13:45 20.12.2012 | Все новости раздела "КПРФ"
Сталин в борьбе за честность и добросовестность
2012-12-20 13:00
По страницам газеты «Правда», Юрий Емельянов 
133-я годовщина со дня рождения (21 декабря) И.В. Сталина отмечается в нашей стране в период новых разоблачений вопиющих хищений государственной собственности и коррупции в правящих кругах. Ныне можно услышать, как люди, возмущённые вседозволенностью высокопоставленных мошенников, громко говорят: «Сталина на них нет!» Несмотря на непрекращающиеся уже два десятилетия нападки на Сталина, многие в нашей стране помнят его как руководителя государства, в котором царила социальная справедливость, вор нёс заслуженное наказание, а честное исполнение общественного, воинского и трудового долга всемерно поощрялось.
Вор есть тот же шпион и предатель, если не хуже
Борьба за торжество справедливости и общественного порядка в Советской стране была долгой и сложной. Гражданская война сопровождалась повсеместным распадом общественной морали и ростом преступности. Восстановление страны, начавшееся после введения новой экономической политики с помощью рыночных механизмов, также имело свою теневую сторону. Вспоминая первые годы нэпа, писатель и следователь Лев Шейнин писал: «Господа концессионеры, всевозможные Гаммеры (Лев Шейнин имел в виду влиятельного американского предпринимателя Арманда Хаммера. — Прим. авт.), Петерсоны и Ван Берги, обосновывались в Москве прочно, обзаводились молоденькими содержанками, тайно скупали меха и валюту, рублёвские иконы и вологодские кружева, драгоценные картины и хрусталь, потихоньку сплавляли это за границу... В городе невесть откуда и чёрт его знает зачем повылезала изо всех щелей всяческая нечисть — профессиональные шулеры и надменные кокотки, спекулянты... бандиты... и просто жулики всех оттенков, масштабов и разновидностей...»
Повсеместно появились банды, терроризировавшие население, наподобие «цапков», которые через 85 лет орудовали в Кущёвской. В.М. Молотов в своей речи на XV съезде партии рассказал о событиях в Борецкой волости Ряжского уезда Рязанской губернии, где «в течение пяти лет хозяйничала, как дома, шайка бандитов, разбойников и грабителей... Это хулиганьё запугивало, застращивало, грабило и поджигало местных крестьян». Обращения местного населения к властям о защите ни к чему не приводили. «И теперь бандитизм ещё не вывелся в Борецкой волости... Про эту волость так и говорят до сих пор: «Борец — всем ворам отец», — сообщал Молотов.
Неэффективность борьбы с бандитами в значительной степени объяснялась их связями с представителями властей. Молотов указывал на то, что у преступников «обнаружились связи не только в укоме и уисполкоме, но через каких-то людей они сумели влиять на отдельных членов губкома, губ. КК и губсуда... Преступные элементы из Борецкой волости сумели найти слабые места даже среди отдельных работников губернского партийно-советского аппарата, где обнаружились у них некоторые ниточки связей». Расследование «борецкого дела» сопровождалось привлечением к ответственности «двух заместителей председателей губернского суда за пьянство с подсудимыми и т.п., двух помощников прокурора».
Упадок морали проявлялся в снисходительном отношении к преступным деяниям. В своём выступлении 13 апреля 1926 года Сталин с горькой иронией говорил: «Есть воровство стыдливое, скрытое, и есть воровство смелое, «весёлое», как говорят об этом в печати. Недавно я читал в «Комсомольской правде» заметку Окунева о «весёлом» воровстве. Был, оказывается, этакий фертик, молодой человек с усиками, который весело воровал в одном из наших учреждений, воровал он систематически, не покладая рук, и воровал всегда удачно. Заслуживает тут внимание не столько сам вор, сколько тот факт, что окружающая публика, зная о воре, не только не боролась с ним, а, напротив, не прочь была хлопать его по плечу и хвалить его за ловкость, ввиду чего вор стал в глазах публики своего рода героем... Когда ловят шпиона или изменника, негодование публики не знает границ, она требует расстрела. А когда вор орудует на глазах у всех, расхищая государственное добро, окружающая публика ограничивается смешками и похлопыванием по плечу. Между тем ясно, что вор, расхищающий народное добро и подкапывающийся под интересы народного хозяйства, есть тот же шпион и предатель, если не хуже... Таких воров у нас сотни и тысячи. Всех не изведёшь с помощью ГПУ».
Сталин призывал «вести систематическую борьбу с воровством, с так называемым «весёлым» воровством в органах нашего государства, в кооперации, в профсоюзах и т.д.».
Работает ли госаппарат честно или лихоимствует?
Решающую роль в борьбе против воровства должны были сыграть государственные служащие. 17 июня 1924 года в своём докладе на курсах секретарей укомов при ЦК РКП(б) «Об итогах XIII съезда РКП(б)» И.В. Сталин говорил: «Работает ли госаппарат честно, или лихоимствует; проводит ли он экономию в расходах, или расточает народное достояние; фальшивит ли он в работе, или служит государству верой и правдой; является ли он обузой для трудящихся, или организацией помощи трудящимся; насаждает ли идею пролетарской законности, или развращает сознание населения в духе отрицания этой идеи... — все эти вопросы не могут не иметь решающего значения для партии и социализма».
Однако среди советских государственных служащих были такие, кто злоупотреблял своим положением. Возмущаясь расточительством при расходовании государственных средств, Сталин в 1926 году говорил: «У нас царит теперь разгул, вакханалия всякого рода празднеств, торжественных собраний, юбилеев, открытий памятников и т.д. Десятки и сотни тысяч рублей ухлопываются на эти «дела». При этом Сталин замечал: «Знаменательнее всего то, что у беспартийных замечается иногда более бережное отношение к средствам нашего государства, чем у партийных. Коммунист действует в таких случаях смелее и решительнее... Объясняется это, пожалуй, тем, что коммунист иногда считает законы, государство и т.п. вещи делом семейным. Именно поэтому иному коммунисту не стоит большого труда перешагнуть, наподобие свиньи (извиняюсь, товарищи, за выражение), в огород государства и хапнуть там или показать свою щедрость за счёт государства».
Злоупотребление служебным положением усиливалось, когда руководители различного уровня подбирали себе в качестве сослуживцев «своих людей». На февральско-мартовском пленуме 1937 года Сталин решительно осудил выдвижение людей на руководящие должности «безотносительно к их политической и деловой пригодности». Он увидел большую опасность в том, что «чаще всего подбирают работников не по объективным признакам, а по признакам случайным, субъективным, обывательски-мещанским. Подбирают чаще всего так называемых знакомых, приятелей, земляков, лично преданных людей, мастеров по восхвалению своих шефов». Вряд ли при Сталине могло создаться положение, когда значительная часть высших лиц в государстве являются выходцами из одного города, а некоторые члены правительства состоят в родственных отношениях друг с другом.
Подмена делового подбора кадров клановым принципом, подчёркивал Сталин, приводит к тому, что «вместо руководящей группы ответственных работников получается семейка близких людей, артель, члены которой стараются жить в мире, не обижать друг друга, не выносить сора из избы, восхвалять друг друга и время от времени посылать в центр пустопорожние и тошнотворные рапорта об успехах».
Опаснее контрреволюционеров
Сталин придавал огромное значение честной отчётности. В своём докладе по организационным вопросам на XIII съезде РКП(б) он указывал: «Никакая строительная работа, никакая государственная работа, никакая плановая работа немыслима без правильного учёта. А учёт немыслим без статистики... А наши бухгалтера не всегда, к сожалению, отличаются элементарными свойствами обычного буржуазного, честного бухгалтера... В буржуазном государстве статистик имеет некоторый минимум профессиональной чести. Он не может соврать. Он может быть любого политического убеждения и направления, но что касается фактов, цифр, то он отдаёт себя на заклание, но неправды не скажет. Побольше бы нам таких буржуазных статистиков, людей, уважающих себя и обладающих некоторым минимумом профессиональной чести!»
К сожалению, признавал Сталин, среди составителей статистических отчётов в советском государственном аппарате есть люди «паршивые, которые могут сочинить любой отчёт и которые опаснее контрреволюционеров».
Поэтому Сталин всякий раз остро реагировал на малейшие искажения в отчётности. В разгар подготовки оборонительных мероприятий на Курской дуге Сталин узнал, что сведения, представленные в Генштаб после отражения налёта немецкой авиации на Курск, не соответствовали действительности: утверждалось, что 61 немецкий лётчик был взят в плен; на самом же деле таких было пятеро. 9 июня 1943 года Сталин подготовил директиву Ставки, которая была направлена командующим войсками фронтов, ВВС Красной Армии и ПВО территории страны. В ней говорилось: «Донесения о количестве сбитых самолётов немцев были представлены в основном правильные, а донесения о захваченных в плен немецких лётчиках даны генерал-лейтенантом Громадиным и полковником Гавриловым не проверенные и не соответствующие действительности. Обращаю внимание командующего ПВО территории страны генерал-лейтенанта Громадина на плохо организованный контроль и проверку полученных донесений. Начальнику штаба Воронежско-Борисоглебского дивизионного района ПВО полковнику Гаврилову объявляю выговор за представление ложного донесения. Ограничиваюсь этой мерой взыскания в отношении т. Гаврилова только потому, что учитываю его предшествующую хорошую работу».
Порой Сталин более сурово реагировал на такие искажения в отчётах. Генерал армии С.М. Штеменко вспоминал: «Как-то в одном из итоговых донесений за день, полученных с Воронежского фронта, было написано, что в результате успешной контратаки наших войск захвачено 100 орудий противника. Это донесение было принято по телеграфу начальником направления, перепечатано на машинке, заверено и, как положено, сразу представлено в Ставку. Утром И.В. Сталин по телефону спросил меня: «Захвачены ли вместе с орудиями снаряды?» Я не знал. Он сказал: «Поинтересуйтесь и доложите». Срочно связался с начальником фронта. Он тоже не знал и обещал немедленно выяснить и позвонить. А время шло. Часа через два Верховный Главнокомандующий позвонил снова и добавил: «Если есть снаряды, то можно из захваченных фронтом орудий сформировать чуть ли не двадцать батарей. Так или нет?» Подтверждаю, что так. А он спрашивает: «Не удалось выяснить, сколько снарядов?» «Пока нет», — отвечаю. Он бросил трубку.
Опять связался с начальником штаба фронта. На этот раз от него узнаю, что захвачено не 100, а всего 10 орудий, из них 6 разбитых и только 4 исправных; кто донёс и почему так произошло — штаб разбирается.
Скандал был налицо. Я немедленно пошёл к А.И. Антонову и доложил ему о последнем разговоре с начальником штаба. «Ну, будет буря, — сказал Алексей Иннокентьевич. — Давайте звонить сами Сталину не станем: лучше доложим лично вечером. А если уж спросит — придётся отвечать как есть...»
До вечера звонка не было, а при очередном докладе в Кремле Верховный Главнокомандующий сам напомнил об этих злосчастных орудиях. Как и предполагали, была буря: нам пришлось выслушать в свой адрес и по поводу штабов вообще много разных выразительных слов о безответственности, халатности в работе, ротозействе, головотяпстве, отсутствии контроля... В конце концов А.И. Антонову было приказано лично дело расследовать и о виновных в искажении доложить. Выяснилось, что в донесении Военного совета фронта было написано 10 орудий, а когда передавали по аппарату Бодо, то телеграфисты цифру исказили и передали 100. Алексей Иннокентьевич доложил об этом и сказал, что приняты строгие меры контроля с целью не допускать впредь таких ошибок. Виновных не назвал.
Сталин посопел трубкой, прошёлся вдоль стола с картами и сказал: «Девчонок с телеграфа надо, конечно, предупредить, чтобы были внимательней... Но что с них возьмёшь: они в содержании телеграмм не разбираются. А вот оператор, который принимал донесение, обязан был проверить подлинность цифры. Это же не две пушки, и не каждый день мы захватываем сразу такое количество орудий, а, пожалуй, первый раз с начала войны...» Он долго ещё говорил на эту тему, а затем спросил: «А кто принимал донесение из операторов?» Я ответил, что у аппарата был сам начальник направления. «Вот его и снять! Назначить на менее ответственную работу, и не в Генштабе...»
Кому из вас верить?
Ещё более нетерпимым было отношение Сталина к сознательной лжи, прикрывающей собственные ошибки. Выдающийся советский авиатор Байдуков вспоминал: «Я знал Сталина: ему раз соврёшь, больше с ним встречаться не будешь!» Рассказывая об отношении Сталина к лжецам, генерал армии А.В. Хрулёв вспоминал: «Сталин подписывал документы часто не читая — это до тех пор, пока вы себя где-то не скомпрометировали. Всё было построено на громадном доверии. Но стоило ему только... убедиться, что этот человек — мошенник, что он обманул, ловчит, — судьба такого работника была решена».
В своих воспоминаниях Главный маршал авиации А.Е. Голованов писал, как весной 1942 года он стал свидетелем разбора у Сталина вопроса о самолётах, которые не были поставлены с заводов на фронт. Нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин пожаловался, что 700 самолётов стоят на заводских аэродромах, но руководство ВВС не присылает лётчиков, чтобы их вывезти. В ответ командующий ВВС П.Ф. Жигарев сообщил Сталину, что эти самолёты не были приняты военными представителями, так как имели технические дефекты. Обращаясь к обоим, Сталин сказал: «Вот видите, что получается: Шахурин говорит, что есть самолёты, но нет лётчиков, а Жигарев говорит, что есть лётчики, но нет самолётов. Понимаете ли вы оба, что семьсот самолётов — это не семь самолётов? Вы же знаете, что фронт нуждается в них, а тут целая армия. Что же мы будем делать, кому из вас верить?»
Шахурин предложил послать телеграммы всем авиазаводам, чтобы узнать правду. Жигарев настоял, чтобы сообщения подписывали не только руководители предприятий, но и военные представители на этих заводах. Сталин согласился с этими предложениями. Проверку проводил секретарь Сталина А.Н. Поскрёбышев и параллельно — генерал Н.П. Селезнёв, ведавший заказами на заводах.
Голованов вспоминал: «Организация связи у Сталина была отличная. Прошло немного времени, и на стол были положены телеграммы с заводов за подписью директоров и военпредов. Закончил подсчёт и генерал Селезнёв, не знавший о разговорах, которые велись до него.
— Сколько самолётов на заводах? — обратился Сталин к Поскрёбышеву.
— Семьсот один, — ответил он.
— А у вас? — обратился он к Селезнёву.
— У меня получилось семьсот два, — ответил Селезнёв.
— Почему их не перегоняют? — опять, обращаясь к Селезнёву, спросил Сталин.
— Потому что нет экипажей, — ответил Селезнёв.
...Все присутствующие, в том числе и Сталин, замерли и стояли в неподвижности, и лишь один Селезнёв спокойно смотрел на всех нас, не понимая, в чём дело... Длилось это довольно долго. Никто, даже Шахурин, оказавшийся правым, не посмел продолжить разговор...
Я взглянул на Сталина. Он был бледен и смотрел широко открытыми глазами на Жигарева, видимо, с трудом осмысливая происшедшее.
Чувствуется, что его ошеломило не то, почему такое огромное количество самолётов находится до сих пор ещё не на фронте, что ему было известно, не установлены были лишь причины, а та убеждённость и уверенность, с которой генерал говорил неправду.
Наконец лицо Сталина порозовело, было видно, что он взял себя в руки. Обратившись к А.И. Шахурину и Н.П. Селезнёву, он поблагодарил их и распрощался. Я хотел последовать их примеру, но Сталин жестом остановил меня. Он медленно подошёл к генералу. Рука его стала подниматься. «Неужели ударит?» — мелькнула мысль.
— Подлец! — с выражением глубочайшего презрения сказал Сталин и опустил руку. — Вон!
Быстрота, с которой удалился Павел Федорович, видимо, соответствовала его состоянию».
Через несколько дней, в апреле 1942 года, П.Ф. Жигарев был снят с руководства ВВС страны и назначен командующим ВВС Дальневосточного фронта. Лишь в 1946 году он был возвращён в Москву и назначен первым заместителем командующего ВВС, а с 1949-го стал главнокомандующим ВВС.
Это работа на Гитлера!
Не меньшую нетерпимость Сталин проявлял к недобросовестному выполнению своих профессиональных обязанностей. Ныне отношение к бракоделам стало иным. Серия неудачных запусков космических аппаратов, каждый из которых стоил миллиарды рублей, обвал дороги, построенной к форуму АТЭС, строительство жилых домов, которые тут же разваливаются, прокладка бракованных труб теплоцентралей в Северной столице, массовые отравления недоброкачественными продуктами и медикаментами стали обыденными явлениями в постсоветской России в значительной степени и потому, что виновные были уверены в своей безнаказанности.
Непримиримый к разгильдяйству Сталин требовал собранности при выполнении своих профессиональных обязанностей. Необходимость в этом возросла с первых же дней войны. В своей речи от 3 июля 1941 года Сталин призвал отрешиться от «благодушия, от беспечности». Он требовал, чтобы советские люди «перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили на новый, военный лад». Бракоделов сурово наказывали. По воспоминаниям С.М. Штеменко, в дни напряжённого ожидания немецко-фашистского наступления летом 1943 года в Ставку «поступило сообщение о засылке на Курскую дугу самолётов-истребителей с негодной обшивкой. Сталин сделал из этого вывод о небоеспособности всей нашей истребительной авиации».
3 июня 1943 года заместителей наркома авиационной промышленности А.С. Яковлева и П.В. Дементьева вызвали к Сталину. Как вспоминал Яковлев, «в кабинете кроме Сталина находились маршалы Василевский и Воронов. Мы сразу заметили на столе куски потрескавшейся полотняной обшивки крыла самолёта и поняли, в чём дело. Предстоял неприятный разговор». По словам Яковлева, обшивка крыльев истребителей Як-9 стала растрескиваться и отставать в полёте из-за ухудшения качества нитрокраски. «Сталин, указывая на куски негодной обшивки, лежавшие на столе, спросил: «Вам об этом что-нибудь известно?» — и зачитал донесение из воздушной армии, дислоцированной в районе Курска, присланное вместе с образцами негодной обшивки. Мы сказали, что случаи срыва обшивки нам известны. Он перебил нас: «Какие случаи? Вся истребительная авиация небоеспособна. Было до десятка случаев срыва обшивки в воздухе. Лётчики боятся летать. Почему так получилось?!»
Сталин взял кусок полотна, лакокрасочное покрытие которого совершенно растрескалось и отваливалось кусками, показал нам и спросил: «Что это такое?» Дементьев попытался объяснить причину этого явления и пообещал исправить ошибки в кратчайший срок. Сталин с негодованием обратился к нам: «Знаете ли вы, что это срывает важную операцию, которую нельзя проводить без участия истребителей?» Да, мы знали, что готовятся серьёзные бои в районе Орёл — Курск, и наше самочувствие в тот момент было ужасным. «Почему же так получилось?! — продолжал всё больше выходить из себя Сталин. — Почему выпустили несколько сот самолётов с дефектной обшивкой? Ведь вы же знаете, что истребители нам сейчас нужны как воздух! Как вы могли допустить такое положение и почему не приняли мер раньше?»
Яковлев и Дементьев пытались объяснить, что дефект на заводе не проявлялся, а обнаруживался лишь под воздействием атмосферной среды. Яковлев вспоминал, что ему «никогда не приходилось видеть Сталина в таком негодовании. «Значит, на заводе это не было известно?» — «Да, это не было известно». — «Значит, это выявилось на фронте, только перед лицом противника?» — «Да, это так». — «Да знаете ли вы, что так мог поступить только самый коварный враг?! Именно так и поступил бы — выпустил бы на заводе годные самолёты, чтобы они на фронте оказались негодными! Враг не нанёс бы нам большего ущерба, не придумал бы ничего худшего. Это работа на Гитлера!» Он несколько раз повторил, что самый коварный враг не мог нанести большего вреда. «Вы знаете, что вывели из строя истребительную авиацию? Вы знаете, какую услугу оказали Гитлеру?! Вы — гитлеровцы!» Трудно себе представить наше состояние в тот момент. Я почувствовал, что холодею. А Дементьев стоял весь красный и нервно теребил в руках кусок злополучной обшивки.
Несколько минут прошло в гробовом молчании. Наконец Сталин, походив некоторое время в раздумье, несколько успокоился и по-деловому спросил: «Что будем делать?» Дементьев заявил, что немедленно исправим все самолёты. «Что значит немедленно? Какой срок?» Дементьев задумался на какое-то мгновение, переглянулся со мной: «В течение двух недель». — «А не обманываете?» — «Нет, товарищ Сталин, сделаем». Я ушам своим не верил. Мне казалось, что на эту работу потребуется по крайней мере месяца два... Срок был принят.
Когда мы выходили из кабинета Сталина, я облегчённо вздохнул, но вместе с тем не мог не сказать Дементьеву: «Слушай, как за две недели можно выполнить такую работу?» «Там разберёмся, а сделать надо», — ответил Дементьев... Благодаря экстренным мерам, принятым наркоматом, действительно удалось в течение двух-трёх недель на многих самолётах укрепить обшивку крыла, полностью устранить опаснейший дефект, который в критический момент войны мог обречь нашу истребительную авиацию на бездействие и лишить воздушного прикрытия наши войска. Проведённая работа оказалась ко времени. Буквально через два-три дня началось знаменитое сражение на Орловско-Курском направлении».
О долге и чести
В своей борьбе за исполнение своего профессионального долга и соблюдение морально-этических норм Сталин сталкивался с сопротивлением радикалов, прикрывавшихся ультрареволюционной фразеологией. О том, что даже в конце 20-х годов были широко распространены попытки пересмотреть традиционные представления о морали, свидетельствует осуждение педагогической деятельности А.С. Макаренко в 1928 году работниками Наркомпроса УССР. Эксперт украинского Наркомпроса, изображённый в «Педагогической поэме» как «профессор Чайкин», говорил: «Товарищ Макаренко хочет педагогический процесс построить на идее долга... Мы советуем товарищу Макаренко внимательно проследить исторический генезис идеи долга. Это идея буржуазных отношений, идея сугубо меркантильного характера, советская педагогика стремится воспитать в личности свободное проявление творческих сил и наклонностей, но ни в коем случае не буржуазную категорию долга».
Эксперт продолжал: «С глубокой печалью и удивлением мы услышали сегодня от уважаемого руководителя двух образцовых учреждений призыв к воспитанию чувства чести. Мы не можем не заявить протест против этого призыва. Советская общественность также присоединяет свой голос к науке, она также не примиряется с возвращением этого понятия, которое так ярко напоминает нам офицерские привилегии, мундиры, погоны».
Следствием этих нападок на талантливого педагога стало его отстранение в 1928 году от руководства детской колонией имени Горького, создание которой стало шедевром его деятельности по воспитанию бывших беспризорников.
Восстановление в обществе таких морально-этических норм, как долг, честь, которые старались уничтожить троцкисты и другие мелкобуржуазные радикалы, было в значительной степени связано с деятельностью И.В. Сталина. В своём выступлении на первом Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года Сталин говорил: «Труд у нас... является делом чести и славы». Он подчёркивал, что в Советской стране «трудовой человек в почёте... Трудовой человек чувствует себя у нас свободным гражданином своей страны... И если он работает хорошо и даёт обществу то, что он может дать, он — герой труда, он овеян славой».
По инициативе Сталина или при его поддержке в Советской стране была создана невиданная прежде в мировой истории система материального и морального поощрения передовиков производства. Премирование и вынесение благодарностей замечательным труженикам, доски почёта, различные правительственные награды, включая медали «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие», ордена Трудового Красного Знамени, «Знак Почёта», и, наконец, звание Герой Социалистического Труда, установленные ещё до войны, свидетельствовали о всемерном поощрении тех, кто добросовестно исполнял свой долг перед обществом.
Сталин высоко ценил тех, кто честно и добросовестно трудился в тылу. В своём докладе 6 ноября 1942 года в разгар Сталинградской битвы Сталин заявил: «Наши военные заводы и смежные с ними предприятия честно и аккуратно снабжают Красную Армию орудиями, миномётами, самолётами, танками, пулемётами, винтовками, боеприпасами. Наши колхозы и совхозы также честно и аккуратно снабжают население и Красную Армию продовольствием, а нашу промышленность — сырьём».
Ещё до начала войны, а затем и в ходе неё по инициативе Сталина или при его поддержке была создана целая система награждений тех, кто доблестно выполнял свой воинский долг. В годы войны 12 тысяч советских военнослужащих стали Героями Советского Союза, миллионы из них были награждены боевыми орденами и медалями или удостоены благодарностей Верховного Главнокомандующего. В своём приказе от 23 февраля 1946 года нарком обороны И.В. Сталин писал: «Наши бойцы, офицеры и генералы оправдали доверие народа и с честью выполнили свой долг перед Родиной».
Теперь, столкнувшись с разрушительными последствиями духовного кризиса, который разразился в нашей стране после реставрации капитализма, президент В.В. Путин в своём Послании Федеральному собранию с опозданием на 21 год фактически признал, что морально-этические нормы, которыми руководствовались в советское время, были выброшены за борт. Лишь возвратившись на социалистический путь развития, наша страна может восстановить принципы честного выполнения общественного и профессионального долга, которые упорно отстаивал И.В. Сталин.
Обсудить новость на Форуме