12:15 09.06.2018 | Все новости раздела "КПРФ"
"Власть зверя". Газета "Правда" об ужасах "белого" террора
2018-06-09 10:11
По страницам газеты "Правда". 
Это окончание фрагментов из воспоминаний видного деятеля «Белого движения», который в результате Гражданской войны осознал полную его несправедливость и бесперспективность. Начало публикации — в «Правде», №56 от 1—4 июня с.г.
Открыл эти воспоминания, сначала для читателей Белгородской области, председатель Совета регионального отделения РУСО («Российские учёные социалистической ориентации») историк подполковник в отставке А.М. Сергиенко. Он же прислал нам в редакцию свою книгу «Ещё одно проявление антисоветизма на Белгородчине», куда включил найденные воспоминания белогвардейского генерала Е.И. Достовалова. Публикуемая сегодня часть его записок, как и предыдущая, посвящена жестокой правде о белом терроре в годы Гражданской войны, который ныне пытаются либо замалчивать, либо всячески фальсифицировать и оправдывать.
Став врагами своего народа
Но это было только начало деятельно-сти генерала Дроздовского и его помощников на походе в Добровольческую армию. Это была, так сказать, проба пера, когда «сердце приучалось к молчанию» и «закалялась воля». Потом, на Кубани и до Орла, а в особенности в Крыму, работы его преемников были «чище», «глубже» как по изобретательности, так и по числу жертв. «Два ока за око, все зубы за зуб». Этот призыв вошёл в плоть и кровь, сделался мечтой всех считающих себя обиженными…
Невозможно представить себе тех ужасов, того моря крови, которым снова была бы залита Россия, если бы этим отуманенным местью людям удалось хотя бы на короткое время снова стать у власти в России. Только враг своего народа мог бы желать этого.
Бесчисленное количество расстрелянных и повешенных падает на генералов Постовского и Шкуро. Оба они, будучи пьяницами и грабителями по натуре, наводили ужас на население завоёванных местностей. Однако, по общему признанию, в армии наибольшей кровожадностью и жестокостью отличался убитый в Болгарии генерал Покровский.
Кутепов... Жутко вспомнить, какие ничтожные причины иногда вызывали его приказание «расстрелять», и оно сейчас же приводилось в исполнение… Вспоминаю в Крыму его обходы проходящих мимо корпуса партий пленных. Медленно обходил он выстроенные ряды красноармейцев и вглядывался в их лица, выражение глаз, одежду. Иногда он задавал вопросы. Малейший неудачный ответ, особый штрих в костюме определял судьбу пленного. «В сторону», — коротко говорил Кутепов, и тотчас же конвой отводил обречённого в сторону, а вечером всех обречённых расстреливали. Эти люди погибали буквально за покрой костюма, фасон фуражки («вся власть Советам»), выражение лица, в которых Кутепову казались признаки комиссарства или большевизма.
Просьбы о помиловании приводили его в ярость…
В полную власть зверя
…Не могу не указать на безусловно ненормального человека, дегенерата и садиста генерала Шпаковского, явившегося к нам с рекомендацией Лукомского и занимавшего высокий пост начальника тыла Добровольческого корпуса.
Он был вершителем судеб населения обширного тыла Добровольческого корпуса. Шпаковский приехал в штаб корпуса в Белгороде и должен был возглавлять административную власть там, где ещё не сконструировалась власть губернаторская. Бледный, с массой бриллиантов на пальцах, с расширенными зрачками больных глаз, он производил неприятное впечатление.
Первый разговор его с Кутеповым произошёл при мне. Шпаковский начал прямо: «Чтобы был порядок, надо вешать. Вы, Ваше Превосходительство, как смотрите на это? Вешать или не вешать?» Кутепов, который всегда был на стороне вешающего, а не вешаемого, ответил: «Конечно, вешать». И после короткого разговора бесправное население было передано в полную власть зверя.
Шпаковский привёз свою контрразведку, которая деятельно принялась за работу. В этот период все были словно помешанные. Огромные и сложные функции тыла, дающего жизнь и силу армии, требовали от тыловых администраторов исключительных способностей. Считалось, что всеми этими качествами обладает тот, кто вешает. Шпаковский буквально не мог спокойно заснуть, если в течение дня он никого не повесит. Скоро среди населения начались вопли, это заставило его ещё более усилить террор. Приговорённых к смертной казни Шпаковский водил лично на место казни, и зимой их водили в одном белье и босиком.
Однажды посланный в управление начальника тыла за справкой мой адъютант прибежал взволнованный и доложил мне, что приказания исполнить не мог, так как, придя в управление, он застал такую картину — передаю дальше словами его рапорта:
«Ещё при входе я услышал какие-то стоны и крики, нёсшиеся из комнаты адъютантов Шпаковского. Войдя в неё, я увидел компанию офицеров, совершенно пьяных, в числе которых были адъютанты и контрразведчики Шпаковского. Они сидели за столом, уставленным бутылками. Перед ними стоял голый человек, один из смертников, предназначенных в ближайшую ночь к расстрелу. Всё лицо, голова и грудь его были в крови, и кровь стекала по телу. Руки были связаны на спине. Пьяные офицеры царапали тело смертника вилками и столовыми ножами, тушили зажжённые папиросы о его тело и забавлялись его криками. Зрелище было так отвратительно, что я не мог исполнить Вашего приказания и ушёл. Но справку получить всё равно нельзя, так как они все пьяны».
Мой доклад Кутепову об этом результатов не имел, и Шпаковский остался на своём месте.
Понятна ненависть населения
Офицеры телеграфной роты, командированные от штаба корпуса обслуживать связь в городе, где действовал Шпаковский, рассказывали мне о невероятных зверствах, чинимых этим генералом в городе Изюме и других местечках, где он был. Когда начался наш отход от города Орла и дальше, Шпаковский обычно задерживался после ухода штаба корпуса в месте стоянки ещё на несколько часов или на день и, оставшись один, предавался дикой страсти, избивая остающееся беззащитное население. Недаром обозы наших частей и отдельные отставшие группы людей из отходивших полков подвергались жителями поголовному истреблению.
Ненависть к нам населения в районе Славянска, Изюма и на всём пути до Ростова была такая же, как в Крыму. Офицер телеграфной роты поручик Мальцев, командированный для исправления связи в пункт, где находился генерал Шпаковский, увидел, что на контрольном телеграфном столбе на вокзале висело три трупа. Поручик Мальцев обратился к генералу Шпаковскому за разрешением снять тела, так как они мешали работе по исправлению проводов. Генерал Шпаковский приказал ему исправить провода, не снимая повешенных, при этом Шпаковский лично наблюдал за смущением и отвращением офицера (юрист, окончивший университет), производившего необходимую работу между тремя качающимися и всё время задевающими его мертвецами.
Когда мы, отходя от Орла, остановились снова в Белгороде, произошёл случай, который, кажется, подействовал и на генерала Кутепова. Во всяком случае, скрыть его было нельзя. Дело в том, что озверевшие и пьяные сотрудники Шпаковского, ведя ночью нескольких осуждённых на казнь, не выдержали и изрубили их прямо на базаре. Утром жители нашли свежую кровь и части тела одного из казнённых, забытые на базарной площади. Одну руку принесли в полицейское управление, и ночное происшествие раскрылось…
Вскоре он получил другое назначение и ушёл из корпуса. Я не знаю, где после этого проявлял он свою деятельность, но знаю, что на всём пути от Орла до Харькова своими действиями он способствовал укоренению той страшной ненависти к белым, которую мы, уходя, оставляли в населении. Я уверен, что если бы белые армии Юга с теми руководителями, которые были тогда и которые бесчинствуют теперь на Балканах, занимаясь травлей иначе мыслящих эмигрантов, вновь появились в России, они вскоре вызвали бы против себя поголовное восстание населения. Пустить их в Россию может только враг России. Таков был начальник тылового района войск Кутепова.
Вместе с расправами — грабежи
Можно себе представить, что делалось в этом тылу, где орудовала ещё стая таких же маленьких Шпаковских. Но когда он ушёл, все чувствовали, что все симпатии Кутепова остались всё же со Шпаковским. Этот господин и теперь является оплотом Врангеля. Недавно в «Новом Времени» была напечатана приветственная телеграмма Врангелю от Шпаковского, который оказался уже председателем Союза георгиевских кавалеров в одной из беженских колоний в Сербии.
На фоне бесправия одних и безнаказанности других развились и достигли чудовищных размеров взяточничество и грабежи. Много говорить об этом не стоит. Сколько уже исписано страниц о грабежах и взяточничестве в белых армиях, от которых трепетало население. Укажу лишь несколько, которые совершали и которыми гордились крупные начальники…
Помню, в Курске Шкуро пригласил вечером в свой поезд старших начальников. Вечер был интимный с обильным возлиянием. Выпив, Шкуро велел адъютанту принести шкатулку и стал показывать присутствующим редкие и крупные бриллианты, переливая их из ладони в ладонь и объясняя, где и в каком городе во время Гражданской войны он «заработал» эти драгоценности. Бриллианты эти представляли громадное состояние…
Генерал Мамонтов, возвращаясь после своего знаменитого похода, послал в Новочеркасск жене телеграмму, которая стала известна в штабе: «Поздравляю, надеюсь, что в России теперь никто не будет носить таких бриллиантов, как ты»… Обыкновенно взять большой город значило обеспечить себя многим необходимым надолго и с избытком. Полки и дивизии, бравшие города, обогащались. Этим полкам завидовали. Завидовали дроздовцам, поживившимся при взятии Харькова, и марковцам, взявшим Курск. При взятии Курска начальник марковской дивизии генерал Тимановский окружил город караулами и в течение целых суток не впускал в него никого из командированных от штаба корпуса, штаба армии и ставки. Все прибывшие из ставки и корпуса комиссии по учёту военной добычи задерживались на ближайшей станции.
Горькие мысли про «белое дело» и белую эмиграцию
Таких, как я, разочаровавшихся в эмигрантской идеологии и в идеях, защищаемых Врангелем и Бурцевым, много. Нас будет ещё больше. На нас клевещут и нас ненавидят, потому что мы любим не Врангеля, а Россию и, убедившись в истинных целях, к которым стремятся теперешние балканские руководители, снимаем с них маски, ибо мы гораздо больше любим родину, чем Врангель и его друзья, продающие Россию французам, полякам и румынам за право владеть хотя бы одним княжеством московским…
В нашей российской истории, в примерах былых массовых эмиграций мы найдём роковые грани того, к чему неизбежно и с каждым годом быстрее идёт обезумевшая, ослеплённая бессильной ненавистью зарубежная Русь. Ослепило её эмигрантское болото, высосало, обезличило, притупило, подчинило своим неизменным законам и, впитав все цвета эмигрантского спектра, смешало в один густой, безнадёжно-серый комок. Этот серый человеческий комок, оторванный от Родины, будет жить ещё долго, постепенно умирая для России, слепой, озлобленный, смешной и никому не нужный…
За три-четыре года русская эмиграция успела соорганизоваться и выработала свои меры защиты (газеты, контрразведка, террор) против проникновения и распространения враждебных идей, идущих из Советской России. В Америке, в Париже, на севере Африки, на Балканах, в глухих закоулках Китая — повсюду образовывались эти человеческие комки — надёжные кадры будущих «некрасовцев» и «полуверцев». Планомерная пропаганда «священного подвига» углубляет вражду. Какое дело вождям, спекулирующим белым товаром, что русский народ жаждет покоя и мира, что он устал от критики и Гражданской войны и что он не желает возвращаться к порядкам, лелеемым эмигрантами. Какое им дело до подлинной 130-миллионной России. Пусть с каждым днём углубляется пропасть. У них своё представление о России и своя ими хранимая правда. Окаменелость взглядов и преданность исчезнувшим в России формам жизни отражаются во всём…
Преступление Врангеля перед офицерами заключалось в том, что он сознавал безнадёжность начатого им дела и после эвакуации подтвердил, что в Крыму он гальванизировал труп, но сколько тысяч молодых офицерских жизней было принесено в жертву этой гальванизации. Впрочем, и сами вожди белых армий признали узкоклассовый, а не всенародный характер возглавлявшегося ими «Белого движения»…
Это была старая полицейская Россия, и выразителем её идеологии были Кривошеин, епископ Вениамин и специалист жандармского сыска сенатор Климович. Полусумасшедшие фанатики-попы, грабители всех чинов и рангов, мстители из рядов привилегированных сословий, потерявшие с началом революции все прежние привилегии, исступленно мечтавшие о расправах с «бунтовщиками», контрразведчики, сделавшие убийство своей профессией, начальники всех степеней, опьянённые безнаказанностью и безграничной властью над населением, садисты и психопаты, получившие возможность свободно проявлять свои инстинкты и покровительствуемые начальством, тысячи жуликов, спекулянтов, тёмных дельцов, старавшихся урвать что-нибудь в общей неразберихе, — всё это сплелось в кошмарный кровавый клубок, намотавшийся вокруг армии и катившийся вместе с ней от донских степей до Орла и до врангелевской западни в Крыму…
Всё это вместе, трагическое и сумбурное, называемое «Белым движением», было плодом обиды, мести, эгоизма, корысти и недоумения. И меньше всего в нём было государственного, и белая мечта казалась так туманно-неясна или так цинично-эгоистична, что за всё время Гражданской войны верхи белых армий не могли и не хотели определенно её сформулировать, а она была простая и ясная: «Верните нам нашу власть, наши прежние привилегии, наши состояния и наши убытки»…
И повсюду на огромных развалинах России от Орла до Новороссийска и на крошечной территории Крыма картина была одна и та же. Впереди шла армия, насаждавшая ненавистный народу старый порядок, около армии, цепляясь за неё, беснуясь, проклиная революцию и сводя старые счёты, праздновали свою победу все те гонимые революцией классы, которым не было места по ту сторону фронта. За ними шла густая масса спекулирующих и беспринципных людей, которым было всё равно, кого грабить. Это были люди, пользовавшиеся моментом. И на всё это смотрел, волнуясь, ворча, протирая глаза и окончательно просыпаясь, народ занимаемых территорий, который по мере продвижения вперёд белых армий всё больше и сильнее склонялся в своих симпатиях к большевикам…
Государственный строй, который мы защищали своей кровью, жестоко мстил нам за это. Мы не пойдём теперь в Россию защищать и восстанавливать этот строй... В истории России были войны, когда офицеры и солдаты вдохновлялись на бой сознанием, что они идут выручать и спасать какой-нибудь маленький, обижаемый кем-нибудь народ. Это был благородный порыв. Теперь задачи России шире, они необъятны. Россия идёт в первых рядах человечества, освобождая его, творя величайший подвиг, и мы, пробывшие долго в самой гуще рабоче-крестьянской международной массы, мы чувствовали и видели, как к ней, великой красной России, ус-тремлены теперь все надежды и взоры веками страдающей, веками обиженной рабочей человеческой массы. Какое счастье чувствовать теперь себя русским, какое счастье слиться опять со своим народом в одном бескорыстном и чистом порыве!
Офицеры исполнили взятое на себя тяжкое обязательство и во славу идиота-царя, купцов, помещиков, попов и жандармов, во славу мошенников, спекулянтов и эксплуататоров рабочего народа десятками тысяч офицерских могил покрыли Россию от Орла до Чёрного моря и от Урала до Владивостока. Бездарная политика и стратегия белых вождей удесятеряла их жертвы...
Обсудить новость на Форуме