13:01 06.10.2009 | Все новости раздела "КПРФ"
Владимир Гимпельсон: «Этой осенью безработица побьет все рекорды»
Директор Центра трудовых исследований ГУ-ВШЭ Владимир Гимпельсон ведет постоянный мониторинг российского рынка труда, консультирует правительство и Международную организацию труда, владеет всей полнотой информации и дает прогноз, чего ждать этой осенью, пишет Елена Евсеева в «Труде».
— Год назад кризис первыми почувствовали на себе «белые воротнички». Теперь нещадно увольняют рабочих на производстве. Почему?
— Во-первых, финансовая сфера, торговля недвижимостью и туризм первыми пострадали от кризиса и столкнулись с необходимостью сокращать людей. Во-вторых, хотя законы, защищающие работников, едины, фактически они действуют в разных секторах по-разному. Например, на малых предприятиях их практически не соблюдают. В бюджетной организации или на крупном промышленном предприятии они соблюдаются почти полностью. А в финансовом секторе или торговле они действуют с очень большими оговорками.
В небольшой фирме работодатель может прийти и сказать: «Знаете, ребята, я вас всех люблю, но у нас тут такие дела... Вот заявление по собственному желанию, подпишите, а?» И все подпишут. Потому что не хотят идти на конфликт или не верят в то, что смогут противостоять работодателю.
На промышленном предприятии, где есть профсоюз, где за всем следит администрация города, прокуратура и трудинспекция, — там это так просто сделать нельзя. Поэтому даже если сектор услуг и промышленность с кризисом сталкиваются одновременно, то высвобождение работников в первом идет гораздо быстрее, чем во втором.
Когда промышленность испытала колоссальный шок, о массовых сокращениях говорили, их все боялись, но их почти не было. Предприятия долго держались, потому что власти всячески сдерживали массовые сокращения. Компании вынуждены были переводить людей на неполный рабочий день. Но это не могло продолжаться вечно, когда-то это должно было лопнуть. Наконец дошло и до увольнений. История с «АвтоВАЗом» тому пример.
— Правда ли, что"белые воротнички» быстрее трудоустраиваются?
— Да. После того как всех уволили, и финансовый сектор, и сектор услуг первыми начинают процесс восстановления. А в это время предприятия крупной промышленности ещё не до конца адаптировали свои издержки и не полностью оптимизировали занятость. Сталкиваясь со всевозможными барьерами, они делают это медленно и осторожно — стараются не нарушать законы. Процесс сокращения у них растягивается надолго. И пока он не завершится, компании никого не нанимают.
Работодатели-промышленники решают: «Раз так сложно уволить лишних работников в кризис, мы и после него лучше вообще никого набирать не будем. Лучше мы тех людей, кто остался, заставим работать во вторую смену, приплатим им». Спрос на работников снижается.
Ещё один аспект: в промышленности многие процессы легко поддаются механизации или автоматизации. А сектор услуг более трудоемкий, здесь людей так легко не заменишь машинами. Скажем, магазину всегда будут нужны продавцы, кассиры, охранники.
— Работникам каких отраслей приходится особенно туго?
— Очень сильно пострадали обрабатывающие производства. Трудно сказать, какие профессии больше остальных подвержены сокращениям — разные предприятия поступают здесь по-разному. Но если объем производства за год сократился на 20–25%, то издрежки должны быть сокращены на сопоставимую величину. За год занятость здесь сократилась пока примерно на 10–12%, а реальная зарплата примерно на 5%.
Как показывают исследования, и до кризиса многие предприятия имели избыточную занятость, хотя и не признавали этого. Значит, есть потенциал для дальнейших увольнений. Падение производства остановилось, но сокращение работников — нет. Процесс «оптимизации» будет идти медленно, но неуклонно.
— Что делать армии «лишних» людей, которых сейчас уволят?
— Вы задали вопрос, который касается сути проблемы на рынке труда. Экономика должна создавать новые рабочие места. У нас нет ни одной отрасли, где это происходило бы.
— Почему?
— Первое, что приходит в голову, — потому что на улице кризис, в кризис никто ничего нового не создает. Хорошо, я могу с этим согласиться.
Но у нас до кризиса было восемь лет бурного экономического роста. И при этом ничего не создавалось. Более того, на крупных и средних предприятиях — а это основа нашей экономики — за восемь лет на 4 миллиона рабочих мест стало меньше. В этом смысле кризис не привнес ничего нового.
Чтобы были рабочие места, нужно стимулировать создание новых предприятий. Чтобы вы пошли и за пять копеек и три дня зарегистрировали фирму. Этого нет. Потому и не создается ничего.
Понимаете, нужно не два и не три предприятия. Их должны быть тысячи. Давайте посчитаем: потеряно 4 миллиона мест, средний размер малого предприятия — десять человек. Значит, чтобы трудоустроить этих людей, нужно 400 тысяч новых фирм.
Государство запускает программу активной политики. Собираются переобучать. Смысл переобучения — дать знание, чтобы трудоустроиться. А некуда. Тупик.
Представьте себе океан, в котором есть остров с безработными и остров с работой. Активная политика — это когда вы строите паром, который доставит безработных на соседний остров. А если у нас есть только один клочок земли с безработными, куда повезет их ваш паром? О чем может быть речь?
— Одна из мер, принимаемых государством, — создание временных рабочих мест. Правильно ли это?
— Как временная мера — наверное. Предположим, у нас есть 100 человек, и мы знаем, что нам после кризиса понадобятся эти же 100 человек. А вот сейчас, в течение двух-трех месяцев, эту сотню людей занять нечем. И мы придумываем общественные работы. Но что, если наши ожидания неправильные, и через три месяца ничего не рассасывается, а становится только хуже?
По моим ощущениям, вся эта программа с общественными работами создавалась из предпосылки, что кризис ненадолго, что увольнять не надо, потому что люди понадобятся на тех же рабочих местах. Сейчас мы видим, что это не так.
Время прошло, временные работы завершаются. Конечно, можно снова их запустить, но зачем, если это не решает ни одной проблемы. Нельзя держать людей на временном подметании.
— Тогда какие меры, по-вашему, нужно принимать?
— Ключевая вещь — создание рабочих мест. Но дело не только в том, что рабочих мест мало.
Индивидуальные предприниматели без регистрации юридического лица и те, кто работает у них, самозанятые, люди, работающие у частных лиц нянями, водителями и домработницами, — это неформальный сектор. Он у нас очень большой и продолжает расти. В нем работают — в зависимости от методики счета — от 20 до 30% всего трудоспособного населения. Люди уносят туда свой человеческий капитал, свои знания и умения. У выпускников вузов проблема: они выходят на рынок труда с навыками, не зная, куда их приложить. В неформальном секторе вообще никаких навыков не нужно.
Мер, которые можно принять, не так много. Из пассивных — это пособия по безработице, поддержка доходов человека, пока он ищет новую работу. Есть ещё совокупность активных мер, но они работают только тогда, когда есть рабочие места. Например, стимулировать переезд на другое место жительства, содействовать в создании собственного бизнеса, переобучать.
— Промышленные предприятия идут по пути сокращения людей пенсионного и предпенсионного возраста. Они считают, что это снижает социальную напряженность. Так ли это?
— На этот вопрос у меня нет однозначного ответа. С одной стороны, наверное, проще уволить тех, у кого есть альтернативный доход. С другой стороны, у нас очень низкий пенсионный возраст. Соответственно, предпенсионный возраст — хорошее время для активной трудовой деятельности. К этому моменту как раз накапливаются опыт и знания, отказываться от которых крайне неразумно. Компаниям нужно сохранять человеческий капитал, важно, чтобы на производстве была преемственность.
— Эта осень по числу уволенных и сокращенных побьет показатели прошлой осени?
— Показатели по числу уволенных либо превысят данные прошлого года, либо будут сопоставимы. Меньше точно не будет. Фактически мы имеем дело с отложенными увольнениями в промышленности. В прошлом году стремительно обвалилось строительство, а там было занято много мигрантов. Они уехали, все, их нет. За их счет в основном и прошли сокращения.
Вторым обвалился сектор финансов. Это люди с «подушкой безопасности»: у них есть накопления, связи. Да и сама сфера уже адаптировалась, начала подниматься. А промышленность все свои увольнения отложила и сделала долгосрочной стратегией — увольнять понемножку, но все время. Летом процесс сокращений был медленнее, а осенью все может ускориться. Думаю, что тенденция очевидная.
— Сколько времени будет продолжаться ситуация?
— Я не умею делать прогнозы. Важны не только масштабы увольнений, но и показатели найма. Если вдруг старые предприятия начнут оживать и расширяться, а новые возникать, процесс найма ускорится и будет выравнивать ситуацию на рынке труда. Моя обеспокоенность связана с тем, что очень мало нанимают.
В этом смысле интересна американская экономика. Это машина по созданию рабочих мест. Когда наступает кризис, предприятия не создаются, и безработица резко возрастает. Но она так же быстро сдувается, как только экономическая ситуация налаживается. А вот Европа в безработице может застрять надолго. Там она может стать хронической, потому что рабочих мест они создают мало.
— Что считается хронической безработицей?
— «Хроническими» называют безработных, которые ищут работу более года. В первом полугодии таких было около 27%, но это были те, кто потерял работу до кризиса. Влияние кризиса на уровень хронической безработицы станет ясно только ближе к концу этого года. Думаю, что в ближайшее время соответствующие показатели будут расти.
— Рабочим будет только хуже?
— Чтобы люди рабочих профессий нашли работу, нужно развитие промышленности, строительства и транспорта. Хотя многие «синие воротнички» и не пойдут работать на стройку. Там условия труда менее защищенные, труд используется менее квалифицированный. Человек, имеющий 5-6-й разряд, чувствует себя рабочей аристократией. Класть кирпичи и месить раствор он не пойдет, потому что это делают люди без образования и мигранты.
Проблема в том, что в региональных центрах, где нужно создавать предприятия, очень высокие издержки входа на рынок, дорогая земля. Это тяжело, и никто этим не занимается.
Все разговоры о безработице сводятся к двум вещам. Первое: давайте не разрешим увольнения. И второе: если уж увольняем, давайте придумаем для них какое-нибудь занятие — общественные работы, неполную занятость, пошлем их куда-нибудь учиться, неважно куда и чему.
Чтобы организовать общественные работы, нужно немного: деньги из госбюджета и административный ресурс, то есть чиновники. А чтобы создать постоянные рабочие места, этого недостаточно.
— Как будет выглядеть рынок труда, когда кризис закончится? К чему мы придем?
— Боюсь, что наша экономика в итоге станет ещё более сырьевой. Из сырьевого придатка Запада мы превратимся в сырьевой придаток Китая.
Особенность сырьевой экономики в том, что она создает мало рабочих мест. Добывающий сектор — очень капиталоемкий, но малотрудоемкий. Посмотрите на статистику: на добывающие производства приходится 1,5% всех занятых, но 14% всех инвестиций. То есть инвестиции в нефть дают бюджетные доходы, но не дают рабочие места. После того как нефть или газ разведаны, в местах добычи стоят установки, которые автоматически качают. А люди, которые обслуживают это все, доставляются вахтовым методом, их и нужно не так много.
Оборудование для установок закупается за границей. А нам-то нужны новые предприятия здесь — в Челябинске, Самаре, Нижнем Новгороде, Орле, Курске. Я думаю, что, если не произойдет серьезных изменений, ситуация на рынке труда будет только ухудшаться.
— Кто будет наиболее востребован в новых условиях?
— Будет расти спрос на неквалифицированный труд для сферы строительства, торговли, услуг. Обрабатывающая промышленность будет сокращаться и дальше. Бюджетный сектор и так раздут, вряд ли он сможет наращивать численность. Конечно, всегда будут нужны хорошие врачи и хорошие учителя. Но они будут заменять места уже работающих людей.
Если будет расти неформальный сектор, а это очень вероятно, то там нужны люди, которые просто готовы делать любую работу, не претендуют на социальные гарантии и высокие зарплаты.
— Вы сказали, что мы переориентируемся на Восток. Москва потеряет свой статус экономического центра?
— Не совсем. Просто сейчас стали развиваться проекты с Китаем. На Запад трудно продавать сырье, будут больше поставлять на Восток. В конечном счете, это и есть сырьевая ориентация. А наша экономика должна уйти от сырья. Нужно производить знания, высокие технологии-то, для чего нужны мозги, а не трубы.
Это называется «парадокс изобилия». Высокий удельный вес сырья все подавляет. Выходит, что вы получаете доходы не от того, что головой работаете, а от того, что вам досталось лучшее место. Делать ничего не надо: лежи, смотри и любуйся, пока цены не упадут и не случится крах, как это уже произошло. И когда они снова пойдут вверх — никто не знает, это невозможно спрогнозировать.
— Какие сценарии дальнейшего развития кризиса на российском рынке труда вы видите?
— У меня есть два крайних сценария. Первый — инерционный и крайне нежелательный: компании будут стремиться по максимуму сократить рабочие места. Кризис показал, что для компании иметь много работников — большой риск. А если есть риск, его нужно минимизировать. Я думаю, компании рассуждают так: из кризиса им нужно выйти с минимальным количеством работников, но сохранив лучших. Потому что когда случится новый кризис — а они имеют свойство периодически случаться,-то компания будет вынуждена снова каким-то образом справляться с ним. Имея слишком много работников, сделать это трудно. Увольнять не разрешают, урезать и задерживать зарплату тоже.
Безработица будет медленно расти, доля хронической безработицы — тоже. Желающие работать будут уходить в неформальный сектор.
Если рост занятости и начнется, то это будет торговля, строительство, услуги. Они начнут набирать людей быстрее остальных, потому что они наиболее гибкие. Но это будут в основном плохие рабочие места.
— В каком смысле плохие?
— Социально незащищенные и нестабильные, не требующие образования и квалификации, часто опасные — например, в строительстве.
— Какой же второй сценарий?
— Второй — идеально-утопический. В стране начинается модернизация. Коррупция постепенно уходит в прошлое. Создание новых предприятий облегчается и ускоряется. Новым компаниям нужны люди, и они активно их нанимают. Это создает конкуренцию за работников, стимулирует рост зарплаты. Уровень безработицы снижается, а её продолжительность сокращается.
— Какой вариант более реальный?
— Боюсь, что первый.
Обсудить новость на Форуме