12:47 02.10.2011 | Все новости раздела "КПРФ"
Страницы истории. Как германская агрессия стала внезапной
Суть начатой либерально-буржуазными кругами — как доморощенными, так и закордонными — фальсификации российской истории в том, чтобы подменить наше общее прошлое, биографию народа, а вместе с ним — и биографии миллионов соотечественников, посвятивших свои жизни возрождению и процветанию нашей Родины, борьбе за её свободу от иноземного владычества. Фальсификация истории — это попытка наглой подмены самой России. Одним из главных объектов фальсификаций антисоветчики избрали историю героического подвига советского народа, освободившего мир от немецкого фашизма. Понятно, что искренние патриоты не приемлют эту игру напёрсточников. Поэтому читатели «Правды» горячо одобрили опубликованную газетой в канун 70-летия начала Великой Отечественной войны статью фронтовика, доктора филологических наук, почётного профессора Тверского государственного университета Александра Огнёва и настойчиво рекомендовали газете продолжить публикацию его разоблачений фальсификаторов истории. Выполняя пожелания читателей, редакционная коллегия «Правды» приняла решение публиковать главы исследования заслуженного деятеля науки РФ А.В. Огнёва в пятничных номерах газеты.
Донесения разведки о плане «Барбаросса»
Правительственная «Российская газета» 18 июня 2009 года бичевала Сталина за то, что он не поверил разведчикам, сообщавшим о нападении Германии 22 июня: «Сталин твердо знал, что главная угроза СССР исходит от Англии и уж никак не от Адольфа Гитлера». Г. Гудков в 2010 году заявил в «Сенаторе»: «Советский Союз с самого момента своего появления готовился к войне, готовился каждый день. Но только не к войне с Германией. Почему?.. Власть совершила чудовищные стратегические и тактические ошибки, она проворонила исходящую от Гитлера угрозу. Сталин несет за это полную ответственность! О неизбежности войны с Германией доносила разведка, советскую верхушку пытались убедить военные специалисты, дипломаты, но никто не мог до Сталина «докричаться», не мог повлиять на ход событий и тем самым предотвратить огромные жертвы. Вожди Советского Союза упрямо вели свой народ на заклание, и они несут перед нацией и историей ответственность».
Конечно, такое заявление, не подкрепленное конкретным анализом, мало чего стоит.
Со второй половины 50-х годов распространяется миф о том, что советская разведка сообщала точную дату нападения Германии, но Сталин не внял предупреждениям. И потому наше руководство не сумело хорошо подготовиться к отражению агрессии, а это привело к поражениям 1941 года. Заместитель начальника управления Генштаба генерал-полковник Г. Михайлов писал: «Вопреки некоторым бытующим представлениям в Центр регулярно поступала достоверная информация о подготовке фашистской Германии к нападению на Советский Союз. С большой точностью были переданы данные о боевом составе, численности, группировке войск противника, сообщено решение Гитлера о нападении на СССР, поступала информация о первоначальных сроках нападения и о последующих изменениях в них. Исследования трофейных документов показали, что данные советской разведки о противнике были очень близки к реальным».
Сталина не раз порицали за то, что он не доверял «не только своим Штирлицам, сообщавшим с точностью до одного-двух дней о дате нападения, но и высоким государственным европейским деятелям, подозревая их в провокации». В. Сафрончук обоснованно назвал ложной версию о том, «что западные державы неоднократно предупреждали Москву о готовящемся нападении Германии на СССР».
Весной 1941 года наша разведка доложила в Кремль, что британские агенты в США распускают провокационные слухи о подготовке СССР к нападению на Германию. П. Судоплатов пишет: «От нашего полпреда в Вашингтоне Уманского и резидента в Нью-Йорке Овакимяна к нам поступили сообщения, что сотрудник британской разведки Монтгомери Хайд... сумел подсунуть «утку» в немецкое посольство в Вашингтоне. Дезинформация была отменной: если Гитлер вздумает напасть на Англию, то русские начнут войну против Гитлера...» Это стало одной из причин того, что Сталин не стал доверять и поступавшей из Англии информации о немецких намерениях.
В апреле 1941 года Черчилль сообщил Сталину о фактах, говорящих о подготовке Германии к нападению на СССР. Сталин расценил это как провокацию. В. Сиполс в книге «Великая победа и дипломатия» на основе анализа секретных документов дипломатической переписки между Москвой и Лондоном показал, что исходившая от Черчилля и Идена информация была искаженной, направленной только «на то, чтобы поскорее втянуть СССР в войну с Германией».
Черчилль вспоминал об одной из бесед со Сталиным: «Лорд Бивербрук сообщил мне, что во время его поездки в Москву в октябре 1941 года вы спросили его: «Что имел в виду Черчилль, когда заявил в парламенте, что он предупредил меня о готовящемся германском нападении?» «Да, я действительно заявил это, — сказал я, — имея в виду телеграмму, которую отправил вам в апреле 1941 года». И я достал телеграмму, которую сэр Стаффорд Криппс доставил с запозданием. Когда телеграмма была прочитана и переведена Сталину, тот пожал плечами: «Я помню её. Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого». Стоит помнить это заявление Сталина.
В подписанном 18 декабря 1940 года Гитлером плане «Барбаросса» ставилась задача: «Германские вооружённые силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании ещё до того, как будет закончена война против Англии», устанавливался срок завершения военных приготовлений — 15 мая 1941 года. Подчёркивалось: «Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны». В. Данилов, не поверив в то, что Г. Жуков не был знаком до войны с планом «Барбаросса», бездоказательно утверждал: «Спустя 18 дней после подписания Гитлером директивы № 21 с содержанием плана «Барбаросса» уже знакомился Сталин. И, конечно, о нем не могли не знать начальник Генштаба и нарком обороны». В действительности, как сообщил начальник Главного разведывательного управления в 1963—1987 годах генерал армии П. Ивашутин, наша разведка смогла добыть не «основные положения» плана «Барбаросса», как нередко утверждалось в советской печати, а всего лишь «данные о принятии Гитлером решения и отдаче приказа о непосредственной подготовке к войне против СССР».
Что же узнала наша разведка? Военный атташе в Берлине полковник Н. Скорняков доложил начальнику Разведывательного управления Генштаба Красной Армии генерал-лейтенанту Ф. Голикову: «Альта» сообщил[а], что «Ариец» от высокоинформированных кругов узнал о том, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР. Война будет объявлена в марте 1941 года». «Альта» — резидент нелегальной резидентуры Разведуправления Генштаба РККА в Берлине немецкая журналистка Ильзе Штёбе. «Ариец» — заведующий отделением информационного отдела МИД Германии Рудольф фон Шелиа. С этим донесением ознакомились Сталин, Молотов, нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Мерецков.
4 января 1941 года из Берлина поступила дополнительная информация: «Альта» запросил[а] у «Арийца» подтверждения правильности сведений о подготовке наступления весной 1941 года. «Ариец» подтвердил, что эти сведения он получил от знакомого ему военного лица, причём это основано не на слухах, а на специальном приказе Гитлера, который является сугубо секретным и о котором известно очень немногим лицам... Немцы рассчитывают весной Англию поставить на колени и освободить себе руки на востоке».
Наша разведка разузнала, что Гитлер подписал приказ о подготовке к войне против СССР, это стало её большим успехом, но подробностей приказа она выяснить не смогла. В этих сообщениях не обошлось без дезинформации: сроком нападения на СССР назван март вместо 15 мая, утверждалось, что оно совершится лишь после победы над Англией.
Хрущёв передёргивает факты
Н.С. Хрущёв пытался сделать И.В. Сталина козлом отпущения, свалить на него многие просчеты и ошибки. В докладе «О культе личности и его последствиях» на ХХ съезде КПСС он допустил недобросовестную манипуляцию в обращении с фактами, утверждая: «Следует сказать, что …информация о нависающей угрозе вторжения немецких войск на территорию Советского Союза шла и от наших армейских и дипломатических источников, но в силу сложившегося предвзятого отношения к такого рода информации в руководстве она каждый раз направлялась с опаской и обставлялась оговорками. Так, например, в донесении из Берлина от 6 мая 1941 года военно-морской атташе в Берлине капитан 1-го ранга Воронцов доносил: «Советский подданный Бозер... сообщил помощнику нашего морского атташе, что, со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР… Главные удары будут нанесены с севера (через Финляндию и Прибалтику) и юга (через Румынию). Одновременно намечены мощные налёты авиации на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах...»
Хрущёв умолчал об оценке этих сведений наркомом Военно-Морского Флота Адмиралом Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецовым: «Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы дошли до нашего правительства и проверить, как на это будет реагировать СССР». Кузнецов имел право отнести эти сведения к ложным, вместе с тем нельзя игнорировать тот немаловажный факт, что в них верно говорилось о подготовке немцев к вторжению в СССР. 30 апреля 1941 года Гитлер решил напасть на нас 22 июня. Дезинформацией в сообщении было и то, что основные удары будут нанесены на севере и юге. Главный удар германских войск был осуществлен на центральном направлении — против Западного военного округа. Не планировались в первые недели войны и мощные налёты авиации на Москву и Ленинград. Тогда немецкая авиация, стремясь быстрее вывести наши самолеты из строя, была нацелена преимущественно на бомбежку советских приграничных аэродромов.
11 марта 1941 года на совещании верховного командования вооружённых сил Германии среди решений, касающихся подготовки к войне против СССР, было принято и такое: «Штаб верховного главнокомандования вермахта желает подключить к осуществлению дезинформационной акции русского военного атташе (Воронцов) в Берлине». В докладе «О культе личности» говорилось: «В своём донесении от 22 мая 1941 года помощник военного атташе в Берлине Хлопов докладывал, что «наступление немецких войск назначено якобы на 15 июня, а возможно, начнётся и в первых числах июня...» Немцы не напали в эти сроки, информация В. Хлопова — «деза», хотя знать, что Германия скоро нападёт, было важно для советского руководства.
Советская разведка не раз называла «точные» даты нападения, но они не подтверждались. Поток разведывательных сведений шёл от руководителей подпольной антифашистской организации «Красная капелла» Харро Шульце-Бойзена («Старшина»), служившего в германском генеральном штабе ВВС, и сотрудника министерства хозяйства Германии Арвида Харнака («Корсиканец»).
В донесении от 9 марта 1941 года сообщалось: «Решён вопрос о военном выступлении против Советского Союза весной этого года… От двух германских генерал-фельдмаршалов известно, что выступление намечено на 1 мая».
24 марта: «В генеральном штабе авиации среди офицеров существует мнение, что военное выступление Германии против СССР приурочено на конец апреля или начало мая. «Старшина» при этом считает, что имеется лишь 50% шансов за то, что это выступление произойдёт, всё это вообще может оказаться блефом».
2 апреля: «Референт Розенберга по СССР Лейббрандт заявил Цехлину, что вопрос о вооружённом выступлении против СССР решён... Антисоветская кампания начнётся 15 апреля».
24 апреля: «Акция против СССР, кажется, отодвинута на задний план».
30 апреля: «Вопрос о выступлении Германии против Советского Союза решён окончательно, и начало его следует ожидать со дня на день».
9 мая: «Вопрос о нападении на Советский Союз является решённым, выступление намечено на ближайшее время... В разговорах среди офицеров штаба часто называется дата 20 мая как дата начала войны. Другие полагают, что выступление намечено на июнь».
14 мая: «Планы в отношении Советского Союза откладываются... Круги авторитетного офицерства считают, что одновременные операции против англичан и против СССР вряд ли возможны».
11 июня: «Вопрос о нападении на Советский Союз окончательно решён».
16 июня: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооружённого выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время».
Эта информация верная, но как было ей — без каких-либо сомнений — поверить, если 30 апреля «Старшина» с «Корсиканцем» пообещали начало войны «со дня на день», а она ещё не началась. А в донесениях от 24 апреля и 14 мая утверждалось, будто планы войны против СССР откладываются. Разведгруппа «Красная капелла» называла 15 апреля, 1 мая, 20 мая и другие числа датами нападения Германии на СССР.
Бывший генерал-майор вермахта Буркхарт Мюллер-Гиллебранд в книге «Сухопутная армия Германии 1933—1945 гг.», вышедшей в 2003 году, пишет: «Гитлер до последнего момента не объявлял своего решения о сроках фактического начала кампании против Советского Союза. Это обстоятельство приходилось учитывать при проведении подготовительных мероприятий по стратегическому развёртыванию сил».
Приказ о дате начала войны против СССР был отдан главнокомандующим сухопутными войсками Германии генерал-фельдмаршалом В. фон Браухичем лишь 10 июня 1941 года: «На основе предложения, представленного главным командованием сухопутных войск, верховное главнокомандование вооружённых сил назначило для приготовления к военным действиям следующие сроки: 1. Днём «Д» операции «Барбаросса» предлагается считать 22 июня. 2. В случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позднее 18 июня. Данные о направлении главного удара будут в этом случае по-прежнему оставаться в тайне. 3. В 13.00 21 июня в войска будет передан один из двух следующих сигналов: а) сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как и запланировано, начнётся 22 июня и что можно приступать к открытому выполнению приказов; б) сигнал «Альтона». Он означает, что наступление переносится на другой срок; но в этом случае уже придётся пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут уже находиться в полной боевой готовности. 4. 22 июня, 3 часа 30 минут: начало наступления сухопутных войск и перелёт авиации через границу. Если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно».
Сообщает Рихард Зорге
Доктор исторических наук А. Кошкин указал: «В публицистических статьях долгое время «гуляла» версия о том, что 15 июня 1941 года Зорге направил в Москву две телеграммы следующего содержания: «Война будет начата 22 июня. Рамзай»; «Нападение произойдет на широком фронте на рассвете 22 июня. Рамзай». Хотя на сегодняшний день опубликованы практически все предвоенные донесения Зорге, телеграммы такого содержания в архивах разведки обнаружить не удалось».
16 июня 2001 года газета «Красная звезда» опубликовала материалы «круглого стола», посвященного 60-летию начала войны. Полковник службы внешней разведки Вл. Карпов сказал о телеграмме Р. Зорге от 15 июня 1941 года: «К сожалению, это фальшивка, появившаяся в хрущёвские времена. Такие «дурочки» запускаются просто: кто-то из авторов публикаций о Зорге эти радиограммы для красного словца придумал, а остальные со ссылкой на него подхватили — и пошла писать губерния... Затем добавили психологизма, придумали мстительного Сталина... Благодаря утечке информации распространялись слухи, доходили до руководства в виде донесений о том, что Германия нападёт на Советский Союз 15 апреля, 1, 15, 20 мая, 15 июня... Эти дни наступали, а война не начиналась. Ведь и Рихард Зорге называл несколько сроков, которые не подтвердились». Наша разведка не назвала точной даты нападения Германии на СССР.
Р. Зорге 5 марта 1941 года «прислал микроплёнку телеграммы Риббентропа послу Германии в Японии Отту с уведомлением, что Германия начнет войну против СССР в середине июня 1941 года».
Он же 11 апреля уведомил: «Представитель генерального штаба в Токио заявил, что сразу же после завершения войны в Европе начнется война против Советского Союза».
2 мая: «Решение о начале войны против СССР будет принято только Гитлером либо уже в мае, либо после войны с Англией».
19 мая: «Новые германские представители, прибывшие сюда из Берлина, заявляют, что война между Германией и СССР может начаться в конце мая. …Но они также заявили, что в этом году опасность может и миновать».
30 мая: «Берлин информировал Отта, что немецкое выступление против СССР начнётся во второй половине июня. Отт уверен на 95 процентов, что война начнется…» 1 июня: «Ожидание начала германо-советской войны около 15 июня базируется исключительно на информации, которую подполковник Шолл привёз с собой из Берлина».
15 июня: «…Война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня. Военный атташе не знает — будет война или нет».
20 июня Зорге сообщил: «Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна».
Точной даты нападения Германии на Советский Союз Зорге не сообщил, это не его вина. Он слал информацию, полученную им при общении с германским военным атташе, послом Оттом, морским атташе и т.д.
Ложные сведения о дате начала войны сообщал военный атташе СССР в Венгрии полковник Н. Ляхтеров. 1 марта 1941 года: «Выступление немцев против СССР в данный момент считают все немыслимым до разгрома Англии. Военные атташе Америки, Турции и Югославии подчёркивают, что германская армия в Румынии предназначена в первую очередь против английского вторжения на Балканы… После разгрома Англии немцы выступят против СССР».
23 мая: «Американский военный атташе в Румынии сказал словаку, что немцы выступят против СССР не позднее 15 июня».
Фальшивки как антисталинский аргумент
Сванидзе заявлял, что Сталин «верил Гитлеру больше, чем собственной разведке». Доктор исторических наук М. Вылцан осуждал Сталина за то, что он «не верил тому, чему нормальный человек сразу бы поверил (например, многочисленным донесениям и сообщениям о готовящемся Гитлером нападении на СССР в июне 1941 года)». А. Райзфельд утверждал: «Абсолютно достоверные сведения о сроках нападения были проигнорированы… 21 июня 1941 года наркомом государственной безопасности Л.П. Берией была подана на имя Сталина докладная записка, в которой нарком предлагал вызвать в СССР и «стереть в лагерную пыль» разведчиков с псевдонимами «Старшина» и «Корсиканец», якобы сеющих панику сообщениями о предстоящем в 4.00 утра 22 июня 1941 года нападении гитлеровской Германии на СССР». Такого факта не могло быть, потому что в начале 1941 года НКВД был разделён на два наркомата: НКВД под руководством Берии и НКГБ под началом Меркулова. С 3 февраля 1941 года Берия не распоряжался внешней разведкой.
В документах о Смерше за период с 1939 по 1946 год читаем: «Т-щу Меркулову. Может, послать ваш «источник» из штаба герм. авиации к е... матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.» Меркулов привёл «два донесения, а Сталин негативно оценил лишь одно! Он разделил информаторов и выразил недоверие только информатору из штаба люфтваффе — «Старшине» (Шульце-Бойзену), но не информатору из министерства хозяйства — «Корсиканцу» (Харнаку). И поступить так Сталин имел все основания…»
Впрочем, «Старшина» добросовестно выполнял свой долг. Шульце-Бойзена, служившего в 5-м отделе оперативного управления генштаба ВВС, внучатого племянника гроссадмирала фон Тирпица, арестовали 30 августа 1942 года и после суда высшего военного трибунала повесили 22 декабря 1942 года. В предсмертном стихе он писал: «Нас правое дело вело, // Топор и веревка нас не страшат».
Л. Терёхин утверждает, что вероломное нападение, «как потом оказалось, совсем не трудно было предугадать». Это «потом оказалось», а тогда определить точную дату нападения было трудно. Сталин получал не «абсолютно достоверные сведения», а противоречивую информацию о германских планах. Советские разведчики называли многие даты начала войны: 5 апреля, конец апреля, 1 мая, 14 мая, 20 мая, конец мая, 15 июня. Можно представить, как после этого относился Сталин к новым сообщениям о сроках агрессии Германии против СССР.
Часто цитируют докладную записку Берии Сталину от 21 июня 1941 года: «Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся нападении на СССР. Он сообщил, что это «нападение» начнется завтра. То же радировал и генерал-майор В. И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев... Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападёт!»
Ю. Мухин в книге «Война и мы» справедливо доказывает, что этот документ — фальшивка. Более развернуто обосновал эту мысль Брезкун: «Эта «докладная записка Берии» не имеет даже видимости служебного документа. …Реальный Берия был не настолько туп, чтобы употреблять в докладной Сталину плоский каламбур «тупой генерал Тупиков»… Деканозов был склонен соглашаться со своим давним коллегой, резидентом разведки НКГБ А. Кобуловым, которому немцы в целях стратегиче-
ской дезинформации подставили агента-двойника Берлинкса, имевшего в НКГБ кодовое имя «Лицеист»… Никакими «дезами» насчет скорого наступления немцев Деканозов «бомбардировать» Москву не мог: он поддавался на дезинформацию агента «Лицеиста», уверявшего в обратном. Сталин разгадал эту «дезу».
Советский военный атташе во Франции генерал Суслопаров информировал, что нападение Германии на Советский Союз назначено на 22 июня. Сталин, получивший в марте—июне 1941 года много подобных — не сбывшихся! — предупреждений, совершил ошибку, когда не поверил этому и написал на сообщении: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его».
Наша разведка многое сделала, чтобы выявить подготовку Германии к нападению на СССР, но не сумела «в полной мере объективно оценить поступавшую информацию о военных приготовлениях» Германии и честно докладывать о них Сталину. Негативную роль сыграло то, что начальник Главного разведывательного управления Генштаба Ф. Голиков не подчинялся начальнику Генштаба Жукову, докладывал только Сталину и лишь иногда информировал Тимошенко. В записке Голикова Сталину от 20 марта 1941 года раскрывался замысел операции «Барбаросса», но был сделан вывод: «Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию». В записке говорилось, что «наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира». На Сталина эта записка оказала влияние.
Жуков, по его словам, «в основном верил поступавшей информации» об угрозе германского нападения, но «выводы сделал, учитывая точку зрения Сталина». Так поступали и другие наши военачальники. Жуков впоследствии самокритично признал: «В период назревания опасной военной обстановки мы, военные, вероятно, не сделали всего, чтобы убедить И.В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость провести несколько раньше в жизнь срочные мероприятия, предусмотренные оперативно-мобилизационным планом».
Германская дезинформация
Через дипломатов Москве подбрасывались подготовленные Риббентропом и санкционированные Гитлером сведения о том, что вермахт концентрируется вблизи советских границ для того, чтобы оказать политическое давление на СССР, принудить его удовлетворить немецкие требования.
9 июня 1941 года Сталин прочитал в агентурном источнике: «В последние дни в Берлине распространяются слухи о том, что отношения между Германией и Советским Союзом урегулированы. Советский Союз сдаст Украину в аренду Германии. Сталин прибудет в Берлин на встречу с Гитлером...»
12 июня 1941 года другой источник сообщил: «В руководящих кругах германского министерства авиации… утверждают, что вопрос о нападении Германии на Советский Союз окончательно решен. Будут ли предъявлены Советскому Союзу какие-либо требования, неизвестно, и поэтому следует считаться с возможностью неожиданного удара».
«Старшина» и «Корсиканец» сообщали, что германскому нападению может предшествовать предъявление ультиматума. Донесение от 5 мая: «От СССР будет потребовано Германией выступление против Англии на стороне держав «оси». В качестве гарантии, что СССР будет бороться на стороне «оси» до решительного конца, Германия потребует от СССР оккупации немецкой армией Украины и, возможно, также Прибалтики».
Информация от 9 мая: «Вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды… Предъявлению ультиматума будет предшествовать «война нервов» в целях деморализации Советского Союза».
Донесение от 9 июня: «Германия предъявит СССР требование о предоставлении немцам хозяйственного руководства на Украине и об использовании советского военного флота против Англии».
И. Пыхалов в своей книге «Великая оболганная война» правильно отметил: «К сожалению, эта дезинформация во многом достигла цели… Авторы наперебой осуждают Сталина за требование «не поддаваться на провокации», хотя оно выглядит вполне логичным, если верить, что первым шагом немцев должна стать «война нервов», как это было сказано в донесении от 9 мая».
Более верными оказались донесения третьего секретаря полпредства СССР в Румынии Г. Ерёмина от 20 апреля 1941 года: «Как предполагают, сроком для начала наступления на СССР называют время от 15 мая до начала июня 1941 года».
5 мая он сообщал: «Один штабной офицер расположенного в Румынии восьмого немецкого авиационного корпуса, который несколько дней назад приехал из Берлина, заявил, что раньше для начала немецких военных акций против СССР предусматривалась дата 15 мая, но в связи с Югославией срок перенесён на середину июня. Этот офицер твёрдо убеждён в предстоящем конфликте».
28 мая: «Военная акция Германии против СССР продолжает планомерно подготовляться и, как прежде, является в высшей степени актуальной. Военные приготовления идут, как часовой механизм, и делают вероятным начало войны ещё в июне этого года. Является ли этот огромный механизм, который работает против СССР, только манёвром или прелюдией к уже решённой войне, никто не знает, кроме Гитлера и его ближайшего окружения. Ведущие военные немецкие круги тем временем придерживаются мнения, что нужно, безусловно, считаться с немецко-русской войной в этом году. Если эта война не наступит, то это должно быть чудом или Гитлер должен играть какую-то совершенно утончённую игру».
Такие сообщения тонули среди дезинформации. Можно понять, как должен был реагировать Сталин на сведения о разных предсказанных сроках, которые не сбывались.
Изучив многие документы, О. Вишлёв в статье «Почему же медлил Сталин в 1941 году?» писал: «В мае-июне 1941 г. в Москве… сталкивались два потока информации: один — что Германия вот-вот начнет войну против СССР, и другой — что войны может и не быть. Берлин готовит себе лишь «позицию силы» к предстоящим советско-германским переговорам. В Кремле не игнорировали ни ту ни другую информацию, однако, принимая меры для подготовки к войне, держали курс на то, чтобы урегулировать отношения с Германией мирным путем».
Чрезмерная осторожность?
14 июня ТАСС опубликовал Заявление, цель его: выявить отношение Берлина к информации о подготовке Германии к нападению на СССР, втянуть его в переговоры, которые следовало вести месяц-другой и тем самым сорвать немецкую агрессию в 1941 году, так как конец лета — не самое благоприятное время для начала войны с нашей страной. Тогда СССР получил бы свыше полугода для подготовки к отражению нападения. По словам Василевского, Сталин, «стремясь оттянуть сроки войны, переоценил возможности дипломатии в решении этой задачи». Считая, что Гитлер не принял окончательного решения напасть на СССР, он думал: «Если мы не будем провоцировать немцев на войну — войны не будет».
В Москве знали, что в руководстве третьего рейха существуют разногласия, и опасались, что германские генералы захотят наперекор политическим руководителям спровоцировать военный конфликт. Сталин ждал немецкого ультиматума и надеялся путем переговоров оттянуть войну. В Заявлении говорилось: «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы».
15 июня Геббельс занёс в дневник: «Опровержение ТАСС оказалось более сильное, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Сталин хочет с помощью подчеркнуто дружественного тона и утверждения, что ничего не происходит, снять с себя все возможные поводы для обвинения в развязывании войны». Берлин публично не реагировал на Заявление ТАСС. Ни одна из немецких газет не обмолвилась о нём. Но это Заявление разносят современные либералы. Главный редактор журнала «Знамя» Г. Бакланов писал, что Сталин начал «позорно задабривать врага», «прозвучало трусливое Заявление ТАСС». Л. Гинзбург оценил его как преступный акт «психологического разоружения армии и народа», потому что оно «сыграло не последнюю роль в том, что воинские части, дислоцированные на границе, и миллионы людей, поверившие лживым заверениям Кремля, сделанным всего за 8 дней до начала войны, были застигнуты врасплох».
К. Симонов писал иное: «Заявление ТАСС от 14 июня 1941 года, которое, как потом много об этом говорили, кого-то демобилизовало, а чью-то бдительность усыпило, на меня, наоборот, произвело странное, тревожное впечатление — акции, имеющей сразу несколько смыслов, в том числе и весьма грозный смысл для нас». Называть это Заявление преступным актом при сложнейшей военно-политической обстановке того времени не имеет смысла: не оно привело к тому, что нападение Германии стало для наших войск внезапным. Не помешало же оно советскому командованию привести в нужную боеготовность военно-морские силы.
А. Мартиросян пишет, что 16 июня от советского посла в Берлине Деканозова пришла информация о том, что Германия якобы дала согласие начать переговоры по урегулированию нерешенных проблем и спорных вопросов. Молотов получил команду связаться с Германией, 18 июня в Берлин было передано предложение о новом его визите, Берлин молчал. Гитлер тянул время, чтобы Сталин ждал эти переговоры и не успел привести армию в полную боевую готовность. 21 июня советская сторона по дипломатическим каналам старалась выяснить причины «недовольства Германии».
В. Бережков в воспоминаниях, изданных в США, утверждает, что в посольстве в Берлине 21 июня 1941 года получили телеграмму от Сталина, предлагавшего встречу с Гитлером.
«Комсомольская правда» 21 июня 2010 года напечатала статью С. Брезкуна со своеобразной трактовкой событий тех дней: «Сталин 18 июня 1941 года обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций». Это факт зафиксирован 20 июня 1941 года в дневнике начальника генштаба сухопутных войск рейха Ф. Гальдера: «Молотов хотел 18.06 говорить с фюрером». «И эта фраза, достоверно фиксирующая факт предложения Сталина Гитлеру о срочном визите Молотова в Берлин, полностью переворачивает (?) всю картину последних предвоенных дней! Сталин предложил — возможно, еще 17 июня 1941 года... Гитлер отказал ему не позднее 18 июня. Пойти на встречу с заместителем Сталина фюрер не мог никак… Если бы Гитлер начал тянуть с ответом, это было бы для Сталина доказательством близости войны. Но Гитлер вообще отказал. Сразу! И Сталин понял: это война… Сталин войну не «проморгал». И разведывательный «календарь» сообщений «Старшины» и «Корсиканца», подготовленный разведкой НКГБ к 20 июня, остался невостребованным не потому, что Сталин не доверял этим сообщениям, а потому, что после 18 июня 1941 года в дополнительном информировании у Сталина уже не было нужды — невольным «информатором» Сталина оказался сам фюрер».
Отказу Гитлера принять Молотова придается в этих рассуждениях неоправданно расширительное значение: это-де «полностью переворачивает всю картину последних предвоенных дней». Почему? Гитлер мог назвать разные причины для того, чтобы отодвинуть срок встречи. Если принять мысль о том, что невольным информатором о германском нападении стал «сам фюрер», то надо учитывать, что в сознании Сталина этот факт включался в общий анализ других немаловажных событий и агентурных сообщений.
Дата нападения переносилась много раз, сначала она реально планировалась на 15 мая 1941 года, но, как многие отметили, её отложили из-за балканской кампании. Окончательное решение напасть на СССР 22 июня Гитлер принял только 14 июня, а приказ подписал 17 июня. Желая избежать войны или оттянуть сроки её начала и полагая, что это ему удастся, Сталин не соглашался на приведение войск приграничной зоны в полную боевую готовность потому, что не хотел давать даже малейшего повода правителям Германии обвинять СССР в агрессивности и предоставлять им предлог для нападения. «Опасаться разного рода провокаций были все основания. Но, конечно, осторожность оказалась чрезмерной» (Г. Жуков).
Обсудить новость на Форуме