11:45 25.08.2014 | Все новости раздела "Коммунисты России"
К 75-ЛЕТИЮ ПАКТА О НЕНАПАДЕНИИ МЕЖДУ СССР И ГЕРМАНИЕЙ
Юбилейная дата подписания этого документа используется сейчас всеми противниками России и социализма (а эти два слова для многих вновь слились в одно понятие) для дискредитации Советского руководства, традиций советской внешней политики. Для тех, кто хорошо знает историю ХХ века и понимает законы политической реальности, вопрос о том, были ли Сталин и Молотов правы, не стоял никогда. Это не означает, впрочем, что и тогда, в 39-м, и в последующий период необходимость заключения пакта не вызывала споров внутри нашей страны, в мировом коммунистическом движении.
Анализируя характер и последствия Пакта, нужно обсудить и линию поведения Компартии Германии до 1933-го года, линию, определенную, конечно, Сталиным, Коминтерном. Как и прежде, мы не единожды еще услышим в свой адрес – российских коммунистов, к каким бы структурам они не принадлежали – упрек в сознательном нежелании тельмановской КПГ идти на союз с социал-демократами, чтобы не допустить Гитлера к власти. Обратим внимание на схожесть этих обвинений – «КПГ отказалась от союза с СДПГ, облегчив путь к власти Гитлеру; Сталин не захотел договориться с западными демократиями, позволив фашизму начать агрессию». Справедливы ли столь тяжкие обвинения? Не для самих себя – мы давно знаем ответы – а для нового поколения, приходящего в политику, в общественную деятельность, мы обязаны в какой раз представить свои возражения. Тональность их должна быть спокойной, поскольку мы ни перед кем не обязаны оправдываться; мы ставим на место обвинителей и должны быть готовы сами атаковать их.
Окружающий Советский Союз мир – его решающие звенья, Западная Европа и США, боялись послереволюционной России. Боялась вся элита запада, несмотря на противоречия между ее фракциями. Боялись потому, что нищая, разрушенная гражданской войной РСФСР, а затем и вновь созданный Советский Союз, при очень небольших со своей стороны организационно-материальных усилиях, легко увлек за примером своей социально-экономической модели промышленный пролетариат многих европейских стран. Вспомним революции в Германии, Венгрии, советские республики в Словакии, восстания 1918-1922-го гг. в Аргентине, Бразилии, Иране, даже в ЮАР. Вспомним рост числа голосов избирателей, поданный за компартии, или интернациональные социалистические партии, как их тогда часто называли, в Болгарии, Югославии, ряде других стран. Да, капитал, правящий класс был напуган... Геополитические амбиции старой дореволюционной России, тормозившиеся нерасторопностью и порочностью царского руководства, в руках большевиков приобрели невиданные прежде динамизм и смелость. Любой грамотный наблюдатель мог видеть, что Англия теряет Афганистан, что именно следствием Октября стало пробуждение национального сознания народных масс Китая, Монголии, модернизация Турции при помощи «Советов».
В большей мере это виделось из Европы, но опасность таилась и для США, поскольку именно Северная Америка хотела прийти на смену старому свету, как оптимальная модель развития и - уже тогда - как мировой жандарм. И вот вдруг на сцене появляется полуголодная плохо одетая Советская Республика, чьи идеи и первые шаги интересуют миллионы людей в мире. Но не только ревностью объясняется ненависть к нам США в те годы; ленинский поворот к идеям антиимпериализма, к союзу с антиколониальными силами и сам пример Октябрьской революции оказали колоссальное воздействие на Латинскую Америку. Сапата, как известно, писал Ленину. А мятежи тенентистов в Бразилии? Ведь именно из этой среды вышел позднее Престес, знаменитый лидер БКП. В общем, элита Соединенных Штатов опасалась влияния большевизма на национально-освободительное движение латиноамериканских народов. Удар Западной Европы и США по Советской России был поэтому единым и целенаправленным, но он не достиг цели. Причиной тому было всеобщее сопротивление вооруженного народа под руководством ленинской партии, но не только оно. Опробовав антивоенную агитацию в период империалистической войны (а первая мировая была именно такой, чужой для России, чтобы сейчас не говорили романтики) большевики и их союзники применили этот алгоритм пропаганды и в отношении солдатской массы интервентов, добившись также успеха.
Кроме того, лозунг «Руки прочь от Советской России» - не выдумка, а реальность 20-х годов. Протесты интеллигенции и организованные партиями-членами Коминтерна забастовки докеров срывали военные поставки белогвардейцам и уж тем более отправку более внушительного контингента иностранных войск в Россию. И, кроме того, в силу особенностей менталитета и буржуазно-демократической системы, страны Антанты после Первой мировой войны неизменно старались избегать длительного прямого участия в военных действиях, сопряженного всегда с невосполнимыми потерями среди населения и масштабными разрушениями.
Но совместные действия стран капиталистического запада (выраженные в виде экономической блокады, диверсий) против Советской России сделали невозможным для нашей страны существенно влиять на внутриполитическое положение в крупных европейских странах в 20-е годы. И ведь все равно мы, Русь Советская, влияли на умы и сердца заграничных людей…Но реализм сталинского руководства, да и ленинский поворот к НЭПу, и сами по себе исключали продолжение курса на прямую организацию революций в развитых капиталистических странах, что продолжал отстаивать Троцкий. Но даже сосредоточенная на себе, на решении своих проблем, Советская Держава продолжала пугать капиталистический мир, таить в себе как бы спящую опасность всеевропейского переворота; опасность эта еще более возрастала по мере ускорения темпов восстановления народного хозяйства в СССР, темпов индустриализации и коллективизации, как условия индустриализации.
Общеизвестно, что фашистское движение было реакцией наиболее правого крыла мирового капитала на рост влияния коммунистического движения. Одним из ключевых лозунгов фашизма и в Италии и в Германии было обвинение буржуазно-демократических институтов в неумении противостоять большевизму и подавить его. Шокируя традиционную правящую элиту европейских стран своими методами, фашизм одновременно вселял в нее надежду, как верное средство, которое стоит пустить в дело, если угроза пролетарской революции станет реальной. Фашизм был одновременно и ««открытой террористической диктатурой наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала» (Г.Димитров) и одновременно удобным способом отвлечь пролетариат, мелкую буржуазию, крестьянство, часть интеллигенции от социалистического и коммунистического идеала с его интернационализмом. Фашизм решал двуединую задачу.
Версаль и слабая Веймарская республика предопределили поиск немецким народом альтернативы общественного развития. Советское руководство и Исполком Коминтерна, успешно завершив т.н. большевизацию компартий (то есть заменив в крупнейших компартиях мира руководителей на людей деловых, честных, не нарушающих финансовую дисциплину и безоговорочно признающих ключевую роль СССР) долгое время считало возможным приход к власти Компартии Германии во главе с Тельманом. Удовлетворялись все просьбы КПГ, оказывалась любая помощь. И действительно, КПГ была массовой (более 300 тысяч членов) располагала большим количеством газет, общественных объединений, имела, казалось бы, крепкую силовую структуру – Союз красных фронтовиков. Тельман набирал на выборах миллионы голосов. Крупный капитал Германии и его зарубежные партнеры понимали, что будущее Германии может решиться победой социалистического выбора в лице КПГ, тем более что именно в этой стране в 1918-1923гг. неоднократно происходили крупнейшие в Европе революционные потрясения. Чем более активной и популярной была КПГ, тем большую помощь капитал оказывал партии Гитлера – НСДАП (Национал-социалистической рабочей партии) Гитлер аппелировал и к национальному и отчасти к классовому сознанию, извращая оба понятия; демагогия нацистов была умелой, направленной к самым темным инстинктам толпы, тогда как программные установки КПГ явно требовали определенной подготовки, определенного уровня культуры от масс, недаром компартия имела столь крепкие позиции среди творческой интеллигенции Германии. Недооценка фактора унижения нации со стороны других капиталистических стран – это был явный просчет КПГ, просчет Тельмана.
Это, кстати, быстро поняли и руководители Компартии, поскольку ими была к 1930-му году принята Программа социального и национального освобождения Германии от гнета Версаля. Именно этими мотивами, стремлением не отдать рабочего и мелкобуржуазного избирателя нацистам была мотивирована и позиция КПГ по голосованию против доверия социал-демократическому правительству Пруссии, которое в массовом сознании немцев ассоциировалось с уступками творцам версальского договора. Учет очень сложных процессов, происходящих в немецком обществе, позволил КПГ, по-прежнему отстаивавшей, наряду с требованиями освобождения Германии от внешней зависимости, идеалы интернационализма, увеличить свое влияние с 10% в 1928-м году до почти 17% в 1932-м году, что стало наилучшим электоральным результатом партии за всю историю. Но финансовые вливания крупного капитала в НСДАП были также увеличены и, если смотреть правде в глаза, то надо признать, что пропаганда нацистов была построена более умело, сильнее влияла на массы, перехватить инициативу КПГ уже не могла…
Вот тут наши оппоненты и задают вопрос – а не мог ли союз Компартии Германии с Социал-демократической партией предотвратить приход фашизма к власти? Почему Сталин не дал Тельману таких указаний? Прежде всего, Сталин и его команда руководствовались тем анализом положения, который был им представлен руководством КПГ, не считавшим возможным диалог с социал-демократами. Во-вторых, история немецкого рабочего движения неоднократно демонстрировала примеры самых жестоких мер со стороны социал-демократов к левому крылу движения, внутривидовая борьба была здесь острейшей, беспощадной. Вспомним, как немецкие социал-демократы третировали депутата Либкнехта в момент начала империалистической войны, за его антивоенную позицию. Позднее именно министр - социал-демократ Носке организовал подавление движения спартакистов и зверское убийство лидеров немецких коммунистов интеллектуалов Розы Люксембург, того же Либкнехта, затем нового Председателя партии Лео Иогихеса и сотен других активистов партии. При прямом попустительстве СДПГ был убит и лидер Баварской Советской республики Евгений Левине. Могло ли после этого сложиться сотрудничество КПГ и СДПГ?!
В Компартии было течение, отстаивавшее и ультралевую линию, оно было отстранено от руководства партией при участии Москвы, так что Тельман выражал своего рода центристскую линию, выступая за профсоюзное единство, то есть за совместную работу в профсоюзах коммунистов и социал-демократов. Однако СДПГ была крупнейшей партией т.н. Веймарской коалиции, постоянно входила в правительство, регулярно контролируя при этом силовые структуры. КПГ же являлась не просто оппозиционной, но и попросту гонимой партией и любой альянс с социал-демократами мог быть организован только на основе безусловного подчинения компартии. Может ли быть заинтересована в таком союзе партия, претендующая на власть? ( А КПГ была именно такой партией) И если лозунг Коминтерна о «социал-фашизме» кажется нам сегодня политически неточным, то следует помнить, что при СДПГ существовал Железный фронт – военизированная организация, чьей эмблемой были три черные стрелы, символизирующие трех врагов социал-демократии – «монархизм, коммунизм, национал-социализм».
Неприятие трех партий было взаимным и категоричным, поскольку каждая хотела повести Германию по собственному пути, причем двое из троих соперников (СДПГ и НСДАП) совпадали в части своих целей – не допустить коммунистической революции.
Немаловажно и то, что Гинденбург, передавший власть Гитлеру, был избран при поддержке СДПГ. Не отрицая определенных ошибок со стороны КПГ (что было подтверждено потом и решениями самой этой партии и решениями 7-го конгресса Коминтерна) нужно констатировать, что СДПГ никогда и не при каких условиях не рассматривала возможность равноправного сотрудничества с компартией Германии. Всячески поощряя антикоммунизм, запугивая общество коммунистической угрозой, СДПГ только облегчала нацистам сбор средств и путь к власти. Принципиальное различие между тремя партиями состоит в том, что хозяином и поводырем и НСДАП и СДПГ был капитал, различались лишь его фракции. КПГ же опиралась только на рабочий класс, отчасти на мелкую буржуазию, крестьянство, интеллигенцию и на поддержку и пример СССР. И легко доказать, что для нацизма КПГ была гораздо более опасным противником и нетерпимым соперником в борьбе за массы, чем СДПГ, поскольку сразу после прихода Гитлера к власти террор и репрессии обрушились именно на коммунистов; в марте КПГ была уже фактически под запретом, многие ее лидеры, включая Тельмана, арестованы, другие попросту убиты. Знаменитый «поджог рейхстага» был направлен именно против КПГ и, шире, международного коммунизма.
В эти месяцы руководство КПГ предпринимало попытки договориться с социал-демократами, которых узурпация власти Гитлером также не устраивала, о совместных действиях – забастовках, массовом неповиновении, возможно и о большем… Но СДПГ ответила отказом, аргументируя невозможность «организации уличных протестов и стачек» легитимностью прихода Гитлера на пост канцлера. Думается, это был лишь предлог. В реальности СДПГ, не понимая еще тоталитарного характера нацистского режима, надеялась сохраниться как парламентская партия, пусть и с меньшим влиянием, чем прежде. И действительно, деятельность СДПГ была запрещена только в июне 1933-го года, спустя несколько месяцев после запрета компартии. Весь предшествующий период шел банальный политический зондаж об условиях сохранения легальности хвалеными социал-демократами. СДПГ пошла даже на то, чтобы удалить из своего руководства всех лиц еврейской национальности, в надежде тем самым сохраниться в новой системе немецких ценностей. Не помогло. Нечего и говорить, что никаких подобных позорных шагов, никаких попыток договориться с нацизмом КПГ не предпринимала! Компартия, хотя в ее членской базе нашлись и дезертиры и об этом надо сказать прямо, с первых дней ухода в подполье начала организованную антифашистскую борьбу, в которой понесла наибольшее количество жертв по сравнению со всеми другими немецкими антифашистскими партиями.
Таким образом, не односторонняя, а взаимная неприязнь обеих партий, вызванная их соперничеством в борьбе за власть и различным характером правящих в партии групп обусловила невозможность для Сталина и Исполкома Коминтерна сконструировать в Германии альтернативу нацизму в виде союза КПГ и СДПГ.
2
Столкнувшись с возникновением нацистского государства в Европе и с такой неприятной неожиданностью, как отсутствие восстания рабочего класса Германии против гитлеризма, советское руководство встало в авангарде борьбы против т.н. Третьего Рейха.
Москва и Коминтерн, единственные в своем роде, оказали всестороннюю помощь подпольной КПГ, поддерживали восстание левых социал-демократов в Австрии и дали приют его участникам после поражения этого смелого выступления. Наконец, знаменитый VII –й конгресс Коминтерна очень существенно пересмотрел политику союзов коммунистического движения и провозгласил принцип Народного Фронта, как противовеса наступающим фашистским силам в Европе и Латинской Америке. Это был очень серьезный и, с нашей точки зрения, необходимый политический компромисс со стороны советского руководства, со стороны Сталина, Коминтерна, уступка и стремление достичь согласия с буржуазно-демократическими силами, изолируя крайнюю реакцию. Вероятно, Сталин полагал, что к этому времени окрепший состоявшийся, как сильное и большое государство, Советский Союз уже не вызывал к себе презрительно-пренебрежительного отношения правящего класса капиталистического мира и панический страх запада перед мировой революцией сменился трезвым пониманием необходимости как учитывать геополитические интересы СССР, так и реальность большого влияния коммунистического движения в мире, необходимости учитывать интересы трудящихся. Альтернативой этому разумному компромиссу была только тоталитарная фашистская диктатура. Первое время после поворота политики Коминтерна события, как будто, развивались обнадеживающе.
Народный Фронт сложился и укрепился в Испании, во Франции, в ряде европейских стран улучшились отношения между коммунистическими и социалистическими партиями, реальностью стал Народный Фронт и в латиноамериканских странах – в Чили, на Кубе, в своеобразной форме в Бразилии, в Коста-Рике, в Аргентине. На фоне агрессивных устремлений нацистской Германии усилились консультации о создании системы коллективной безопасности, в которую в полной мере был бы включен Советский Союз. Под руководством Сталина эту линию во внешней политике СССР активно проводил М. Литвинов. Особенно хороший отклик находили миролюбивые предложения советского правительства во Франции, где даже далекий от коммунизма влиятельный политик-радикал Эдуард Эррио занимал подчеркнуто дружелюбную позицию в отношении нашей страны. Так, еще в 1933-м году после поездки в СССР он назвал голод на Украине «выдумкой нацистов». Если он и несколько преувеличил, то все равно поступил правильно. В 1935-м году в рамках линии на выстраивание механизмов Коллективной безопасности были заключены Договора между СССР и Францией и между СССР и Чехословакией.
Однако курс на сотрудничество марксистов с социал-демократами и на сотрудничество СССР со странами буржуазной демократии вновь потерпел неудачу и не по советской вине! Решающими для судеб идеи Народного Фронта (НФ) и коллективной безопасности стали события в Испании, где монархисты и реакционеры подняли мятеж против законного правительства Народного Фронта. Кстати, представители Компартии в это правительство не входили, присутствуя лишь в составе парламентского большинства. Началась гражданская война… Как известно, мятежников решительно поддержали нацистская Германия и фашистская Италия. Имевшая общие границы с Испанией Франция, руководимая к тому времени правительством Народного Фронта, а также Англия, буржуазно - демократические страны Восточной Европы, Америка Рузвельта приняли так называемые принципы «невмешательства» в конфликт. Что же касается Советского Союза, то он оказал Республиканской Испании сначала всестороннюю моральную, а затем и максимально возможную для нашей страну военную и материальную помощь. События в воюющей Испании и вокруг нее наглядно продемонстрировали всю противоречивость политики Народного Фронта – политики правильной и единственно возможной против фашизма, но постоянно подрываемой недобросовестными партнерами – как социал-демократами, так и анархиствующими и троцкиствующими элементами, а также силами политического центра.
Следует сразу оговориться, что в партиях-союзниках коммунистов по Народному Фронту, и также среди анархистов и ультралевых было немало честных и смелых людей, но это не отменяет нечистоплотности и недоговороспособности лидеров этих сил. Так, например, чувствуя, как усиливается компартия Испании по мере углубления гражданской войны, правые социалисты начали саботировать работу, срывать сотрудничество, интриговать, полагая, что выход на первое место в НФ коммунистов будет для них даже хуже, чем поражение Республики. Еще более безответственно вели себя анархисты, троцкисты же из ПОУМ и вовсе подняли мятеж в тылу Республиканских войск. Скорее всего, рядовые участники этого позорного мятежа не знали, что его организаторы имеют прямую связь со спецслужбами Германии. И после этого мятежа упреки Троцкого и некоторых сегодняшних троцкистов в адрес Сталина о нежелании последнего конструировать в предвоенный период самое широкое антифашистское единство с участием некоммунистических сил выглядят нелепо.
Сталин, оказывая помощь республиканцам, исходил из идеологических установок коммунистов, которые остаются для нас и сегодня незыблемыми, что подтверждается нашей солидарностью, в первую очередь, с народом Украины, Южной Осетии, а во-вторую очередь, с народами Сирии, Венесуэлы и др. Но также Сталин исходил и из соображений реальной трезвой политики, лишенной каких либо иллюзий, сантиментов. Советское руководство нанесло удар по международному фашизму и дало возможность нашим военным опробовать в боевой обстановке свои силы и возможности.
И хотя история не терпит сослагательного наклонения, но зададимся вопросом – как развивались бы дальнейшие события, если бы Франция, Англия и США оказали бы законному правительству Испанской Республики военную помощь? Ведь и географически и с точки зрения возможностей экономики и ВПК эти государства тогда многократно превосходили СССР. И если кого-то пугал рост влияния компартии Испании, то несложно было заметить пропорциональность его росту советской помощи и поляризации сил, внутри объятой конфликтом страны. С большой долей вероятности можно утверждать, что, если бы в 1936-м году на помощь республиканцам пришли бы «западные демократии», по фашизму был бы нанесен мощный удар. Но этого не произошло! Господам из Вашингтона, Парижа, Лондона не хотелось ввязываться в «чужую войну», проводить мобилизацию, затягивать пояса, даже попросту поставлять республиканцам военную технику. Им, должно быть, доставляло удовольствие наблюдать, как гибнет первая в Европе народно-демократическая Республика, как терпят поражения ненавистные им национальные и международные коммунистические силы. О чем тут говорить, если таким образом вело себя и левое французское правительство Народного Фронта. За несколько месяцев до окончания гражданской войны, «западные демократии» уже официально признали франкистов законной властью Испании.
Поражение республиканцев (конец 1938-го-начало 1939-го гг.) вынудило Советское правительство и Коминтерн сделать ряд очень тревожных выводов. Во-первых, политика и Народного Фронта, предложенная Исполкомом Коминтерна (ИККИ) коммунистическому движению и политика Коллективной безопасности, предложенная СССР западным демократиям были сорваны. Практически в каждой стране, где был реализован принцип Народного Фронта, социал-демократы и левобуржуазные партии понимали НФ, как простое подчинение компартий умеренной социал-демократической политике и не более. Не могло быть и речи о реализации хотя бы части программы компартий, о попытках выработки совместной не на словах, а на деле программы. В сущности, социал-демократы и левые либералы повернули дело так, что коммунистам в рамках Народного Фронта отводится всегда и только второстепенная роль. Таким образом, для национальных компартий и, главным образом, для Коминтерна политика Народного Фронта на данном этапе была исчерпана.
Во-вторых, даже действующая в очень благоприятных для себя с 1937-го года условиях Коммунистическая партия Испании, являясь при этом, безусловно, самой дееспособной и героической силой Республики, не смогла в достаточной мере организовать народные массы, не смогла выйти за пределы традиционных для буржуазно-демократической системы норм работы в правительственной коалиции и т.д. Не сумели заставить правительства своих стран оказать республиканцам помощь и такие крупные компартии, как ФКП, профсоюзы Англии, популярная в то время КП США. Равнодушными к помощи нацистского правительства франкистам оставались в массе своей и немецкие рабочие. При этом, конечно, не стоит забывать об участии многих немецких коммунистов в Интербригадах.
И все-же стало ясно, что международный рабочий класс не в силах самостоятельно преградить путь фашистской агрессии не только против СССР, но даже и против правительства, избранного путем обычных буржуазно-демократических выборов, каким было республиканское правительство Испании. В-третьих, что особенно тревожило Сталина, несмотря на героизм и мужество советских добровольцев, в работе нашей военной техники на полях сражений и в небе Испании выявились серьезные недостатки, имелись они и в работе советских разведывательных и контрразведывательных служб, в подготовке и выучке личного состава. Наряду с этим серьезную силу продемонстрировали в ходе боевых действий нацистские интервенты.
На исходе гражданской войны в Испании разразился т.н. Судетский кризис. Все более уверенная в своих силах нацистская Германия требовала отторжения от Чехословакии (ЧСР) Судетской области. Франция, Англия и Польша, а также СССР высказали поддержку Чехословакии, как это и было предусмотрено ранее заключенными договорами. Тогда Гитлер приступил к длительному давлению на Чехословакию и гарантов ее целостности, а также к нагнетанию напряженности в Судетах с помощью своей агентуры. Давление выражалось в постоянных угрозах начать войну, и европейские демократии этого давления не выдержали. Довольно быстро стало ясно, что обещания западных стран защитить безвредную буржуазно-демократическую Чехословакию остаются пустыми декларациями; в заявлениях Англии и Франции акцент сместился с решимости обеспечения безопасности ЧСР на необходимость любой ценой избежать военного столкновения в Европе. Проходит еще некоторое время, Гитлер планомерно усиливает напряженность, и нервы Англии не выдерживают – премьер-министр Чемберлен просит нацистского лидера о встрече «ради спасения мира». Я прошу прощения, если излагаю общеизвестные данные, но делаю это для молодого читателя.
Германия поняла, что «западные демократии» смертельно боятся военного столкновения и связанных с войной тягот – и Гитлер многократно усиливает нажим; в этой ситуации лишь СССР продолжает оказывать Чехословакии поддержку. Президент ЧСР Бенеш запрашивает Советский Союз о возможной военной помощи. Москва отвечает осторожно, но в целом положительно. И что же? За возможностью советско-чехословацкого военного союза Англия и Франция (связанная с СССР договором) увидели большую угрозу для себя – читай для капиталистического господства в Европе – чем в случае нацистской агрессии. Послы западных стран прямо заявили президенту ЧСР, что в случае, если правительство Чехословакии не примет англо-французских предложений (о безоговорочном отторжении Судет в пользу Германии), французское правительство «не выполнит договора» с Чехословакией. Также они сообщили следующее: «Если же чехи объединятся с русскими, война может принять характер крестового похода против большевиков. Тогда правительствам Англии и Франции будет очень трудно остаться в стороне».
После этих слов буржуазное правительство Чехословакии капитулировало. Не секрет ( для всех, кроме, может быть, нынешнего поколения поляков) что в разделе ЧСР с согласия Гитлера поучаствовали Польша и Венгрия. Что же касается поведения СССР, то и в Лиге Наций наша страна повела дипломатическое наступление в защиту Чехословакии, части РККА были выдвинуты к западным границам Советского Союза, но, во-первых, они так и не получили приглашения на марш от правительства буржуазной Чехословакии, а, во-вторых, большинство «европейских демократий» демонстративно дали понять, что судьба чехов и словаков их уже не волнует. Лучше и откровеннее всех эту позицию выразил господин Чемберлен: «Сколь ужасной, фантастичной и неправдоподобной представляется сама мысль о том, что мы должны здесь, у себя, рыть траншеи и примерять противогазы лишь потому, что в одной далекой стране поссорились между собой люди…» Впрочем, будем справедливы к англичанам. Была ведь еще и позиция Черчилля, подвергшего политику умиротворения агрессора резкой критике. Но в дальнейшем и этот сильный и смелый политик сделает все, чтобы за мир для его страны платили своей кровью только лишь русские-советские солдаты.
Чехословакию, говоря современным сленгом, просто слили, не слишком заботясь о том, как это будет выглядеть в «тамошних интернетах».
Но и после этой циничной расправы европейских гиен над миролюбивым государством Сталин продолжает через Литвинова призывать Англию, Францию и отчасти США, ссылающуюся постоянно на доктрину Монро (невмешательство в дела Европы) к созданию системы коллективной безопасности. Мог ли Сталин после Мюнхенского сговора всерьез надеяться на создание такой системы? Как опытный политик и зрелый по возрасту человек – нет, не мог. Но он, по-видимому, не был готов пока ни к каким иным вариантам, не видел альтернативы союзам с буржуазными демократиями против нацизма. Сталин и его ближайшее окружение ищут решение.
Кроме того, Сталин, который всегда был чувствителен и к реакции мировой общественности (потому он так тщательно и терпеливо работал с творческой и научной интеллигенцией) и к оценке потомков («Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет ее») хотел продемонстрировать окружающему миру и сохранить для «оценки поздней», в которой, как он был уверен, «оправдан будет каждый час», кто на деле стремился обеспечить мир, безопасность и сотрудничество в Европе, а кто хотел чужими руками развязать войну с целью уничтожения идеологического врага.
Да, Сталин понимал, что совершенно естественный , взращенный им же самим, антифашизм советского общества не позволяет правительству СССР совершать резких маневров во внешней политике и в пропаганде внутри страны. Как объяснить людям необходимость заключения тактического соглашения с немцами, призванного выиграть время? Сталин размышлял мучительно, не находил ответа. Нашу страну явно загоняли в ловушку, но вырываться из петли было еще рано…еще шаг…еще немного…Нет, рано! Поэтому переговоры с западными демократиями продолжались. У Сталина была редкая железная выдержка. Нужно было дать возможность англо-и-франкофилам в советской элите (ярким выразителем их позиций был Литвинов) убедиться в иллюзорности идеи о заключении альянса с демократиями. Англия и Франция реагируют на предложения СССР с подчеркнутым пренебрежением. Переговоры с ними начались в апреле, но шли чрезвычайно медленно. Речь шла о взаимных гарантиях безопасности и о гарантиях безопасности малым странам Европы – странам Прибалтики, Польше, Финляндии и др. Естественно, что СССР, граничащий с этими небольшими государствами, ожидал, что Англия и Франция, как патрон этих малых стран, окажет необходимое влияние на их правящий класс с тем, чтобы тот согласился на переход этих государств под советское влияние. Такова была жесткая логика мировой политики и тогда и сейчас.
Но, как указывал в своих послевоенных мемуарах Черчилль : «Препятствием к заключению такого соглашения (с СССР) служил ужас, который эти самые пограничные государства испытывали перед советской помощью в виде советских армий, которые могли пройти через их территории, чтобы защитить их от немцев и попутно включить в советско-коммунистическую систему. Польша, Румыния, Финляндия и три прибалтийских государства не знали, чего они больше страшились, — германской агрессии или русского спасения. Именно необходимость сделать такой жуткий выбор парализовала политику Англии и Франции. Однако даже сейчас не может быть сомнений в том, что Англии и Франции следовало принять предложение России» То есть в срыве альянса СССР с западными демократиями виноваты инфантильные прибалты. Лукавит сэр Уинстон - впрочем, как всегда. Не для того западные инвестиции шли все предвоенные годы в военную экономику Германии, не для того взращивалась в Англии, да и во Франции влиятельная пронемецкая партия в политических кругах. Не только из-за страха тягот войны правители западных демократий уступали Гитлеру. В самом деле, кто сомневается, что, прими крупные европейские страны решение (как это случилось с ЧСР) о переходе Прибалтики и Финляндии под влияние СССР, оно было бы исполнено правительствами малых европейских государств?! Но такое решение и, главное, решение об антифашистском союзе социалистической и буржуазно-демократических стран большинство западных лидеров считали невыгодным. В этом, говоря ленинскими словами, вся суть! По свидетельству заместителя министра иностранных дел Великобритании в те годы господина Кадогана: «Премьер-министр (Чемберлен) заявил, что он скорее подаст в отставку, чем подпишет союз с Советами». Консерваторы в период англо – советских переговоров продолжали считать актуальным лозунг: «Чтобы жила Британия, большевизм должен умереть».
Явно несерьезное отношение к переговорам с Москвой проявилось почти в гротескной форме – делегация запада отбыла в СССР спустя длительное время после дачи Англией согласия на зондаж и выбрала самый длительный путь, морем, он занял более недели, когда спасение мира требовало решений в течение часов, если не минут. Но когда делегация западных демократий все-же доплыла до Москвы , выяснилось, что ее члены не располагают никакими серьезными полномочиями.
Они могли лишь поплыть назад и доложить, так сказать, парламенту и королеве конкретные предложения Советского правительства. Понимал ли Сталин, обладающий повышенным чувством собственного достоинства, что над нами издеваются? Безусловно, понимал; и, поручив вести переговоры с нашей стороны К.Е.Ворошилову – не самой все-же крупной фигуре в Советском правительстве – проявил свойственное ему чувство юмора. В очень подробных инструкциях Клементу Ефремовичу Сталин, в частности, писал : «Прежде всего, выложить свои полномочия о ведении переговоров с англо-французской военной делегацией о подписании военной конвенции, а потом спросить руководителей английской и французской делегаций, есть ли у них также полномочия от своих правительств на подписание военной конвенции с СССР. Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и «почтительно» спросить, для каких целей направило их правительство в СССР». Но в общем-то Сталину и его команде было не до усмешек. В условиях никем не скрывавшихся планов Гитлера завоевывать «жизненное пространство на Востоке», в условиях идущих полным ходом ожесточенных боевых действий между нашей страной и профашистской Японией на Халхин – Голе ( поскольку СССР, в отличие от западных господ, выполнял обязательства перед союзниками, в данном случае-перед МНР) неотвратимость скорой крупномасштабной войны была абсолютной. Вопрос был лишь в том, с кем и против кого поведет ее наша страна. Неужели Сталин и советские руководители хотели, в отличие от лидеров Англии, Франции и США, ввергнуть свою страну в тяготы войны? Нет, думается, что Сталин, также как и главы западных демократий, любым путем старался избежать прямого столкновения советского корабля с рифами мировой войны. Это неприятие войны и , как ее следствие, стремление к всеобщему миру были естественной чертой советской внешней политики на всем протяжении существования социалистической Державы.
Довольно быстро – еще при В.И.Ленине –стало очевидно, что для успешного развития социалистической страны, для наибольшего влияния ее примера на население капиталистических стран ей нужен мир, поступательное мирное развитие. Так будет и в 70-е годы, на пике советского проекта. Действительно, к концу 30-х годов восстановленная после гражданской войны Советская страна сверкала на мировой арене, как огромная выставка достижений народного хозяйства и культуры, и именно стремительным ростом ее влияния, ее успехами и объяснялась ставка мирового капитала на фашизм с его агрессивностью, как на последнюю карту.
Сталин, хотя некоторыми до сих пор принято обвинять его в жестоком и пренебрежительном отношении к простому человеку, был как раз в высшей степени ответственным политиком; и он между прочим, также, как любой другой высший руководитель государства, зависел от общественного мнения в стране, хотя и сам в большой мере формировал его. Главной задачей Сталина было спасти население Советского Союза от войны, ради этого возможны были любые маневры, любые компромиссы, кроме смены социального строя… Но компромиссы легко даются лишенным идеологии беспринципным правителям. Сталин же в глазах прогрессивной мировой общественности справедливо выглядел неформальным лидером антифашизма; было бы наивно предполагать, что Сталин, обдумывая возможность пакта с Германией, мог быть свободен от обязанностей, которые накладывала на него миссия лидера всех борцов с нацизмом. Вот почему еще, терпеливо скрывая свое раздражение поведением англичан и французов, Сталин продолжал переговоры с ними. Наконец, со стороны СССР прозвучало конкретное в военном отношении предложение: СССР готов выставить против агрессора 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч тяжёлых орудий, 9—10 тысяч танков и 5-5,5 тысяч самолётов. При этом СССР требовал пропуска этих частей через территории соседних государств, что глава польского МИДа Бек прокомментировал так: ««С немцами мы рискуем потерять свою свободу, а с русскими — свою душу».
Гарантии СССР были также не приняты Латвией, Литвой, Эстонией и Финляндией. Эти небольшие государства не только смертельно боялись и ненавидели коммунизм, но еще и абсолютно не видели реального положения дел на мировой арене…
Все явственнее проявляется нежелание западных демократий договориться с СССР хотя бы о чем-то. Напомним здесь, что после поражения в Испании и казавшихся ему необходимыми чисток в высшем командном составе РККА Сталин понимал несопоставимость по ряду параметров советской военной машины с общими возможностями стран Антикоминтерновского пакта.
В этот момент советская дипломатия начинает избегать выпадов в адрес Германии. Но все-же Сталин через Ворошилова продолжает переговоры с англо-французской делегацией. Казалось, время остановилось. На деле же каждый день может начаться война. И вот тут решающим в своей вероломности и безответственности шагом запада в отношении СССР стали начавшиеся в Лондоне в двадцатых числа июля – т.е. практически одновременно с переговорами в Москве – консультации между советником Чемберлена Вилсоном, с одной стороны, и представителем Геринга и немецким послом в Англии, с другой стороны. Эти намеренно спрятанные от широкой общественности консультации обсуждали вопрос раздела Восточной Европы на сферы влияния между Англией и Германией, совместные позиции в отношении СССР и Китая, а также признанием возможности участия Германии в эксплуатации «колониально-африканской зоны». Итак, информация о переговорах в Лондоне просочилась в прессу. Доверие Москвы к Лондону и Парижу было исчерпано. Над Советским Союзом нависла угроза германской агрессии при согласии Англии и неопределенной позиции Франции. Приблизительно в это время руководителю советской делегации на переговорах с западными демократиями К. Е. Ворошилову секретарь Сталина Поскребышев передает записку: «Клим, Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку».
Пора было ответить западным демократиям их же оружием – параллельными переговорами.
23 августа СССР подписал с Германией Договор о ненападении. Этот неожиданный и крутой поворот в траектории советской внешней политике спутал карты тех, кто рассчитывал направить Гитлера на нашу страну немедленно, но верно и то, что подписание договора породило растерянность среди части коммунистов, прогрессистов, и , мягко говоря, не только в Европе.
Очевидно, что договор позволил СССР отсрочить войну на два года и очень серьезно продвинуть на запад свои границы, без чего, возможно, ход Великой Отечественной в первый период войны был бы еще более трагическим. Заключение договора по времени совпало с нанесением советскими войсками поражения японским фашистам на Халхин-Голе, и оба эти внезапных и неприятных для Японии события привели к падению прогерманского кабинета Киитиро в Токио; не будь договора, возможно Япония еще в 39-м году начала бы масштабную агрессию на Советский Дальний Восток и наверняка получила бы в этом поддержку своих союзников по Антикоминтерновскому пакту.
Соответствие договора о ненападении национальным интересам нашей страны, ее народа невозможно поставить под сомнение! Но до сих пор идут споры о нравственности сделанного Сталиным выбора. Прекратил ли Сталин хоть на мгновение борьбу за коммунистические идеалы? Имел ли Сталин хотя бы малейшие иллюзии в отношении гитлеровского режима?
Чтобы ответить на эти последние вопросы данной статьи мы должны честно признать тот факт, что зачастую отношение к нашей стране как у реакционно-террористических (фашистских) так и у либерально-буржуазных ( псевдодемократических) группировок западного истеблишмента было и остается одинаковым. Элита запада – какой бы она ни была в каждом конкретном случае – всегда считала Россию лишней на земном шаре, ненавидела и ненавидит Россию в любом ее выражении- Российской Империи, РСФСР, СССР, РФ… Возможно, не все могут это признать, но драматичный выбор Сталина был продиктован тем, что в отношении к СССР между нацизмом и правителями западных демократий не было никакой разницы.
И данное позднее западными демократическими лидерами согласие на формирование Антигитлеровской коалиции состоялось лишь как временная уступка общественному мнению их стран, а также в силу некоторых особенностей личности Рузвельта (единственного в этом смысле из числа президентов США) и в силу того, что фашистский джин, выпущенный из бутылки мировым капиталом, напугал своих хозяев, отбросив всякий стыд. Всерьез реализованная Гитлером бесчеловечная расистская практика геноцида в отношении , в частности, евреев долгое время ( до середины 1941г..) принималась в Англии и США лишь как политическая риторика, которая-де не будет иметь последствий.
Это предположение – о союзе запада с СССР в годы Второй мировой войны, как исключительно временной уступке элиты США и Англии трудящимся этих стран – легко доказуемо потому, что сразу же после окончания войны господа сумели навязать планете состояние холодной войны и, затем, гонку вооружений. Сталин, заключая пакт с немцами, был весьма прилежным учеником Ленина, указавшего некогда на необходимость использования межимпериалистических противоречий в целях выживания пролетарского государства. Осознание нами этой горькой истины – равной пропорции ненависти к России и у фашистов и у многих ( хотя и не у всех) либеральных демократов – подтверждается многими фактами сегодняшнего дня и практически не требует обоснования. И все же эта шокирующая, вновь открывшаяся многим лишь через десятилетия правда не должна умалять для нас заслуг тысяч простых людей в странах Европы и в США, кто честно вносил свой вклад в борьбу с фашизмом, равно как и ценность опыта Антигитлеровской коалиции, которая могла бы иметь многообещающее продолжение после войны, если бы не вероломство запада. Не следует также отрицать наличие в европейских странах массовых движений и течений, настроенных на справедливый миропорядок, а также заслуг этих прогрессивных сил.
Так вот, Сталин не прекратил быть коммунистом-интернационалистом ни на мгновение. Помощь СССР заключенному в Германии Тельману, его семье не прекращалась никогда. Используя пакт, советское правительство настаивало на облегчении участи заключенных в тюрьмах немецких коммунистов. Также необходимо помнить, что сталинский СССР в 1936-1941-м годах вел перманентную вооруженную борьбу с различными фракциями фашизма, очерченными контурами Антикоминтерновского пакта. Лишь утихла борьба в Испании, как она с новой силой разгорелась на Халхин-Голе, а также в Китае, где националистические и коммунистические отряды при решающей материально-технической поддержке СССР сопротивлялись японским агрессорам. Всего за период 1937—1941 годов из СССР Китаю было поставлено: самолётов 1285 (из них — истребителей 777, бомбардировщиков — 408, учебных — 100), орудий разных калибров — 1600, танков средних — 82, пулемётов станковых и ручных — 14 тыс., автомашин и тракторов — 1850. В Китае воевало 5000 советских специалистов…Надо сказать и о том, что именно советская разведка, Советский Союз стояли за антифашистским военным переворотом в Белграде в конце марта 1941-го года.
Сталин, может быть , лучше многих других в СССР 1941-го года, понимал сущность фашизма и неотвратимость войны с ним. Своим терпением и молчанием в ответ на пограничные провокации фашистов он пытался лишь обмануть врага, максимально оттянуть время начала войны, дать советской промышленности возможность подготовиться хотя бы еще немного, а народу пожить - также хотя бы еще немного - спокойной, мирной жизнью…
Начиная с заключения пакта о ненападении было нежелательно впрямую продолжать критику Германии, чтобы не сократить и без того короткую передышку, и потому бежавший из оккупированной Франции советский писатель И.Г. Эренбург не мог нигде опубликовать свой роман «Падение Парижа», в общем - то верно показывавший бессилие и аморальное трусливое поведение буржуазного правительства Франции перед лицом фашистской агрессии. Подобные неожиданно появившиеся фигуры умолчания были, конечно, неприятны для тех, кто прошел Испанию, кто сжимал кулаки в антифашистском салюте, но реальная политика далека от романтики, она требовала тогда сдержать эмоции. Рукопись романа Эренбурга не брал ни один советский журнал. Спугнуть врага было нельзя. Но…и забывать о существовании этого врага было бы недопустимо. Эренбург вспоминал:
«Двадцатого апреля я узнал, что вторую часть «Падения Парижа» не пропустили. Я пришел в скверном настроении, но решил писать дальше.
Двадцать четвертого апреля я сидел и писал четырнадцатую главу третьей части, когда мне позвонили из секретариата Сталина…
Сталин сказал, что прочел начало моего романа, нашел его интересным... Сталин спросил меня, собираюсь ли я показать немецких фашистов. Я ответил, что в последней части романа, над которой работаю,- война, вторжение гитлеровцев во Францию, первые недели оккупации. Я добавил, что боюсь, не запретят ли третьей части,- ведь мне не позволяют даже по отношению к французам, даже в диалоге употреблять слово «фашисты». Сталин пошутил: «А вы пишите, мы с вами постараемся протолкнуть и третью часть…»
Родные ждали в нетерпении: «Что он сказал?…» Лицо у меня было мрачное: «Скоро война…»
В очень сложной политической игре предвоенного мира Сталин провел внешнюю политику нашей страну мимо западни, расставленной Сциллой нацизма и мимо ловушки, приготовленной Харибдой империализма , и взял на себя тяжелую ответственность за очень непростое, но единственно возможное в той ситуации решение. В благодарность слышались тяжкие обвинения от Троцкого, позднее от Хрущева, от путаников-еврокоммунистов, от Горбачева, от Госдумы, от черта в ступе…
Но самого Сталина интересовало только то, как оценит его работу простой народ.
С.Малинкович
«На главной площади страны,
невдалеке от Спасской башни,
под сенью каменной стены
лежит в могиле вождь вчерашний.
Над местом, где закопан он
без ритуалов и рыданий,
нет наклонившихся знамен
и нет скорбящих изваяний.
Ни обелиска, ни креста,
Ни караульного солдата —
Лишь только голая плита
И две решающие даты,
да чья-то женская рука
с томящей нежностью и силой
два безымянные цветка
к его надгробью положила».
(Я.Смеляков)
Обсудить новость на Форуме