12:00 05.04.2011 | Все новости раздела "КПРФ"

Воспоминания космонавта А.В. Филипченко об Ю.А. Гагарине, и размышления о сегодняшнем состоянии отечественной космонавтики

 

Интервью в газете «Советская Россия» с летчиком-космонавтом СССР, дважды Героем Советского Союза, лауреатом Государственной премии СССР А.В. Филипченко.

– Анатолий Васильевич, где вас застал первый полет человека в космос?
– Я заочно учился в военно-воздушной академии в Монино (ныне им. Ю.А.Гагарина) на команд­но-штабном факультете, а мы в это время были на сборах перед экзаменами (это был уже последний курс), когда услышали сообщение о полете Ю.А.Гагарина в космос. Даже как-то не поверилось сначала: прошло всего четыре года со дня запуска первого искусственного спутника Земли в октябре 1957 года, а то, что человек полетел – это потрясало неожиданностью. Когда же назвали должность, воинское звание первого космонавта планеты Земля майора Юрия Алексеевича Гагарина, то через некоторое время пришло осознание реальности этого великого события.
– А каково ваше представление о Юрии Гагарине: «Каким он парнем был»? Каким он был другом и наставником?..
– Когда мы прибыли в центр подготовки, у нас образовался свой отряд – второй набор – второй отряд. Мы были все чуть постарше первого набора – в среднем лет на шесть, поэтому я не могу сказать, что мы Юрия Алексеевича воспринимали как наставника... Впервые непосредственное знакомство с Юрием Алексеевичем Гагариным состоялось в январе 1963 года. Нас собрал начальник ЦПК Карпов Евгений Анатольевич – первый и второй набор – и представил нас друг другу, подробно рассказав о каждом космонавте. Что касается Юрия Алексеевича, то он меньше всех о нем говорил, сославшись на то, что мы и так уже все про него знаем. Как потом признавались некоторые коллеги по первому отряду, они поначалу даже немного были встревожены тем, что наш набор мог составить им определенную «конкуренцию» в плане подготовки к полетам в силу своего опыта, знаний, образования. Но вскоре нас, оба отряда, как бы объединили, и все эти сомнения рассеялись. К подготовке приступили «смешанные» экипажи, без учета набора.
Но я хочу рассказать не о космической, а земной нашей жизни. Меня с Юрием Алек­сеевичем Гагариным объединила одна, но пламенная, страсть: мы оба были заядлыми охотниками. Гагарин был прекрасный охотник и очень меткий стрелок. Хочу немного рассказать о его человеческих качествах: доброте, справедливости, щедрости. Мы частенько выезжали на совместную охоту, целым коллективом. Охотились чаще всего на водоплавающих птиц. Егеря «ставили» Гагарина в шалаш на самое «пролетное» место. Безусловно, все очень любили Гагарина, поэтому старались, чтобы он был при больших охотничьих трофеях. И надо сказать, что отменный стрелок, да еще и в выгодной позиции, Юрий Алексеевич недостатка в трофеях не имел. Но меня всегда в нем поражало следующее: стоило нам только собраться домой, мы всегда останавливались где-нибудь на полянке и «хвастались добычей». И он всегда откладывал из своих трофеев тем, у кого, по его мнению, было мало дичи или не было совсем, проявлял доброту и равенство.
Что же касается того, почему именно он стал первым космонавтом планеты и именно на нем остановил свой выбор С.П.Королёв? Я полагаю, по этим человеческим и душевным качествам в том числе. Его отобрали очень правильно: он был очень коммуникабельным, очень внимательно относился к окружающим. В нем не было и капли зазнайства: ведь он мог бы как-то покровительственно и свысока относиться к нам в силу своего авторитета, но, наоборот, отношения были ровными и уважительными. Кроме того, космонавты первого набора даже пожелали повысить свой образовательный уровень: пошли учиться в ВВИА им. профессора Н.Е.Жуковского, а Ю.А.Гагарин был инициатором этого решения, т.к. среднего образования для дальнейшей космической подготовки уже явно не хватало. Юрий Алек­сеевич отлично там проучился, сам С.П.Королёв отмечал его прекрасный аналитический ум, и все понимали, что из него со временем получится не просто Первый космонавт, а выдающийся специалист в космической отрасли.
После окончания академии Ю.А.Гагарин был назначен на дол­жность заместителя начальника ЦПК по летной и космической подготовке. И вот здесь мы подходим к ответу на вопрос, который часто задают: почему ему разрешили летать?
В 1967 году группу из трех летчиков – меня, Германа Титова и Анатолия Куклина (неслетавший космонавт) – отправили в испытательный летный институт на Волге, который располагался рядом с Актюбинском (Владимировка). Там мы проходили подготовку как летчики-испытатели, нас готовили к полетам на будущих орбитальных самолетах типа «Буран». Мы летали на разных типах самолетов, а в сферу наших задач входила отработка «бездвигательной» посадки с малым аэродинамическим качеством порядка четырех вместо десяти, как у истребителей. Все это делалось с дальнейшим прицелом на предстоящую работу нашего советского «челнока», то есть на «Буран». И в связи с этим получилось так, что второй космонавт планеты Герман Титов летал регулярно, а мы все получили класс «летчик-испытатель». И это не могло не повлиять на Гагарина, т.к. он, будучи руководителем по летно-космической подготовке, сам не летает. Юрий Алексеевич соответственно стал писать рапорты на имя Н.П.Каманина, который в этот период был помощником Главкома ВВС и курировал центр подготовки, чтобы его допустили к полетам. Гагарину на тот момент полеты были запрещены, и скорее всего это решение было принято на самом высоком уровне руководства страны, чтобы сохранить «как знамя» первого космонавта Земли. Но в этом и был весь Юрий Алексеевич Гагарин: он не считал себя вправе руководить летной подготовкой космонавтов, если сам не летал. И он все-таки «додавил» Н.П.Каманина, и ему разрешили возобновить летную деятельность....
– Анатолий Васильевич! Скажите, пожалуйста, как космос изменил вашу профессиональную и личную жизнь?
Ну как сказать, что касается характера, то какой был, таким и остался, а вот кругозор серьезно расширился. Космонавтам очень повезло: с нами работали, не побоюсь этого слова, выдающиеся профессионалы в своем деле из разных областей знаний, причем не только технических (из конструкторских бюро), но и специалисты других сфер науки. Когда и где бы летчик изучал теорию наследственности? Или где бы он мог слушать курс лекций по физике высоких энергий? Летчикам в их профессиональной деятельности данные дисциплины не нужны. Космонавтам же читали лекции по разным предметам, т.к. на орбите мы должны были выполнять эксперименты ученых из разных отраслей науки, что требовало определенных знаний в этих областях и от нас.
После полетов в космос пришлось много поездить по стране и миру: участвовать в работе различных научных форумов, комиссий. У нас, космонавтов, была возможность сравнить достижения нашей, советской науки с достижениями ученых других стран, нашу жизнь трудящихся людей с жизнью в других странах. Нам была предоставлена возможность удовлетворить свое «любопытство» в полной мере.
– А какими в гагаринские времена вам представлялись перспективы освоения космоса, его использования на благо страны и человечества? Что из этого сбылось? Что оказалось неосуществленным и почему, на ваш взгляд?
– Когда мы только делали первые шаги в космос, основной задачей представлялось следующее: выдержит ли человек вообще пребывание в космосе, как на нем это отразится. И с развитием космонавтики оказалось, что не только выдержит, но даже сможет работать, проводить различные исследования и эксперименты, работоспособность полностью сохраняется. И космос уже стал работать на науку: например, производить, вернее, «выращивать» на орбите сверхчистые кристаллы, что для электроники является просто незаменимой вещью. Это стало прорывом. Сверхчистые белки создавать в космосе для производства лекарств – ведь это же прорыв. В космических условиях можно делать то, что невозможно получить на Земле, например сплав алюминия и железа. В земных условиях эти два металла просто невозможно смешать, а в невесомости – запросто. Ученые всего мира работают над тем, как уменьшить потери при транспортировке электроэнергии, и возможно, что космос придет к ним на помощь, что будет создан сплав металлов, который будет обладать повышенной сверхпроводимостью. Это тоже очень важная задача, которая стоит перед космонавтикой. Если ее решить, то будут миллиардные прибыли для землян. Космос и наблюдения с орбиты очень помогают в геологоразведке полезных ископаемых, например газа, неф­ти по особым признакам – по цвету, характерной растительности и т.п. В советские годы мы работали в тесном контакте с соответствующими ведомствами: космонавты «мониторили» земную поверхность в сельскохозяйственных целях и для природопользования, для защиты окружающей среды – из космоса видно все. Безусловно, в советские годы космос работал и на военных, но при этом не в обиде были и гражданские службы. Космонавтика помогала решать массу, как было принято говорить, народнохозяйственных задач. Из военных задач можно было выполнять космическую разведку: расположение аэродромов, портов, военных кораблей с точностью разрешения полтора метра – этим занимались военные космонавты. Такая работа позволяла определить даже тип корабля или самолета. Сейчас точность разрешения дошла уже до полуметра. Но с подачи Горбачёва с его «перестройкой и новым мышлением» все это было прекращено, чуть ли не запрещено делать – вести космическую разведку.
Космические наработки успешно сейчас используются и в граж­данской жизни: спутниковая связь, поиск судов и разных объектов, очистка воды, решение экологических проблем утилизации и переработки продуктов жизнедеятельности человека в замкнутом цикле. Все это нам дал космос.
– Как вы оцениваете нынешние потенциал и возможности российской космической науки? Насколько эффективна, по вашему мнению, действующая программа международного сотрудничества в космосе: что мы приобрели и что утратили? Приходится ли о чем-нибудь жалеть?
– Что касается сегодняшнего состояния нашей космической отрасли, то можно сказать следующее: если мы в 60-е годы были «впереди планеты всей», то начиная с развала Советского Союза, можно так выразиться, «все пошло прахом». Мы отстали лет на 25, как минимум. Удивительно даже – несмотря на эти разрушения, космонавтика каким-то чудом сохранила свои возможности, хотя и не в полном объеме: стали осуществлять коммерческие запуски искусственных спутников для газовиков и нефтяников, стали отправлять туристов, что позволило удержаться на плаву. Безусловно, это все оказалось вынужденной мерой выживания в экстремальных условиях, чтобы сохранить уникальные кадры и специалистов, задействованных в этой отрасли. Но в государственном масштабе космос в России оказался заброшен, а как результат – отброшен далеко назад.
Отдельно хочу сказать о затоплении станции «Мир». Безусловно, на тот момент она уже выработала свой ресурс (почти троекратный). Но на ней можно было проводить замены, не всей станции, а по модулям. Она состояла из четырех «револьверных» сегментов-модулей, к тому же для нее был новый задел для станции «Мир-2» из модулей «Заря» и «Звезда», которые теперь летают на МКС. И тогда – это была бы наша станция, наша программа.
Сейчас ЦПК им. Ю.А.Гагарина из подчинения министерству обороны РФ перевели в гражданское ведомство. А чем это было вызвано – я поясню. Когда минобороны, в частности Генштаб, обратились с просьбой к нашим космонавтам «глянуть» интересующую военных информацию «космическим оком», то получили, естественно, отказ. Во-первых, рядом с нашими космонавтами всегда находится «большой американский друг», а во-вторых, это невозможно, т.к. подобное – явное нарушение согласованных договоренностей по совместному использованию МКС, что получит огромный общественный резонанс, если выяснится, что русские используют МКС в военных разведывательных целях. И Генштаб принял решение, что им, военным, не нужен Центр подготовки космонавтов, который «ничего не делает в военных целях», и соответственно его передали в Российское космическое агентство (РКА). Такая стратегическая недальновидность военных современного министерства обороны, возглавляемого нынешним министром, просто потрясает. Даже эту процедуру передачи Центра от военных гражданским провели крайне непродуманно, едва не сорвав подготовку к очередному полету. Мы, ветераны космонавтики, были вынуждены писать обращение на имя министра обороны – сохранить военные кадры хотя бы на время подготовки новых граж­данских, которые придут к ним на смену, а дело переподготовки высококвалифицированных специалистов – не одного дня, пожалуй, даже не одного года. В противном случае мы просто рискуем завалить всю международную космическую программу. Суть этой «передачи» была проста: все сотрудники ЦПК на тот момент носили погоны – были военнослужащими, а кадры эти – уникальные, каждый – на вес золота. Им же предложили написать заявление, что они не возражают перейти на гражданские должности. В этом тоже был подвох. Как военные при увольнении в запас в соответствии с действующим законодательством, они получают выходное пособие, а государство должно их обеспечить квартирой. Почти все сотрудники уже имели к этому моменту военную выслугу свыше или около 20 лет, что не позволяло им уволиться, но не имели жилья. Соответственно непродуманность данного решения, когда все принимается огульно, без оглядки на специфику отрасли и уникальность персонала, привело почти к коллапсу в подготовке космонавтов и возможному срыву контрактов по подготовке, причем не только российских, но и зарубежных космонавтов.
Что же касается персоны нынешнего министра обороны, то не могу не отметить: за всю свою армейскую жизнь, прослужив 41 календарный год, я никогда не встречал столь неуважаемого сообществом военных министра обороны. Он не просто сокращает армию – он ее целенаправленно и методично уничтожает. И то же самое относится к космосу, в том числе и военному.
Хочу привести еще один пример, связанный с подготовкой к космическим полетам. Полковник Падалка Геннадий Иванович, опытнейший космонавт, готовится уже больше года к своему третьему полету на МКС. Его увольняют из армии по выслуге лет (он 1958 года рождения). К министру обороны обращается начальник ЦПК им. Ю.А.Гагарина (на тот момент В.В.Циблиев, генерал-лейтенант) с просьбой о приостановлении увольнения, т.к. человек находится на подготовке более года, а в ответ получает совершенно тупой вопрос: «У вас что, других космонавтов нет, он один незаменимый?» Что ответить человеку, который не понимает, что в данном конкретном случае и к данному конкретному полету космонавт действительно незаменим. Хотя бы поинтересовался министр, во сколько уже обошлась подготовка данного конкретного специалиста государственной казне? Для того чтобы подготовить космонавта, требуются годы (речь не идет о туристах-пассажирах), чтобы он эффективно отработал на орбите. Каждый космонавт – штучный специалист, каждый полет имеет свои задачи, и просто так заменить одного другим, как в автобусном парке или в метро водителя или машиниста, в космических полетах не получается. Всего готовится два экипажа – больше накладно и дорого. И если отстранить один экипаж, то второй будет снят тоже, т.к. без «подстраховки» не работают. До г-на Сердюкова так и не дошло, что под угрозой срыва был очередной полет. Заслуга же Геннадия Ивановича заключалась в том, что, уволившись в запас, он продолжил подготовку и не позволил сорвать запланированную экспедицию на МКС, будучи уже свободным от всех обязательств перед страной и кем бы то ни было.
Хочу отметить, что космонавты – это особая каста людей: и мы, старшее поколение, и молодежь, пришедшая уже после нас, объединены одной целью – приносить пользу стране, и соответственно общественные интересы, а в данном случае с Г.Падалкой – государственные, ставим выше личных, в отличие от действующих министров.
Что же касается нынешнего потенциала и перспектив, то тут у меня двоякое мнение. С одной стороны, у нас есть космический корабль «Союз», очень надежный, я еще на нем летал, и он до сих пор служит верой и правдой. О чем это говорит? Да о том, что сконструировали в советское время этот корабль с таким запасом проч­ности, что надежнее нашего корабля пока в мире ничего и нет. А во-вторых, это и беда. Увы, перспектив конкретных нет: остались конструкторские бюро, есть ученые, но модернизируют только старый верный «Союз». А новых наработок, конкретных космических перспективных программ – нет, причина банальна – нет денег. Любая модернизация, любая инновация требует финансовых затрат, и где как не в космосе разрабатывать и осваивать новые технологии. Ос­тается только поблагодарить разработчиков «Со­юза», что нам подарили такой надежный аппарат, который летает почти 40 с лишним лет и без существенных отказов. Да, его модернизировали, поставили электронную начинку, компьютеры, но это старый добрый проверенный «конь», «рабочая лошадка». Хотелось бы, чтобы были какие-то перспективы и у молодежи, чтобы они тоже разрабатывали свои идеи и воплощали их в жизнь.
Очень жалко, что была загублена программа советских «Буранов». Я много знаю об этом корабле – он опередил свое время. Я курировал эту программу от ЦПК: принимал экзамены по небесной механике у «волчьей стаи» – так называли в шутку летчиков-ис­пытателей, которых возглавлял Игорь Волк и которые готовились по программе многоразовых космических полетов «Буран». А из этой группы испытателей выполнили свой космический полет двое – Волк и Левченко.
В «Буране» было реализовано много новых и интересных идей, одна из них – автоматическая посадка. Я был членом научно-технического совета научно-исследовательского института автоматики и приборостроения – НИИ АП им.Н.А. Пилюгина, где создавались инерциальные СУ для боевых ракетных комплек­сов, ракет-носителей и космических аппаратов, который и разработал эту систему автоматической посадки советского «челнока». Я был заместителем руководителя комиссии по подбору места для строительства аэродрома для посадки космического «челнока» «Бурана» на космодроме Байконур (ныне Юбилейный, Казахстан). Этот аэродром способен принимать все типы самолетов. В целом поставленную на тот момент задачу коллектив– ученых, конструкторов, летчиков и космонавтов выполнил. «Буран» был даже дешевле, нежели американский «Шаттл».
Вместо того чтобы развить успех, отработать вложенные в программу средства, проект закрыли, а космический самолет похоронили. Системы, которые были установлены на «Буране», могли бы найти свое применение и в современном авиастроении: для него не были важны никакие погодные условия, он мог садиться в автоматическом режиме – но это оказалось стране не нужным. Даже если сейчас углубиться в область несбыточной фантастики и представить, что на производство этого самолета-корабля выделят деньги, мы, к сожалению, не сможем этого сделать. И не потому, что утеряны технологии, нет, технологии можно восстановить, а вот кадры – люди – утрачены. Старые рабочие ушли, а новых так за 20 лет и не вырастили.
О международном сотрудничестве на МКС могу сказать следующее. Начну с главного – я уже об этом говорил выше – мы утратили в космонавтике самостоятельность, а это, пожалуй, самое важное. Поначалу, когда у нас не было денег, нас там, на МКС, терпели как бедных родственников, мы даже торговали своими квотами на пребывание на станции, что, согласитесь, очень унизительно для страны, которая первая в мире осуществила космический прорыв. Сейчас положение выправилось. И можно сказать, что мы даже на коне в прямом и переносном смысле, т.к. американцы свернули свою программу «Шаттл». Но если мы хотим иметь и делать что-то свое, какие-то открытия и исследования, модернизировать экономику и совершать научные прорывы, и в военных областях в том числе, мы должны быть самостоятельны. А Россия теперь связана по рукам и ногам.
Можно, конечно, утешаться, что у американцев тоже пока нет четко сформулированной доктрины освоения космического пространства, что Б.Абама пока «зарубил» их «лунную программу», но думается, что это слабое утешение для нас. У страны должны быть свои четкие цели, задачи, перспективы и виды на космос, а этого нет. Но оговорюсь, что это мое мнение, может, у меня нет достаточной информации, хотя то, что мне известно из открытых источников, пока не предусматривает полетов ни на Луну, ни на Марс, ни каких-либо иных глобальных проектов в космонавтике.
Но я полагаю, что Китай сделает огромный шаг вперед в освоении космоса. Когда китайские тейквонавты проходили подготовку у нас в ЦПК, они многое почерпнули для развития своей космонавтики. Пока они преодолели первые ступени, но, смею вас заверить, шагнут далеко в космос. У них в стране уделяется огромное внимание развитию космонавтики и освоению околоземного пространства, при этом выделяются огромные средства, сопоставимые с теми, что были в Советском Союзе. Китай стал третьей в мире державой, которая самостоятельно отправила в космос своих тейквонавтов, после СССР и США. Но у них, в отличие от нас, есть четко сформулированная доктрина, ясно очерченные цели, точные перспективы, подпитанные средствами. Они, пожалуй, смогут обогнать не только нас, но и американцев. Будем ждать прорыва от китайцев.
– Что бы вы пожелали новому поколению штурмующих небо?
– Ну что им можно пожелать? Учиться, работать, заниматься спортом – они и сами все это знают. Здоровья, прежде всего. А во-вторых, – государственного к ним отношения. Мне очень больно и обидно, что внимание к космосу по сравнению с советскими временами, можно сказать, на нуле. Нужно, чтобы вектор государственных приоритетов сместился в сторону людей, которые делают дело и болеют за страну, а не за свой личный карман.


Интервью подготовила и провела
Ольга Губарева.


Источник: КПРФ

  Обсудить новость на Форуме