15:00 23.03.2010 | Все новости раздела "КПРФ"
Обсуждаем обращение «Путь России – вперёд, к социализму!» Образ будущего, за которое борется КПРФ. Условия потребления «по потребности». Полная автоматизация необходимого труда и «гиперксерокс»
В предыдущей статьемы изложили представление о социализме как об обществе справедливого (или, говоря точнее, максимально возможно приближенного к таковому) неравенства, определяющегося неизбежным и необходимым неравенством количества и качества труда, которое, в свою очередь, определяется неравенством природных качеств людей – их интеллекта, волевых качеств, работоспособности, заинтересованности, знаний и навыков, физических сил, скорости реакций и т.д. и т.д. Переход к коммунизму, то есть к бесклассовому обществу материального равенства, в котором распределение осуществляется не по результатам труда, а по потребностям, возможен только как результат достижения состояния изобилия, а не тогда, когда уравнение в бедности и нужде достигается насильственными средствами. Мы получили самое общее представление о том, каким образом это в принципе может быть возможно. Например, вода в водопроводе распределяется «по потребности». У большинства граждан нет счётчиков на воду, то есть они платят не за конкретный объём потреблённой воды, а фиксированную сумму за саму услугу пользования водопроводом. Почему же при этом никто, заплатив эту фиксированную сумму, не стремится присваивать в личную собственность и запасать воду в бесконечном количестве – вёдрами, бочками и цистернами? Почему каждый потребляет воду действительно по потребности и во вполне умеренных, разумных и ограниченных количествах? Именно потому, что её количество не лимитировано, потому, что она имеется в изобилии.
Может ли аналогичная ситуация быть достигнута в отношении продуктов питания, одежды, жилья и т.д.? Простейшее и наиболее часто выдвигаемое возражение против этого состоит в том, что вода не является продуктом человеческого труда, а пища, одежда, жильё и т.д. – являются. Это возражение, к примеру, одним из участников обсуждения статьи «» на интернет-форуме КПРФ было сформулировано следующим образом: «хотелось бы спросить прямо, на каком основании сравнивается количество воды в реке, за которой нет очереди с количеством хлеба, который нужно посадить, вырастить, собрать, намолотить и обработать соотв. чтобы получить хлебобулочную продукцуию? Река течет сама по себе и ее никто не обрабатывает чтобы она текла и воду в ней никто не производит-поэтому вода в реке бесплатная. Но хлеб не может быть бесплатным никогда т.к. он вырабатывается в результате труда и использования ресурсов. Безграничный труд и безграничное пользование ресурсами очень быстро унитчтожит саму эту деятельность».
На самом деле, в процитированном отрывке ставятся сразу две проблемы: проблема ограниченности возможного общественного труда и проблема ограниченности природных ресурсов – то есть, как минимум, двух источников жизненных благ. Проблему, связанную с ограниченностью ресурсов, мы рассмотрим в отдельной работе, а сейчас обратимся к первому вопросу. Да, действительно, – в отличие от воды – булки, джинсы и автомобили сами собой на ветках не растут. Соответственно, делается вывод, что создание изобилия (нелимитированного объёма, условной «бесконечности») этих продуктов требует изобилия (нелимитированного объёма) необходимого общественного труда. Но, поскольку нелимитированный объём труда несовместим с жизью (а, тем более, с жизнью на достойном уровне), и в реальности возможный объём как индивидуального, так и совокупного общественного труда всегда остаётся лимитированной величиной, то лимитированным остаётся и объём продуктов этого труда. То есть изобилие невозможно, и мы снова возвращаемся к ситуации не-изобилия, нужды и, следовательно, неравенства в отношении всех продуктов потребления, производимых человеком.
Приведённое выше рассуждение, на первый взгляд, не вызывает никаких сомнений как в плане своих исходных посылов, так и в плане логики. Однако, оно не учитывает такого фактора, как повышение производительности труда и его автоматизацию. А, между тем, механизация, а затем и полная автоматизация труда позволяет создавать тот же продукт если не полностью без затрат труда, то с пренебрежимо малыми затратами. Как весьма чётко и верно сформулировал другой участник обсуждения той же статьи на форуме: «Обязательным условием наступления коммунизма является возможность уничтожения труда. Это значит возможность обеспечить всех хотябы биологически необходимым минимумом жизненно важных ресурсов без того, чтобы их нужно было производить трудом. <...> Научный коммунизм станет возможным только тогда, когда наука и технологии достигнут уровня, на котором можно будет создать изобилие жизненно важных ресурсов практически без труда, или с настолько малым количеством труда, который не потребует никакого материального стимулирования. Исходя из этого строительство коммунизма в значительной степени сводится к развитию науки и коммунистических (то есть нетрудозатратных) технологий произвоства важнейших биологических ресурсов, необходимых человеку. Этими ресурсами прежде всего является пища. Именно способность производить без труда количество пищи большее, чем люди в состоянии съедать, и станет той ключевой вехой в развитии цивилизации, после которой коммунизм станет возможным, хотя потребуется еще некоторое время, чтобы он действительно наступил» (сделаем важную ремарку: речь идёт не об уничтожении труда, а о достижении принципиальной возможности уничтожения труда, что превращает труд из материальной необходимости в свободную творческую самореализацию личности).
Конечно, наступление коммунизма не может быть неким одномоментным событием и разовым качественным переходом. Речь идёт об условиях постепенного прорастания коммунистических отношений в социалистическом (а в ограниченных формах – даже в капиталистическом) обществе. При этом сфера некоммунистического распределения и, соответственно, некоммунистических товарно-денежных отношений не исчезает полностью, но постоянно сокращается и сжимается вплоть до столь малых «резерваций», наличие которых заметно только тем немногим членам общества, для которых эти отношения психологически важны и комфортны. Остальные члены общества от необходимости с этой сферой соприкасаться освобождаются, то есть получают возможность жить в коммунизме в полном смысле слова.
Поясним сказанное примерами. Наиболее красноречив в данном случае пример информационного производства. В чём состоит принципиальное, качественное различие информационного производства от вещественного (сельскохозяйственного, кустарно-ремесленного, промышленного)? Оно состоит в том, что информационный продукт, раз произведённый, далее может копироваться в любом потребном количестве копий с пренебрежимо малыми затратами труда. То есть, если человек владеет материальным предметом (не важно – сам он его произвёл или получил в результате общественного обмена), то он может наделить им соседа не иначе, как отняв у себя. Но, если он владеет информационным объектом (электронной книгой, музыкальной записью, фильмом, электронной фотографией и т.д.), то он может в полной мере (не «разделив» или «уравняв», а именно в полной мере и без затрат труда) наделить им соседа, при этом сам его ничуть не утратив. Таким образом, трудовая стоимость единичной копии информационного продукта будет выражаться дробью, в числителе которой стоит стоимость производства оригинала, а в знаменателе – число общественно необходимых копий. Следовательно, если данный продукт является действительно общественно необходимым, то есть нужен не единичному потребителю или малой группе такомых, а большому количеству пользователей, то трудовая стоимость единичной копии продукта будет стремиться к нулю.
Обратим внимание на то, что уровень развития производительных сил уже обеспечивает возможность коммунистического распределения в отношении информационного продукта. Практическая реализация этой возможности сдерживается сегодня только характером уже исторически отживших и представляющих анахронизм производственных отношений и правовой системы. Попытка приравнять информационный продукт к материальной вещи, законодательно запретить его копирование и приравнять таковое к «краже интеллектуальной собственности» – это ничто иное, как попытка спасти отжившие производственные отношения путём запрета на реализацию новых возможностей, связанных с развитием производительных сил. Но эта попытка исторически обречена, и драконовская жестокость законодательства об «авторском праве» есть на самом деле отражение его бессилия и неадекватности. Это попытка остановить естественный процесс путём его «запрещения». Она ведёт лишь к тому, что большинство общества объявляется «преступниками», то есть заявленная правовая категория фактически не соблюдается и признаётся обществом нелегитимной.
Формальная легализация свободного копирования незасекреченной и социально недеструктивной информационной продукции – это лишь вопрос времени. Развитие событий в данном направлении неизбежно. Наиболее прогрессивные производители информационной продукции в спектре от музыкальных групп до разработчиков компьютерных программ это уже поняли и начинают приспосабливаться к новым реалиям. Конечно, это не значит, что разом исчезнут товарно-денежные отношения и категория прибыли. Но товарно-денежные отношения вынуждены будут приспосабливаться, отступать, находить для своего выживания новые ниши, своего рода «резервации», освобождая основное пространство социального бытия для принципиально новых, по существу коммунистических отношений, формируемых новым уровнем развития производительных сил.
Как будет происходить процесс этого вытеснения капитализма «в резервации»? По мере того, как с одной стороны «борьба с пиратством» будет обнаруживать своё бессилие и нелегитимность в глазах общества, а, с другой стороны, всё большую популярность будут получать бесплатные и зачастую open source (то есть с «открытым кодом» – открытые для дальнейшей переработки, развития и модернизации) аналоги коммерческих программ, всё большее количество фирм-производителей будет переходить на принципиально новую схему работы. А именно – выпускать бесплатные программы, а зарабатывать на создании приложений к ним по заказу конкретных лиц и организаций, в этих приложениях персонально заинтересованных. Такой подход на самом деле диктуется рыночным законом: значение выше упомянутой нами дроби, определяющей трудовую стоимость единичной копии информационного продукта, не стремится к нулю только тогда, когда не стремится к бесконечности её знаменатель. То есть только в том случае, если копий продукта требуется ограниченное количество. (Отметим, что сейчас цена «лицензионного софта» не имеет никакого отношения ни к законам рынка, ни к трудовой стоимости – по существу она произвольна и определяется диким и абсолютно внеэкономическим диктатом монополистов, превративших государственные аппараты в свой инструмент. Для того, чтобы представить всю дикость этого произвола представим аналогичную ситуацию, перенесённую в иную эпоху: законодательный запрет воспроизводить копию купленного вами колеса или шапки, законодательный запрет перенимать и использовать придуманный соседом способ ведения хозяйства и т.п.).
Конечно, описанный выше переход не сделает коммерческие фирмы, по-прежнему ориентированные на извлечение прибыли, коммунистическими предприятиями. Они сами останутся в рамках капиталистических отношений. Для них производство основного массового программного продукта – распространяемого теперь бесплатно – будет по-прежнему оставаться лишь маркетинговым ходом, необходимым условием для реализации их коммерческого продукта – то есть приложений к основной программе, создаваемых по заказу конкретных нуждающихся в них пользователей. Коммерческая фирма при этом, по-прежнему, «живёт при капитализме» – в рамках капиталистических мотивов и отношений. Но подавляющему большинству пользователей это совершенно не важно. Ведь, если вы не относитесь к числу заказчиков узкоспециализированных приложений, то общеупотребительный софт вы скачиваете по коммунистическому принципу – то есть по потребности и даром.
В рамках данной статьи мы говорим только об одной стороне дела – о коммунистическом характере распределения и потребления. Вторая сторона дела – возможные варианты коммунистического производства и, прежде всего, мотивы к труду в условиях независимости уровня потребления от его результатов, – будет рассмотрена нами в отдельной работе. Пока же мы анализируем только формы коммунистического распределения и принципиальные необходимые условия для их существования. Тут, действительно, масса примеров имеется уже сегодня – «пиратство», файлообменные сети и проч. и проч. Кстати говоря, эти примеры самым наглядным образом демонстрируют очень быстрое изменение тех особенностей человеческой психики, которые до сих пор подавляющим большинством считались врождёнными и имманентными. Речь идёт, конечно, об «инстинкте собственности». Естественно, что, когда появился сначала интернет с его бесплатными электронными библиотеками, а затем файлообменники и локальные сети, первым побуждением получившего доступ к этому информационному изобилию человека было скачивать и скачивать информацию. То есть создавать копии информационых продуктов в своей личной собственности – на дискетах, винчестерах домашних компьютеров, потом на CD и DVD дисках, на «могильниках» (съёмных внешних винчестерах большого объёма) и т.д. Но по мере того, как люди стали привыкать к постоянному и свободному изобилию, к тому, что могут в любой момент времени открыть в интернете необходимую книгу или скачать из локальной сети понадобившийся фильм, мотивации к созданию «частнособственнических» копий стали на глазах слабеть и отмирать. Ситуация стала аналогична ситуации с водой. Если она идёт из крана в любое время и в потребном количестве, то очень немного найдется желающих держать в квартире цистерну с запасом воды. И с электронными книгами, фильмами, музыкой ситуация постепенно начинает приближать к тому же итогу. Всё меньше и меньше людей держат у себя личные копии, предпочитая не «приватизировать» копии информационных продуктов в личную собственность, а пользоваться непосредственно из «общественного фонда» локальной или глобальной сети. То есть явочным порядком идёт обобществление информационной продукции. Более того, уже и на персональных компьютерах всё чаще и больше появляются разделы «общественного доступа» (на чём и основан принцип файлообменных сетей), то есть даже информация на самом персональном компьютере конкретного единичного пользователя всё более становится общественным достоянием.
Обратим внимание, что это происходит безо всякого насилия, морального давления и общественного осуждения «частнособственнических инстинктов» – просто как результат изменения условий бытия. Более того, нетрудно представить, что любая попытка запретить или ограничить право или техническую возможность скачивать информацию на «частнособственнический» жёсткий диск, не только не ускорила бы, а, наоборот, существенно бы задержала отмирание «хватательного инстинкта». Чтобы человек сам отказался от частной собственности, нужно, чтобы никто не ограничивал его в этом праве и в этой возможности не только насилием, но и любого рода моральным давлением. «Вы действительно хотите одну из своих комнат занять цистерной с водой (или ящиками с записанными вами DVD дисками)? – Ну, на здоровье!».
Хорошо, – говорят нам оппоненты – пока речь идёт о фильмах, музыке и электронных книгах, тут коммунизм возможен. Но фильмами и музыкой сыт не будешь. А хлеб, брюки и машины по-прежнему остаются в рамках производства материального, вещественного. Их невозможно копировать подобно файлам. Да, действительно, невозможно. Пока что. Хотя рано или поздно технический прогресс, по-видимому, именно к этому и придёт. Но давайте посмотрим на соотношение общественного труда, осуществляемого в сфере информационного и вещественного производства. Не секрет, что в развитых странах это соотношение уже в последние десятилетия прошлого века было в пользу информационного производства, и его доля с тех пор с каждым годом продолжает возрастать. То есть для обеспечения всего общества в продуктах вещественного производства (как сельскохозяйственных, так и промышленных) требуется всё меньшая и меньшая доля общественно необходимого труда, всё меньшая и меньшая доля занятого населения. Причём процесс сам себя усиливает и ускоряет: чем больше производителей высвобождается из сферы материального производства в сферу информационного – тем быстрее совершенствуются технологии, тем больше производительность труда в том числе и в сфере материального производства и, стало быть, тем меньше и меньше доля занятого в нём населения. Дело идёт к тому, что доля общественного труда, необходимого для обеспечения общественных нужд в вещественной продукции, станет просто пренебрежима мала. Иными словами, по мере развития производительных сил то есть производительности труда пренебрежима мала станет их трудовая стоимость и рыночная цена.
Да, конечно, в пределах обозримого будущего будут оставаться материальные вещи, в отношении которых невозможно обеспечить изобилие. Можно свести почти к нулю стоимость типовой квартиры, но нельзя обеспечить всех желающих виллой на Кипре и персональным царским дворцом. Нельзя обеспечить всех «по потребности» алмазами, изумрудами, золотыми унитазами и подлинниками картин из музеев. Вряд ли хватит на всех «по потребности» чёрной икры и уж точно не хватит мамонтового мяса. Одним словом, предметы роскоши, не являющиеся обязательными и необходимыми для повседневной жизни могут ещё очень долго (возможно, бесконечно долго) оставаться резервациями некоммунистических отношений. Но что в этом страшного? Пусть будет какая-никакая отдушина для людей, для которых личная собственность и обладание эксклюзивными предметами роскоши нераздельно связана со смыслом жизни и самооценкой. Пусть для желающих будет оставаться возможность жить «вне коммунизма». Пусть, в конце концов, будут оставаться материальные стимулы, хотя бы в виде предметов роскоши. Это никак не отрицает того, что основной объём производства, распределения и потребления (а, следовательно, и общественных отношений) будет коммунистическим по своей природе.
Кстати, если уделить несколько слов футурологии и научной фантастике, то представляется весьма вероятным, что дальнейший научный прогресс будет связан со всё возрастающими возможностями создавать цифровые матрицы материальных предметов. То есть оцифровывать вещи (с постепенно возрастающим уровнем разрешения), точно так же, как сегодня мы оцифровываем текст, звук и изображение. Затем, преобразовывать их, подобно тому, как сегодня мы работаем с изображениями в фотошопе. А затем на основе этой цифровой матрицы воспроизводить вещи, воплощая их вновь в материальную форму так, как сегодня мы распечатываем на принтере картинку или воспроизводим музыку. То есть мы сможем структурировать материю на основе цифровой матрицы – будет ли идти речь только о быстром химическом синтезе или также и о превращении химических элементов. Весьма вероятно, что в будущем копирование (причём, портативное) один раз созданного или найденного материального предмета будет осуществляться с теми же пренебрежимо малыми затратами труда, с какими мы сегодня копируем текст на ксероксе. Если мы представим себе поступательное развитие подобной технологии, позволяющей в точности воспроизводить любые предметы не только в смысле их внешнего вида, но и в смысле структуры, химического состава, всей совокупности свойств и качеств, то мы приблизимся к ситуации абсолютного и полного коммунизма. То есть в этом случае уже не останется уникальных предметов роскоши, да и вообще уникальных объектов и явлений как таковых. Хоть бриллиант, хоть полотно мастера эпохи Ренессанса, хоть шкуру мамонта можно будет «оцифровать» и «распечатать» причём так, что копия и оргинал будут столь же неотличимы, как сегодня неотличима копия файла от оригинала. А если мы представим возможность полностью свободного преобразования и структурирования материи (включая преобразование элементов) и относительную свободу масштабов (допустим, в пределах «оцифровки», преобразования и «распечатки» целых планет)...
Это, конечно, пока в чистом виде научная фантастика, хотя первые шаги её реализации мы, весьма вероятно, сможем наблюдать уже в ближайшие десятилетия. Но речь идёт сейчас о том, что даже на современном уровне научно-технического развития предпосылки для пусть не полного осуществления, но, по крайней мере, для проростания коммунистических отношений вызрели.
Даже в рамках современного изжившего себя капитализма мы видим, что цена одной и той же вещи различается в сотни и тысячи раз в зависимости от брэнда фирмы-изготовителя. Это значит, что практически весь объём трудовой стоимости был вложен не в материальную вещь, а в создание связанного с ней привлекательного виртуального образа в массовом сознании. Стоимость же самой вещи (без брэнда) пренебрежимо мала. Настолько мала, что очень недалёк тот день, когда безбрэндовые вещи станут такими же бесплатными, как полиэтиленовые мешки в универсамах. Ведь по существу в сегодняшнем виртуализованном капитализме материальная вещь – это и есть не более чем такой «мешок» для упаковки созданного пиаром и привязанного к брэнду образа. А материальная вещь... Да в конце концов, себестоимость её столь невелика по сравнению с затратами на создание привлекательного брэнда, что её можно раздавать в порядке рекламной акции!
В современных развитых странах капитализм всё меньше и меньше связан с процессом производства, распределения и потребления реальных материальных жизненных благ. Автомобиль миллиардера за миллион долларов и автомобиль рабочего за 20 тысяч долларов по своим потребительским качествам отличаются крайне незначительно. То же самое можно сказать об одежде, в которую они одеваются, о пище, которую едят. Разве что только качество их жилищ пока действительно разное. Но в целом сфера реального производства и потребления жизненных благ уже осуществляется практически уравнительно, обеспечивая все основные потребности человека (базовые материальные потребности на весьма достойном уровне обеспечены сегодня даже у безработного). Колоссальная же разница в стоимости жизни фактически «ушла в виртуал», стала просто предметом социальной игры – знаком социального статуса, престижа, места в общественной иерархии. Капитализм вынужден покидать реальность и превращаться в «Матрицу», в виртуальный симулякр.
Здесь необходимо сделать ещё одну ремарку. Как уже было отмечено выше, избавление от нужды не есть только изобилие предметов потребления, но также и избавление от необходимого труда. До тех пор, пока необходимый труд сохраняется – до тех пор сохраняется и нужда, поскольку каждый продукт потребления оплачен временем, вынужденно отнятым из жизни для его производства. Именно поэтому, кстати, переход к коммунизму не осуществился и даже теоретически не мог осуществиться на индустриальном уровне развития производства силами промышленного пролетариата. Необходимые материальные условия для прорастания коммунистических отношений возникают тогда, когда по мере автоматизации производства рутинный механический труд полностью передаётся механизмам и, следовательно, промышленный фабрично-заводской пролетариат исчезает как класс.
В самом деле, представим себе умозрительный эксперимент. В некой условной гипотетической модели пролетариат в полном согласии с гипотезой Маркса захватывает в свою коллективную собственность все средства производства. Допустим для чистоты модели, что это происходит одновременно во всём мире и на том уровне концентрации производства, когда буржуазия уже настолько монополизирована, что численность её ничтожна, и она поэтому не может оказать сколько-нибудь существенного сопротивления. То есть победивший пролетариат не имеет серьёзных противников в лице внешней или внутренней реакции и не нуждается в создании собственного государства как аппарата классового насилия для её подавления. Модель, разумеется, умозрительная и условная, однако попытаемся представить, в каком направлении она будет развиваться.
Учитывая, что общественное производство в рамках заданной модели находится на индустриально-промышленном уровне развития, основу суммарного общественного продукта составляет продукт труда рабочих, без которого производство невозможно и немыслимо: производство уже механизировано, но оно ещё далеко не автоматическое, поэтому простой механический стереотипный труд рабочего по-прежнему необходим.
Рабочие победили и обобществили средства производства. Поскольку класс эксплуататоров ликвидирован, а производство переведено из режима неограниченной максимизации прибыли в режим удовлетворения общественных потребностей (то есть в режим разумной достаточности), мера необходимого труда существенно снизилась. У каждого отдельно взятого рабочего появилось свободное время на творческое саморазвитие. Досуг (свободное от механического машинного труда время человеческой жизни) становится главной общественной ценностью. Но вот тут-то и возникает вопрос: как эту общественную ценность делить. На всех её заведомо не хватает. То есть либо каждый должен отработать пусть не 8, пусть 6 или даже 4 часа в день у станка, а в остальное время может заниматься свободным творчеством (собственно, коммунистическим трудом). Либо же этот общественный ресурс будет распределяться неравномерно. То есть выделится особая социальная группа творческих людей, которая будет пользоваться этим ресурсом преимущественно – за счёт остальных.
Простой здравый смысл свидетельствует о том, что неизбежное и естественное неравенство интеллектуальных, творческих, волевых, лидерских качеств между людьми плюс эффективность разделения труда, которая лишь возрастает по мере усложнения характера труда и развития производственных навыков, неизбежно толкнёт развитие событий на второй путь. О том же свидетельствует и логика марксистской теории: наличие излишков неизбежно ведёт к расслоению, и не столь важно, что излишками в данном случае выступают не материальные предметы, а излишки времени. Значит, с неизбежностью снова произойдёт расслоение на новые классы, хотя и первоначально не антагонистические. Этих классов, как минимум, будет два – собственно рабочий класс (уже не пролетариат, а коллективно владеющий средствами производства класс рабочих) и трудовая интеллигенция – врачи, учителя, учёные, конструкторы, инженеры, программисты и т.д. – т.к. невозможно представить серьёзное освоение и занятие этими профессиями без отрыва от рабочей специальности. Качество жизни рабочего класса и трудовой интеллигенции по определению будет различаться даже в случае их имущественного равенства, поскольку неравноценна привлекательность творческого и простого механического труда. Следовательно, тенденцией будет повышение социальной престижности творческих профессий и снижение престижности рабочих профессий, что заставит ввести в той или иной форме ценз. Например, конкурс при поступлении в ВУЗ. То есть закрепить общественное неравенство на основе неравенства тех или иных личностных способностей. Но, поскольку людьми, не имеющими соответствующих способностей, данное разделение будет восприниматься как дискриминация (то есть нарушение их коллективных интересов, а, следовательно, и классовых представлений о справедливости), поддержание этого разделения потребует в той или иной форме прямого или косвенного социального насилия, которое приведёт к возникновению классовых противоречий и антагонизма.
Допустим, неизбежное неравенство качества неквалифицированного механического труда и труда творческого компенсируется нормами диктатуры рабочего класса, то есть политическими преференциями рабочего класса либо различием обязательных количественных (или временных) норм труда, либо разницей в оплате труда в пользу менее квалифицированного и менее творческого. Но эта схема ничего принципиально не меняет. Она подразумевает уже имеющиеся социально-классовое противоречие и борьбу, что неизбежно порождает новое лицо – государственный или квазигосударственный аппарат насилия, который, даже если и будет формироваться изначально из числа либо рабочего, либо интеллигентского класса (в зависимости от того, кто перетягивает возникшее противоречие в свою пользу), но с неизбежностью осознает собственные корпоративные интересы и станет самостоятельным игроком, стремящимся стать арбитром над обеими сторонами и, играя на их противоречиях, занять господствующую позицию.
Однако и это ещё не всё. Помимо рабочих и трудовой интеллигенции неизбежно возникновение ещё одной социальной группы – профессиональных управленцев. Можно, конечно, представить ситуацию, когда управление осуществляется исключительно на общественных началах, путём формирования советов самими трудовыми коллективами с регулярной ротацией их состава. Однако очевидно, что развитое промышленное производство, притом не в рамках одного завода, а в рамках отрасли, региона, страны, мира в целом, проблема планирования и распределения и т.д. с неизбежностью потребуют профессионализма управленческих кадров и их отрыва от основной специальности. Можно переучить рабочего в управленца, но при этом он по характеру своего бытия (а, следовательно, со временем и сознания) перестанет быть рабочим.
Можно попытаться поставить корпорацию управленцев под контроль советов трудовых коллективов, то есть поставить в положение наёмного менеджера. Но тут возникает другой вопрос. Поскольку люди по природе своей различны и в отношении лидерских качеств образуют пирамиду, то неизбежно расслоение самих советов трудовых коллективов, а, тем более, всех вышестоящих Советов, ступенчато ими избираемых. Неизбежно внутри советов выделится группа активных общественников, заинтересованных в том, чтобы сосредоточить в своих руках вопросы управления и оторваться от контроля реальных трудовых коллективов. С другой стороны, с той же неизбежностью возникнет обратная тенденция со стороны масс трудящихся отделаться от дополнительной общественной нагрузки и перепоручить её желающим – то есть тем же общественникам. Сомкнувшись, эти две тенденции сделают контроль трудовых коллективов за советами сначала высших, а затем и низовых уровней чисто номинальным. Активные общественники по характеру своего бытия сомкнутся и сольются с профессиональными управленцами («наёмными менеджерами») в единый общественный слой с общими социальными (квази-классовыми) интересами. То есть возникнет слой управленческой бюрократии, формально не владеющий, но фактически распоряжающийся общенародной общественной собственностью на средства производства и продукты труда.
В конечном итоге неизбежен альянс обеих групп управленцев (наёмных профессионалов и активистов-общественников, не желающих возвращаться к станку), квазигосударственных структур, возникших из необходимости урегулирования социальных противоречий, и творческой интеллигенции с целью изменения изначально заложенного в модели равенства и узурпации свободы от механического нетворческого труда. Иными словами, восстанавливается модель общества классового неравенства и эксплуатации труда. И это неизбежно, поскольку пока сохраняется необходимый (как антитеза свободному, творческому) труд, до тех пор в обществе сохраняется и нужда – «и с нуждой должна снова начаться борьба за необходимые предметы и, значит, должна воскреснуть вся старая дребедень» (К.Маркс), хотя бы даже если в роли «необходимых предметов» выступает время человеческой жизни, свободное от необходимого (несвободного, не исходящего из внутренней потребности в творческой самореализации) труда.
Как видим, исходные условия октябрьской социалистической революции в России 1917 года резко отличались от условий «идеальной модели» пролетарской революции: индустриально неразвитая страна, в которой подавляющее большинство населения составляет не пролетариат, а крестьянство; ожесточённая гражданская война и борьба с интервенцией; существование в условиях враждебного капиталистического окружения и необходимость строить социализм в отдельно взятой стране; острая необходимость в форсированной мобилизационной индустриализации; Великая Отечественная Война и последующая гонка вооружений в ходе холодной войны. И, тем не менее, приведённая выше «идеальная модель» достаточно чётко описывает причины и механику разрушения советского общества и капиталистической контрреволюции.
Вывод из приведённого нами анализа состоит в том, что общество, в котором необходимый (несвободный) человеческий труд сохраняется и не в полной мере передан автоматическим механизмам, по определению не достигло уровня развития производительных сил, необходимого для перехода в бесклассовое состояние. Следовательно, промышленный пролетариат ни при каких условиях не может осуществить переход к бесклассовому, неэксплуататорскому обществу свободного от диктата производственных отношений развития – то есть к коммунистическому обществу. Необходимым условием такого общества является полная автоматизация производства то есть практически полное снятие необходимости участия человека в процессе производства необходимых материальных жизненных благ, не говоря уж о стереотипном, механическом и, тем более, физическом труде. Только в этом случае несвободный, необходимый труд (стимулируемый материальной потребностью в его результатах, общественным принуждением, в том числе моральным и психологическим, чувством долга перед обществом и т.д.) исчезает, и на его место приходит свободный труд, мотивированный не нуждой, а исключительно творческой самореализацией человеческой личности – причём для всех членов общества.
Статьи по теме
Обсудить новость на Форуме