15:00 14.06.2010 | Все новости раздела "Другая Россия / НБП"
Сам себе режиссер
Пунктуальный, я явился на Триумфальную ровно к шести. Провокационная футболка – нашивка Бен Ладена в области сердца, «Afghanistan accademy» – кроваво-красными буквами на спине.
Тридцать первое мая было моим личным праздником. Несмотря ни на какие преграды, разделавшись наконец с универом, я мог позволить себе пошалить. Проставленные в истрёпанную зачётку госэкзамены и защита диплома – всё это укорачивало руки ожидаемым неприятностям, делало меня практически неуязвимым.
Оказавшись в разреженной толпе, я тут же заспешил к сгусткам энергии – там, где громче всех выкрикивали антиправительственные лозунги, туда, куда сбегались лучшие силы обслуживавших демонстрантов ОМОНовцев.
– Простите, можно пройти?! – нетерпеливо подталкивал я нерешительную массу.
– Свободу! – кричал тут же истошно и с угрозой поднимал зажатый кулак к небу.
– Свобода или смерть! – вспомнился давно забытый лозунг. И вот уже более полутора тысяч глоток кричат истошно: «Свобода или смерть! Свобода или смерть! Свобода или смерть!».
Ощущения эти нельзя передать в словах. Ты на стадионе – рёв толпы: ликованье, здесь же разочарованье, предвосхищенье, слёзы, смех – концентрат энергий. И все они гулом, волнами проносятся по овальным трибунам. Но то энергия мирная – самостоятельная, замкнутая сама в себе. А здесь – несдерживаемый порыв – разрывающий в клочья. Здесь все как один – впервые за много лет.
– Повесь на место! – кричит ветеран, сотрясая комплектом медалей.
Полковник выше него на две головы – скалится, смущение своё в шутку обращая.
– Уважай ветеранов! – кричит ещё настойчивее седовласый старик.
– А ну повесь награды! – выкрикивает кто-то из толпы.
– За наших стариков уши отрежем! – вдруг угрожает другой.
Полковник с подопечным солдатиком окружены. Вокруг них – сотрясается море протеста, качает их на своих волнах.
Полковник смеётся – он уверен в себе и в силе погон, которые ему позволили поносить.
А солдатик испуган – глазки бегают, как у пойманнного в ловушку зверька, озирается, резко дёргая шеей.
– Шакал! – громогласно заключает старик, всё ещё держа награды в руках.
Животный оскал спадает с лица полковника:
– Что ты сказал?! – угрожающе.
– Что слышал! – стоит на своём старик.
Полковник хватает его за руку, силой пытается протащить сквозь окружение – уволочь его в душный автозак с наглухо заваренными окнами...
Толпа, почувствовав наконец своё превосходство, упивается им.
– Убери руки, скотина!
– Что же ты делаешь, тварь?!
И прыгает на него, две руки его с силой отталкивает десятками рук, в спину, с боков ударяет своим недовольством.
И солдатик подле – сподручный командира, слуга приказа, пытается уцепиться за лацканы потрёпанного пиджака ветерана...
...А площадь Свободы тем временем огорожена металлическими заграждениями. Перед ограждениями – стройная колонна сильных солдат – гордость удушливой империи. А за солдатами сцена, перед которой сотни, а то и тысячи молодых людей беснуются под громкую музыку, размахивая флагами, смысл которых они едва ли разберут.
И лидер их тут же – молодой брюнет со значком триколора на вороте пиджака.
– Мы подали заявление раньше! – говорит он в оранжевый микрофон. – Мы проводим здесь день донора! Это наша программа! Любой гражданин может поучаствовать в этом благом деле – сдать кровь для нуждающихся...
Когда-то давно мне казалось, что это актёры, нанятые за простые земные блага. Плохо ли, хорошо ли исполняют они отведённые им роли, любое явление подстраивая под схему взаиморасчёта, спущенную сверху. Но это распространённое заблуждение – будь глупцом, повесь лапшу себе на уши, будь в этом деле талантлив – и тебя заметят, тебя выдвинут, тебя поднимут. Неси это знамя дальше – для ещё более глупых юнцов. Свози их с регионов, посмотреть на Москву, в шумных компаниях корешей и подруг – перевешивай со своих на их; дай в руки флаги да узнаваемое тело на сцене, исполняющее растиражированный номер под фонограмму. И тогда ты – патриот. Настоящий русский парень, богатырь, сдерживающий лодку политической стабильности.
А те, что за ограждением – которые ведут свою войну с ОМОНом, со страхами своими – то люди, заблудшие на своём пути, за зелёную бумажку продавшие свою Родину. Свою эстраду, свои флаги, свою лапшу. Свою лапшу.
...Меж тем толпа отбила старика.
– Стойте смирно! – кричит кто-то справа от меня. – У вас, что, совсем мозгов нет?! Стойте просто так, мы скажем, что вы разгоняли! Зачем вам это надо?!
Бойцы ОМОНа выглядят озадаченными: и без того явные сомнения относительно правильности их действий усиливаются стократ.
– Позор! Позор! Позор! – кричит ещё один седовласый, обращаясь к омоновцам.
Энергично раздвигая толпу, они приближаются к нему.
– Хочешь меня задержать?! – с вызовом вопрошает несогласный. – Ну давай! Хватай меня!
И они действительно хватают.
Толпа, в свою очередь, накидывается на карателей – единым организмом ударяя их со всех сторон.
– Оставь старика! – слышится чей-то вопль.
– Не трогай его! – раздаётся в толпе и уносится в серое небо.
Старик отбит, он скрывается в людской толще зализывать раны первых боёв.
Я фиксирую всё происходящее на видеокамеру.
Между тем на так рьяно охраняемой сцене для доноров включают патриотическое:
Россия – священная наша держава,
Россия – великая наша страна...
Меня хватает кто-то из их отряда – сначала за руку. Резким рывком я вырываюсь из лап многоголового зверя. Старик с сорванными наградами, которого мы недавно отстояли, бросается защищать меня, толпа сжимается, пытаясь выхватить меня из плена.
Их слишком много. Кто-то ударяет меня по голове, отправляя меня в минуту удручённого непонимания. Затем они хватают меня за ноги... Отрывают от земли... Их слишком много... Серое небо с редкими облаками нарезает надо мной круги...
Славься, Отечество наше свободное,
Братских народов союз вековой!
Предками данная
Мудрость народная!
– растворяется в атмосфере сопротивления.
Прямо у автозака, куда меня пытаются запихнуть, я прихожу в себя. У распахнутых дверей, недоумённо озираясь, стоит уполномоченный по правам человека В.П. Лукин.
– Уполномоченный! – кричу я, упираясь в металлический кузов автозака и пытаясь хоть на секунду сдержать напор превосходящих в количестве карателей. – Уполномоченный!
Он смотрит на меня сквозь толстые стёкла очков.
– Ну как тебе, уполномоченный?! – не сдаюсь я.
Он отворачивается. Наконец, я позволяю впихнуть себя в душный автозак.
Обсудить новость на Форуме