16:45 11.11.2007 | Все новости раздела "КПРФ"
Вспоминает ветеран труда: Мой отец был комиссаром штрафбата
Фильм «Штрафбат» - ползуче-ядовитая ложь, считает сын комиссара штрафбата в газете «Советская Россия».
Сейчас показывают и пишут массу небылиц о штрафных батальонах и ротах, пишет он. Почему я так говорю? Да потому, что мой отец Павел Прохорович Ларенок, кадровый военный, прошедший Великую Отечественную войну от звонка до звонка, был комиссаром штрафного батальона и писал воспоминания о своём боевом пути. К сожалению, он не закончил задуманное (двадцать лет назад его не стало). Остался большой архив: наброски, документы, переписка с однополчанами. Сейчас я работаю над этими материалами, редакции и читателям будет интересно узнать, как подбирали командный состав в эти специальные формирования, кто оказывался в рядах штрафников, как они искупали свою вину. Увы! Многим из них не довелось вернуться с поля брани...
Вот что писал отец: «В первых числах августа 1942 года меня вызвали к начальнику политуправления Донского фронта тов. Галаджеву. Судя по всему, он внимательно изучил моё личное дело. После непродолжительной беседы предложил мне должность... комиссара штрафного батальона! (К тому времени отец имел немалый боевой опыт. Будучи старшим инструктором по пропаганде политотдела 1-й воздушно-десантной бригады 5-й армии Юго-Западного фронта, вывел с боями из окружения (с 14 сентября по 3 октября 1941 года) 214 человек в полной форме и при всех документах. С ноября 1941-го по август 1942 года был партследователем при парткомиссии Юго-Западного фронта. — Прим. А.Л.).
— Вы проявили себя с наилучшей стороны при выходе из окружения, — сказал Галаджев, — за что представлены к ордену Красного Знамени... Трудности будут большие. Вот, ознакомьтесь с приказом Народного комиссара обороны Иосифа Виссарионовича Сталина №227 от 28 июля 1942 года и Положением о штрафных батальонах.
Тогда я впервые узнал, что при фронтовых дивизиях создаются штрафные роты, куда попадают только рядовой и сержантский состав, и штрафные батальоны (один-два на фронт), куда направляются только командиры и политработники от младшего лейтенанта до полковника и от младшего политрука до дивизионного комиссара. Командный состав этих специальных формирований подбирался из проявивших себя в боях коммунистов. Из Положения я узнал, что права командира штрафбата приравниваются к правам командира дивизии, что подчиняется он непосредственно командующему фронтом, что год службы в штрафбате идёт за шесть лет, а не за три года, как в обычных частях, находящихся на фронте.
Я согласился, заверил Галаджева, что сделаю всё возможное, чтобы оправдать доверие.
— Вот и отлично! — улыбнулся Галаджев. — Через два часа вы будете представлены командующему Донским фронтом Константину Константиновичу Рокоссовскому.
Был час ночи, когда я впервые в жизни увидел прославленного генерала.
— Не струсите? — спросил Рокоссовский. — Это более опасная служба, чем в обычных частях. В бой поведёте командиров. И сами пойдёте рядом...
— Не струшу, — ответил я.
Дальше разговор вёлся в непринужденной форме. Рокоссовский расспросил меня о родителях, о семье, которая оказалась на оккупированной территории, о службе в армии... Потом открыл пачку «Казбека». Мне неудобно было отказаться, и я взял папиросу.
— Э-э! Да вы не курите! — улыбнулся Константин Константинович. — Так это же хорошо! А я вот и бросил бы, да...
Рокоссовский вызвал адъютанта и распорядился отдать два приказа: один — о присвоении мне звания батальонного комиссара (я был старшим политруком), другой — о назначении меня комиссаром штрафного батальона. Прошло буквально несколько минут, и перед командующим фронтом лежало два приказа, отпечатанные в четырёх экземплярах каждый. Рокоссовский подписал их, встал из-за стола, крепко сжал мою руку и поздравил с присвоением очередного звания и назначением на новую должность. Затем Константин Константинович приказал адъютанту найти две «шпалы» и прикрепить их к моим петлицам.
— Успехов! — пожелал Рокоссовский.
15 августа 1942 года штрафной батальон Донского фронта был полностью укомплектован командным и политическим составом, а 16 августа к нам поступили первые штрафники — капитан и два старших лейтенанта. С командиром батальона подполковником Василием Жердевым, человеком прямым, завидной выдержки и отваги, получившим немалый боевой опыт ещё в финскую кампанию, мы быстро нашли общий язык, полное взаимопонимание.
К 18 октября, когда наши части, понеся большие потери, остались на небольших «островках» Сталинграда, в наступление перешли войска Донского фронта. В нашем батальоне было уже около 800 штрафников. Последовал первый боевой приказ по батальону: занять оборону в четырёх километрах юго-западнее станции Котлубань, не дать врагу прорваться к Камышину и обеспечить выгрузку боеприпасов и продовольствия. Эта станция была конечной в прифронтовой полосе, и враг денно и нощно наносил по ней бомбовые и артиллерийские удары.
Дисциплина у нас была железная. Не помню ни одного случая неповиновения. Как и все фронтовые части, мы были хорошо вооружены, отлично обмундированы, ежедневно получали традиционные сто граммов. Ни в чём не было недостатка. Получивших ранение, даже незначительное, или совершивших героический поступок без промедления отправляли в тыл. Тут же следовал приказ о реабилитации штрафника: он восстанавливался в прежнем звании; если отличился в бою, награждался и по выздоровлении направлялся на фронт в обычную часть.
Кто же сражался в наших рядах? Проявившие трусость в бою, вышедшие из окружения без документов и совершившие другие проступки. Вот пример. Среди штрафников оказались командир полка в звании подполковника и комиссар этого же полка в звании полкового комиссара (к сожалению, память не сохранила их фамилии).
За что они попали в штрафбат? Их полк беспорядочно отступал под превосходящими силами противника. Командир и комиссар потеряли управление частями, оторвались и с небольшой группой автоматчиков своего полка переправились через_Дон и пришли в Сталинград, в штаб армии. Здесь они доложили, что полк попал в окружение и они не смогли вывести подчинённых целиком, что отдельные группы пробиваются к своим. На третий день в штаб армии поступило боевое донесение от заместителя командира этого полка. В нём говорилось, что полк находится на правом берегу Дона и ведёт оборонительные бои в районе станции Клетская, а командир и комиссар пропали без вести. Вот за это они и попали в штрафбат.
Комиссар полка погиб в первом бою. Командир настойчиво просил дать ему такое задание, чтобы можно было как можно быстрее искупить свою вину. Вскоре такой случай представился.
Из штаба фронта поступил приказ достать «языка» в течение 48 часов. Сделать это вызвался бывший командир полка. Он тщательно подготовился к этому заданию. В течение суток наблюдал за передним краем противника. Затем, с наступлением темноты, надел маскировочный халат и пополз к траншеям гитлеровцев. Он был уже близок к цели, как вдруг заметил: метрах в десяти справа выползли из траншеи семеро немцев и направились к нашему переднему краю. Штрафник замер. Когда немцы отползли на некоторое расстояние, пополз за ними.
Гитлеровцы подползли к брустверу нашей траншеи и залегли. Немного погодя ближайший к штрафнику немец подполз к траншее ещё ближе и заглянул туда... В этот момент командир полка коршуном бросился на него, и они вместе свалились на дно окопа. Поднялась стрельба. Немцы пытались ретироваться, но всем уйти не удалось. Утром мы увидели на снегу три трупа.
К утру «язык» был доставлен в штаб фронта. Он сообщил ценные сведения. В тот же день был приказ: считать подполковника искупившим свою вину и отправить в тыл, а за проявленные находчивость и мужество представить на него наградной материал. Как потом стало известно, подполковнику вручили орден Красной Звезды.
Приказ был зачитан во всех ротах батальона. Никогда не забуду минуту, когда я достал из сейфа партийный билет штрафника и вручил его владельцу. Тут же подполковник снял солдатскую форму и надел командирское обмундирование.
После окружения вражеской группировки к нам перешёл немецкий капитан. Он заявил, что является командиром батальона, что он член Коммунистической партии Германии и просил при первой возможности перевести на нашу сторону остаток его батальона, в котором насчитывалось всего 180 человек. Ближайшей ночью это подразделение под видом смены позиции сосредоточилось в одной из балок. Там батальон был обезоружен и пленён.
Когда командующий 6-й армии Паулюс отказался капитулировать, последовал приказ: разрезать вражескою группировку на две части. Была создана ударная группа. Впереди шёл наш батальон, неся большие потери. 30 января 1943 года сводная рота нашего батальона, которой командовал капитан Мальков, вышла к заводу «Красный Октябрь». На административном здании этого завода был водружён красный флаг с белыми буквами ОШБ (отдельный штрафной батальон)...»
...Из черновых набросков отца я узнал также, как отважно сражались штрафбатовцы и в районе станции Поныри на Орловском направлении. В августе 1943 года он был тяжело ранен. С поля боя его вытащил штрафник Попелыш, который сам получил ранение в ногу. Их вместе доставили в госпиталь. Своего спасителя отец вспоминал всю жизнь.
После госпиталя отца направили на краткосрочные фронтовые курсы, в группу командиров полков. Курсы находились в Мичуринске, а затем — в Рыльске. В районе Жлобина отец был снова (в пятый раз!) ранен и контужен. Почти полгода находился на излечении. Потом участвовал в боях на Одере. Войну закончил в Берлине, где был назначен заместителем коменданта района Вайсензее. Там он встретился с... майором Александром Попелышем, который участвовал в штурме рейхстага.
Служил отец в армии до 1954 года.
Обсудить новость на Форуме