16:30 20.06.2008 | Все новости раздела "Партия Социальной Справедливости"
Кондолиза Райс: Переосмысливая национальные интересы США: политический реализм в новых условиях ("Foreign Affairs", США)
Говорят: демократию нельзя навязать, особенно извне. Это верно, но к делу не относится. Ведь навязывается чаще всего как раз тирания
Что это такое - национальные интересы? В 2000 г. я уже поднимала этот вопрос на страницах Foreign Affairs. То было время, которое Америка весьма красноречиво окрестила "эпохой после окончания "холодной войны"". В те времена мы лучше представляли себе, на каком историческом перекрестке находимся, чем то. В каком направлении мы движемся. Тем не менее в мире уже назревали гигантские перемены - тенденции, которые мы смогли вовремя выявить, но чьи последствия оставались в основном неясны.
А затем произошли теракты 11 сентября 2001 г. Как и после нападения на Пирл-Харбор в 1941 г., Соединенные Штаты внезапно очутились в совершенно новой ситуации. Наша лидерская роль обрела особую актуальность, а представления о том, что в мире представляет угрозу, и где могут возникнуть благоприятные возможности, изменились. Как это происходило и раньше, когда наша страна сталкивалась со стратегическими "шоковыми воздействиями", в нашей внешней политике после терактов 11 сентября просматриваются как элементы преемственности, так и изменения.
Изменений не претерпел тот факт, что для успешного проведения внешнеполитического курса по-прежнему крайне важны наши отношения с великими державами - как традиционными, так и нарождающимися. Поэтому мы все так же руководствуемся тезисом, который я высказала в 2000 г. - о том, что нам необходимо правильно выстраивать "отношения с крупными державами": Россией, Китаем, и "новыми тяжеловесами" вроде Индии и Бразилии. Как и прежде, краеугольным камнем международного устройства остается наша система альянсов с государствами Северной и Южной Америки, Европы и Азии, которую мы сегодня преобразуем в соответствии с вызовами новой эпохи.
Если же говорить о переменах, то в самом общем плане изменению подверглись наши представления о соотношении между внутренним развитием государств и распределением влияния между ними. Усиливая позиции одних государств, глобализация обнажает и усугубляет недостатки, свойственные многим другим странам - тем, что слишком слабы или плохо управляются, чтобы решать проблемы внутреннего характера и не дать им вырваться за пределы собственных границ, дестабилизируя тем самым мировой порядок. В подобной стратегической обстановке для нашей национальной безопасности крайне важно, чтобы страны мира были готовы и могли осуществлять весь спектр своих суверенных обязательств - как за пределами собственной территории, так и внутри нее. Эти новые реалии побудили нас внести ряд существенных изменений в наш политический курс. Мы осознаем, что сегодня одним из актуальных элементов наших национальных интересов является демократическое государственное строительство. Что же касается Большого Ближнего Востока, то мы понимаем: свобода и демократия - единственные идеи, способные со временем привести к справедливой и прочной стабильности в этом регионе, и особенно в Афганистане и Ираке.
Как и в прошлом, в основе политики США лежит не только наша сила, но и наши ценности. Соединенные Штаты традиционно стараются сочетать могущество с принципами - реализм с идеализмом. Временами между двумя этими элементами нашего курса возникали противоречия краткосрочного порядка. Но мы всегда знали, в чем состоят наши долгосрочные интересы. В результате Соединенные Штаты не относились равнодушно к такой важной проблеме, как права человека и превосходство демократии над другими формами правления - как в принципе, так и на практике. Этой уникальной американской концепцией реализма мы руководствовались последние восемь лет, и должны руководствоваться в дальнейшем.
Великие державы - старые и новые
В основе наших отношений с Россией и Китаем по необходимости лежат скорее общие интересы, чем общие ценности. С первой из двух держав нам удается находить точки соприкосновения: свидетельство тому - Декларация о стратегических рамках российско-американских отношений, подписанная президентами Джорджем У. Бушем и Владимиром Путиным в Сочи в апреле этого года. Серьезному испытанию наши отношения с Россией подвергает риторика Москвы, ее склонность относиться к соседним странам как к утраченной "сфере влияния", и ее энергетическая политика, имеющая явный политический подтекст. Немалое разочарование вызывает и направленность внутриполитического развития России, особенно если учесть, что в 2000 г. мы надеялись: в плане ценностей она сближается с нами. Следует, однако, помнить, что нынешняя Россия - не Советский Союз. Она не является нашим постоянным противником, и не представляет для нас стратегической угрозы. Почти никогда в своей истории россияне не пользовались столь широкими возможностями и - да-да - такой личной свободой, как сегодня. Это, однако, еще не тот стандарт, которому, по мнению самих россиян, должна отвечать их страна. Россия - не просто великая держава: это страна великой культуры, где живет великий народ. А в 21 веке понятие "величие" все больше определяется степенью технического и экономического развития, которое в свободном и открытом обществе происходит естественным путем. Поэтому полномасштабное развитие как самой России, так и наших отношений с ней по-прежнему зависит от процесса ее внутреннего преобразования, который продолжается и сегодня.
Последние восемь лет мы также сталкиваемся с растущим влиянием Китая, которого нам не следует опасаться, если это новообретенное могущество будет использоваться ответственным путем. В ходе наших контактов с Пекином мы подчеркиваем: полномасштабное членство в международном сообществе несет с собой определенные обязанности - будь то в торгово-экономической политике, подходе к энергетическим и экологическим вопросам, или в отношениях с развивающимися странами. Китайские лидеры все больше осознают этот факт, и переходят - пусть и медленно - к более конструктивной позиции по целому ряду проблем. К примеру, в вопросе о Дарфуре Китай, после многолетней однозначной поддержки Хартума, поддержал резолюцию Совета Безопасности ООН о вводе в эту провинцию совместного миротворческого контингента ООН и Африканского Союза, и даже направил туда инженерный батальон для подготовки его развертывания. Китай, конечно, должен сделать куда больше по таким вопросам, как дарфурский, бирманский и тибетский, но мы поддерживаем с его руководством активный и откровенный диалог по всем перечисленным проблемам.
Соединенные Штаты, как многие другие страны, по-прежнему испытывают озабоченность в связи с ускоренной разработкой в Китае высокотехнологичных систем вооружений. Мы понимаем: по мере своего развития любая страна модернизирует вооруженные силы. Однако отсутствие транспарентности в вопросе о военных расходах Китая, а также относительно его военной доктрины и стратегических целей способствует росту недоверия и подозрительности. Хотя Пекин согласился принять меры для постепенного углубления контактов с американскими военными, чтобы успокоить международное сообщество ему необходимо перейти от риторики о миролюбивых намерениях к подлинному сотрудничеству.
Наши отношения с Россией и Китаем носят сложный характер, содержа одновременно элементы соперничества и сотрудничества. Однако при отсутствии действенного контакта с обеими странами дипломатическое решение многих международных проблем было бы невозможно. Международный терроризм и распространение оружия массового поражения, климатические изменения или нестабильность, связанная с нищетой и болезнями, представляют опасность для всех успешно развивающихся стран, в том числе и тех, что в другой обстановке могли бы остро конкурировать друг с другом. Даже при наличии серьезных разногласий Соединенным Штатам необходимо находить сферы сотрудничества и стратегического согласия с Россией и Китаем.
Естественно, Россия и Китай имеют на международной арене особый вес, и несут особую ответственность за события в мире, будучи, как и мы, постоянными членами Совета Безопасности ООН, но это не единственный форум, в рамках которого мы взаимодействуем. Другим примером я этой связи является формат шестисторонних переговоров в Северо-Восточной Азии. С учетом всего разнообразия жизненно важных интересов Китая, Японии, России, Южной Кореи и Соединенных Штатов северокорейская ядерная проблема вполне могла привести к конфликту между государствами Северо-Восточной Азии, или изоляции США. Вместо этого она открыла возможности для сотрудничества и координации действий этих стран в рамках совместных усилий по обеспечению безъядерного статуса полуострова, включая и необходимые механизмы проверки. Поэтому, когда в прошлом году Северная Корея провела испытание ядерного устройства, пять других участников переговорного процесса уже были объединены в коалицию, и без промедления провели через Совет Безопасности резолюцию с упоминанием Седьмой главы Устава ООН [предусматривающей, в частности, применение санкций - прим. перев.]. Это, в свою очередь, стало важным рычагом давления на Пхеньян, побудившим его вернуться за стол шестисторонних переговоров, а также закрыть реактор в Йонбене и приступить к его демонтажу. В настоящее время заинтересованные стороны намерены институционализировать это сложившееся сотрудничество за счет создания Механизма по обеспечению мира и безопасности в Северо-Восточной Азии (Northeast Asian Peace and Security Mechanism) - что стало бы первым шагом учреждению регионального форума по вопросам безопасности.
Необходимость прочных контактов с глобальными игроками распространяется и на нарождающиеся великие державы. США углубляют и расширяют связи с такими государствами, в особенности с Индией и Бразилией. Индия находится на переднем крае глобализации. Эта демократическая страна обещает стать мировой державой и одним из наших союзников в создании международного устройства, основанного на свободе и верховенстве закона. Успехи Бразилии, ликвидирующей с помощью демократии и рыночной экономики губительное многовековое социальное неравенство, вызывают широкий международный резонанс. Сегодня Индия и Бразилия как никогда раньше открыты внешнему миру - они уверены в своей способности вести успешную конкуренцию в рамках глобальной экономики. В обеих странах происходит переосмысление национальных интересов: индийцы и бразильцы осознают свою прямую заинтересованность в существовании демократического, безопасного и открытого международного устройства - а также свою немалую ответственность в деле его укрепления и защиты от серьезнейших транснациональных вызовов нашей эпохи. Мы жизненно заинтересованы в успехе и процветании этих двух, а также других крупных демократических стран с полиэтническим населением, играющих важную роль на международной арене - например, Индонезии и Южноафриканской Республики. И по мере того, как превращение этих стран в великие державы меняет геополитический ландшафт, все более актуальной становится задача изменения международных институтов в соответствии с новыми реалиями. Именно поэтому президент Буш недвусмысленно заявляет о поддержке расширения Совета Безопасности ООН - в разумных пределах.
Общие ценности и общая ответственность
Какую бы важность ни представляли для нас отношения с Россией и Китаем, именно сотрудничество с союзниками, со странами, разделяющими наши ценности, играет преобразующую роль в международных отношениях - поскольку это сотрудничество позволяет умножить ряды правильно управляемых, законопослушных государств на мировой арене и преодолеть угрозы этому видению международного устройства. О сотрудничестве с нашими демократическими союзниками, таким образом, нельзя судить только по двусторонним отношениям. Критерием здесь является совместная борьба с терроризмом и экстремизмом, решение глобальных проблем, защита прав и достоинства человека, поддержка молодых демократических государств.
В Северной и Южной Америке речь идет об укреплении связей со стратегически важными демократическими странами, - такими как Канада, Мексика, Колумбия, Бразилия и Чили - способствующих развитию демократии в нашем полушарии. Вместе мы поддерживаем государства, испытывающие затруднения - например, Гаити - в обеспечении их перехода к демократии и установления стабильности. Вместе мы защищаемся от наркоторговцев, организованной преступности, и немногих авторитарных режимов, еще сохранившихся в нашем демократическом полушарии. В нашем регионе по-прежнему существуют серьезные вызовы, в том числе связанные с назревающими преобразованиями на Кубе и необходимостью недвусмысленной поддержки права кубинского народа на демократическое будущее. Несомненно и то, что в регионе сохраняется и традиционно подозрительное отношение к Соединенным Штатам. Однако мы начали воплощать в жизнь новый курс по отношению к Латинской Америке, где акцент делается не только на макроэкономическом развитии и свободе торговли, но и на убеждении демократически избранных лидеров в необходимости решать проблемы социальной несправедливости и неравенства.
На мой взгляд, один из самых убедительных примеров сотрудничества в нашу эпоху дают наши отношения с традиционными союзниками. Задача формирования единой, свободной и мирной Европы близка к завершению. Соединенные Штаты приветствуют сильную и сплоченную Европу, проводящую последовательную политику. Без сомнения Европейский Союз великолепно играет роль "якоря", на котором держится демократическая эволюция Восточной Европы после окончания "холодной войны". Мы надеемся также, что придет день, когда свое место в рядах ЕС займет Турция.
Членство в ЕС и НАТО - достаточно привлекательный стимул, чтобы побудить страны к проведению необходимых реформ и мирному разрешению давних конфликтов с соседями. Впрочем, справедливо и обратное: появление новых членов преобразует сами эти организации, служащие столпами межатлантических отношений. Сегодня двенадцать из 28 стран НАТО - это бывшие "государства-пленники", принадлежавшие к советской сфере влияния. Их присоединение к альянсу вновь придало ему решимость в деле распространения и защиты демократии. Идет ли речь о направлении войск в Афганистан и Ирак или о непреклонном отстаивании дальнейшего расширения НАТО, благодаря этим государствам организация обрела новую энергию и рвение.
В последние годы изменились также миссия и задачи альянса. Многие еще помнят те времена, когда для НАТО мир делился на две части - Европу и пространство "за пределами зоны ответственности", т.е. по сути все остальные регионы планеты. Если бы в 2000 г. кто-то предсказал, что сегодня НАТО будет искоренять терроризм в Кандагаре, обучать силы безопасности демократического Ирака, оказывать критически важное содействие миротворцам в Дарфуре и продвигаться вперед в деле создания системы ПРО (будем надеяться, в партнерстве с Россией), кто бы ему поверил? Устойчивость и прочность межатлантического альянса - вот причина, из-за которой я считаю, что лорд Пальмерстон ошибался, говоря, будто у страны не может быть постоянных друзей. У Соединенных Штатов такие друзья есть - это государства, с которыми мы разделяем общие ценности.
Углубляется процесс демократизации и в Азиатско-тихоокеанском регионе. Это расширяет круг наших союзников и способствует осуществлению наших общих целей. Более того, хотя многие полагают, что будущее Азии предопределит "взлет" Китая, то же самое - и вероятно даже в большей степени - можно сказать и о "взлете" демократического сообщества азиатских государств. Его можно считать решающим геополитическим событием 21 века, и Соединенные Штаты не остаются от него в стороне. У нас имеется прочный демократический альянс с Австралией, ключевыми странами Юго-Восточной Азии, и Японией - этот экономический гигант превращается в "нормальное" государство в том смысле, что теперь он обрел способность участвовать в укреплении и распространении наших ценностей как в Азии, так и за ее пределами. Южная Корея также стала одним из международных партнеров США; эта страна прошла вдохновляющий путь от нищеты и диктатуры к демократии и процветанию. Наконец, Соединенные Штаты жизненно заинтересованы в превращении Индии в процветающую мировую державу; никогда наши отношения с этой страной не носили столь тесного и масштабного характера, как сегодня. Здесь еще предстоит многое сделать, но и уже достигнутое представляет собой настоящий прорыв как с точки зрения наших стратегических интересов, так и с точки зрения наших ценностей.
Сегодня уже можно говорить и о появлении у нас демократических союзников в Африке. Слишком часто этот континент воспринимают лишь как объект для гуманитарной помощи или зону конфликтов. Однако несколько африканских государств - в том числе Гана, Либерия, Мали и Мозамбик - успешно осуществили переход к демократии. Наша администрация помогает демократически избранным лидерам этих и других государств заботиться о своих народах - прежде всего за счет беспрецедентных по интенсивности, широте воображения и состраданию усилиях по борьбе с ВИЧ/СПИДом, ставшим настоящим бедствием для Африканского континента. Мы также активно участвуем в урегулировании конфликтов - от заключения Всеобъемлющего мирного соглашения (Comprehensive Peace Agreement), которым завершилась гражданская война между Севером и Югом Судана, до энергичных действий в регионе Великих озер и отправки небольшого контингента американских войск во взаимодействии с Африканским Союзом для прекращения конфликта в Либерии. Хотя трагическая реальность состоит в том, что кровавые конфликты в Дарфуре, Сомали и других странах до сих пор не урегулированы, стоит отметить значительный прогресс африканских государств на целом ряде фронтов и роль США в поддержке усилий африканцев по решению самых серьезных проблем континента.
Демократическая модель развития
Если способность Соединенных Штатов повлиять на события в сильных государствах ограничена, то в отношении слабых и плохо управляемых государств мы можем существенным образом способствовать их мирному политическому и экономическому развитию. И мы должны быть готовы задействовать нашу мощь в этих целях - не только потому, что это необходимо, но и потому, что это правильно. Слишком часто помощь демократии и помощь развитию воспринимаются как два разных направления. На деле же становится все очевиднее, что процедуры и институты демократии имеют важнейшее значение для обеспечения устойчивого экономического развития на широкой основе - а развитие рыночной экономики, в свою очередь, необходимо для укрепления демократии. Демократическое развитие - единая политико-экономическая модель, сочетающая гибкость со стабильностью, что позволяет государствам наилучшим образом воспользоваться возможностями глобализации и решать порождаемые ею проблемы. Тем, кто думает иначе, хочу задать вопрос: какую реальную альтернативу, способную стать достойной заменой Америке, вы можете назвать?
Демократическое развитие - не только эффективный путь к богатству и влиянию: это еще и наилучшая гарантия того, что эти плоды будут справедливо распределяться в рамках всего общества, без дискриминации, репрессий и насилия. Недавно мы наблюдали это на практике в Кении, где демократия позволила гражданскому обществу, прессе и деловым кругам объединиться, чтобы настоять на широком политическом компромиссе, способном остановить сползание страны в пучину этнических чисток и заложить более мощный фундамент для общенационального примирения. В нашем полушарии демократическое развитие открыло доступ в прежние элитарные структуры миллионам людей, прозябавшим на "обочине" общества. Эти люди требуют для себя статуса полноценных граждан, в котором им так долго отказывали, и, поскольку эти требования выдвигаются демократическим путем, подлинная суть происходящего в Западном полушарии после 2001 г. заключается не в отказе наших соседей от демократии и открытой рыночной экономики, а в том, что они расширяют в нашем регионе консенсус в поддержку демократического развития, настаивая, чтобы оно обеспечило социальную справедливость для самых маргинализованных слоев общества.
"Неупорядоченность" демократических процессов побуждает некоторых задаваться вопросом: не лучше ли будет, если слабые государства пройдут через период авторитарного капитализма? В нескольких странах эта модель действительно дала успешные результаты, и ее привлекательность лишь усиливается, если демократия слишком медленно приносит свои плоды или не соответствует завышенным ожиданиям лучшей жизни. Однако на каждую страну, где авторитаризм приводит к благосостоянию, приходится очень много таких, где он лишь усугубляет нищету, неравенство и коррупцию. Что же касается авторитарных государств, у которых дела в экономике идут совсем неплохо, то здесь стоит задуматься: а не были бы их результаты еще лучше в условиях демократического строя? В конечном итоге, вопрос о том, можно ли считать авторитарный капитализм системой с неисчерпаемым ресурсом устойчивости, в лучшем случае представляется открытым. Может ли в долгосрочном плане государство уважать таланты своих граждан, но не их права? Лично я в этом сомневаюсь.
Для Соединенных Штатов помощь демократическому развитию должна оставаться одной из приоритетных задач. По сути, какой-либо реальной альтернативы, позволяющей нам влиять на мирную эволюцию слабых и плохо управляемых государств, просто не существует. Подлинный вопрос заключается не в том, следует ли нам идти этим курсом, а в том, как именно это делать.
Для начала следует признать, что демократическое развитие возможно всегда, но оно никогда не бывает быстрым и легким. Это связано с тем, что демократия на деле представляет собой сложное взаимодействие демократических процедур и культуры общества. Опыт бесчисленного множества стран, и особенно нашей собственной, показывает: культура здесь не играет предопределяющей роли. Народы, представляющие любые культуры, расы, религии, и уровни развития, берут на вооружение демократию и приспосабливают ее к собственным условиям и традициям. Ни один культурный фактор до сих пор не играл роль препятствия в этом процессе - ни "милитаризм", якобы свойственный Германии и Японии, ни "азиатские ценности", ни африканский "трайбализм", ни приписываемое латиноамериканцам пристрастие к разного рода "каудильо", ни бытовавшее некогда представление о "предрасположенности" восточноевропейцев к деспотизму.
На самом деле лишь немногие народы начинают путь к демократии при наличии сложившейся демократической культуры. Подавляющее большинство формирует ее со временем - в ходе тяжелой повседневной борьбы за совершенствование законодательства, создание демократических институтов, утверждение толерантности, мирное урегулирование разногласий, и справедливое разделение власти. К несчастью, в контролируемой среде авторитарного режима трудно выработать демократические "привычки", чтобы они уже существовали в готовом виде к тому моменту, когда тирания прекратится. Процесс демократизации чаще всего проходит беспорядочно, и не удовлетворяет ожиданий, но он абсолютно необходим. Говорят: демократию нельзя навязать, особенно извне. Это верно, но к делу не относится. Ведь навязывается чаще всего как раз тирания.
Сегодня мы редко видим ситуацию, когда народ сопротивляется основам демократии - праву выбирать себе руководителей и иным элементарным свободам. Речь идет о том, что люди, выбравшие лидеров-демократов, быстро начинают проявлять нетерпение, и требуют, чтобы они немедленно улучшили жизнь населения. Нашим национальным интересам, несомненно, отвечает поддержка таких лидеров, демократических институтов в таких странах, и забота о том, чтобы утвердившийся там новый государственный строй был в состоянии обеспечить собственную безопасность - особенно если речь идет о народах, страдавших от тяжелейших конфликтов. Для этого необходимо установление с ними долгосрочного партнерства, основанного на взаимной ответственности, и комплексное использование всех элементов влияния нашего государства - политических, дипломатических, экономических, а порой и военных. В последние годы нам удалось наладить подобное партнерство с такими разными странами, как Колумбия, Ливан и Либерия. Так, Колумбия еще десять лет назад балансировала на грани превращения в несостоятельное государство. Сегодня, отчасти благодаря нашему долгосрочному партнерству с ее смелыми лидерами и гражданами, Колумбия превращается в нормальное государство с демократическими институтами, защищающими страну, обеспечивающими справедливое управление, борющимися с нищетой и вносящими вклад в международную безопасность.
Теперь нам необходимо выстраивать долгосрочное партнерство с другими молодыми и непрочными демократиями - особенно Афганистаном. Сегодня в этой стране - после почти тридцати лет тирании, насилия и войн - укореняются основы демократии. Впервые в истории у афганцев появилась власть, избранная народом на президентских и парламентских выборах, и действующая в рамках конституции, закрепляющей права всех граждан. Проблемы в Афганистане связаны не с тем, что противник силен. Политическую концепцию движения "Талибан" подавляющее большинство афганцев не поддерживает. Талибы скорее используют несовершенство нынешнего афганского государства, навязывая свою власть за счет насилия против мирного населения и доходов от незаконного оборота наркотиков. В тех районах страны, где афганское правительство с помощью международного сообщества сумело обеспечить гражданам хорошее государственное управление и экономические возможности, талибы вынуждены отступать. США и НАТО жизненно заинтересованы в поддержке формирующегося эффективного, демократического афганского государства, способного победить "Талибан" и гарантировать "защищенность населения" - обеспечить гражданам личную безопасность, основные услуги, верховенство закона и более широкие экономические возможности. Это наша общая цель с афганским народом, который не желает, чтобы мы выводили войска из страны, пока не выполним совместно с ним эту задачу. Мы можем добиться успеха в Афганистане, но должны быть готовы поддерживать партнерство с этой молодой демократической страной на долгие годы вперед.
Одним из самых эффективных инструментов поддержки строительства демократических институтов в других государствах является наша помощь зарубежным странам, но этот инструмент необходимо правильно использовать. Одним из главных достижений последних восьми лет стало возникновение двухпартийного консенсуса относительно того, что эта помощь должна в большей степени носить "стратегический" характер. Мы начали превращать ее в стимул для развивающихся стран, способствующий внедрению там справедливого государственного управления, расширению экономической свободы и инвестициям в "человеческий капитал". Именно в этом заключается радикально новаторский характер программы "Счет вызовов тысячелетия" (Millennium Challenge Account initiative). В общем же плане мы теперь в большей степени координируем помощь зарубежным странам с нашими внешнеполитическими целями - с тем, чтобы помочь развивающимся странам перейти от войн к миру, от нищеты к процветанию, от негодного государственного управления к демократии и законности. В то же время мы начали реализацию исторических инициатив, призванных содействовать им в устранении препятствий на пути демократического развития - списывая прежние долги, обеспечивая едой голодающих, расширяя доступ к образованию и борясь с эпидемическими заболеваниями вроде малярии и ВИЧ/СПИДа. В основе всех этих усилий лежит необычайная доброжелательность американского народа, поддержавшего в 2001 г. увеличение объемов государственной помощи в целях развития странам мира почти втрое - вдвое для Латинской Америки и вчетверо для Африки.
В конечном итоге один из наиболее эффективных способов поддержки строительства демократических институтов и гражданского общества - это расширение свободы торговли и инвестиций. Уже сам процесс реализации торгового договора или двустороннего соглашения об инвестициях способствует ускорению и укреплению демократического развития. Правовые и политические институты, обеспечивающие соблюдение прав частной собственности, способны эффективнее защищать также и права человека или верховенство закона. Независимые суды, разрешающие коммерческие конфликты, будут лучше регулировать также гражданские или политические споры. Транспарентность, необходимая для борьбы с корпоративной коррупцией, гарантирует, что коррупция в политических кругах тоже не останется незамеченной и безнаказанной. Формирование среднего класса оборачивается и возникновением новых социальных центров влияния для политических движений и партий. Сегодня в нашей стране вопрос о свободе торговли вызывает споры, но не следует забывать: она необходима не только для поддержания здоровья американской экономики, но и результативности нашей внешней политики.
Потребность в гуманитарной помощи будет существовать всегда, но наша цель должна состоять в использовании таких инструментов, как помощь зарубежным странам, сотрудничество в сфере безопасности и торговли комплексно, чтобы содействовать другим странам в обретении способности добиваться успехов собственными силами. Мы должны настаивать на применении этих инструментов в целях демократического развития. Подобные действия отвечают нашим национальным интересам.
Меняющийся Ближний Восток
А что же Большой Ближний Восток - эта "дуга" государств, протянувшаяся от Марокко до Пакистана? Подход администрации Буша к отношениям с этим регионом стал наиболее зримым отклонением от прежнего политического курса США. На деле, однако, он представляет собой распространение на этот регион традиционных принципов - восприятия проблемы прав человека и содействия демократическому развитию в качестве элементов политического курса, соответствующего нашим национальным интересом. Другое дело, что многие десятилетия Ближний Восток рассматривался как исключение из этого правила. Американская политика в этом регионе почти исключительно была нацелена на обеспечение стабильности. Диалога - тем более публичного - о необходимости демократических перемен с ближневосточными государствами почти не велось.
В течение 60 лет как демократические, так и республиканские администрации придерживались с ближневосточными государствами одних и тех же "условий сделки": мы поддерживаем местные авторитарные режимы, а те в свою очередь поддерживают стабильность в регионе, в которой мы были заинтересованы. После 11 сентября становилось все очевиднее, что результатом "сделки" стала иллюзорная стабильность. В регионе практически не существовало легальных каналов для политического самовыражения. Но это не означало, что там не велось политической деятельности - она происходила в медресе и мечетях, где правили бал исламские радикалы. Неудивительно, что именно экстремистские группировки представляли собой наиболее организованные политические движения. И именно в этой, "теневой" политике "Аль-Каида" находила неприкаянных людей, становившихся ее добычей и эксплуатировавшихся в качестве пушечного мяса в ее апокалиптической войне против "далекого врага".
Один из возможных вариантов реакции на эту ситуацию заключался в том, чтобы бороться исключительно с самим терроризмом, не обращая внимания на первопричину его возникновения. Возможно, на какое-то время эту подспудную напряженность удалось бы сдержать. Более того, путь к справедливости и новому равновесию, по которому движутся сегодня народы Большого Ближнего Востока, весьма тернист. Но действительно ли сегодня обстановка стала хуже, чем прежде? Хуже, чем в те времена, когда Ливан страдал под пятой оккупантов - сирийской армии? Хуже, чем в те времена, когда самозваные правители палестинского народа прикарманивали щедрую помощь из-за рубежа и растратили впустую шанс достичь мира в рамках принципа "двух государств" на самых благоприятных для себя условиях? Хуже, чем в те времена, когда международное сообщество вводило санкции, от которых страдали ни в чем не повинные иракцы, чтобы наказать человека, тиранившего собственный народ, угрожавшего соседям и погубившего 300000 человек, закопанных бульдозерами в безвестные братские могилы? Или она хуже, чем десятилетия угнетения и подавления, порождавших ощущение безысходности, подпитывавших ненависть, и приводивших к радикализации, результатом которой стала идеология, вдохновившая теракты 11 сентября? После 1945 г. Ближний Восток отнюдь не был тем образцом стабильности, что сохранился в ошибочном восприятии многих людей: его постоянно одолевали гражданские и межгосударственные конфликты. Наш нынешний путь, несомненно, тяжел, но не стоит идеализировать и прежние ближневосточные "условия сделки" - они не принесли региону ни справедливости, ни стабильности.
Считается, что вторая инаугурационная речь президента и мое выступление в Каирском университете в июне 2005 г. были лишь риторическими декларациями, не выдержавшими столкновения с суровой действительностью. Никто не будет спорить с тем, что поставленная цель - демократизация и модернизация Большого Ближнего Востока - достаточно амбициозна; кроме того, мы - те, кто ее поддерживает - полностью осознаем, что речь идет о трудной задаче, рассчитанной не на одно десятилетие. Никакое единичное событие, а уж тем более выступление, не приведет в одночасье к ее реализации. Но если Америка не возьмется за эту задачу - за нее не возьмется никто.
Осуществление данной цели дополнительно осложняется тем, что на будущее Ближнего Востока "завязаны" и многие другие жизненные интересы нашей страны - связанные с энергетической безопасностью, нераспространением оружия массового поражения, защитой наших друзей и союзников, урегулированием давних конфликтов, и, главное, краткосрочной потребностью в партнерах по глобальной борьбе с исламскими экстремистами, исповедующими насилие. Тем не менее утверждения о том, что США должны следовать либо своим интересам безопасности, либо своим демократическим идеалом, ставят нас перед ложным выбором. Да, в краткосрочной перспективе наши интересы и наши идеалы порой вступают в противоречие друг с другом. Америка - не неправительственная организация, и в отношениях со всеми странами мира должна увязывать множество факторов. Но в долгосрочном плане самой надежной гарантией безопасности США является торжество наших идеалов: свободы, прав человека, открытой рыночной экономики, демократии и верховенства закона.
Сегодня лидеры и граждане стран Большого Ближнего Востока ищут ответы на основополагающие вопросы современного государственного строительства: где находятся нужные пределы применения силы государством - как на собственной территории, так и вне ее? Какую роль должно играть государство в жизни граждан и во взаимоотношениях религии с политикой? Как примирить традиционные ценности и обычаи с правами и свободой личности, которые несет с собой демократия - особенно в отношении женщин и девочек? Каким образом хрупкие политические институты обеспечат религиозное и этническое многообразие в ситуации, когда люди склонны хранить верность традиционным ассоциациям? Ответы на эти и другие вопросы способны дать только сами жители Ближнего Востока. Наша же задача - поддерживать и направлять эти сложные процессы перемен, помочь странам региона преодолеть ряд серьезных проблем, стоящих на пути их превращения в современные демократические государства.
Первое из этих препятствий представляет собой глобальная идеология насильственного исламистского экстремизма, исповедуемая группировками вроде "Аль-Каиды", полностью отвергающими основополагающие принципы современной политики, стремящимися к ликвидации суверенных государств, стиранию национальных границ и восстановлению имперской структуры древнего халифата. Для противостояния этой угрозе Соединенным Штатам понадобятся в регионе друзья и союзники, готовые и способные предпринять конкретные действия против террористов в собственной среде. В конечном итоге речь, однако, идет не просто о вооруженной борьбе, а о состязании идей. План "Аль-Каиды" заключается в том, чтобы узурпировать легитимные претензии мусульманских обществ на местном и национальном уровне, исказить их и втиснуть в идеологический нарратив о нескончаемой борьбе против западных, прежде всего американских "угнетателей". Утешает здесь то, что идеология нетерпимости, исповедуемая "Аль-Каидой", не может насаждаться иначе как насилием и жестокостью. Когда люди обладают свободой выбора, они - как это происходит в Афганистане, Пакистане и иракской провинции Анбар - отвергают идеологию "Аль-Каиды" и восстают против ее власти. Таким образом, наша стратегия победы должна заключаться в том, чтобы предложить людям демократический путь развития, позволяющий обеспечивать их интересы мирными способами - за счет раскрытия своих способностей, устранения несправедливости, за счет свободной и достойной жизни. В этом смысле борьба против терроризма напоминает глобальную "антиповстанческую" операцию: центр тяжести здесь - не сами враги, с которыми мы сражаемся, а общества, которые они пытаются радикализовать.
Конечно, наша заинтересованность в поощрении демократического развития, и одновременно - в борьбе с терроризмом и экстремизмом неизбежно приводит к трудным решениям, поскольку на Ближнем Востоке нам нужны эффективные союзники, способные искоренять терроризм здесь и сейчас. Зачастую эти государства не являются демократическими, и нам приходится находить нужный баланс между краткосрочными и долгосрочными задачами. Мы не можем отказывать недемократическим государствам в помощи в сфере безопасности для борьбы с терроризмом или самозащиты. В то же время нам следует использовать иные рычаги влияния, чтобы содействовать демократизации и спрашивать с наших друзей. Это означает поддержку гражданского общества, что мы и делаем в рамках Форума будущего и Инициативы по партнерству на Ближнем Востоке (Middle East Partnership Initiative), а также использование публичной и "неофициальной" дипломатии, чтобы подтолкнуть наших недемократических союзников к реформам. И мы видим, что перемены, пусть и медленно, происходят - с точки зрения всеобщего избирательного права, роста влияния парламентов, доступа девочек и женщин к образованию. Нам следует и дальше выступать в пользу реформ и поддерживать силы, борющиеся за перемены в недемократических странах, не прекращая при этом сотрудничества с их правительствами в сфере безопасности.
Примером того, как нашей администрации удается находить нужное соотношение между этими задачами, могут служить наши отношения с Пакистаном. После многолетнего пренебрежения отношениями со стороны США, нашей администрации после 11 сентября пришлось налаживать партнерство с пакистанским военным режимом ради достижения общей цели. Мы пошли на это, понимая, что в конечном итоге безопасность США и самого Пакистана требует возврата к гражданскому демократическому правлению. Поэтому, сотрудничая с президентом Первезом Мушаррафом (Pervez Musharraf) в борьбе с террористами и экстремистами, мы вложили более 3 миллиардов долларов в укрепление пакистанского общества - строительство школ и больниц, оказание экстренной помощи после землетрясения 2005 г., а также поддержку политических партий и законности. Мы призывали военное руководство Пакистана направить страну по пути модернизации и умеренности, что во многих важных сферах оно и делает. А когда в прошлом году этот процесс оказался под угрозой из-за введения чрезвычайного положения, мы оказали на президента Мушаррафа жесткое давление, побуждая его "снять мундир" и провести свободные выборы. Хотя террористы пытались сорвать возврат страны к демократии, - трагическим результатом подобных усилий стала гибель многих невинных людей, включая бывшего премьера Беназир Бхутто (Benazir Bhutto) - пакистанский народ нанес экстремизму сокрушительный удар на избирательных участках. Восстановление демократии в Пакистане дает нам возможность строить с этой страной долгосрочное и широкое партнерство, которого ранее нам не удавалось достичь, укрепляя тем самым нашу безопасность и создавая основу для торжества наших ценностей в этом неблагополучном регионе.
Другую угрозу улучшению ситуации на Ближнем Востоке создают агрессивные государства, стремящиеся не к мирному реформированию существующего в регионе порядка, а к его изменению с помощью всех возможных форм насилия - убийств, запугивания, терроризма. Вопрос здесь заключается не в том, какое государство будет пользоваться влиянием на Ближнем Востоке. Они все имеют, и будут иметь, такое влияние. На самом деле речь идет о другом: что за влияние эти государства будут оказывать, и в каких целях - конструктивных или деструктивных? Именно этот фундаментальный и пока нерешенный вопрос лежит в основе многих геополитических проблем сегодняшнего Ближнего Востока - будь то подрыв Сирией ливанского суверенитета, стремление Ирана стать ядерной державой, или поддержка терроризма обоими этими государствами.
Особую опасность в этом смысле представляет Иран. Иранский режим проводит свою деструктивную политику как через государственные структуры вроде Корпуса стражей исламской революции и его спецподразделения "Кудс", так и через негосударственных "посредников", работающих на расширение влияния Тегерана - таких как часть подразделений "Армии Махди" в Ираке, ХАМАС в Газе, "Хезболла" в Ливане и других странах. Этот режим стремится к подрыву существующего строя в других государствах и распространению своего влияния на район Персидского залива и весь Большой Ближний Восток. Он угрожает уничтожением Государству Израиль и относится к США с неумолимой враждебностью. Наконец, он дестабилизирует ситуацию в Ираке, угрожает безопасности американских солдат, и убивает мирных иракцев. Соединенные Штаты вынуждены реагировать на эти провокации. Очевидно, что Иран, обладающий ядерным оружием, или хотя бы технологиями, позволяющими в любой момент его создать, будет представлять серьезную угрозу для международной безопасности и мира.
Но существует и другой Иран - страна великой культуры, где живет великий народ, страдающий от угнетения. Иранский народ заслуживает интеграции в международную систему, заслуживает права свободно ездить по свету и получать образование в лучших университетах. Соединенные Штаты стараются наладить с ним такие контакты за счет обменов спортивными командами, специалистами по борьбе с природными катастрофами и деятелями искусства. Немало данных свидетельствует о том, что иранский народ доброжелательно относится к американцам и Соединенным Штатам. Наши отношения должны носить совершенно иной характер. Если иранские власти выполнят требования Совета Безопасности ООН, прекратив обогащение урана и иную подобную деятельность, сообщество наций, включая и Соединенные Штаты, готово обсуждать с ними весь круг имеющихся вопросов. У Америки нет постоянных врагов.
В конечном итоге многочисленные угрозы, связанные с Ираном, следует рассматривать в более широком контексте: это тот случай, когда государство явно "идет не в ногу" с международным сообществом в плане норм и ценностей. Тегеран должен сделать стратегический выбор - суть его мы стараемся прояснить нашим подходом к отношениям с этой страной - относительно того, как и в каких целях ему следует использовать свое влияние и мощь. Намерен ли он и дальше игнорировать законные требования всего мира, преследовать свои интересы с помощью насилия, и усугублять изоляцию собственного народа, или он готов к улучшению отношений, развитию торговли и обменов, углублению интеграции, мирному сотрудничеству с соседями и международным сообществом в целом? Тегеран может быть уверен: перемены в его поведении повлекут за собой соответствующие изменения в нашем подходе. Но следует ему знать и другое: пока эти перемены не произойдут, Соединенные Штаты будут энергично защищать своих друзей и своим интересы.
Третья проблема состоит в том, чтобы найти способы урегулирования застарелых конфликтов, особенно израильско-палестинского. Наша администрация ставит вот главу угла в своем подходе к этому конфликту идею демократического развития, поскольку мы уверены: еврейское государство не обретет той безопасности, которой оно заслуживает, а палестинский народ - столь же заслуженного процветания в рамках собственного государства, пока в Палестине не появится правительство, способное выполнять свои суверенные обязанности как по отношению к согражданам, так и по отношению к соседям. В конечном итоге должно быть создано такое палестинское государство, которое сможет сосуществовать с Израилем в мире и спокойствии. Это государство родится не только путем переговоров о "зримых" проблемах, связанных с границами, беженцами и статусом Иерусалима, но и за счет непростых усилий по созданию эффективных демократических институтов, способных бороться с терроризмом и экстремизмом, обеспечивать верховенство закона, обуздать коррупцию и создать возможности, позволяющие палестинцам улучшать свою жизнь. А это требует ответственности от обеих сторон.
Как показывает опыт последних нескольких лет, фундаментальная линия размежевания в палестинском обществе проходит между теми, кто отвергает насилие и признает право Израиля на существование, и теми, кто придерживается противоположной точки зрения. В конечном счете палестинский народ должен принять решение о том, какого будущего он для себя желает, и только демократия дает ему такой выбор и возможность мирно двигаться вперед, к разрешению фундаментального вопроса их национального существования. Соединенные Штаты, Израиль, другие государства региона и международное сообщество должны сделать все, что в их силах, чтобы поддержать тех палестинцев, которые сделают выбор в пользу будущего мира и компромисса. Когда урегулирование конфликта в рамках принципа двух государств станет свершившимся фактом, это произойдет благодаря, а не вопреки демократии.
Предвижу, что многим эта точка зрения покажется спорной; кроме того, она затрагивает еще одну проблему, которую необходимо решить, чтобы на Большом Ближнем Востоке появились современные демократические государства: как быть с негосударственными организациями, чья приверженность демократии, ненасилию и законности вызывает сомнения? Из-за долгой истории авторитаризма в регионе многие из наиболее организованных политических партий здесь исповедуют идеи исламизма, а некоторые - не отказываются от насилия в качестве средства достижения политических целей. Какова должна быть их роль в демократическом процессе? Получив власть демократическим путем, не подорвут ли они тот самый процесс, что привел их к победе? Может быть по этой причине проведение демократических выборов на Большом Ближнем Востоке попросту опасно?
Все это - непростые вопросы. Когда ХАМАС выиграл выборы на палестинских территориях, это было воспринято как провал нашей политики. Однако, хотя эта победа несомненно усложнила положение дел на Большом Ближнем Востоке, она в чем-то способствовала и прояснению ситуации. Во-первых, ХАМАС и до выборов обладал немалой властью - в основном основанной на насилии. Во-вторых, после выборов ему впервые пришлось столкнуться с необходимостью давать отчет за применение своей власти. Это позволило палестинскому народу и международному сообществу требовать от ХАМАС соблюдения тех же элементарных стандартов ответственности, что и от любого другого правительства. Постоянным нежеланием вести себя как ответственный режим, а не как движение, основанное на насилии, ХАМАС продемонстрировал свою полную неспособность управлять государством.
Сегодня пристальное внимание привлекает ситуация в секторе Газа, который ХАМАС сделал заложником своей некомпетентной и жестокой политики. Однако в других районах палестинцам удается призвать ХАМАС к ответу. Так, в городе Калькилья на западном берегу Иордана, где ХАМАС победил на выборах в 2004 г., возмущенные и сытые по горло его властью палестинцы проголосовали против него на следующих выборах. Если появится легитимная, эффективная, демократическая сила, альтернативная ХАМАС (ФАТХ пока таковой считать нельзя), люди скорее всего отдадут предпочтение ей. Это замечание будет особенно актуально, если палестинцы смогут жить нормальной жизнью в собственном государстве.
Участие вооруженных группировок в выборах порождает проблемы. Но из этого не следует делать вывод о том, что само проведение выборов нецелесообразно. Скорее здесь должны действовать стандарты вроде тех, по которым международное сообщество судит о деятельности ХАМАС после его победы: можно быть террористической группировкой или политической партией, но нельзя быть и тем и другим одновременно. Как бы ни сложна была эта проблема, людям нельзя отказывать в праве участия в выборах на том основании, что их результат может нам не понравиться. Хотя мы не можем знать, приведет ли в конечном итоге политический процесс к "дерадикализации" движений, использующих насилие, мы точно знаем другое: исключение их из этого процесса дает им влияние без ответственности. Это - еще одна проблема, которую лидерам и народам Большого Ближнего Востока необходимо решить в процессе обращения этого региона к демократическим процессам и институтам для урегулирования разногласий мирным путем, без репрессий против кого-либо.
Преобразования в Ираке
Конечно, необходимо упомянуть и об Ираке: события в этой стране, пожалуй, можно считать самым трудным испытанием на прочность предположения о том, что демократия позволяет преодолевать глубокие противоречия и разногласия. Поскольку Ирак, с его многослойным этническим и религиозным многообразием, представляет собой как бы "микрокосм" всего региона, борьба иракского народа за построение демократии после свержения Саддама Хусейна меняет политический ландшафт не только в самой этой стране, но и на всем Большом Ближнем Востоке.
Цена этой войны для американцев и иракцев - и в плане людских жизней, и в плане материальном - оказалась выше, чем мы когда-либо могли себе представить. Эта история далеко не закончена - она продлится еще многие годы. Санкции и инспекции экспертов по оружию массового поражения, деятельность разведки и дипломатии перед войной, численность войск и планирование на послевоенный период - все эти важные проблемы историки будут анализировать не одно десятилетие. Но фундаментальный вопрос, который мы можем задавать и обсуждать сейчас, звучит так: было ли решение об отстранении Саддама от власти правильным? Я по-прежнему убеждена, что да.
После первой кампании против Саддама и десяти лет, когда мы формально оставались с ним в состоянии войны, наша политика сдерживания начала трещать по швам. Сообщество наций утрачивало волю к неуклонному обеспечению этой политики, а сам правитель Ирака все искуснее использовал имеющиеся "лазейки" вроде программ типа "Нефти в обмен на продовольствие" - даже в большей степени, чем мы тогда предполагали. Провал политики сдерживания становился все очевиднее - принимаемые Советом Безопасности ООН резолюции не выполнялись, все чаще возникали столкновения в зонах, запретных для полетов, и в 1998 г. президент Билл Клинтон был вынужден принять решение об авиаударах по Ираку, а затем совместно с Конгрессом признал "смену режима" главной задачей нашей государственной политики по отношению к этой стране. Если бы от Саддама не исходила угроза, зачем сообществу наций было подвергать иракский народ самым жестоким санкциям в недавней истории? На самом деле, как в показано в отчете Группы по изучению вопроса об иракском оружии массового поражения (Iraq Survey Group), Саддам был готов и намеревался возобновить реализацию своих программ по созданию этого оружия после того, как давление со стороны международного сообщества будет снято.
Соединенные Штаты свергли Саддама не в целях демократизации Ближнего Востока. Они сделали это, чтобы устранить долгосрочную угрозу международной безопасности. Но администрация понимала - после освобождения Ирака должна возникнуть задача его демократизации. Мы обсуждали вопрос о том, не следует ли удовлетвориться свержением Хусейна и его заменой другим диктатором. Мы пришли к выводу, что на него следует дать отрицательный ответ, и с самого начала политика США состояла в том, чтобы помогать иракцам построить демократию в стране. Стоит вспомнить, что Адольфа Гитлера мы свергли тоже не потому, что хотели осуществить демократизацию Германии. Однако Соединенные Штаты считали, что только демократическая Германия может в конечном итоге стать одним из гарантов прочного мира в Европе.
Таким образом, демократизация Ирака и демократизация Ближнего Востока - задачи взаимосвязанные. Аналогичным образом, с Ираком связана и война против террора, поскольку нашей целью после 11 сентября стало лечение самих недугов Ближнего Востока, а не только их симптомов. Трудно представить себе утверждение справедливости и демократии на Ближнем Востоке, если бы в центре региона сохранялся хусейновский режим.
Задачи, с которыми мы столкнулись в Ираке, необычайно трудны. При Саддаме иракское государство и общество были сломлены. Мы тоже совершали ошибки - это бесспорно. Наконец, долго подавляемые претензии, выплеснувшись наружу, подвергают тяжелой проверке на прочность молодые, хрупкие демократические институты. Но другого достойного, мирного пути к национальному примирению в Ираке не существует.
По мере того, как Ирак преодолевает трудности, воздействие преобразований в этой стране начинает ощущаться по всему региону. В конечном итоге государствам Ближнего Востока необходимы реформы. Но реформированию подлежат и взаимоотношения между ними. На Большом Ближнем Востоке происходит стратегическое размежевание между государствами, ведущими себя ответственно, осознающими, что время насилия под лозунгом "сопротивления" прошло, и теми, что продолжают подпитывать экстремизм, терроризм и хаос. Саудовская Аравия, Египет, Иордания, и страны Персидского залива направляют свою энергию на поддержку умеренных сил в Палестинской автономии, урегулирования израильско-палестинского конфликта на основе принципа "двух государств", а также демократически настроенных лидеров и граждан в Ливане. Они должны осознать, что демократический Ирак может стать их союзником в борьбе с экстремизмом в регионе. Пригласив Ирак в состав "Совета по сотрудничеству стран Персидского залива плюс два" (речь идет о Египте и Иордании), они сделали важный шаг в этом направлении.
Одновременно эти страны надеются, что Соединенные Штаты будут и дальше принимать активное участие в делах их неспокойного региона, противодействовать и сдерживать угрозу со стороны Ирана. Сегодня усилия США во многом сосредоточены в центральной части Большого Ближнего Востока. Наше долгосрочное партнерство с Афганистаном и Ираком, которому мы должны и дальше сохранять приверженность, наши новые отношения с государствами Центральной Азии, и давнее партнерство со странами Персидского залива составляют прочный геополитический фундамент для предстоящей в ближайшие десятилетия работы по содействию улучшению ситуации на Ближнем Востоке, его демократизации и процветанию.
Уникальная американская концепция реализма
Отношения с сильными и нарождающимися державами - влиятельными участниками мирового порядка, а также поддержка демократического развития слабых и плохо управляемых государств: эти общие цели американской внешней политики, несомненно, амбициозны. И здесь неизбежно возникает вопрос: готовы ли Соединенные Штаты к выполнению подобных задач, или наша страна, как опасаются и утверждают многие, находятся в состоянии упадка?
Мы можем быть уверены в том, что фундамент американского могущества остается и останется прочным - поскольку его источниками служат динамизм, энергия и стойкость нашего общества. Соединенные Штаты не утратили своей уникальной способности ассимилировать новых граждан любой национальности, вероисповедания и культуры в ткань нашей общественной и экономической жизни. Те же ценности, что позволяют людям добиваться успеха в нашей стране, становятся залогом успеха самой страны в мире - смекалка, новаторство, предприимчивость. Все эти, и другие позитивные качества подкрепляются нашей системой образования, не имеющей равных в мире по способности учить детей не "правильно", а самостоятельно мыслить - критически оценивать проблемы и творчески их решать.
С точки зрения наших национальных интересов одна из важнейших задач - гарантировать качественное образование всем, в особенности детям из неблагополучных семей. Американский идеал - это равенство возможностей, а не равенство результатов. Именно это спаивает воедино нашу многонациональную демократическую страну. Если мы когда-нибудь утратим веру в то, что главное в человеке - не откуда он вышел, а куда он идет, мы почти наверняка лишимся и уверенности в себе. А неуверенная в себе Америка не сможет вести за собой других. Она неизбежно "замкнется в себе". Мы начнем воспринимать экономическую конкуренцию, международную торговлю и иностранные инвестиции, а также сложные события во внешнем мире не как вызовы, позволяющие нам проявить себя, а как угрозы, которых следует избегать. Поэтому доступность образования представляет собой важнейший вопрос национальной безопасности.
Мы также можем быть уверены в прочности фундамента экономической мощи Соединенных Штатов - и сегодня, и в будущем. Даже в условиях финансовых потрясений и международных кризисов американская экономика с 2001 г. растет быстрее и динамичнее, чем экономика любой другой из ведущих промышленно развитых стран. Соединенные Штаты бесспорно остаются локомотивом мирового экономического роста. Чтобы так было и в дальнейшем, мы должны найти новые, более надежные и экологичные источники энергии. Промышленность будущего - это те высокотехнологичные отрасли (включая и "чистую" энергетику), в которых наша страна уже много лет лидирует, и останется на передовых позициях в мировом масштабе. Другие страны действительно переживают потрясающий рост, - и это можно только приветствовать - но по объему ВВП Соединенные Штаты в ближайшие десятилетия скорее всего и дальше будут опережать другие страны.
Даже с точки зрения государственных институтов, обеспечивающих национальную безопасность, основы нашего могущества прочнее, чем многие полагают. Несмотря на то, что мы ведем две войны и защищаем страну в условиях новой глобальной конфронтации, военные расходы США сегодня в процентах от ВВП по-прежнему намного ниже средних показателей за период "холодной войны". Войны в Афганистане и Ираке действительно потребовали от нашей армии гигантского напряжения сил, и президент Буш не случайно предложил Конгрессу увеличить численность сухопутных войск на 65000, а Корпуса морской пехоты - на 27000 человек. События последних лет стали суровым испытанием для наших вооруженных сил, но одновременно они подготовили новое поколение командиров к операциям по стабилизации обстановки и борьбе с мятежами, которые в будущем нам скорее всего придется проводить еще не раз. Этот опыт также указывает на острую потребность в формировании партнерства нового типа между нашими военными и гражданскими институтами. Необходимость - мать изобретательности, и совместные группы по проведению восстановительных работ, которые мы разворачиваем в афганских и иракских провинциях, представляют собой модель для будущего сотрудничества между военными и гражданскими.
В своей статье 2000 г. я выступала против участия США, и особенно американских военных, в государственном строительстве за рубежом. Сегодня, в 2008 г., стало совершенно очевидно, что в обозримом будущем нам не избежать участия в подобных процессах. Однако заниматься этим должны не вооруженные силы США. Кроме того, нельзя приступать к выполнению таких задач уже после того, как то или иное государство проявит полную недееспособность. Здесь нужен другой подход: гражданские ведомства вроде недавно созданного Корпуса гражданского реагирования (Civilian Response Corps) должны взять на себя инициативу в выработке комплексного подхода государства - с участием дипломатов и специалистов по развитию - к решению вопросов нашей национальной безопасности. Для этого потребуется преобразование и более глубокая интеграция институтов "жесткого" и "мягкого" влияния Соединенных Штатов - наша администрация уже приступила к решению этой трудной задачи. После 2001 г. президент с одобрения Конгресса увеличил почти на 54% финансирование нашей дипломатической службы и ведомств, занимающихся вопросами развития. А в этом году мы с президентом запросили у Конгресса санкции на увеличение штатов Госдепартамента на 1100 человек, а Агентства международного развития США - на 300 человек. Тем, кто придет нам на смену, следует развивать эту деятельность на созданной нами основе.
Возможно, наибольшую озабоченность вызывает не наличие у США возможностей для мирового лидерства, а вопрос о наличии у них необходимой для этого политической воли. Внешняя политика США определяется не нашими желаниями, а необходимостью - и это здоровая тенденция, характерная для республики, а не для империи. За последние восемь лет нам временами приходилось решать новые и трудные задачи, порой подвергавшие суровому испытанию решимость и терпение американского народа. Наши действия не всегда пользовались популярностью, или даже бывали хорошо поняты. Сегодня может показаться, что императивы, возникшие перед нами 12 сентября и в дальнейшем - дело далекого прошлого. Но действия Соединенных Штатов еще много, много лет будут определяться сознанием того, что мы ведем борьбу в неравных условиях: мы должны быть правы всегда, а террористам достаточно, чтобы они оказались правы хотя бы раз. Тем не менее я убеждаюсь, что, несмотря на все разногласия между нами и нашими союзниками за последние восемь лет, они по-прежнему хотят, чтобы Соединенные Штаты сохраняли активность и уверенность в себе, поскольку большую часть проблем планеты без нашего участия не решить. И мы тоже должны это понимать.
В конечном итоге, однако, успех Соединенных Штатов в 21 веке больше всего зависит от силы нашего воображения. Этой черте американского характера мы больше всего обязаны нашим уникальным положением в мире, и связана она с тем, как мы относимся к нашему могуществу и нашим ценностям. Традиционная дихотомия меду реализмом и идеализмом по сути никогда не действовала применительно к Соединенным Штатам, поскольку мы не считаем, что наши национальные интересы и наши общечеловеческие идеалы находятся в противоречии друг с другом. Для нашей страны это всегда было вопросом перспективы. Даже если в краткосрочном плане между нашими интересами и идеалами возникает напряженность, мы уверены; в долгосрочной перспективе они неразделимы.
В результате наше воображение раскрепощается, и Америка всегда уверена: мир не может стать совершенным, но может стать лучше, чем многие считают. Америка представляла, что когда-нибудь демократическая Германия станет опорой свободной, единой и мирной Европы. Америка была убеждена, что демократическая Япония может в один прекрасный день стать источником мира для все более свободной и процветающей Азии. Америка не теряла веры в то, что народы Прибалтики обретут независимость, и тем самым приближала тот день, когда Рига приняла саммит НАТО. Чтобы осуществить эти и другие амбициозные цели, рожденные нашим воображением, Америка зачастую предпочитала соотношение сил в пользу наших ценностей балансу сил, этим ценностям не отвечающему. Мы воспринимаем мир как он есть, но никогда не смирялись с тем, что мы бессильны изменить его к лучшему. Более того, мы продемонстрировали, что, сочетая могущество Америки с ее ценностями, мы можем помочь нашим друзьям и союзникам раздвинуть пределы того, что в то время большинство людей считало реальным.
Как определить этот наш настрой? Это, конечно, своего рода реализм, но и нечто большее. Я бы назвала его уникальным американским реализмом. В результате мы - невероятно нетерпеливая страна. Мы живем не прошлым, а будущим. Мы не рефлектируем бесконечно по поводу нашей собственной истории. В прошлом из-за этого мы допускали ошибки; не избежать их нашей стране и в дальнейшем. Тем не менее, именно это нетерпеливое желание улучшить ситуацию, далекую от идеала, и ускорить поступь перемен ведет к нашим самым устойчивым достижениям - как внутри страны, так и за рубежом.
В то же время, как это ни парадоксально, уникальный американский реализм делает нас бесконечно терпеливыми. Мы понимаем, насколько долог и труден путь к демократии. Мы признаем свое "родовое уродство" - конституцию, ставшую результатом компромисса, из-за которого каждый из моих предков превратился в "три пятых" человека [согласно разделу 2 статьи I Конституции США, при определении численности населения каждого штата учитывалось только три пятых от общего числа рабов в каждом штате - прим. перев.]. Тем не менее, мы залечиваем старые раны и живем вместе, как единый американский народ, что определяет характер наших отношений с окружающим миром. Мы поддерживаем демократию не потому, что считаем себя идеальными, а потому, что осознаем наше глубокое несовершенство. Это придает нам смирение в наших собственных усилиях и терпение, когда речь идет об усилиях других. Мы знаем, что сегодняшние заголовки редко совпадают с вердиктом истории.
Международное устройство, отражающее наши ценности - самая надежная гарантия наших долгосрочных национальных интересов, и Америка сохраняет уникальную возможность предопределить подобный исход. Более того, мы уже видим первые признаки этого лучшего мира. Они в том, что женщины в Кувейте получают право голоса, в том, что в Киркуке собирается на заседание совет провинции, в том - а ведь это казалось почти невероятным - что американский президент стоит бок о бок с демократическими
Обсудить новость на Форуме