Каидой" и тот факт, что Афганистан, управляемый талибами, стал единственной страной мира, установившей с Чечней дипломатические отношения. Руководствуясь перечисленными интересами безопасности, а не внезапной вспыхнувшей любовью к Соединенным Штатам, Путин предложил наладить сотрудничество между Москвой и Вашингтоном в борьбе против "Аль-Каиды" и движения "Талибан". Эта инициатива последовала уже после теракта во Всемирном торговом центре в 1993 г. и взрывов американских посольств в Кении и Танзании в 1998 г., так что к этому времени у администрации Клинтона было более чем достаточно данных, чтобы понять, какую смертельную опасность представляют для США исламские фундаменталисты.
Однако Клинтон и его советники, раздраженные противодействием России на Балканах и удалением реформаторов с ключевых постов в Москве, проигнорировали этот зондаж. Они все больше рассматривали Россию не как потенциального партнера, а как охваченное ностальгией, недееспособное, слабое в финансовом отношении государство, и стремились обеспечить Соединенным Штатам максимум выгод за его счет. Поэтому они пытались закрепить результаты распада СССР, принимая "под крылышко" Вашингтона как можно больше постсоветских государств. Поэтому они надавили на Грузию, чтобы та приняла участие в сооружении нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан, соединяющего Каспийское море со Средиземным в обход России. Они поощряли грузинского президента-конъюнктурщика Эдуарда Шеварднадзе к вступлению в НАТО, и давали указания американским посольствам в странах Центральной Азии противодействовать российскому влиянию. Наконец, они отвергли предложение Путина о российско-американском контртеррористическом сотрудничестве как жест отчаявшегося неоимпериалиста, пытающегося восстановить российское влияние в Центральной Азии. Администрация Клинтона не поняла, что тем самым она упускает исторический шанс заставить "Аль-Каиду" и талибов перейти к обороне, уничтожить их базы, и возможно лишить возможности проводить крупные операции. Такое сотрудничество началось лишь после того, как 11 сентября 2001 г. теракты унесли жизни почти 3000 американских граждан.
От задушевной дружбы к соперничеству
Когда Джордж У. Буш пришел к власти в январе 2001 г., - через восемь месяцев после того, как Путин стал президентом России - его администрация столкнулась с новыми, относительно малоизвестными фигурами в российском руководстве. Всячески стараясь дистанцироваться от политики Клинтона, команда Буша не рассматривала отношения с Россией в качестве одного из приоритетных направлений: многие ее представители считали Кремль коррумпированным, недемократичным - и слабым. Хотя эта оценка была справедлива, у администрации Буша не хватило стратегической дальновидности, чтобы "протянуть руку" Москве. Впрочем, личные контакты между Бушем и Путиным складывались удачно. Во время их первой встречи - на саммите в Словении в июне 2001 г. - Буш, как все мы помним, лично "поручился" за демократические убеждения и душевные качества российского президента.
События 11 сентября 2001 г. радикально изменили отношение Вашингтона к Москве и вызвали в России эмоциональную волну поддержки и сочувствия Соединенным Штатам. Путин вновь подтвердил свое прежнее предложение о сотрудничестве в борьбе против "Аль-Каиды" и талибов, предоставил ВВС США право на пролет над российской территорией, поддержал создание американских баз в Центральной Азии, и, что, пожалуй, важнее всего, помог Вашингтону установить контакт с подготовленными и оснащенными Россией военными формированиями Северного альянса. Конечно, он действовал исходя из интересов самой России: для Путина вступление США в борьбу против исламистского терроризма стало настоящим подарком судьбы. Подобно многим другим альянсам, российско-американское контртеррористическое сотрудничество основывалось на совпадении фундаментальных интересов, а не общей идеологии или взаимных симпатиях.
Несмотря на подобное взаимодействие, по другим направлениям отношения между двумя странами оставались напряженными. Заявление Буша в декабре 2001 г. о выходе Соединенных Штатов из Договора по противоракетной обороне - одного из последних сохранившихся символов сверхдержавного статуса России - в очередной раз сильно задело гордость Кремля. Аналогичным образом, неприязнь Москвы по отношению к НАТО только усилилась, когда Североатлантический альянс присоединил три прибалтийских государства, два из которых - Эстония и Латвия - имели неразрешенные споры с Россией, связанные в первую очередь с положением русскоязычного меньшинства.
Примерно в это же время новым серьезным источником взаимной напряженности стала Украина. С точки зрения Москвы поддержка Соединенными Штатами Виктора Ющенко и "оранжевой революции" была связана не только с распространением демократии, но и со стремлением подорвать российское влияние в стране, добровольно вступившей в состав Московского государства еще в 17 веке, весьма близкой к России в культурном плане, и имевшей значительное русскоязычное население. Более того, в Москве считали, что нынешняя российско-украинская граница - установленная Иосифом Сталиным и Никитой Хрущевым в качестве административной границы между двумя союзными республиками - простирается далеко за пределы исторической территории Украины, в результате чего в ее состав входят районы, населенные миллионами русских, что порождает межэтнические, языковые и политические проблемы. Подход администрации Буша к отношениям с этой страной - а именно, давление, которое она оказывает на расколотую Украину, чтобы та подала заявку на вступление в НАТО, и финансовая поддержка неправительственных организаций, активно помогающих пропрезидентским политическим партиям - подпитывает беспокойство Москвы относительно того, не перешли ли США к новому варианту политики сдерживания. Мало кто из чиновников администрации Буша или конгрессменов задумывался о последствиях противодействия России в регионе, столь важном с точки зрения ее национальных интересов, и по вопросу, несущему сильнейшую эмоциональную нагрузку.
Вскоре другим "полем сражения" между Москвой и Вашингтоном стала Грузия. Президент Михаил Саакашвили стремится использовать поддержку Запада, и особенно США, в качестве главного инструмента для восстановления суверенитета Грузии над отколовшимися регионами - Абхазией и Южной Осетией, где поддерживаемые Россией сепаратисты ведут борьбу за независимость с начала 1990-х гг. Однако Саакашвили не просто требует вернуть под контроль Тбилиси две самопровозглашенные республики: он в открытую позиционирует себя как главный сторонник "цветных революций" в постсоветском регионе и свержения лидеров, симпатизирующих Москве. Он изображает себя борцом за демократию, с энтузиазмом поддерживающим внешнюю политику США - Саакашвили дошел до того, что в 2004 г. направил грузинские войска в состав союзного контингента в Ираке. Тот факт, что при избрании президентом он получил подозрительно высокое число голосов (96%), а также взял под контроль парламент и телевидение, за пределами самой Грузии особой озабоченности не вызывает. Не вызывают вопросов и явный произвол, с которым он подвергает репрессиям лидеров делового сообщества и политических соперников. В 2005 г., когда популярный премьер-министр Грузии Зураб Жвания - единственный, кто еще служил политическим противовесом Саакашвили - погиб при загадочных обстоятельствах (утверждалось, что в результате утечки газа), его родные публично отвергли официальную версию произошедшего, прозрачно намекая, что к смерти политика причастен режим Саакашвили. Однако если гибель российских оппозиционеров вызывает у США тревогу, то кончины Жвания в Вашингтоне словно не заметили.
На деле администрация Буша и влиятельные круги в обеих партиях постоянно поддерживают Саакашвили в борьбе против России, невзирая на все его эксцессы. В нескольких случаях США призывали его поумерить пыл, чтобы не спровоцировать открытого военного столкновения с Россией, но тем не менее очевидно, что Вашингтон избрал Грузию своим главным "государством-клиентом" в регионе. Соединенные Штаты снабжают оружием и обучают грузинские вооруженные силы, позволяя тем самым Саакашвили занимать более жесткую позицию по отношению к России; грузинские военные доходят даже до того, что задерживают и публично подвергают унижениям российских солдат, размещенных в Южной Осетии в качестве миротворцев, и дислоцированных на территории самой Грузии.
Конечно, поведение самой России по отношению к Грузии далеко от идеала. Москва предоставила российское гражданство большинству жителей Абхазии и Южной Осетии, и на довольно сомнительных основаниях вводит против Грузии экономические санкции. Однако слепая поддержка Саакашвили со стороны Вашингтона лишь усиливает в Москве ощущение, что цель политики США - подрыв и без того резко ослабленного российского влияния в регионе. В Кремле считают, что Соединенные Штаты больше заинтересованы не столько в поддержке демократии как таковой, сколько в ее использовании в качестве инструмента для нападок и изоляции Путина.
Как строить отношения с усиливающейся Россией
Несмотря на растущую напряженность, Россия пока не стала противником США. Еще есть шанс предотвратить дальнейшее ухудшение отношений между двумя странами. Для этого необходима трезвая оценка целей США в постсоветском регионе и анализ ситуации в тех многочисленных сферах, где интересы США и России совпадают - особенно в вопросах борьбы с терроризмом и нераспространения оружия массового поражения. Потребуется также искусная дипломатия - в тех случаях, когда цели обеих стран одинаковы, но тактические подходы различаются - например в отношении иранской ядерной программы. Но самое главное, Соединенные Штаты должны признать, что больше не пользуются неограниченным влиянием на Россию. Сегодня Вашингтон просто не в состоянии навязывать Москве свою волю, как он это делал в 1990-х.
Администрация Буша и ряд влиятельных членов Конгресса резонно отмечают, что именно антитеррор и нераспространение должны быть определяющими направлениями российско-американских отношений. Еще один приоритетный вопрос - стабильность в самой России, где по-прежнему находятся тысячи ядерных боеголовок, и других постсоветских государствах. Важнейшим подспорьем для Вашингтона стала бы и поддержка Россией санкций - а при необходимости и применения силы - против "деструктивных государств" и террористических группировок.
Соединенные Штаты также заинтересованы в распространении демократических порядков в постсоветском регионе, но ожидать от путинского правительства поддержки усилий американцев по поощрению демократии было бы пустым прожектерством. Вашингтон должен и дальше добиваться, чтобы никто, включая Москву, не препятствовал другим странам выбирать демократическую форму правления и самостоятельно принимать внешнеполитические решения. Однако он должен понимать, что имеющиеся у него возможности для решения этой задачи ограничены. Путинский режим, извлекающий выгоды из высоких цен на энергоносители, проводящий разумную финансовую политику и приструнивший олигархов, больше не нуждается в иностранных займах и экономической помощи, и несмотря на усиливающуюся напряженность в межгосударственных отношениях с Западом, без труда привлекает в Россию масштабные зарубежные инвестиции. В самой России относительная стабильность, материальное благосостояние и вновь обретенное чувство гордости за свою страну сдерживают недовольство народа ужесточением государственного контроля и грубыми манипуляциями в политической сфере.
Чрезвычайно негативный имидж Соединенных Штатов и их западных союзников в российском обществе, усердно поддерживаемый властями, резко ограничивает возможности США по созданию "базы поддержки" для своих рекомендаций относительно внутренних процессов в стране. В нынешней обстановке Вашингтон может разве что недвусмысленно дать понять Москве, что внутриполитические репрессии несовместимы с долгосрочным партнерством с Соединенными Штатами. Не способствует делу и тот факт, что репутация самих США в качестве нравственного образца за последние годы серьезно пострадала. Более того, подозрительность Москвы в отношении намерений Вашингтона настолько велика, что она рефлекторно воспринимает с опасением даже те решения, что не направлены против России, например, план размещения системы ПРО в Польше и Чешской Республике.
Если сама Москва смотрит на Запад с подозрением, то использование Россией своих энергоресурсов в политических целях вызывает возмущение у западных правительств, не говоря уже о соседних странах, зависящих от ее энергопоставок. Россия, несомненно, снабжает дружественные государства энергоносителями по льготным ценам; правительственные чиновники и менеджеры государственной компании "Газпром" с явной бравадой и удовольствием угрожают "наказать" непокорных - например, Грузию и Украину. Однако по сути Россия попросту вознаграждает страны, поддерживающие с нею особые политические и экономические отношения, продавая им нефть и газ по ценам ниже рыночных. Москва скрепя сердце мирится с "атлантистским" выбором соседних стран, но субсидировать их после этого она не собирается. Кроме того, когда Вашингтон реагирует на "политизированное" использование Россией своих энергоресурсов с благородным негодованием, это выглядит не слишком искренне: ведь ни одно государство не вводит экономические санкции против других настолько часто и с таким энтузиазмом, как Соединенные Штаты.
Американские наблюдатели нередко обвиняют Россию в обструкционистских действиях по Косово, однако публично озвученная позиция Москвы состоит в том, что она примет любое соглашение, достигнутое косоварами и Сербией. Нет никаких данных, что Москва отговаривает Белград от договоренности с Косово: напротив, согласно некоторым косвенным намекам, она, возможно, воздержится при голосовании по резолюции Совета Безопасности ООН о признании независимости края, если урегулировать вопрос с Сербией не удастся. Если непризнанные республики на территории бывшего СССР, в особенности Абхазия и Южная Осетия, также смогут обрести независимость без согласия государств, от которых они хотят отделиться, Москва от этого только выиграет. Многих в России вполне устраивает, чтобы судьба Косова стала прецедентом для непризнанных постсоветских территорий, большинство из которых жаждут независимости и последующей интеграции с Россией.
Ряд других разногласий по внешнеполитическим вопросам лишь усугубляет напряженность. Однако, хотя Россия, к примеру, не поддержала решение Вашингтона о вторжении в Ирак, такую же позицию заняли некоторые ключевые союзники США по НАТО, в частности Франция и Германия. Россия поставляет обычные вооружения некоторым государствам, которые США считают враждебными, например, Ирану, Сирии и Венесуэле, но делает она это на коммерческой основе, ничем не нарушая международного права. Вполне понятно, что Соединенные Штаты могут воспринимать такие действия как провокационные, но многие россияне точно так же относятся к американским военным поставкам Грузии. И хотя в деле "обуздания" Ирана и Северной Кореи Россия не идет так далеко, как хотелось бы США и Европе, Москва в конечном итоге все же поддержала введение санкций против обеих стран.
Разногласий между двумя странами много, но это не означает, что Россия - враг США. В конце концов, она не поддерживает "Аль-Каиду" и другие террористические группировки, ведущие войну против Америки, и уже не распространяет "конкурирующую" идеологию, нацеливаясь на мировую гегемонию. Кроме того, она ни разу не вторглась, и не грозила вторжением на территорию какой-либо из соседних стран. Наконец, Россия решила не раздувать сепаратистские настроения на Украине, несмотря на наличие в этой стране значительного и весьма активного русского меньшинства. Путин и его советники согласны с тем, что США - самая могущественная держава мира, и провоцировать ее без нужды нет смысла. Однако они больше не желают подстраиваться под американские предпочтения, особенно в ущерб собственным интересам.
План по налаживанию сотрудничества
Конструктивное взаимодействие с Россией не означает, что мы обязаны выдвинуть Путина на Нобелевскую премию мира или приглашать его выступить на совместном заседании обеих палат Конгресса. Никто не говорит и о том, что следует предложить России вступить в НАТО или петь ей дифирамбы как великой демократической стране и другу Америки. Вашингтон должен сделать другое: наладить с Россией взаимодействие для обеспечения основополагающих интересов США, точно так же, как он взаимодействует с другими недемократическими, но стратегически важными государствами - Китаем, Казахстаном или Саудовской Аравией. А для этого необходимо избегать как ненужной восторженности, так и нереалистичного представления о том, что интересами других государств можно пренебрегать без последствий для себя. Мало кто отрицает необходимость такого сотрудничества, но в Вашингтоне правит бал наивная и эгоистичная убежденность, что Соединенные Штаты могут заручиться сотрудничеством Росси там, где это выгодно нам, и при этом без помех игнорировать ее собственные приоритеты. Американские чиновники полагают, что Россия должна некритически поддерживать борьбу Вашингтона с Ираном и исламскими террористами на том основании, что считает их угрозой и для себя. Однако при этом игнорируется тот факт, что Россия рассматривает иранскую угрозу в совершенно ином ключе, чем мы. Она тоже не желает, чтобы Иран стал ядерной державой, но не считает проблему настолько острой, и вполне может удовлетвориться инспекциями иранских объектов, не позволяющими наладить обогащение урана в промышленных масштабах. Тезис о том, что Россия должна пойти навстречу США по Ирану независимо от политического курса Америки по другим вопросам, на практике равносилен не столь уж давним ожиданиям, что иракцы встретят американские и другие коалиционные войска как освободителей - в том смысле, что он полностью игнорирует восприятие наших действий другой стороной.
При всем вышесказанном, Соединенным Штатам следует проявлять твердость в отношениях с Россией, и недвусмысленно дать ей понять, что Иран, нераспространение и антитеррор - ключевые проблемы, определяющие характер наших двусторонних отношений. Аналогичным образом, Вашингтон должен довести до сведения Москвы, что агрессия против страны НАТО или неспровоцированное применение силы в отношении любого государства самым серьезным образом отразится на наших отношениях. Кроме того, США следует словом и делом продемонстрировать, что будут противодействовать любым попыткам воссоздания СССР. В экономической сфере Вашингтон должен четко заявить, что манипуляции законом в целях конфискации активов, правомерно приобретенных иностранными топливно-энергетическими компаниями, повлекут за собой далекоидущие последствия, включая ограничение доступа России на американские и западные распределительные и сбытовые энергетические рынки, и серьезнейший ущерб для репутации России, который отразится не только на инвестициях и приобретении зарубежных технологий, но и на поддержке западными компаниями сотрудничества с Россией. Наконец, возражения России не должны удерживать США от размещения системы ПРО в Чешской Республике и Польше. Необходимо, однако, чтобы это развертывание, как выразился Генри Киссинджер, не выходило за рамки "заявленной цели - преодоления угроз со стороны "деструктивных государств"", и сочеталось с соглашением о конкретных шагах, призванных убедить Москву, что эта программа не имеет ничего общего с подготовкой гипотетической "войны" против России.
В нынешней ситуации утешает уже то, что при всем разочаровании в Соединенных Штатах и Европе, Россия отнюдь не рвется вступить в какой-нибудь альянс, направленный против Запада. Российский народ не желает рисковать своим новообретенным благосостоянием, а ее элиты - расставаться со счетами в швейцарских банках, особняками в Лондоне и отпусками в Средиземноморье. Хотя Россия и стремится к более тесному военному сотрудничеству с Китаем, Пекин, похоже, также не горит желанием начинать схватку с Вашингтоном. В настоящее время Шанхайская организация сотрудничества - призванная расширять взаимодействие между Китаем, Россией и центральноазиатскими государствами - напоминает скорее дискуссионный клуб, чем полноценный военно-политический альянс.
Но если американо-российские отношения будут и дальше ухудшаться, это не сулит ничего хорошего Соединенным Штатам, и тем более России. Российский генеральный штаб уже лоббирует распространение компетенции Шанхайской организации сотрудничества на военную сферу, а некоторые высокопоставленные чиновники начинают склоняться к идее о пересмотре внешнеполитического курса в сторону противостояния с Западом. Кроме того, не так уж мало стран, в том числе Иран и Венесуэла, призывают Россию вместе с Китаем взять на себя лидирующую роль в создании экономического, политического и военного противовеса Соединенным Штатам. Наконец, постсоветские государства вроде Грузии, поднаторевшие в искусстве сталкивать лбами Россию и США, могут своими действиями повысить напряженность между двумя державами. Путинская режиссура процесса передачи власти в Москве, призванная сохранить за ним доминирующую роль, делает масштабные сдвиги в российской внешней политике маловероятными. Однако у новых лидеров страны могут появиться собственные идеи - и амбиции, а политическая неопределенность или экономические проблемы могут побудить их к попыткам укрепить собственную легитимность, разыгрывая националистическую карту.
Если наши отношения ухудшатся, мы уже не сможем - из-за российского вето - хотя бы изредка, придавать легитимность нашим военным акциям или вводить действенные санкции против "деструктивных государств" через Совет Безопасности ООН. Враги США могут осмелеть, получив доступ к поставкам российских вооружений и обретя покровительство Москвы в сфере политики и безопасности. Международные террористы смогут находить убежище в России или государствах, которые она защищает. Наконец, крушение российско-американских связей расширит для Китая свободу маневра в отношениях с США. О новой "холодной войне" речь не идет, поскольку Россия не станет соперничать с Соединенными Штатами в мировом масштабе, и вряд ли будет главной движущей силой конфронтации с Америкой. Однако она будет создавать стимулы и обеспечивать прикрытие тем, кто готов к конфронтации с Вашингтоном, и последствия этого могут быть катастрофическими.
Если мы, повторяя прошлые ошибки, подтолкнем Россию в этом направлении, а не постараемся избежать опасных последствий возобновления американо-российской конфронтации, это было бы верхом безответственности и близорукости. В конечном итоге, однако, решение остается за Москвой. Учитывая, что в прошлом Кремль часто делал неверный политический выбор, столкновение может произойти независимо от предпочтений Вашингтона. Но и в этом случае Соединенные Штаты должны вести себя в условиях такого соперничества с большим реализмом и решительностью, чем они проявили в ходе вялых попыток наладить партнерство с Москвой.
Дмитрий Саймс - председатель Никсоновского центра, издатель журнала National Interest
01 ноября 2007
Опубликовано на сайте ИноСМИ.Ru
http://www.inosmi.ru/
Обсудить новость на Форуме