21:45 15.10.2011 | Все новости раздела "Другая Россия / НБП"
Театр абсурда
В Тверском суде было многолюдно. Пройдя через контроль на входе, я поднялась на второй этаж, к залу судебного заседания. Рядом с лестничным пролетом в вальяжной позе стоял с мобильником бывший сотрудник серпуховского УБОПа, а ныне, по некоторым данным, московский следователь Алексей Окопный, подозреваемый в причастности к убийству нацбола Юрия Червочкина. В коридоре толпились журналисты, телеоператоры и фотографы. Рядом с залом заседания сидел Эдуард Лимонов в окружении соратников и журналистов. Так же, к началу заседания, появились свидетели защиты – Владимир Тор и Константин Крылов.
Вопреки обычному, суд начался почти вовремя – задержался всего лишь минут на двадцать. Журналистов и сочувствующих пригласили в зал. Через несколько минут туда ввели подсудимых.
Руслан Хубаев, бодрый, крепкий, с широко расправленными плечами, улыбаясь уверенно и спокойно знакомым, обсуждал с адвокатом детали дела. Кирилл Унчук и Игорь Березюк – такие же, как и прежде, на воле - шумные и непоседливые, разве что бледные от тюремного «света», весело махали из «клетки» руками и шутили. Александр Козевин – по виду обычный парень из спального района, сел на скамейку, сложив ногу на ногу и подперев рукой подбородок, и в этой позе просидел весь процесс, почти не поднимая глаз. На лбу у него залегла болезненная складка. Леонид Панин – серьёзный парень с умным взглядом, задумчиво сидел в углу, иногда поднимая глаза в зал со скромной полуулыбкой. Вокруг них, коршунами взирая на собравшихся в зале, стояли судебные приставы и конвоиры, цепляясь за любую возможность вытурить кого-нибудь из зала. «Встать, суд идет», - произнес наконец один из приставов сакраментальную фразу. В зал вошли судьи.
Слева сел Алексей Криворучко. Тот самый, из списка Кардина. «Кипяточек», как ласково назвали его в театральной пьесе «Час восемнадцать» за то, что он не разрешил дать Магнитскому стакан кипятка, чтобы разбавить лапшу быстрого приготовления в перерыве. Криворучко – пухлый мужчина с маленькими хитрыми глазками, смотрящими из-за очков в тонкой оправе. За ним по центру восседала Александра Ковалевская. Я довольно подробно изучила ее творческий путь в своей прошлой статье, однако в интернете не было ни одной ее фотографии, мне было очень интересно, как она выглядит. По виду - женщина за сорок, какой-то остервенелый взгляд, держится самоуверенно и цинично, волосы покрашены в черный, на затылке собраны заколкой. Если метафорически – то даже чисто внешне отдает какой-то типичной русской «салтычихой», женщиной властной и своевольной. Третий судья – Игорь Алисов. Выглядит деловито, аккуратно уложены волосы с оттенком седины, из-под мантии выглядывают броские ручные часы, подозреваю, что не дешевые, в общем «послушен и учтив», явно не глуп, поэтому и председатель Тверского суда.
С приходом судей началось заседание. Вначале адвокаты заявили ходатайства о допросе свидетелей защиты. Первыми были допрошены свидетели защиты со стороны Леонида Панина.
Давать «личностную характеристику» Панину пришли две его коллеги по работе. Работал он в детско-юношеском спротивном комплексе «Медведково», тренером по славяно-горицкой борьбе. Первой давала показания его коллега – замдиректора центра, женщина средних лет Татьяна Кускова. Второй – его начальница Татьяна Лагутина, скромная пожилая женщина. После показаний она попросила остаться в зале суда, не смотря на то, что не было мест, ей разрешили сесть с адвокатами. Они присела на краешек скамейки перед «клеткой» и, иногда, украдкой, сочувствующе оборачивалась на Панина. Он отвечал ей своей скромной полуулыбкой и опускал глаза.
Характеристику Панину дали положительную – молодой педагог, постоянно повышающий квалификацию, преподающий редкий вид оборонительной борьбы. В октябре 2010 года он поступил в педагогический колледж. Свидетели говорили, что подростки очень любили Панина и ходили к нему на занятия, он учил их борьбе, любви к Родине, водил на субботники, соревнования, сам вел здоровый образ жизни и приучал к нему молодых ребят. Нареканий к нему никогда не было. Однако сейчас Панин сидит за решеткой, выловленный из нескольких тысяч участников акции на Манежной, на которой он долгое время лежал без сознания. Над ним, лежащим на асфальте, тогда стоял начальник управления информацией ГУВД Москвы Бирюков и куча журналистов, единственным, кто подбежал к нему был Березюк и потребовал скорую помощь, за что его оттащили куда-то сотрудники полиции.
В перерыве я успела заметить, как начальница Панина встала со скамейки и повернулась к нему. «Спасибо, что пришли,- сказал Панин, – Извините меня».
Вслед за свидетелями защиты Панина, в зал пригласили свидетелей защиты другороссов. Первым выступал Эдуард Лимонов. Он рассказывал о подсудимых Унчуке, Березюке, Хубаеве, каждого из которых знал. Рассказывал о партии «Другая Россия», в программу которой не входят радикальные националистические идеи, о «Стратегии-31», которая уже два года пропагандирует ненасильственные методы сопротивления. Вопросы о партии и «стратегии» Ковалевская активно пыталась снять. Как и другие вопросы, касающейся самой сути заказного процесса. Все, кто внимательно следят за «Манежным делом», понимают – весь процесс затеян для того, чтобы обвинить партию «Другая Россия» в организации массовых беспорядков и запретить. Об этом знают судьи, знает прокурор, знают адвокаты, знает большая часть собравшихся, не знают только, пожалуй, судебные приставы, которым все безразлично и часть журналистов, пришедших освещать процесс (они вообще не понимали, причем тут эти вопросы, и, как мне кажется, подумали, что все с целью пиара партии/Лимонова, во всяком случае, об этом свидетельствовали их перешептывания, доносившиеся до меня, а впоследствии и подобного рода публикации, написанные ими).
Забавно было наблюдать, как щекастый экс-убоповец Окопный, который нахально развалился в первом ряду, реагировал на выступление Лимонова – в основном он активно кивал головой в подтверждение его слов. Странный тип.
За Лимоновым допрашивали Тора. Тор уверенно говорил о том, что происходило на Манежной, видел на площади Хубаева, Унчука и Панина - Унчука «просто видел», Хубаева – когда его задерживали, а Панина – когда он упал в крови на асфальт. Хубаев поинтересовался у него по поводу лозунга «Русские, вперед!», который ему инкриминируют в вину. Тор ответил, что этот лозунг – объединяющий, его часто используют футбольные болельщики. Тор судье Ковалевской явно не нравился, она практически язвительно спросила его насчет лозунга «Россия для русских, Москва для москвичей». На что он ей ответил, что это положительный лозунг, Москва, по его мнению, должна быть удобным городом для москвичей, а кавказцы не должны быть привилегированным меньшинством, кроме того этот лозунг не подразумевает, что остальных наций не должно быть. Помимо этого Тор рассказал, что информация об акции на Манежной заранее была опубликована в интернете, в социальных сетях и на фанатских форумах, что само по себе исключает «призывы к беспорядкам», которые вешают на другороссов.
После выступления Тора был объявлен перерыв. После перерыва треть журналистов не вернулась – видимо, они пришли послушать Лимонова. Вместе с ними ретировался экс-опер Окопный.
Следующим свидетелем защиты выступил Константин Крылов. Крылов поэтично, громко рассказывал о том, что видел на Манежной – о том, что люди, находящие на площади, были настроены мирно, никто не собирался участвовать в беспорядках, протестующие находились рядом с торговым центром и в двух шагах от Кремля, но погромов не было. Противостояние с ОМОНом состоялось лишь потому, что собравшихся начали теснить. Из подсудимых он узнал Березюка, Хубаева и Панина, но ничего противоправного они не совершали. Впрочем, насчет опознавания Панина он сомневался – лицо «человека, похожего на Панина» было залито кровью.
Затем дал показания редактор «Граней-ТВ» Дмитрий Борко, который в тот день вел репортаж с места событий. Он так же заверил суд, что подсудимые, которых он знал в лицо как активистов «Другой России», не совершали противоправных действий, он внимательно просматривал видеозаписи, которые делал в тот день, но ничего криминального, что могли бы делать другороссы, не нашел.
Все свидетели-очевидцы подтвердили, что видели на Манежной площади активистов прокремлевских движений, а так же людей в масках, руководящих толпой, «больше похожих на оперативников», как признался Борко. Ранее об этом свидетельствовали ОМОНовцы.
После показаний Борко за ним гуськом удалилась ещё треть журналистов.
Последней давала показания мать Александра Козевина – Наталья Антипова. Хрупкая женщина, скромно одетая, в очках, вышла к свидетельской трибуне. Облокотившись рукой на трибуну, она начала рассказывать о сыне. «Мой Сашенька очень добрый» - сказала она, таким голосом, каким может говорить только пожилая мать, у которой сидит в тюрьме единственный сын – с какой-то материнской тоской и усталостью. Она рассказала, что Сашу растила одна, звезд он с неба не хватал, но учился нормально, поступил в училище и выучился на строителя. В шумных компаниях не гулял, не пил часто, подрабатывал на стройке, куда его приглашали друзья. Когда его друг детства потерял ногу (тот самый «одноногий инвалид», который по версии свидетелей-ОМОНовцев «спровоцировал беспорядки») от него отвернулись многие друзья, только Саша продолжал с ним дружить. «А что вы можете сейчас сказать суду?» - спросил адвокат. Мать повернулась к судьям и наивно попросила не наказывать его строго, потому что он у нее один-единственный, и если он что-то сделал плохое, пусть ему назначат общественно полезные работы, но не отправляют в тюрьму. В это время Козевин, признавший свою вину в полном объеме, продолжал сидеть в той же позе, которую занял в начале процесса. Только складка на лбу стала глубже. Глаз он почти не поднимал.
Когда мать Козевина давала показания, в воздухе стояла какая-то зловещая тишина, давящая, тяжелая. Даже оставшиеся журналисты, казалось, перестали зевать, чихать и перешептываться. Судья Криворучко очень упорно уткнулся куда-то в судейский стол, Алисов так же, адвокаты внимательно слушали, Ковалевская по-прежнему равнодушно смотрела на мать, а прокурор начал покрываться пунцовыми пятнами. Я, не отрываясь, буравила взглядом прокурора. А ведь у него тоже есть дети, подумала я. И он прекрасно знает, что те, кто сидит за решеткой, невиновны. А в 2005 году он так же обвинял 40 невиновных нацболов по делу о «захвате» Администрации президента. Прокурор видимо почувствовал мой взгляд и поднял глаза, ещё больше вспыхнул и отвернулся. Ковалевская тоже смотрела на прокурора. Сразу после того, как мать Козевина договорила, она спросила мнение гособвинителя. Он, все ещё красный, что-то спросил по поводу того, почему Козевин не работал на постоянной работе, и в итоге подвел мать к тому, что ей пришлось сказать, что Александр ранее был судим. Такое ощущение, что он себя успокаивал: Козевин же «уголовник», что его жалеть. Он вернулся к теме Козевина в конце судебного заседания, уже не пунцовый, а вновь спокойный и уверенный в себе киллер человеческих судеб, и повторил, что все, что сказала мать Козевина – не существенно, не меняет сути - Александр был на Манежной, Александр был ранее судим.
После показаний свидетелей адвокаты заявляли ходатайства. Адвокат Хубаева Архипов заявил о вызове в суд Нургаливева, Путина, Медведева и всю их компанию, которая сочинила, объявила и привела в исполнение отвратительный сценарий Театра абсурда, где правые называются левыми, ноги у «11» внезапно вырастают от «31», избитые становятся фигурантами, а избивающие – потерпевшими. Хубаев присоединялся к своему адвокату. Руслан вообще вел себя четко, бодро и умно – он скрупулезно выучил дело, возбужденное против него, он выучил законы, которые касаются его дела и судебного следствия, он задавал вопросы, обдумывал и записывал все, что говорится. При первом же ходатайстве (о вызове Путина), когда оно только зачитывалось и стало ясно, кого сейчас вызовут, журналисты за моей спиной зашушукались и начали хихикать, судьи самодовольно заулыбались, иронично растянул губы прокурор. С каждым ходатайством и новой фамилией ухмылки постепенно начали перерастать в хохот. «А что вы смеетесь-то?» - крикнул из «клетки» Хубаев. «А что вы сделали, чтобы позвать этих свидетелей?» - спросила Ковалевская у Архипова. Адвокат ответил, что он лично не может вызвать этих свидетелей, но это может сделать суд. «А я все сделал, чтобы вызвать этих свидетелей, - сказал Хубаев, - У продольного попросил, у конвойного, у начальника тюрьмы – Медведева мне!», что вызвало очередной приступ хохота, даже у церберов-приставов. Смешно, да? Закрыли уже семь молодых людей, в расцвете сил, семь человек из (минимум!) пяти тысяч, не совершивших ничего противозаконного, и закрыла их власть – троих по политическим причинам, остальных – чтобы разбавить «политических». Кто закрыл – ясно, и их Хубаев и Архипов вызывают в суд. Смешно, да?
Вообще весь этот процесс напоминает дешевый и циничный спектакль. Как его ещё назвать, когда во время выступлений свидетелей защиты прокурор дотошно выщипывает какие-то катышки со своих штанов, судья Криворучко с отсутствующим видом что-то пишет, непрерывно, не задавая вопросов и не поднимая глаз, судья Алисов, тоже, словно в медитации монотонно трясет перед лицом брелочком от мобильного, сжатого в руке, потом начинает грызть ручку, потом начинает слюнявить пальцы, а Ковалевская в это время хамит, снимает вопросы, отклоняет все ходатайства и имитирует «совещание судей на месте». Александру Борисовну я не зря увидела как похожую на «салтычиху» - когда Руслан Хубаев заявлял ходатайства, она так с ним обращалась, что будь она в другом месте и будь у нее в руке полено, она наверняка дала бы им Хубаеву по голове.
В общем, отвратительный сценарий и отвратительный спектакль. Суду не нужны и не важны доказательства защиты, суд отклоняет все, что противоречит линии обвинения. Судьи играют судей, прокурор играет прокурора, вместе они пытаются создать имитацию «суда», лишь адвокаты пытаются разобраться в деле, но это не нужно тем, кто «в главных ролях». Приказ был, значит приговор уже написан. Одни только подсудимые, их родные и близкие – не актеры, они туда не нанимались. Рушатся их судьбы, рушатся их жизни.
Знаете, что-то прогнило в нашем «датском королевстве». Давно начало гнить, а лет десять назад стало разлагаться. Разлагается и воняет – трупным запахом подлога, несправедливости и отсутствия правосудия. Иных составляющих в «Манежном деле» не существует.
Обсудить новость на Форуме