18:45 17.07.2007 | Все новости раздела "Партия Социальной Справедливости"

Борис Кагарлицкий: Турбулентность

    Перед авиаперелетом категорически не рекомендуется смотреть "Остаться в живых" - в начале сериала самолет разваливается в воздухе, а потом эта сцена в разных ракурсах повторяется из серии в серию.

Как назло, Первый канал решил повторить ранние эпизоды фильма именно сейчас, в разгар сезона отпусков, когда множество телезрителей как раз покупает билеты на авиарейсы.


Турбулентность, как назло, была ужасная, лайнер изрядно трясло, а перед глазами всплывали злосчастные кадры. Пластиковый стакан предательски пытался съехать со столика или даже выскочить из рук, норовя облить халявным красным вином светлые джинсы.



"Современная глобальная экономика - это именно коммуналка, разросшаяся до гигантских размеров и к тому же населенная весьма агрессивной, индивидуалистичной и не склонной к сантиментам публикой" Пытаясь переключиться на что-то более приятное, я обложился немецкими и английскими газетами и попытался углубиться в перипетии западноевропейской политики. Однако содержание статей лишь усиливало ощущение турбулентности.


Во-первых, все жаловались друг на друга. Пока на Западе переживали из-за нашествия польских сантехников, в восточноевропейских государствах обнаружили, что работать больше некому - все уезжают в "старую Европу". Стремясь поправить положение, чиновники из Польши, Чехии и Словакии обещают различные льготы украинским и белорусским рабочим, посылают специальные миссии в Индию и Китай на закупку рабочих рук. Особенно не хватает медицинского персонала. Так что лет через пять в польских больницах разговаривать будут на смеси суржика и китайского. В это же самое время правительства Польши и Германии злобно бранятся по поводу Европейской конституции. Любимая тема немецких карикатуристов - правящие в Варшаве братья-близнецы. Карикатуры вполне политкорректные, но выдают кипящее и с трудом сдерживаемое либеральными приличиями бешенство.


Пока Берлин препирается с Варшавой, Париж переругивается с Брюсселем. Еврочиновники не скрывают своего разочарования в Николя Саркози. Думали получить, наконец, во главе Франции "настоящего рыночника", ан нет, стоило Саркози заселиться в Елисейский дворец, как в нем разбушевался последователь генерала де Голля. Президент настаивает на государственной промышленной политике, предлагает понизить явно завышенный курс евро, отказывается выполнять договоренности о сокращении государственных расходов и даже требует поставить под публичный контроль Европейский центробанк, святая святых неолиберальной финансовой системы. Не то что социалисты, которые покорно выполняли любые требования еврократов и радостно приватизировали любую отрасль, подвернувшуюся под руку. Саркози, наоборот, затормозил преобразование государственной компании "Газ де Франс", обозлив до предела частных инвесторов, уже готовившихся в очередной раз поживиться за счет общественной собственности.


Financial Times жалуется, что Париж подает дурной пример. В самом деле, если Франции сойдет с рук отказ от соглашений по финансовой дисциплине, чего ждать от Италии или Греции?


Разглагольствования о Евросоюзе как наднациональном государстве, о бессилии правительств перед самодостаточными силами рынка вступают в явное противоречие с тем, что происходит у нас на глазах. Несколько лет назад энтузиасты глобализации могли приводить десятки примеров того, как различные государства Европы отказывались от своего суверенитета в пользу наднациональных органов, которые, в свою очередь, выступали в качестве инструментов для продвижения теории и практики свободного рынка. Этот процесс был неудержим и неоспорим. Что же поворачивает его вспять?


На самом деле, рассуждения о наднациональных структурах власти, которые якобы становятся сильнее национального государства, изначально были откровенной ложью. Главным проводником политики глобализации было именно национальное государство. А общеевропейские структуры, брюссельская бюрократия Евросоюза сознательно и последовательно создавались именно национальными элитами ведущих государств континента. Этим элитам нужны были органы, свободные от демократического контроля, неподотчетные населению, анонимные, непрозрачные и при этом как бы легитимные. Демонтаж демократии при сохранении полного алиби для основных участников и заказчиков процесса. Эту роль играли МВФ, Мировой банк, органы ВТО, но в первую очередь - органы Европейского союза.


Однако подобная система могла успешно работать лишь при двух условиях. Во-первых, если сохранялся стратегический консенсус между элитами основных стран и хозяевами основных отраслей, а во-вторых, если демократическое давление на правительства снизу оставалось слабым, не вынуждая власти идти на уступки общественному мнению.


К середине 2000-х годов оба эти условия перестали существовать. Причем отсутствие консенсуса между элитами тесно связано с ростом общественного недовольства. Это недовольство поднимается неравномерно в разных странах, принимает разные формы и, в свою очередь, вызывает разную реакцию "своих" национальных элит. В результате консенсус сменяется разногласием, а анонимные структуры Евросоюза, будучи обезличенным и тупым механизмом, становятся помехой для проведения более гибкой политики в каждой отдельной стране.


"Волна протекционизма набирает силу", сетует Wall Street Journal Europe. Протекционизм - это, как известно, любое ограничение свободы капитала, любое действие правительства, которое не устраивает корпорации. Если правительство защищает национальные экономические или социальные интересы, протекционизм налицо. В начале 1990-х годов все основные державы мира договорились этого не делать ни в коем случае: отстаивать необходимо только интересы корпораций. Но, увы, сейчас это правило на каждом шагу норовят нарушить. А главное, обнаруживается, что у европейских корпораций интересы расходятся с американскими, у немецких с английскими.


Ни идеология правительств, ни их состав, ни партийная принадлежность политиков не меняется. Изменилась ситуация.


Способность политиков договариваться между собой оказалась поставлена под сомнение. На саммите "Большой восьмерки" мировые лидеры не смогли принять решения по вопросам экологии. Очередной раунд переговоров в рамках Всемирной торговой организации закончился провалом. Дискуссия о Европейской конституции зашла в тупик. Такие новости уже никого не удивляют. Каждый конкретный случай пресса трактует как сугубо индивидуальный, ничем не связанный с другими точно такими же провалами. Просто уважаемые дамы и господа в очередной раз не справились...

Немецкий канцлер Ангела Меркель не смогла убедить американского президента Буша в правильности своего подхода к глобальному потеплению. Позиции Вашингтона и Москвы по вопросу о системе противоракетной обороны не совпали. Представители Европейского союза и Соединенных Штатов не сумели найти общий язык с правительствами Индии и Бразилии в рамках ВТО. Польша и Германия не сошлись по вопросу о процедуре принятия решений в руководящих органах Евросоюза. И так далее, и тому подобное.


Казалось бы, и в самом деле каждая проблема специфична и не имеет ничего общего с тем, что обсуждают на другом форуме. Но почему переговорщики всех стран как будто разом потеряли способность вырабатывать единую позицию? Все вдруг стали невероятно упертыми и агрессивными. Ведь еще несколько лет назад они превосходно договаривались.


Несколько лет назад модно было напоминать, что в глобальной экономике конфликты между государствами невозможны, поскольку интересы и капиталы слишком переплетены. Между тем с таким же успехом можно сделать и обратный вывод. Ведь если меня с другим человеком ничего не связывает, откуда взяться конфликту? Другое дело, если у нас общий бизнес, но разные взгляды на его развитие. И у каждого куча своих проблем, которые не могут не отразиться на отношении к "общему" делу.


Жильцы двух раздельно стоящих домов менее склонны вступить в склоку из-за мелочей, чем жители коммуналки, которым приходится делить туалет, ванну и кухню. А современная глобальная экономика - это именно коммуналка, разросшаяся до гигантских размеров и к тому же населенная весьма агрессивной, индивидуалистичной и не склонной к сантиментам публикой.


Конечно, противоречий между интересами различных государств и 10 лет назад было более чем достаточно. Но правительства готовы были идти друг другу на уступки, причем по вопросам куда более принципиальным и масштабным, чем сегодня. А теоретики видели в этом очередное доказательство бессилия государства перед лицом "объективных сил глобального рынка". К тому же на протяжении 1990-х годов мы наблюдали всеобщую готовность развивающихся стран и бывших коммунистических государств поддерживать практически любые инициативы, идущие с Запада, тогда как западные правительства старались избегать публичных конфликтов между собой.


Эта идиллическая картина впервые была нарушена, когда в 1999 году в Сиэтле страны Африки отказались на встрече ВТО подписывать подготовленные Западом соглашения. Затем началась война в Ираке, спровоцировавшая неожиданно резкое дипломатическое противостояние Франции и Германии с США, а также раскол между "старой" (Западной) и "новой" (Восточной) Европой. Затем обнаружились трения между Россией и США, но и ожидаемый российско-германский альянс тоже не состоялся. В Москве не нашли общего языка не только с Вашингтоном, но и с Западной Европой, в которой на первых порах видели оптимального партнера. А в рамках ВТО сложилась вообще парадоксальная ситуация: Евросоюз и США постоянно ссорятся между собой, но выступают единым фронтом против стран бывшего "третьего мира", в роли лидеров которого - Индия и Бразилия. Тем временем Китай проводит свою собственную линию, вызывающую одинаковое раздражение и на Западе, и в третьем мире (африканцы, включая официальных чиновников, уже жалуются, что китайские бизнесмены ведут себя хуже старых колонизаторов).


Отныне каждый за себя. Система глобальных альянсов и партнерские отношения, налаженные на протяжении 1990-х годов, более не работают. А государства неожиданно обрели уверенность в себе, которой у них не было в течение предыдущего десятилетия.


Высокие цены отчасти вернули уверенность в себе странам периферии. Классическим примером стала жесткая позиция Венесуэлы, за которой потянулись другие государства Латинской Америки. То же самое можно сказать и о России. Однако и в Западной Европе стремление государств проводить собственную политику без оглядки не только на Вашингтон, но и на "своих" бюрократов в Брюсселе и на партнеров по Союзу становится типичной тенденцией.

Человеку, жившему в СССР конца 1980-х годов, всё это подозрительно напоминает симптомы перестройки.


Решимость во что бы то ни стало настаивать на своих "национальных интересах" зачастую происходит не только от ощущения силы, но и от отчаяния. Любая уступка на международных форумах чревата серьезными проблемами внутри страны. В этом, пожалуй, главная причина жесткого поведения правительств на переговорах. 20 лет либерализации международной торговли и развития свободного рынка привели к предельному обострению всех конфликтов и противоречий, к такому уровню социального и политического напряжения, что новые шаги в том же направлении гарантированно оборачиваются взрывом недовольства. Причем речь идет не только о недовольстве населения. С рядовыми гражданами не слишком считаются не только в странах Восточной Европы или Азии, но и в развитых демократиях Запада. Проблема в том, что всеобщее недовольство накладывается на очевидный раскол элит. Этот раскол - тоже естественное следствие обострившейся конкуренции в рамках "свободного рынка".


Участившиеся дипломатические провалы суть не более чем вторичные симптомы общего кризиса глобализации и начавшегося у нас на глазах саморазрушения "нового капиталистического порядка", сложившегося в начале 1990-х годов. Этот порядок исчерпал себя, породив конфликты и противоречия, которые в его рамках уже не удается контролировать. Нечто подобное происходило в Западной Европе начала ХХ века. Тогдашний кризис закончился Первой мировой войной.

http://www.vz.ru/2007/7/16/



Источник: Партия Социальной Справедливости

  Обсудить новость на Форуме