20:00 10.04.2008 | Все новости раздела "Другая Россия / НБП"
Лугового надо допросить
— Михаил Иванович, 5 апреля состоялся пикет, на котором прозвучало требование объективного расследования убийства Александра Литвиненко. Вы как бывший адвокат и сотрудник спецслужб какие видите зацепки? Что требует внимательного расследования в этом деле?
— Основная зацепка, которая сейчас фигурирует везде и которая стала камнем преткновения, — это допрос Лугового. Я считаю, что Россия должна предпринять все усилия, дать ему гарантии (я думаю, что это специалисты могут определить), чтобы его все же допросили в суде Великобритании, чтобы он дал показания, и дальше отталкиваться от них. Других я сейчас не могу назвать, потому что мне нужно знать материалы дела. По слухам, поскольку я не видел конкретных документов, полоний, который был обнаружен в организме Литвиненко, имеет источник происхождения на территории России, причем известен даже конкретный завод. Почему бы не проверить, соответствует ли это действительности и если соответствует, то как этот полоний ушел с этого завода?
— Но это же требование по выдаче Лугового направляется со стороны Великобритании, и Россия не соглашается выдавать его на допросы. Аналогичная ситуация с отравляющим веществом. Что в такой ситуации можно предпринять?
— Вопрос по выдаче уперся в то, что по Конституции запрещается это делать. Но у нас же есть прецеденты, когда выдавали российских граждан. Другой вопрос, что можно пойти навстречу, основываясь не на Конституции, а на некоторых межгосударственных соглашениях об оказании помощи и других, и все же его выдать, или допросить, или сделать это под определенные гарантии (на территории посольства, например).
— С чьей стороны, на ваш взгляд, требуется воля для организации суда? Ведь российская сторона сама отказывается пойти навстречу. К кому же этот призыв должен быть адресован?
— К российской стороне, прежде всего. Литвиненко на момент убийства был уже подданным Великобритании, то есть иностранным подданным, но тем не менее в этом деле затронуты интересы России, и речь идет о политике, о межгосударственных отношениях, которые сказываются на отношениях миллионов лиц между собой. И почему нельзя предпринять все возможные меры, чтобы допросили одного человека?! Речь идет не о том, чтобы его осудить и так далее, ведь там под гарантией неприкосновенности выяснятся эти моменты, а только прояснить обстоятельства дела. Иначе получается, что Россия препятствует объективному расследованию, что тут еще можно сказать?!
У меня как у бывшего следователя есть предчувствие, что Луговой не был основным звеном в этом преступлении, даже при его причастности. Ведь если полоний обнаружен, это значит, что он в какой-то степени причастен, но я думаю, что эта причастность косвенная. Однако он может выдать те сведения, которые помогут расследованию, и, на мой взгляд, именно поэтому объективному расследованию всячески препятствуют со стороны Генеральной прокуратуры.
— По вашим словам, это дело носит яркий политический оттенок. Как вы считаете, можно ли провести это расследование исключительно по юридической линии или здесь требуется именно политическое участие, ведь расследование убийства наверняка прольет свет на высшее руководство России.
— Я всегда был и остаюсь сторонником юридического расследования. Совершено убийство человека, преступление против человека, человеческая жизнь должна быть на первом месте. Там, где дело связано с насилием против личности, всегда должно быть сделано все возможное, приложены все усилия, чтобы преступник был наказан, какое положение он бы ни занимал.
А если, как вы сказали, прольется свет на руководителей, то разве должно так быть, чтобы руководитель был преступником, отдающим команду совершать убийство?! Кто мы тогда, получается: если руководитель — преступник, то все мы управляемся преступником?!
— Возможно ли будет целиком расследовать преступление по юридической линии?
— Возможно, если будет принято политическое решение о самом процессе, если будет дано добро на объективное расследование.
— В каком случае это может произойти?
— Только на основе договоренности между лидерами двух государств.
— Таким образом, вы считаете, что если английская сторона настоит, то это преступление будет расследовано?
— Если английская сторона настоит, а российская — пойдет навстречу, то будет расследовано.
Мне кажется, что здесь сыграли роль (не знаю, чем это было вызвано) определенные амбиции со стороны президента России Путина. Мы также видели это во многих других решениях, когда ситуация заходила в тупик. Амбиции, вдобавок проблема — шум, суета, как в каком-то котле.
Эти межличностные отношения иногда идут в ущерб межгосударственным отношениям и вообще интересам людей. Например, ситуация с движением "Наши", которое наконец-то закрыли. Деление типа наши-не наши — это явно рознь.
— Вы стали эдаким диссидентом спецслужб еще до публичного выступления Литвиненко и остались в живых. Вы не опасаетесь за свою жизнь?
— Я не опасаюсь за свою жизнь, мой конфликт идет еще с 1995 года, и я занимался тем делом, которое всегда соответствовало интересам людей. Ведь с чего начался мой конфликт с руководством ФСБ? Когда стали укрывать преступников, которые совершили тяжкие преступления, я выступил против.
Опять сказались амбиции руководства: «Как же так, против нас пошли!». Я пошел юридическим путем, я ушел из ФСБ, подал в суд на незаконные действия директора ФСБ. Суд я выиграл, после чего занялся другой работой: стал следить за неуплатой налогов. И тут приходит информация, что была команда из ФСБ на мое физическое устранение. Почему, зачем?! Когда-то я огласил некоторые материалы о неблаговидной деятельности нынешнего директора ФСБ Николая Патрушева, а в то время он был начальником Управления собственной безопасности ФСБ России. А там были опять же деяния, которые он против людей проводил.
И вот появилась эта группа Литвиненко, которая отказалась выполнять этот преступный приказ о моем устранении. Из-за того, что они огласили эти сведения, началась гонка на них.
Я в этой пресс-конференции участвовал как планируемая жертва. Участники управления по разработке преступных организаций (УРПО) ФСБ решили огласить сведения о существовании подразделения по внесудебным расправам и что оно по указаниям руководства совершало очень многие противоправные действия, вплоть до убийства. Поэтому они пригласили меня как одну из жертв, в отношении которой была дана команда устранить физическим путем, проломить голову. Об этом Гусак (Александр Гусак, непосредственный начальник Александра Литвиненко. — Ред.) еще в 2004 году сказал на суде, и в протокол было занесено. Только сейчас, не знаю почему, засекречены эти сведения. Там доказательств достаточно, что готовилось убийство.
— На Вас были покушения?
— На меня было совершено свыше 10 покушений. В 1996 году было первое нападение, до сих пор шрамы остались.
Кстати, совсем недавно получил такие сведения, что к моему прессингу было причастно управление ФСБ России по городу Москве и Московской области, непосредственно генерал Трофимов, ныне покойный, и полковник Абовян (поменявший фамилию на Куницына), который даже признал, что они подбрасывали пистолет и сказали, что если надо будет, они еще подбросят.
Я довольно-таки нормально работал, проводил следствия. Начал разоблачать в ФСБ террористические диверсионные группы, захватывать банды, где попадались иногда и крышевики. И так — пока не наткнулся на боевиков: тут мне дали команду от Патрушева не трогать их, отпустить.
Я, конечно, воспротивился, тогда Патрушев назначил судебное разбирательство, которое вместо 10 дней шло 2 года. Я начал оспаривать, и, когда я написал рапорт, мне пригрозили, чтобы не поднимал шум. Они на дороге мою машину прижали к обочине, попытались залезть в машину и выкрасть сумку с документами. Я вышел, представился, они мне: "Мы таких видали, вот, гляди, у нас тоже удостоверения". Меня ударили ногой, и завязалась потасовка. Конечно, я тогда тренировался и уложил всех, но был весь в крови. Это был август 1996 года.
20 декабря 1996 года был убит подполковник ГРУ Поставитюк Игорь, которого я никогда не видел, только фамилию где-то слышал. И были уже подготовлены свидетели, что я якобы вызвал его на "стрелку", и один раскидал всех, как Рембо, а также пристрелил Поставитюка. То есть пытались прямо подставить под убийство. Но поскольку я тогда был на свободе, и это дело было связано с похищением одного человека, расследованием которого я занимался, мы быстрее нашли убийц Поставитюка, и их "дело" провалилось.
Однажды открутили в моей спортивной машине 4 болта, колесо отвалилось, когда стоял на светофоре. Это был конец 90-х, еще до того, как появилась группа Литвиненко.
В ночь с 31 июля на 1 августа меня задержали на юго-западе в районе метро "Калужская", привезли в отдел милиции и до часу ночи обыскивали машину. Сказали, что в это время на Таганке было убито два милиционера и что якобы машина похожа на мою. Выяснилось (потом), что не похожа, но тогда они все обыскали. Дошло до того, что из пепельницы высыпали пепел. В час ночи отпустили. И такая ситуация, что одна девушка попросила отвести ее на дачу за город Бронницы. Когда мы приехали и я стал закрывать машину, я обратил внимание, что заднее сидение не опускается. Поднял сидение — а там автомат, без приклада, удлиненный, потертый, видно во многих боях побывал, два рожка (афганский вариант). Я хотел сдать — меня предупредили, что меня возьмут при попытке сдачи. Я не решился по дороге обратно везти и спрятал его там.
— Автомат Вам подбросили при обыске в отделении милиции?
Да, так. Он был явно подброшен. Это планировалось не раз. Это подтверждается и тем, что еще на конференции в апреле 1998 года в интервью Сергею Доренко (где выступили Гусак, Литвиненко и Понькин) информация, что действительно была команда проломить голову Трепашкину, или "загрузить" гранату, или пистолет, а потом посадить, подтвердилась. То есть, я полагаю, руководителем всего этого был один и тот же человек, если проводились одинаковые мероприятия.
Еще в октябре 2005 года, уже отбывая в зоне, осужденным дали команду устроить драку и садануть меня заточкой, а они воспротивились, создали свою службу безопасности и сказали, если что со мной случится, то мы перережем ползоны.
Все затихло, а через 2 недели порезали Ходорковского. Это значит, что все управление, отвечающее за то, как прессовать в зоне, идет из одного источника.
— А почему возникло такое единение среди зеков?
— Я как адвокат и юрист помогал многим писать и рассматривать судебные материалы. Было оправдано около 10 человек. Поскольку я им помогал вести такую борьбу за законность, они уважали меня и защищали.
Обсудить новость на Форуме