20:45 26.12.2011 | Все новости раздела "Другая Россия / НБП"

Таисия Осипова: Прорвемся!

В Смоленске завершается процесс по делу Таисии Осиповой. Во вторник в Заднепровском райсуде состоятся прения сторон, а приговор может быть вынесен под Новый год. Таисия - активистка "Другой России", жена одного из лидеров движения Сергея Фомченкова. Ее арестовали больше года назад, обвинив в хранении наркотиков. Свидетелями по делу выступают активисты прокремлевских молодежных движений. Гособвинение запросило для Таисии 12 лет и 8 месяцев лишения свободы. Для страдающей диабетом и рядом других заболеваний Осиповой такой срок равносилен смертному приговору. Интервью у политзаключенной взяла Дженни Курпен.

Д.К.: Первый вопрос – бытовой, конечно: как ты питаешься? Всего ли тебе хватает?

Т.О.: Сами продуктовые дачки у меня два раза в месяц, всего 30 кг. Знаю, что "Война" очень помогает. Например, фрукты можно достать через магазин, завозы редко, но они бывают. Это что касается периодов между дачками. Вообще я здесь очень много курю. В основном сижу на кофе и сигаретах. Еще, конечно, овощи и фрукты. Летом было очень тяжело продукты хранить. Что касается других вещей - я просила книги по хиромантии, но их не пропустили почему-то...

Д.К.: Какое у тебя настроение? Как ты в целом себя ощущаешь?

Т.О.: Конечно, очень тяжело держать себя в руках, тяжело, выезжая на суд, не сорваться на тех же свидетелях, тяжело не высказать судье в лицо, что он не имеет ни малейшего права меня судить, потому что я, как состоявшийся, думающий человек, не признаю его авторитета.

Д.К.: Какое впечатление от адвокатов? Вы команда или есть разногласия?

Т.О.: По-разному. Шапошникова боится всего. Но она сказала честно, что как политическое дело она не берется это раскручивать. И на это, безусловно, есть причины. У Сидоркиной, конечно, совсем иной подход. Она независима от местных раскладов. А вообще я мало общаюсь с адвокатами, сама стараюсь строить свою защиту.

Д.К.: Чем ты здесь занимаешься? Как проводишь время?

Т.О.: У меня здесь, конечно, много свободного времени, могу все обдумать. Например, вычитываю протоколы заседаний, поскольку они сильно отличаются от того, что происходило в суде на самом деле. Но у вас есть аудиозаписи, а я делаю это по памяти и, конечно, многого не помню, чего-то не понимаю, поскольку не юрист. Но от перемены мест слагаемых в данном случае сумма сильно меняется: они очень красивые сделали протоколы заседаний, там часто изменен смысл вопросов, смысл ответов.

Д.К.: Какая здесь обстановка? Есть ли к тебе какое-то специфическое внимание?

Т.О.: Ситуация настолько напряженная, что я готовлюсь к суду в ночь перед заседанием, потому что у меня на шмонах все читают.

Д.К.: Как ты это поняла?

Т.О.: Ко многим моим вопросам свидетели были готовы, как будто читали заготовленный заранее текст ответов на давно известные им вопросы. Я поняла тогда, что у меня утечка информации. Говорила об этом адвокатам и Сергею. Но с Сидоркиной нам не удается почти поговорить с глазу на глаз. В следственном кабинете мы не одни, и нас слушают, в суде – рядом конвой стоит. Передается все, каждое мое слово передается. Вот в чем проблема. А здесь, на центральном, меня опера особо не дергают, зато пересадили в крайнюю хату. Я тут и сижу с момента, как они поняли, что я для них – "тяжелый случай". Перевели в чистую нормальную камеру, здесь не сломаны полы и довольно-таки чисто, но во время проверки здесь все просматривается и прослушивается очень хорошо, и сразу становится известно, что я планирую, что я делаю или собираюсь делать. Здесь удобнее следить.

Д.К.: А в хате нет человека, который приглядывает?

Т.О.: Было... Уже было. Несколько таких эпизодов. Это продолжалось не очень долго, и человека этого довольно быстро отселили. А вообще они боятся со мной связываться.

Д.К.: Какой у тебя прогноз по поводу будущего приговора? К чему ты готовишься внутренне?

Т.О.: Насколько я поняла, Сидоркина нашла много глобальных ошибок и противоречий в деле. Оно фактически разваливается. Я считаю, что сейчас ситуация будет такая: Дворянчиков даст мне срок, реальный срок. Не меньше 10 лет. Ему нужно избавиться от меня как можно скорее. Но я уверена, что на кассации не пройдет этот приговор. Там не за что судить, в деле нет доказательств вины, нет отпечатков, в деле даже нет шприцев, и им не нужно было никаких экспертиз изъятого делать... Я думаю, что у них запланирована смена обвинителей. Их уже поменялось трое за процесс, и скорее всего на приговоре будет другой опять. Смена обвинителей практикуется в Смоленске очень часто. Это все - нормальное явление, они таким образом снимают с себя ответственность. Я хочу скорее отсудиться у Дворянчикова. Я бы на самом деле на его месте дала условный срок, а потом по касатке обвинения - отмена приговора, и я обратно возвращаюсь в тюрьму. Сейчас я надеюсь лет на 10, и если будет пересмотр приговора, то я тебе даже могу сказать, кто будет судья – Маркова. Она тесно связана с ОРЧ. Тут выбирать мне особо не из чего. Конечно, заезжать на тюрьму второй раз никому не хочется, и мне будет вдвойне тяжело при таком раскладе. Так что на его месте я бы сделала именно так. Ну ничего, я думаю, прорвемся. Все будет нормально.

Д.К.: Как ты отнеслась к экспертизе в Брянске? Неожиданная победа?

Т.О.: Они собирались делать экспертизу в Брянске, потому что, видимо, заранее договорились о нужном им результате... Хотя в Смоленске тоже была возможность ее сделать. Они не ожидали, что ее результат будет таков.

Д.К.: Тебе оказывают необходимую медицинскую помощь в СИЗО?

Т.О.: За медпомощью обращаться бесполезно. Таблетка анальгина - от всех болезней, и врачи неквалифицированные, это все было описано в моей жалобе, которую я пыталась передать судье через адвоката Шапошникову. Шапошниковой в руки ее не позволили отдать и сказали, что надо "выгонять" через тюрьму. И жалоба эта в итоге вообще никуда не вышла. Из изолятора в суд она не попала тогда. Такую же жалобу я писала еще раз, и только вторая попала в суд. Поэтому мы и выиграли по гражданскому иску. Иначе это было бы поводом для уголовной ответственности сотрудников медчасти.

Д.К.: Тебе провели медицинское освидетельствование в смоленской областной больнице. В нем нет вообще никаких диагнозов, даже тех, которые указаны в твоей медкарте СИЗО. Чем ты это объясняешь?

Т.О.: В последнем освидетельствовании ничего не было про гепатит С, хотя они зачем-то брали анализы на гепатит, наркозависимости тоже никакой не установлено, хотя на процессе по уголовному делу эти диагнозы они ставили в качестве личностной характеристики. Конечно, они противодействуют независимому медосвидетельствованию, и из-за этого я не могу ничего доказать по имеющимся у меня заболеваниям.

Д.К.: Расскажи про видео, которое сняли оперативники на обыске. Почему они его не уничтожили, ведь на нем видны и слышны все их провокационные действия?

Т.О.: Свидетели много раз на суде повторяли, что видели бардак в доме, и я считаю, что видеозапись с обыска не уничтожена только потому, что им нужно было показать этот "бардак". Они разгромили мой дом, положили меня лицом в диван в наручниках и только после этого включили камеру.

Д.К.: Почему ты отказывалась уехать оттуда, если знала, что подобное может произойти?

Т.О.: У меня был дом, я сама его строила, это мое детище. Я долго скиталась по съемным квартирам. По Москве и по Смоленску. Я уехала рожать из Москвы в Смоленск и там уже поняла, что проще мне будет дома, у себя. Сначала мы думали, что вернемся в Москву. Но ребенку нужны были врачи и много всего еще, и мы просто не потянули финансово. Пришлось все-таки остаться в Смоленске. Кроме того, в Москве мы все время ждали обысков и преследований, и я поняла, что не выдержу такой жизни с ребенком. Я вернулась в Смоленск, собрала все деньги, которые у нас были, и решили, что будем строить дом.

Д.К.: Ты предчувствовала, что все это может произойти? Была внутренне готова к этому? Не страшно было ждать?

Т.О.: Я всегда знала, что они придут. Но я была уверена, что здесь, в доме, ничего нет и все будет как обычно, как было сто раз до этого. Мне казалось, что убежать тогда – это показать свою слабость. Понимаешь, я бы вернулась через полгода, но цели своей они бы все равно достигли. Даже если сейчас произойдет чудо и меня отпустят по этому делу, то это повторится. Неважно, что это будет – условняк или отсрочка, - но они сделают это еще раз, и вот тогда, если я заеду на тюрьму второй раз по этой статье – я уже никогда не отмоюсь. Это будет уже намного страшнее, и они будут давить, чтобы приехал Сергей.

Д.К.: А кстати, почему он не может приехать в Смоленск? Ведь он не в розыске, и в Москве к нему нет претензий.

Т.О.: В Москве он вообще никому не мешает и особо не нужен. Человек он умный и талантливый, он просчитывает их шаги. Им не нужно задерживать его в Москве по липовому обвинению, как они пытались сделать в Смоленске. В Москве это не пройдет. Я уверена, что как только он появится, здесь у него найдут что угодно, любая подстава может произойти.

Д.К.: Как ты объясняешь для себя, почему тобой занимался Центр "Э", а не ГНК?

Т.О.: В ГНК прекрасно знали, что я в разработке ЦПЭ много лет. Раньше эта структура в Смоленске называлась РУБОП, теперь – ЦПЭ, но люди те же, хорошо мне известные. Опер Центра "Э" на суде в показаниях сказал, что их прослушка и наблюдение выявили, что я якобы занималась наркотой, и передали эту информацию в ГНК, так как это не сфера ЦПЭ.

Д.К.: Объясни, какие основания были для того, чтобы быть в разработке ЦПЭ? Это наблюдение тянется со времени, когда Сергей был в Смоленске?

Т.О.: Безусловно да.

А знаешь, они как не умели тонко работать, так и не научились, грубо и глупо действуют. Я тут видела разные ситуации у разных людей, кто здесь сидит по 228-й, кто по-настоящему занимался торговлей... Так вот, у них обвинительные заключения по двум-трем эпизодам - листов по сто, не меньше. Там досконально проработанная инфа по контрольным закупкам, когда людей брали. Там прослушка на прослушке, все экспертизы - и подногтевые, и дактилоскопия, и анализ вещества, и время точно указано с точностью до минуты. Там все серьезно. А у меня вообще пустое дело, там ничего нет.

Я вижу по лицу Дворянчикова - он знает, что дело пустое. Он просто выполняет некий заказ. Это не его решение, но он честолюбивый карьерист и проблем не хочет. Так что мне надо просто выходить на кассацию и работать дальше.

Д.К.: Спасибо тебе и удачи!

Передача в СИЗО, продуктовая или вещевая.

Арт-группа "Война", оказавшая финансовую и информационную поддержку Таисии Осиповой и другим политзаключенным.

Магазин при СИЗО, в котором можно купить продукты питания и другие товары для передач.

Наталья Шапошникова – смоленский адвокат Осиповой.

Светлана Сидоркина – адвокат Межрегиональной правозащитной ассоциации "АГОРА", московский адвокат Осиповой.

Регулярный досмотр с целью изъятия запрещенных предметов (например, телефонов) в камерах.

Евгений Дворянчиков - федеральный судья, рассматривающий дело Осиповой.

Кассационная жалоба подается на приговор, не вступивший в законную силу, составляется на основании приговора, оглашенного в судебном заседании, протокола судебного заседания и других материалов дела.

Кассационная жалоба.

Оперативно-розыскная часть

Сторона обвинения ходатайствовала в судебном заседании о проведении лингвистической экспертизы четырех фрагментов телефонных разговоров подсудимой в Брянской лаборатории судебной экспертизы Минюста РФ. Ожидалось, что эксперты лаборатории дадут нужное обвинению заключение, однако специалисты лаборатории заявили, что им недостаточно материала, предоставленного стороной обвинения для проведения исследования. С целью получить недостающие материалы представителями лаборатории был направлен запрос в ЦПЭ по Смоленской области и получен исчерпывающий ответ: аудиозаписи телефонных переговоров Таисии Осиповой считаются гостайной и разглашению не подлежат.

Этот ответ лаборатории стал неожиданностью для стороны обвинения.

Отправлять через тюремную официальную службу

16 июня Ленинский районный суд Смоленска распорядился провести медицинское освидетельствование Таисии Осиповой. Суд обязал администрацию СИЗО, в котором содержится Осипова, организовать конвой и доставить ее Смоленскую областную клиническую больницу для обследования. Таким образом суд удовлетворил иск Осиповой к представителям ФСИН. Администрация изолятора ранее отказывалась проводить ее освидетельствование, а сама заключенная добивалась подтверждения наличия у нее тяжелых заболеваний, которые необходимо лечить в специализированном медицинском учреждении.

Условный срок

По закону на отсрочку исполнения наказания имеют право матери малолетних детей до достижения ими 14-летнего возраста.

Центр по противодействию экстремизму

Госнаркоконтроль

Статья УК РФ, касающаяся хранения, изготовления, сбыта наркотических средств и иных запрещенных к обороту веществ.

Источник: Нацбол