11:01 12.11.2011 | Все новости раздела "КПРФ"

Вспоминая о Ленинграде. Незабываемые битвы Великой Отечественной войны

Суть начатой либерально-буржуазными кругами — как доморощенными, так и закордонными, — фальсификации российской истории в том, чтобы подменить наше общее прошлое, биографию народа, а вместе с ним — и биографии миллионов соотечественников, посвятивших свои жизни возрождению и процветанию нашей Родины, борьбе за её свободу от иноземного владычества. Фальсификация истории — это попытка наг-лой подмены самой России. Одним из главных объектов фальсификаций антисоветчики избрали историю героического подвига советского народа, освободившего мир от немецкого фашизма. Понятно, что искренние патриоты Родины не приемлют эту игру напёрсточников. Поэтому читатели «Правды» горячо одобрили опубликованную газетой в канун 70-летия начала Великой Отечественной войны статью фронтовика, доктора филологических наук, почётного профессора Тверского государственного университета Александра Огнёва и настойчиво рекомендовали газете продолжить публикацию его разоблачений фальсификаторов истории. Выполняя пожелания читателей, редакционная коллегия «Правды» приняла решение публиковать главы исследования заслуженного деятеля науки РФ А.В. Огнёва в пятничных номерах газеты.

Битва за Ленинград

Фельдмаршал фон Рундштедт планировал: «Прежде всего сильная группа армий «Север» должна захватить Ленинград. Это даст нам возможность соединиться с финнами, уничтожить красный Балтийский флот и усилить свое влияние в скандинавских странах».

6 августа 1941 года Гальдер зафиксировал указание Гитлера: «Вначале должен быть захвачен Ленинград». 8 сентября немцы прорвались к Ладожскому озеру, заняли Шлиссельбург, сухопутные коммуникации Ленинграда были перерезаны, город оказался в блокаде. Нависла реальная угроза захвата его вражескими войсками. Германская группа «Север» превосходила советские войска, оборонявшие Ленинград, по пехоте в 2,4 раза, по орудиям в 4 раза, по самолетам почти в 10 раз. Она блокировала город, но не смогла взять его и соединиться с финскими войсками.

С 29 июня 1941 года до начала блокады 27 августа было эвакуировано из Ленинграда более 311000 детей, по железной дороге было отправлено 164320 рабочих и служащих с семьями, выезжавших с предприятиями, 104692 рабочих и служащих с семьями, временно нетрудоспособных, 219690 женщин, имевших двух и более детей, 1475000 беженцев. До выхода врага к Шлиссельбургу более 700000 жителей Ленинграда были отправлены вглубь страны.

В блокаде оказались 2484500 человек. Первые перевозки по Ладожскому озеру начались ещё до захвата немцами Шлиссельбурга. 12 сентября в порт Осиновец прибыли две баржи с 800 тоннами зерна. За первые 30 дней навигации в порт Осиновец было доставлено 9800 тонн продовольствия. Ленинград же расходовал ежедневно 1100 тонн муки. С 13 ноября рабочие стали получать по 300 граммов хлеба, а остальное население — по 150 граммов в день. В городе свирепствовал ужасный голод.

8 ноября 1941 года Гитлер провозгласил, что Ленинград сам подымет руки: «Он падет рано или поздно. Никто не освободит его, никто не сумеет пройти через созданные линии обороны. Ленинграду придется умереть голодной смертью». 7—8 сентября 2007 года в Петербурге состоялась конференция «Ленинградская блокада: спорное и бесспорное». В ней участвовали историки и архивисты из России, Белоруссии, Великобритании, Дании, США и Финляндии. По словам историка В. Ковальчука, «в ходе боев на подступах к городу и в результате собственно блокады общие потери среди военных и населения Ленинграда составили от полутора до двух миллионов человек. Это число включает, по уточненным данным, не менее 750 тысяч горожан, умерших от голода в течение блокадной зимы 1941/42 гг. Трагедия, случившаяся с одним из крупнейших городов Европы, привела к тому, что голод как средство ведения войны был осужден и запрещен в международном плане».

Несмотря на огромные жертвы, Ленинград выстоял. Великий подвиг совершили его жители.

В конце 1941 года была создана через замерзающее Ладожское озеро военно-промышленная дорога, получившая название «Дорога жизни». По ней под вражескими обстрелами и бомбежками шли автомашины с продовольствием для осажденного Ленинграда. По этой дороге было эвакуировано свыше 1200000 человек, а другими доступными способами — 1750000.

В мировой истории только три города — Карфаген, Троя и Ленинград — испытали длительную осаду, но лишь русский советский Ленинград победил. В сборнике «Ленинград в дни блокады» А. Фадеев поведал о судьбе женщины, у которой умер муж, сын был на фронте, она жила в голодном Ленинграде с двумя малышами и, работая на заводе, на станке обтачивала мины. Он восклицал: «Женщина Ленинграда! Найдутся ли когда-нибудь слова, способные передать всё величие твоего труда, твою преданность Родине, городу, армии, труду, семье, твою безмерную отвагу?»

В блокадном Ленинграде издали роман Н. Островского «Как закалялась сталь». Теме защиты и жизни Ленинграда в то трагическое время посвящены повести и романы «Это было в Ленинграде» и «Блокада» А. Чаковского, «В осаде» В. Кетлинской, «Балтийское небо» Н. Чуковского, его рассказ «Девочка Жизнь». Н. Тихонов, живя во время блокады в Ленинграде, написал ряд статей и цикл очерков, собранных в книгах «Ленинград принимает бой» и «Ленинградский год» (1943). В романтической поэме «Киров с нами» (1941) он правдиво и выразительно показал, как в осажденном Ленинграде люди самоотверженно роют рвы, как идут танки на фронт, формируется народное ополчение, как в невыносимо тяжелых условиях ленинградцы ведут непримиримую борьбу с жестоким врагом.

В 1942 году О. Берггольц опубликовала «Февральский дневник» и «Ленинградскую поэму», в центре которых — не обобщенный образ исторических событий, а их бытовые подробности, очень тяжелые блокадные условия жизни ленинградцев. В поэме В. Инбер «Пулковский меридиан» (1941—1943), посвященной ленинградской трагедии, использована форма лирического дневника, в стиле произведения большую роль играют контрасты. Поэма завершается прославлением нашего народа:

И навсегда, отныне и вовек,

Да здравствует советский человек!

Клеветники — чужие и доморощенные

Были созданы произведения и с иным настроем. Г. Жуков писал о книге американского исследователя Г. Солсбери «900 дней. Блокада Ленинграда», вышедшей на английском языке в 1969 году, а на русском — в 1973-м: «Автор тщательно отобрал и охотно описал самые мрачные, тяжелые и отрицательные факты и эпизоды. В конечном счете создается впечатление бессмысленности и ненужности жертв, понесенных жителями Ленинграда и войсками Ленинградского фронта ради победы».

Такое же утверждение о бессмысленности гибели ленинградцев пронизывает главу «1942 — Клавдия Шульженко» в двухтомнике «Исторические хроники с Николаем Сванидзе». Искатель антисемитов и фашистов среди русских, Сванидзе плохо знает то, о чем вещает. Например, жизнь И. Бунина для него — темный лес. Пришел он как-то в редакцию газеты «Трибуна», внушал там, что Бунин последние годы своей жизни провел в России. Его уличили в невежестве, назвали Митрофанушкой. Фонвизинскому герою он подобен не только в этом эпизоде.

Д. Гранина иные «называют образцом чести, нравственным эталоном эпохи, совестью нации». Либералы возмущались тем, что ему долго не присваивали звания почетного гражданина Санкт-Петербурга. Это было крайне несправедливо. Разве он не заявлял, что Ленинград в 1941—1942 годах не стоило защищать, не писал, что война, «когда мы вступили в Германию, …стала грязной», разве его не наградили орденом ФРГ «Офицерский крест», разве мало он чернил Советское правительство и командование Красной Армии? Разве он не кричал о «волне коммунофашизма», не склонялся к мысли, что «единая Россия нам больше не нужна»? Как сообщили в печати, Гранин люто ненавидит «Сталина за то, что он искорёжил всю его жизнь». Но в чем это выразилось?

По мысли В. Бушина, «более благополучного, чем Гранин, писателя за последние сто лет в России и не было». Бушин тут не прав. Разве не унизительно то, что Радзинскому вручили — правда, через много лет после смерти Сталина — орден «За заслуги перед Отечеством» второй степени, а затюканному Гранину — только третьей степени? Есть ли хоть какая-то справедливость? Но всё же надо указать, что сейчас он подчас говорит более здраво: «Наша советская жизнь ушла, и безвозвратно. Ушла во многом не от разума. Стыдно, что мы ее перечеркнули и оттолкнули от себя». В этом перечеркивании он сам активно участвовал.

А. Михайлов отметил в 1991 году: «С удивлением наблюдаешь… как один и тот же писатель приветствует избрание на руководящий пост Б. Гидаспова, через некоторое время печатно объясняется в верноподданнических чувствах М. Горбачёву и, не успев износить пару башмаков, оказывается советником Б. Ельцина. Солидно ли для писателя в семьдесят лет выглядеть этакой ветреной барышней?» Это сказано о Гранине. После расстрела «Белого дома» в «Известиях» от 5 октября 1993 года группа писателей призывала в своём обращении правительство закрыть оппозиционные газеты и политические партии. Среди них был Д. Гранин.

Д. Гранин, В. Астафьев и Д. Лихачёв, бывший идеолог ЦК КПСС А.Н. Яковлев, историк А. Мерцалов заявляли, что Ленинград не было смысла защищать. А что ожидало его, если бы он был захвачен врагом? В директиве начальника штаба военно-морских сил Германии от 22 сентября 1941 года говорится: «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. …Предполагается окружить город тесным кольцом и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сровнять его с землей». Жители Ленинграда были бы обречены на полное уничтожение.

Город-воин, город-труженик

Это был не просто самый большой после Москвы город в СССР, но и важнейший стратегический объект, от его судьбы зависело положение Кронштадта, единственной тогда базы советского Балтийского флота. Если бы он был сдан, то соединились бы немецкие и финские войска, еще больше ухудшилась бы связь между Мурманском и остальной нашей страной. Падение Ленинграда обеспечило бы немецким войскам благоприятные условия для взятия Москвы, дало бы Германии большие военно-стратегические, политические и экономические преимущества, что привело бы к нашим огромным потерям. В 1994 году в Нормандии на торжествах, посвященных 50-летию открытия Второго фронта, президент Франции Ф. Миттеран сказал: «Не было бы защиты Ленинграда, сапог немецких солдат до сих пор бы топтал Францию».

Гитлеровское командование всеми силами пыталось как можно быстрее захватить Ленинград. Если бы немцы сумели там добиться решающего успеха, то смогли бы быстро перебросить многие свои соединения для наступления на Москву. Это к тому же подняло бы дух немецкой армии и союзников Германии, укрепило бы их веру в скорый разгром Советского Союза. 10 сентября командовать Ленинградским фронтом стал Жуков. После переброски ряда немецких частей для наступления на Москву «25 сентября, — вспоминал Г. Гудериан, — штаб группы армий «Север» сообщил в главное командование сухопутных войск, что с оставшимися в его распоряжении силами он не в состоянии продолжать наступление на Ленинград».

Бомбежками с воздуха и артобстрелами города гитлеровцы стремились подавить волю его защитников. Пленный 240-го артполка Рудольф Ловно сказал об «основной задаче обстрела»: «уничтожение жителей города, разрушение заводских объектов и важнейших зданий, а также моральное подавление ленинградцев». Трудящиеся Ленинграда и в этих крайне жестоких условиях сумели с июля и до конца 1941 года изготовить 713 танков, 480 бронемашин, 58 бронепоездов, свыше 3 тысяч полковых и противотанковых пушек, около 10 тысяч минометов, свыше 3 миллионов снарядов и бомб.

Г. Жуков отметил: «Примечательно, что значительная часть изготовленной в Ленинграде важной оборонной продукции в октябре—декабре 1941 года отправлялась самолетами нашим войскам, оборонявшим Москву. Только в последнем квартале 1941 года… ленинградцы отправили героям обороны столицы нашей Родины более тысячи полковых пушек и минометов».

Немцы 8 ноября сумели захватить Тихвин и перерезать железную дорогу, связывавшую Ленинград и оборонявшие его войска с тылом страны. Положение осаждённого города серьезно осложнилось. Советское командование решило быстрее освободить Тихвин. Немецкие генералы ставили своей задачей упорно удерживать его, придавая этому большое значение. Об этом говорилось на совещании у Гитлера, отмеченном в дневнике Гальдера, 6 декабря 1941 года. Но сражение под Тихвином закончилось не в пользу немцев. Войска 4-й армии сломили их сопротивление и 9 декабря после ночного боя овладели Тихвином. Однако советский план по деблокированию Ленинграда в спланированной Синявинской операции силами 54-й армии не был выполнен. В то же время наше командование не позволило немцам обойти Ленинград и соединиться с финскими войсками к западу от Ладожского озера. Это сохранило связывавшую Ленинград с Большой землёй «Дорогу жизни».

Полковник Хартвиг Польман, командир 284-го полка, позже признал: «Конец 1941 года принёс немецкому командованию серьёзные кризисы и заботы. Наступательный порыв... исчерпал свою ударную мощь... Напрасны были все потери в людях и технике... Осталось и сознание того, что противник, располагая далеко превосходящими силами, захватил инициативу».

А. Исаев констатировал: «Контрнаступление под Тихвином стало этапным как в дальней, так и в ближней перспективе. Вместе с контрнаступлением под Ростовом оно знаменовало начало перехвата стратегической инициативы Красной Армией в зимней кампании 1941—1942 гг.». Штурм Ленинграда был отложен навсегда.

12 января 1943 года началась наша успешная операция «Искра». В результате умело подготовленного мощного наступления на хорошо укрепленные позиции противника советские войска заняли Шлиссельбург и прорвали блокаду Ленинграда. Была восстановлена сухопутная связь со страной, значительно улучшилось снабжение продовольствием жителей города, его защитников на фронте, моряков в Кронштадте, устранена возможность соединения немецких войск с финнами. В январе 1944 года Красная Армия нанесла решительное поражение немецким войскам под Ленинградом, отбросила их до Эстонии и полностью ликвидировала фашистскую блокаду.

Катастрофа в битве за Киев

В директиве от 21 августа 1941 года Гитлер потребовал сначала захватить Ленинград, Крым, Донбасс и только после этого наступать на Москву: «Ничто не спасло бы Москву от группы армий «Центр», — утверждают немецкие историки, — не упусти Гитлер момент». Гудериан, очень недовольный решением о повороте 2-й танковой группы на юг, писал: «23 августа я был вызван в штаб группы армий «Центр» на совещание, в котором принимал участие начальник Генерального штаба сухопутных войск. Он сообщил нам, что Гитлер решил наступать в первую очередь не на Ленинград и не на Москву, а на Украину и Крым. Для нас было очевидно, что начальник Генерального штаба генерал-полковник Гальдер сам глубоко потрясён тем, что его план развития наступления на Москву потерпел крах. Мы долго совещались по вопросу о том, что можно было сделать, чтобы Гитлер всё же изменил своё «окончательное решение». Мы все были глубоко уверены в том, что планируемое Гитлером наступление на Киев неизбежно приведёт к зимней кампании со всеми её трудностями».

Ширер отмечал: в июле 1941 года «в немецком верховном командовании возникли первые крупные разногласия по поводу дальнейшей стратегии, что побудило фюрера, вопреки протестам со стороны высшего генералитета, принять решение, которое, по мнению Гальдера, явилось «крупнейшей стратегической ошибкой в восточной кампании»… Высшее командование сухопутных войск, возглавляемое Браухичем и Гальдером и поддерживаемое фон Боком… и Гудерианом, настаивало на массированном наступлении на советскую столицу. …Генеральный штаб выдвигал идею, согласно которой целью операции должно быть нанесение поражения военной мощи противника, поэтому считал следующей наиболее неотложной задачей разгром войск Тимошенко путем сосредоточения всех наличных сил в группе армий «Центр» для наступления на Москву, захвата этого центра управления вражеским сопротивлением и уничтожения новых соединений врага. …Гитлер не отводил голодных глаз от продовольственного пояса и промышленных районов Украины и нефтеносных районов на Кавказе. Кроме того, он считал, что представилась счастливая возможность поймать в западню армии Будённого, дислоцированные к востоку от Днепра, за Киевом... Он хотел также овладеть Ленинградом и соединиться с финнами на севере. Для осуществления этих целей несколько пехотных и танковых дивизий необходимо было взять из группы армий «Центр» и перебросить на север и в группу армий «Юг».

21 августа Гитлер утвердил директиву, в которой подчеркивалось, что «важнейшей задачей до наступления зимы является не захват Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на реке Донец и блокирование путей подвоза русскими нефти с Кавказа. …Только тогда будут созданы условия для наступления на армии Тимошенко и их успешного разгрома».

После жестоких двухмесячных боёв с Красной Армией немецкое командование вынуждено было изменить стратегию, заложенную в плане «Барбаросса», и перенесло центр тяжести главных операций с московского направления на фланги советско-германского фронта.

М. Кирпонос, командуя 70-й стрелковой дивизией, в начале 1940 года отличился в боях с финнами. В феврале 1941 года он возглавил Киевский особый военный округ. Жуков писал, что «это был очень опытный общевойсковой командир… Жизненный опыт, трудолюбие и природная сметка гарантировали, что из Михаила Петровича выработается первоклассный командующий войсками».

В первой половине июля наметилась угроза окружения 12-й, 26-й и 6-й армий Юго-Западного фронта. Генерал-полковник Кирпонос предпринял энергичные контрудары на Бердичев и со стороны Коростеньского укрепленного района, что заставило группу немецких армий «Юг» приостановить своё наступление в районе Житомира. Это дало возможность вывести из-под угрозы окружения главные силы 6-й и 12-й армий.

Советские войска, ведя ожесточенные бои с врагом на киевском направлении, более месяца сдерживали германскую группу армий «Центр». Этот выигрыш во времени был важен для нашей подготовки к защите Москвы. Гудериан скептически оценил результаты сражения немцев за Киев: «Имел ли этот тактический успех также и крупное стратегическое значение, остается под сомнением. Немецкие генералы Бутлар, Гальдер, Меллентин назвали сражение под Киевом «стратегической ошибкой», из-за которой «немцы потеряли несколько недель для подготовки и проведения наступления на Москву, что, по-видимому, немало способствовало его провалу».

Но наши потери в этом сражении были очень большими: Юго-Западная группа Будённого оказалась полностью разгромленной. В «Истории Великой Отечественной войны» сообщается: «Перед началом Киевской операции в составе Юго-Западного фронта насчитывалось 677085 человек. К концу операции... 150541 человек». По утверждению А. Исаева, личный состав, попавший в окружение, исчислялся в 452720 человек, вышло из окружения около 21000 человек. Сталин категорически требовал удерживать до последней возможности фронт обороны западнее Днепра. Как писал Василевский, «при одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание».

8 августа Кирпонос заверил Верховного Главнокомандующего: «Все наши мысли и стремления, как мои, так и Военного совета, направлены к тому, чтобы Киев противнику не отдать». Войска под его руководством героически защищали Киев, наносили сильные удары по немецким соединениям. Начальник штаба германского верховного главнокомандования фельдмаршал Кейтель констатировал 11 августа: «У Киева войска группы армий несут большие потери. Здесь их придется несколько отвести назад».

Генерал-майор А. Сергеев, воспитывающийся в детстве и юности в семье Сталина, писал: «Говорят, что Жуков поспорил со Сталиным относительно Киева. Жуков — генерал. Задача генерала — выиграть сражение. Локальное киевское сражение было безнадежным. А Сталин — политик. Его задача — выиграть войну. Украина — значительная часть Советского Союза. Нужно было показать, что защищать будут насмерть. Здесь Сталин был абсолютно прав. Да, там были большие потери. Но есть стратегия политическая и военная. Политическая может главенствовать. Там был не спор. Жукову поручено определенное направление — он отстаивал своё. А Сталину нужно выигрывать войну. И оба правы. Жуков как генерал. А Сталин как политик».

Вместе с тем во время Великой Отечественной войны политические и военные интересы у нас были очень тесно взаимосвязаны. В поражении в районе Днепра трудно отрицать вину и Сталина, и Ставки. Сергеев не согласен с упреком Жукова в адрес Сталина «за отказ отвести наши войска за Киев, чтобы избежать их окружения. Но такой поспешный отвод мог обернуться еще более негативными осложнениями. …Надо было держаться любой ценой, срывать быстрое продвижение врага, собирать силы, подтягивать резервы». Однако Жуков, предлагая 29 июля отвести войска на левый берег Днепра, говорил не о поспешном, а о хорошо подготовленном отходе. Если бы это сделали умело и своевременно, Юго-Западный фронт избежал бы сокрушительного разгрома.

И это отнюдь не мешало, наоборот, помогало бы собирать силы и подтягивать резервы. Тогда Жуков считал нужным укрепить «Центральный фронт, передав ему не менее трех армий, усиленных артиллерией. …За стыком Центрального и Юго-Западного фронтов сосредоточить не менее пяти усиленных дивизий». Но за такое предложение Сталин отстранил Жукова от должности начальника Генштаба.

Весьма спорно заключение А. Исаева о том, что «приказы удерживать Киев связаны только с одним — стремлением удержать пехотные дивизии 6-й армии на Днепре. Когда Киев был оставлен, эти пехотные дивизии сравнительно быстро переправились на восточный берег реки и приняли активное участие в рассечении и уничтожении остатков 37-й армии». Дело в том, что наша армия оставляла Киев в спешке, без должной подготовки, когда Юго-Западный фронт находился в крайне неблагоприятной ситуации.

Кирпонос в труднейшей обстановке допускал просчеты, но ошибочно считать, что только по его вине были окружены войска Юго-Западного фронта. Жуков 19 августа в телеграмме Сталину предложил для предотвращения разгрома немцами Центрального и Юго-Западного фронтов создать ударную группировку в составе «10 стрелковых дивизий, 3—4 кавалерийских дивизий, не менее тысячи танков и 400—500 самолётов». К этому времени 2-я танковая группа Гудериана протаранила оборону Центрального фронта и повернула на юго-восток, стремительно нарастала угроза окружения Юго-Западного фронта. Советское командование провело Рославльско-Новозыбковскую наступательную операцию. Но через два дня, не добившись успеха, ее решили приостановить.

Правда, она оказала некоторое воздействие на обстановку на Юго-Западном фронте. 31 августа Гальдер констатировал: «Наступательная мощь южного крыла войск Гудериана настолько понизилась и он лишился возможности продолжать наступление». Однако после получения подкрепления танковой группы Гудериан вновь стал наступать. Всё более явственно нарастала угроза немецкого прорыва на флангах Юго-Западного фронта. В директиве Ставки Верховного Главнокомандования (ВГК) от 19 августа 1941 года приказывалось: «5 А начать отход за р. Днепр. Отход совершать ночными переходами с расчетом занятия нового оборонительного рубежа по р. Днепр и р. Десна к утру 25.8.41». Ставка разрешила генералу Кирпоносу организовать оборону по левому берегу Днепра, а на правом берегу удерживать один лишь Киев. Это было сделано, когда обстановка очень быстро ухудшалась.

Диалог со Ставкой

Кирпонос посчитал необходимым немедленно отвести подчиненные ему войска на рубеж реки Псёл. 7 сентября штаб Юго-Западного фронта просил командующего Юго-Западным направлением С. Будённого и начальника Генштаба Красной Армии Б. Шапошникова разрешить отвести 5-ю армию за Десну. 8 сентября эта просьба была удовлетворена. В ночь на 9 сентября часть войск 5-й армии успела отойти за реку.

В ночь на 11 сентября состоялись переговоры командующего Юго-Западным фронтом М. Кирпоноса с начальником Генштаба Б. Шапошниковым. На них Ставка Главнокомандования отвергла предложение Кирпоноса «о необходимости скорейшего отхода …всем фронтом на восток». Шапошников указал, что надо «продолжать драться на тех позициях, которые занимают части Юго-Западного фронта… Необходимо Вам в течение трех дней ликвидировать передовые части противника у Ромны. Для чего Вы сможете две дивизии с противотанковой артиллерией взять от Черкасской армии и быстро перебросить их на Лохвица навстречу мотомехчастям противника… Я отдал приказание Ерёменко всей массой авиации резерва Верховного Главнокомандования обрушиться на 3-ю и 4-ю танковые дивизии, оперирующие в районе Бахмач — Конотоп — Ромны. Ставка считает, что сейчас ближайшей задачей Военного совета Юго-Западного фронта будет разгром противника, пытающегося выдвинуться из района Бахмач, Конотоп на юг».

М. Кирпонос: «Создавшееся положение на участке Юго-Западного фронта характеризуется не только выходом сегодня противника в район Ромны—Гайворон, но и взломом обороны в районе Чернигов—Окуниново. 5-я армия ведет тяжелые бои в окружении,.. все возможности, которыми мог самостоятельно располагать Военный совет фронта, исчерпаны и оказались недостаточными в условиях сложившейся обстановки… Взять что-либо еще от Костенко нельзя, так как он занимает 150-километровый фронт… У нас имеется единственная возможность, откуда мы могли бы еще взять силы и средства для уничтожения группы противника, стремящейся выйти с направления Козелец на Киев и с направления Бахмач, Конотоп на глубокий тыл фронта, — КиУР».

Шапошников: «Вы и так в КиУРе оставляете только четыре дивизии, больше оттуда снимать нельзя. Я считаю, что с правого берега Днепра западнее Остёр можно вывести еще одну дивизию, 87-ю или 41-ю. Что же касается армии Костенко, то имея в своём составе 8 стрелковых дивизий за рекой Днепром, смело можно растянуть дивизию на 25—30 километров».

Кирпонос: «Если Ставка считает наши предложения не совсем правильными и приказывает выполнить только что данные Вами указания, Военный совет фронта принимает это к исполнению».

11 сентября Главком Юго-Западного направления маршал С. Будённый сделал представление в Ставку ВГК: «Военный совет Юго-Западного фронта считает, что в создавшейся обстановке необходимо разрешить общий отход фронта на тыловой рубеж... К данному времени полностью обозначились замыслы противника по охвату и окружению Юго-Западного фронта с направления Новгород-Северский и Кременчуг. Для противодействия этому замыслу необходимо создать сильную группу войск… Если Ставка не имеет возможности сосредоточить такой сильной группы, то отход для Юго-Западного фронта является вполне назревшим. …Промедление с отходом Юго-Западного фронта может повлечь потерю войск и огромного количества матчасти...»

11 сентября Сталин сказал Кирпоносу: «В данной обстановке на восточном берегу предлагаемый Вами отвод войск будет означать окружение наших войск». Он посчитал, что это может «создать катастрофу», и предложил такой выход: «Немедля перегруппировать силы хотя бы за счет КиУРа и других войск и повести отчаянные атаки на Конотопскую группу противника во взаимодействии с Ерёменко. Немедленно организовать оборонительный рубеж на р. Псёл, выставив большую артиллерийскую группу фронтом на север и запад и отведя 5—6 дивизий на этот рубеж. После всего этого начать эвакуацию Киева. …Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки». И тут же он потребовал «перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления и только сопротивления». В тот день Василевский сказал Жукову, что «мы уже крепко опоздали с отводом войск за Днепр».

12 сентября вместо С. Будённого, выступившего против обороны Киевского плацдарма в условиях реальной угрозы окружения, командующим Юго-Западным направлением назначили С. Тимошенко. Он заверил Верховного, что Киев будет удержан. Утром 12 сентября немецкие войска начали стремительное наступление с Кременчугского плацдарма. К исходу дня для Юго-Западного фронта создалась угроза обхода с тыла его основных сил. Вечером 13 сентября начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор В. Тупиков отправил в Генштаб и Главкому Юго-Западного направления оперсводку: «Положение войск фронта осложняется нарастающими темпами: прорвавшемуся на Ромны, Лохвица и на Северный Подол, Хорол противнику пока, кроме местных гарнизонных и истребительных отрядов, ничто не противопоставлено, и продвижение идет без сопротивления… Фронт обороны Кузнецова взломан окончательно, и армия фактически перешла к подвижной обороне. Армия Потапова также не может стабилизировать фронт. …37-я армия сопротивляется более устойчиво, но и у нее обстановка нарастает не в ее пользу. Войска 21-й армии и 5-й армии, будучи не в состоянии сдержать противника, отходят на стык войск 37-й и 26-й армий. Начало понятной вам катастрофы — дело пары дней».

Генштаб, не сумев верно оценить обстановку, прислал ошибочную директиву: «Командующему ЮЗФ, копия Главкому ЮЗН. Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение… Необходимо… принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова (21 А) и Потапова (5 А) прекратить отход. 11.9. Шапошников». Эти указания не могли быть выполнены. Угроза окружения стала суровой реальностью. Штаб Юго-Западного фронта в ночь на 15 сентября из Прилук переместился в район Пирятина. Командование фронта продолжало настаивать на выводе войск из Киевского УРа, послав в 4 утра 15 сентября по радио следующую телеграмму: «Москва, товарищу Сталину. Обстановка требует немедленного вывода войск из КиУРа со стороны Козелец, противник стремится отрезать Киев с востока. Резерва для парирования этого удара нет. Противник к исходу 14.9 находился в 40 км от Киева. Кирпонос, Бурмистенко, Рыков».

Гибель командующего фронтом

Ознакомившись со сложившейся катастрофической обстановкой, Тимошенко утром 16 сентября после разговора с начальником Генштаба Шапошниковым приказал Баграмяну вылететь к Кирпоносу и передать устный приказ: «Оставив Киевский укрепленный район и прикрывшись небольшими силами по Днепру, незамедлительно начать отвод главных сил на тыловой оборонительный рубеж». Он подчеркнул: «Основная задача — при содействии наших резервов разгромить противника, вышедшего на тылы войск фронта, и в последующем перейти к обороне по реке Псёл. Пусть Кирпонос проявит максимум активности, решительнее наносит удары в направлениях на Ромны и Лубны».

Баграмян вспоминал: «Из-за непогоды мы смогли вылететь лишь на следующий день. Добирались мы очень долго. Дорога была сплошь забита машинами, обозами, передвигавшимися колоннами тыловых частей и учреждений». Получается, что «Баграмян передал приказ 17-го, в лучшем случае, во второй половине дня».

Получив 17 сентября приказ, Кирпонос немедленно решил заручиться согласием Ставки. Он сказал Тупикову: «Подготовьте радиограмму в Ставку. Сообщите о распоряжении главкома и запросите, как поступить нам». Несколько часов для отхода наших войск было потеряно. Это можно поставить в вину Кирпоносу, но надо помнить то, что 11 сентября Сталин сказал ему: «Киев не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки». Вечером 17 сентября в Москву была отправлена радиограмма: «Главком Тимошенко через заместителя начальника штаба фронта передал устное указание: основная задача — вывод армий фронта на реку Псёл с разгромом подвижных групп противника в направлениях на Ромны, Лубны. Оставить минимум сил для прикрытия Днепра и Киева. Письменные директивы главкома совершенно не дают указаний об отходе на реку Псёл и разрешают взять из Киевского УР только часть сил. Налицо противоречие. Что выполнять? Считаю, что вывод войск фронта на реку Псёл правилен. При этом условии необходимо оставить полностью Киевский укрепленный район, Киев и реку Днепр. Срочно просим ваших указаний».

Разрешение оставить Киев было дано Ставкой 17 сентября в 23 часа 40 минут. В ночь на 19 сентября части 37-й армии отошли на восточный берег Днепра.

Полковник в отставке В. Рязанцев пишет: «Командующий генерал-полковник М.П. Кирпонос отказался улететь из «котла» в тыл на присланном за ним самолёте. Вместо него улетели раненые». 17 сентября Кирпонос отдал приказ, в котором были определены действия каждой армии. Но этот приказ не был выполнен, немцы быстро рассекли войска Юго-Западного фронта, пришлось вырываться из кольца отдельными частями и соединениями.

Баграмян сообщил, что колонна штаба тронулась в путь в 8—9 часов вечера 18 сентября. После полуночи она подошли к мосту через Удай. «Вражеская авиация бомбила переправу, потребовалось много труда, чтобы поддержать порядок. Преодолев реку, колонна штаба под прикрытием частей 289-й стрелковой дивизии полковника Д.Ф. Макшанова миновала Пирятин и направилась к населённому пункту Чернуха, но перед рассветом была атакована немецкими танками с севера и отсечена от стрелковых подразделений. Пришлось менять направление». Кирпонос и его штабные работники, оценив сложившуюся тогда обстановку на их фронте, решили «пробиваться через Лохвицу».

Немцы окружили управление фронта. Баграмян вспоминал: «В контратаке генерал Кирпонос был ранен в ногу. Его на руках перенесли на дно оврага, к роднику… Примерно в половине седьмого вечера Кирпонос, Бурмистенко и Тупиков в кругу командиров обсуждали варианты прорыва… В это время противник начал интенсивный минометный обстрел. Одна мина разорвалась возле командующего. Кирпонос без стона приник к земле… Генерал был ранен в грудь и голову. Через две минуты он скончался».

Его адъютант майор Генный снял с кителя генерала Золотую Звезду и ордена. После окончания войны у родника, в овраге, установили мраморную плиту с надписью: «На этом месте 20 сентября 1941 года погиб командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос М.П.». В 1943 году останки генералов Кирпоноса и Тупикова были перевезены в Киев. Они покоятся в парке Вечной славы, у обелиска возле могилы Неизвестного солдата».

Напрасные потери? Нет. Немецкий историк Ганс-Адольф Якобсен признал: «Следует внести корректив в широко распространенное заблуждение… говорить здесь об «упущенной возможности». Советы, как это достаточно показали и последующие операции, еще далеко не исчерпали свои человеческие и материальные силы».

Источник: КПРФ

  Обсудить новость на Форуме