16:48 07.12.2006 | Все новости раздела "Другая Россия / НБП"
Голод
На днях в Украине приняли закон о Голоде 1932-33 годов, вполне себе в юридических и политических традициях европейских «холокостов». Так как тема для меня не чужая, я новый закон прочел и даже перевел на русский для тех, кто не понимает украинский. Впрочем, закон - тема отдельная…
О голоде 33-го года я впервые узнал от бабушки, еще когда был жив Леонид Ильич Брежнев и моя прабабка Секлетия Ивановна 1893 года рождения. Бабушка же была рождена в том самом эталонном 1913 году. Она говорила, что голод «зробылы», сделали, рассказывала об «активистах», которые щупами искали схованное в земле зерно по крестьянским дворам. Тогда ей было 19 лет. Я же рос политически активным ребёнком, и что-то возражал о «кулаках», которые вредили советской власти. Бабушка отвечала: «може вредили, а може и ни…» Впрочем, так же она отвечала на мои уверения, что бога нет – «може и нема, а може и е» - и ходила в церковь, и меня водила. Причастие мне не нравилось, я мёд в детстве не любил, а вот картинки на стенах даже очень нравились. В церкви были сплошные сельские старушки, все, как я теперь понимаю, пережившие коллективизацию, голод 1932-33, войну и оккупацию, голод 1946-47, хрущевские сельхозэксперименты. Все они прямо таки наслаждались спокойной жизнью и стабильной брежневской пенсией.
Где-то за год до смерти прабабка Секлетия сказала моему отцу – «Коля, скоро будет война и голод». С чего бы это? – очень удивился отец, офицер советской армии и член КПСС. «Ну не могут люди так долго так хорошо жить…» Тогда все поняли что прабабка впала в блаженный старческий маразм. Она вскоре умерла, впрочем, дождавшись и порадовавшись рождению у своей правнучки (моей старшей сестры) старшего сына – пятого поколения от неё… А вслед за ней умер генсек Черненко (тоже хохол, хоть и из Сибири) и началось…
В перестройку нам всё рассказали и о ГУЛАГе и о страшном голоде, и о кровавом Сталине, уморившем из вредности то ли сто миллионов, то ли сто сорок. Мои бабушки страшных историй не рассказывали, ибо для них это была их жизнь, а для человека его жизнь, даже в аду, по определению не может быть совсем уж страшной. О каннибализме во времена голода, они рассказывали лишь как о слухах, которые слышали тогда: какая-то женщина где-то в соседнем селе сварила и съела кого-то из своих детей… Впрочем они рассказывали куда менее эффектное, но не менее страшное, что видели своими глазами. Как у голодных не было сил рыть могилы, но православное воспитание не позволяло еще живым оставлять незахороненными родственников, и еще живых стариков приводили помирать к свежевыкопанным могилам, чтобы их не заняли другие.
В моих семьях (отец и мать выросли в одном селе через речку) выжили все. В семье мамы её дед, бывший конюхом еще до революции у местных помещиков, одним из первых вступил в колхоз. И в колхозе получал хлебную пайку. Вечером приходил и резал детям тонкую «скибочку» хлеба. За два мешка картошки он выкупил у колхоза пустовавший соседский дом (его хозяев сослали в Сибирь как «кулаков», точнее «куркулей» по-украински). Вообще в селе выжили все, кто вступил к колхоз.
В семье отца (впрочем, до отца тогда было еще 8 лет) мой 23 летний дед Андрей однажды проснулся утром и понял что еды в доме нет и похоже никогда не будет. А у него на руках были две несовершеннолетних сестры (родители погибли ещё в гражданскую войну). Терять деду было нечего, и он пошел прямо к польской границе, благо тогда и там (а все дело происходит на Житомирщине) это было почти рядом. Пошел по тем самым местам бывшей Волынской губернии, где еще несколько лет назад его старший брат Василий Волынец в составе кавалерийских частей РККА гонял банду, которой командовал петлюровский генерал Ананий Волынец. С польской части Волыни дед уже вернулся с мешком муки за плечами. Обратно его подвезли в кабине паровоза советские железнодорожники. Ни советские пограничники, никто ему не помешали. Происхождение мешка позднее объяснялось дедом как-то мутно, не то выменял, не то украл, не то подарили – но факт что именно этот мешок муки позволил ему и сёстрам пережить 1933 год.
Уже во время голода 1947 года деда назначили «агентом Министерства госпоставок и заготовок», было такое при Сталине, занималось сбором и выбиванием налогов с населения. Действовало куда эффективнее ОМОНа на рынке, но и сопротивлялись ему не при помощи двойной бухгалтерии. Дом предыдущего сборщика налогов крестьяне в соседнем селе забросали гранатами (хлеба у них после войны было мало, а гранат много). Дед хотел отказаться от этой убийственной должности, но ему напомнили, что он был в немецком плену (из плена он бежал, впрочем, это был единственный факт репрессии за плен) и отказываться от государственной должности права не имеет. Так что второй голод дед прожил сыто, но опасно – лавируя между сталинским государством и вооруженными хлеборобами. Но отец мой голода 1947 года не запомнил. Зато запомнила мать – она росла без отца.
Обсудить новость на Форуме