12:30 19.12.2011 | Все новости раздела "КПРФ"
Малоизвестные страницы истории. Трудный 1942-й год
Фальсификация истории — это попытка наглой подмены самой России. Одним из главных объектов фальсификаций антисоветчики избрали историю героического подвига советского народа, освободившего мир от немецкого фашизма.
Суть начатой либерально-буржуазными кругами — как доморощенными, так и закордонными — фальсификации российской истории в том, чтобы подменить наше общее прошлое, биографию народа, а вместе с ней — и биографии миллионов соотечественников, посвятивших свои жизни возрождению и процветанию нашей Родины, борьбе за её свободу от иноземного владычества. Понятно, что искренние патриоты не приемлют эту игру напёрсточников. Поэтому читатели «Правды» горячо одобрили опубликованную газетой в канун 70-летия начала Великой Отечественной войны статью фронтовика, доктора филологических наук, почётного профессора Тверского государственного университета Александра Огнёва и настойчиво рекомендовали газете продолжить публикацию его разоблачений фальсификаторов истории. Выполняя пожелания читателей, редакционная коллегия «Правды» приняла решение публиковать главы исследования заслуженного деятеля науки РФ А.В. Огнёва в пятничных номерах газеты.
Трагедия 2-й ударной армии
В феврале 1942 года в районе Старой Руссы и юго-западнее Демянска войска Северо-Западного фронта окружили 16-ю немецкую армию, но все их попытки уничтожить её не удались, в апреле враг сумел её деблокировать. А. Проханов писал, что «власовская армия, когда её сдал фашистам генерал-предатель, не восстала, сложила оружие». Здесь идёт речь о 2-й ударной армии. Не заслужила она того, чтобы на неё прилепили столь чёрное пятно.
17 января 1942 года эта армия, наступая на город Любань, прорвала оборону противника в районе Мясного Бора, продвинулась вперёд почти на 90 километров. Немецкое командование бросило против неё 11 дивизий, 19 марта её окружили, но, предприняв контрудар, наши войска восстановили связь с нею. 20 марта командующий Волховским фронтом Мерецков послал своего заместителя генерала Власова во 2-ю ударную армию сначала в качестве своего представителя, а несколько позже его назначили командующим этой армией. Она была снова окружена. Отрезанная от баз снабжения, она испытывала острую нужду в продовольствии и боеприпасах. 21 июня дивизионный комиссар И. Зуев докладывал Военному совету Волховского фронта: «Войска армии три недели получают по 50 гр. сухарей. Последние три дня продовольствия совершенно не было… Люди до крайности истощены… Боеприпасов нет».
Надо было срочно разорвать кольцо окружения и вывести из него наши войска. Мерецков отметил: «Нам удалось высвободить три стрелковые бригады и ряд других частей, в том числе один танковый батальон. На эти скромные силы, сведённые в две группы, возлагалась задача пробить коридор шириной в полтора-два километра, прикрыть его с флангов и обеспечить выход войск 2-й ударной армии, попавших в окружение. Сигнал к наступлению дали на рассвете 10 июня. Артиллерия произвела короткую подготовку. Танки и пехота двинулись в атаку… Но успеха не получилось. Было ясно, что имевшимися силами нам врага не сломить».
А. Василевский, по предвзятой оценке Ю. Мухина, далёк от того образа мудрого полководца, какой сложился в сознании наших людей: ведь он-де сыграл «позорную роль… в истории гибели 2-й ударной». К. Мерецков в книге «На службе народу» рассказал об усилиях командования Волховского фронта обеспечить выход войск 2-й ударной армии, попавших в окружение: «Ночью мы с А.М. Василевским снова пересмотрели все ресурсы фронта и наметили ряд частей и подразделений для переброски к месту прорыва… 19 июня танкисты нашей 29-й танковой бригады, а за ними и пехота прорвали оборону противника и вышли на соединение с войсками 2-й ударной армии, наступавшими с запада. А через два дня ударом с востока и запада был пробит коридор шириною 300—400 метров вдоль железной дороги. Воспользовавшись этим коридором, из 2-й ударной армии на Мясной Бор вышла большая группа раненых бойцов и командиров». Вышли около 16 тысяч человек.
«Части 2-й ударной армии, участвовавшие в прорыве, — продолжает Мерецков, — вместо того чтобы направить свои усилия на расширение прорыва и закрепление флангов, сами потянулись вслед за ранеными. В этот критический момент командование 2-й ударной армии не приняло мер по обеспечению флангов коридора и не сумело организовать выход войск из окружения. Попытки со стороны командования фронта сколотить из вышедших частей отряды и использовать их для обеспечения коридора также не увенчались успехом». 22 июня немцы снова замкнули кольцо окружения. Очень многим нашим военнослужащим не удалось выйти. Застрелился дивизионный комиссар И. Зуев. Начальник связи генерал А. Афанасьев пробился к партизанам. Б. Гаврилов в книге «Долина смерти. Трагедия и подвиг 2-й ударной армии» (вышла в 2007 году) пишет: «В лесу Мясной Бор в боях за коммуникации 2-й ударной армии и при выходе из окружения погибли 158000 солдат и офицеров Волховского фронта». Так ли это было в действительности?
Мухин обличает Василевского: он «без дела сидел», «просидел в штабе Мерецкова, давая Власову «на деревню дедушке» директивы, указания, информацию и наблюдая, как через узкий коридор выходит «значительная часть» армии без техники и оружия».
А что ему надо было делать? Мухин уверяет, что Василевскому необходимо было немедленно самому броситься «организовывать сражение 2-й ударной»: если бы он «возглавил 2-ю ударную армию, то ведь, возможно, спас бы 100 тысяч советских солдат». Откуда взял Мухин такую цифру? 29 июня 1942 года Совинформбюро известило, что в этих боях до 10 тысяч наших бойцов погибли и столько же пропали без вести. Видимо, эти цифры занижены. Немцы сообщили, что они захватили в плен 33000 советских военнослужащих. Они явно завысили их число. По их пути пошёл и очень решительный Мухин.
Настаивая на том, что Василевский должен был броситься в пекло боёв, он весьма оригинально отметает возможные возражения: «Умники скажут: а если бы он, начальник Генштаба РККА, попал в плен? А зачем ему было попадать в плен, у него что, пистолета не было? Генерал Ефремов, даже тяжело раненный, сумел застрелиться».
Маршал Советского Союза Василевский
Огромная, невосполнимая потеря была бы для нашей армии, для всего нашего народа, если бы случилось такое. А.М. Василевский, сын сельского священника, бывший штабс-капитан царской армии, самоотверженно служил Родине. О его блестящем военном даровании свидетельствует и то, что за два года (1941—1943) он прошёл путь от генерал-майора до маршала: в январе 1943 года Василевскому было присвоено звание генерала армии, его наградили орденом Суворова I степени. В феврале 1943 года он стал Маршалом Советского Союза.
Мало было примеров такого быстрого возвышения советских командиров в Отечественную войну. Пожалуй, вспоминается лишь путь дважды Героя Советского Союза И.Д. Черняховского, который начал войну полковником и погиб в 1945 году командующим фронтом в звании генерала армии. Можно отметить и А.Е. Голованова, начавшего войну в звании подполковника, а через три года ставшего Главным маршалом авиации.
Г. Жуков писал: «С особым уважением И.В. Сталин относился и к А.М. Василевскому. Александр Михайлович не ошибался в оценках оперативно-стратегической обстановки. Поэтому именно его И.В. Сталин посылал на ответственные участки советско-германского фронта в качестве представителя Cтавки. В ходе войны во всей полноте развернулся его талант военачальника крупного масштаба и глубокого военного мыслителя. В тех случаях, когда Сталин не соглашался с мнением Александра Михайловича, Василевский умел с достоинством и вескими аргументами убедить Верховного, что в данной обстановке иного решения, чем предлагает он, принимать не следует». Но даже он, тактичный и настойчивый, не смог бы убедить Сталина в том, что опасная обстановка заставляет его лично командовать 2-й ударной армией. Такое предложение Сталин на полном основании оценил бы как странное помрачение ума начальника Генерального штаба РККА. А без его согласия Василевский не имел права выполнить то, до чего додумался отчаянный Мухин.
При необходимости Василевский мог идти против мнения видных военачальников. Весной 1944 года накануне операции по освобождению Крыма он в качестве представителя Ставки прибыл в Кривой Рог, где 29 марта состоялась встреча с Ворошиловым, который был представителем Ставки при Отдельной Приморской армии, Черноморском флоте и Азовской военной флотилии. По распоряжению Сталина Василевскому надо было согласовать с Ворошиловым взаимодействие 4-го Украинского фронта. После ознакомления с составом сил и средств этого фронта Ворошилов сказал: «Александр Михайлович, ничего у вас не выйдет… У противника такие мощные укрепления. А тут ещё Сиваш, Перекоп».
30 марта уже в Мелитополе Ворошилов после доклада командующего 4-м Украинским фронтом Ф. Толбухина заявил, что фронт не сможет справиться со стоящими перед ним задачами. Толбухин сразу с ним согласился, хотя до этого вместе с ним всё было досконально подсчитано для успешного проведения наступательной операции. После заявлений Ворошилова и Толбухина Василевский сказал Клименту Ефремовичу: «Я сейчас же как представитель Cтавки связываюсь со Сталиным, докладываю ему обо всём и буду просить о следующем: раз Толбухин отказывается в этих условиях проводить операцию, прошу меня поставить на 4-й Украинский фронт. Я сам буду проводить Крымскую операцию».
Толбухин сразу: «Нет, нет… Я поспешил, не подумал». Ворошилов: «Ну, хорошо. Вмешиваться в действия 4-го Украинского фронта я не буду». Операция прошла успешно. За 25 дней наши войска прорвали мощную вражескую оборону и разгромили почти двухсоттысячную группировку противника. За эту операцию А. Василевский получил орден «Победа».
Дважды Герой Советского Союза маршал авиации Е. Савицкий вспоминал о том, как А. Василевский сказал ему в 1944 году во время боёв за Крым: «Хочу напомнить: ни одна из переправ через Сиваш не должна быть разбита. Уничтожение переправ практиче-ски срывает срок выполнения наступательной операции… Милый мой Евгений Яковлевич, если вы не выполните эту задачу и переправы немцы разрушат, вы будете преданы суду военного трибунала». При всей его похвальной уравновешенности и выдержке, внимательном и уважительном отношении к людям сама критическая обстановка заставляла Василевского отдавать такие жёсткие приказы.
Спор о судьбе летней кампании
Предположение Г. Жукова о нанесении врагом в 1942 году главного удара на юге не получило поддержки. С. Штеменко в книге «Генеральный штаб в годы войны» писал, что наши Cтавка и Генштаб полагали: «Судьба летней кампании 1942 года... будет решаться под Москвой. Следовательно, центральное — Московское — направление станет главным, а другие стратегические направления будут на этом этапе войны играть второстепенную роль». Считалось, что удары на всех других, кроме Московского, «направлениях не могли обеспечить немцам победоносное, а главное — быстрое завершение войны», — писал А. Князьков в статье «Советская стратегия 1942 года»… Действительный ход войны внёс серьёзную поправку в это представление.
Решая вопрос о летнем наступлении в 1942 году, немецкий генштаб отдавал предпочтение Московскому направлению, но Гитлер, поддержанный Кейтелем и Йодлем, остановился на кавказском варианте. Директива немецкого командования № 41 (кодовое наименование «Блау»), подписанная Гитлером 5 апреля 1942 года, обязывала «сосредоточить все имеющиеся силы для проведения главной операции на южном участке фронта с целью уничтожить противника западнее Дона и в последующем захватить нефтяные районы Кавказа и перевалы через Кавказский хребет».
Бывший председатель Госплана СССР Н. Байбаков рассказывал: «1 июля 1942 года на совещании группы армий «Юг» Гитлер заявил: «Если не получу нефть Майкопа и Грозного, должен буду покончить с этой войной». В один из тех жарких июльских дней меня вызвал в Кремль Сталин. Неторопливо пожал мне руку, взглянул на меня спокойно и просто, негромким, вполне будничным голосом сказал: «Товарищ Байбаков, Гитлер рвётся на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать всё, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам». И чуть ужесточив голос, добавил: «Имейте в виду, если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем»... Сталин не спеша прошёлся по кабинету и после некоторой паузы снова добавил: «Но если вы уничтожите промыслы преждевременно, а немец их так и не захватит, и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем».
Тогда, когда снова почти повторялись события лета 1941 года, очевидно, иначе и нельзя было говорить. Я молчал, думал и, набравшись духа, тихо сказал: «Но вы мне не оставляете выбора, товарищ Сталин». Сталин остановился возле меня, медленно поднял руку и слегка постучал по виску: «Здесь выбор, товарищ Байбаков. Летите. И с Будённым думайте, решайте вопрос на месте». Вот так, с таким высоким отеческим напутствием я был назначен уполномоченным ГКО по уничтожению нефтяных скважин и нефтеперерабатывающих предприятий в Кавказском регионе, а если потребуется, и в Баку».
Приказ Сталина был выполнен, немцы не получили кавказской нефти.
Гитлеровское командование считало необходимым «попытаться захватить Сталинград или, по крайней мере, подвергнуть его воздействию нашего тяжёлого оружия, с тем чтобы он потерял своё значение как центр военной промышленности и узел коммуникаций». Вначале Сталинграду отводилась вспомогательная роль, но в ходе боёв это направление стало основным — битва за город шла шесть с половиной месяцев.
Э. Манштейн в «Утерянных победах» отметил, что Гитлеру и главному командованию сухопутных войск «не удалось выработать единой стратегической концепции… Гитлер хотел добиться успеха на обоих флангах… ОКХ же стремилось достичь успеха в центре общего фронта». В первой половине 1942 года в результате просчётов нашей Ставки и командующих фронтами враг одержал на юго-западе ряд немалых побед, снова овладел стратегической инициативой и вышел в августе к Сталинграду и на Северный Кавказ. Эти большие неудачи выявили всё ещё недостаточный уровень нашего военного руководства, уязвимые места в боеготовности советских войск.
По вине командующего фронтом генерал-лейтенанта Д. Козлова и представителя Ставки Л. Мехлиса в мае 1942 года советские войска — при численном превосходстве над немцами — потерпели серьёзное поражение в Крыму, покинули Керчь, за 12 дней немецкого наступления потеряли там 176566 человек. Это существенно ухудшило положение защитников Севастополя. 4 июля после героической девятимесячной обороны они оставили его. Е. Белянкин в книге «Оборона Севастополя» сообщал, что к ноябрю 1942 года германские войска захватили территорию в 1800000 квадратных километров, на которой до войны проживали около 80 миллионов человек. СССР оказался в отчаянном положении.
М. Шолохов в главах романа «Они сражались за Родину», написанных в 1943—1944 годах, изобразил душевный мир рядовых солдат в трудное для страны летнее время 1942 года. Стрелковый полк после тяжких боёв отходит, он разбит. Главные герои — шахтёр Лопахин, агроном Стрельцов, комбайнёр Звягинцев — многое испытали и перед войной, и в армии. Но они сознают неотделимость своей судьбы от народной, для них нет нормальной жизни без победы над врагом. Шолохов правдиво показал истоки народного героизма советских людей. Их стойкость и жизнелюбие отразились и в юмористиче-ских сценках. В романе бойцы часто балагурят, попадают в смешные ситуации, подтрунивают друг над другом. Автор объяснил эту особенность: «Ну, во-первых, русскому человеку свойственно посмеяться и подшутить друг над другом в самых, казалось бы, опасных ситуациях; во-вторых, люди изо дня в день видят смерть, кровь, теряют друзей и родных... От всего этого можно сойти с ума. Надо же дать возможность человеку когда-то улыбнуться, на миг отвлечься от мрачных мыслей! А в-третьих, в жизни трагическое и комическое всегда рядом».
Большой резонанс в стране получила пьеса А. Корнейчука «Фронт», написанная в 1942 году. Она порицала тех советских генералов, которые плохо учитывали возможности новой техники, изменившиеся условия войны. Корнейчук остро поставил вопрос о причинах неудач нашей армии, резко критиковал косность и отсталость военачальников, которые плохо учились воевать по-современному. Василевский говорил о большом общественном резонансе пьесы «Фронт»: «В конце лета 1942 года она печаталась в «Правде». В Москве, если не ошибаюсь, её поставили четыре театра одновременно. Проблема, в ней затронутая, волновала всех, но более всего командный состав сражавшейся армии. В художественной форме анализировался конфликт устаревших представлений о ведении войны с утверждавшим себя на полях новым полководческим мастерством. Вопрос стоял так: либо воюй по-новому, либо ты будешь смят… Война переучивала и растила новых талантливых полководцев советской военной школы».
Пьеса публицистична, главное в ней — конфликт мыслей. В ней сатирическое разоблачение сочеталось с показом героической борьбы Красной Армии. В конфликтном столкновении раскрывают себя командующий фронтом генерал Горлов, у которого большие боевые заслуги в прошлом, но который упорствует в своём консерватизме, и командующий армией молодой генерал Огнев, умеющий хорошо схватывать новые веяния в современной войне. В Гражданскую войну Горлов проявил себя храбрым и способным командиром, но война с фашизмом потребовала иного кругозора. Он не умеет использовать должным образом возможности новой техники, упоён былой славой, не терпит самостоятельной инициативы, грубо пресекает её. Не все советские генералы достойно восприняли эту острую критику в пьесе, но Сталин поддержал автора. В 1942—1943 годах он, несмотря на свою чрезвычайную занятость, несколько раз принимал А. Корнейчука.
«Ни шагу назад!»
9 октября 1942 года был издан Указ об отмене института военных комиссаров и введении единоначалия в Красной Армии. Ж. Медведев предвзято оценил приказ наркома обороны № 227 от 28 июня 1942 года, посчитав, что он якобы свидетельствовал о панике, в которую впали «Сталин и его соратники в Политбюро летом 1942 года». Извращая суть приказа, Мерцаловы утверждали, будто он «запрещал любой отход без разрешения Москвы». На самом деле запрещался отход с позиций без разрешения свыше. Этот приказ отразил острую озабоченность нашего руководства судьбой страны, сыграл несомненную положительную роль в ходе войны. По словам К. Симонова, «дух и содержание этого документа очень сильно способствовали морально-психологическому, духовному перелому… в умах и сердцах всех, кому его тогда читали и кто держал в те дни в своих руках оружие, а значит, и судьбу Родины, да и не только Родины — человечества».
А. Чаковский в романе «Блокада» (вышел в 1976 году) отозвался об этом приказе так: «Сталин обращался со словами гневного упрёка к тем, кто проникся мыслью, что возможности для отступления безграничны, напоминал им о муках вражеской оккупации, на которую обрекает советских граждан отступление Красной Армии. Требовал объявить решительную борьбу трусам, паникёрам и всем иным нарушителям воинской дисциплины. Нет, это не был приказ отчаяния. В основе его лежала убеждённость в том, что у Красной Армии имеются объективные возможности не только противостоять врагу, не только мужественно обороняться, но и наступать, бить захватчиков так же, как они уже были биты под Москвой».
В романе «Барбаросса» В. Пикуль писал о приказе № 227: «Я был тогда слишком глуп и наивен, но доселе помню, что каждое слово этого приказа… буквально вписалось в сознание. Каждая его фраза глубоко западала в душу. И все мы тогда поняли, что теперь шутки в сторону, перловая там каша или овсяная, но дела нашего Отечества очень плохи, а главное сейчас: НИ ШАГУ НАЗАД!.. Слова приказа рушились на нас, словно тяжёлые камни… Мне и доныне кажется, что Сталин в те дни нашёл самые точные, самые весомые, самые доходчивые слова, разящие каждого необходимой правдой. Без преувеличения, я до сих пор считаю приказ № 227 подлинной классикой военной и партийной пропаганды».
Маршал В.Г. Куликов в статье «Искусство победы» писал: «Та прямота, с которой в приказе № 227 было сказано о положении, создавшемся в июле 1942 года, развёрнутая в связи с этим приказом партийно-политическая работа изменили настроение бойцов, командиров и политработников, их отношение к событиям на фронте, ещё более подняли устойчивость войск. Подтверждается это объективным критерием — темпами продвижения неприятеля. В начале июля они составляли около 15—16 километров в сутки, в августе снизились в пять раз, хотя на Сталинградском направлении была привлечена 4-я танковая армия, а число дивизий, наступающих на город, возросло с 14 до 39».
Пожалуй, справедлива мысль В. Кожинова о том, что ко «времени появления приказа «Ни шагу назад!» страна находилась в наиболее тяжёлом положении за всё время войны». Наше поражение на юге было, несомненно, большим, но всё-таки очень трудно согласиться с утверждением И. Прелина: «Наступление гитлеровских войск оказалось ещё более успешным, чем в 1941 году!»
Цейтцлер признал: «В 1942 году боеспособность русских войск стала гораздо выше, а боевая подготовка их командиров лучше, чем в 1941 году». Это свидетельство отражало реальность. Типпельскирх в своей «Истории Второй мировой войны» привёл цифры советских потерь и заключил: «Но эти цифры были поразительно низки. Их нельзя было сравнить с потерями русских не только в 1941 году, но даже ещё в сравнительно недавних боях под Харьковом. Это, несомненно, показывало, что в действительности в районе западнее Дона решающих успехов добиться не удалось».
Старший научный советник Военно-исторического института во Фрайбурге Б. Вегнер писал, что 6-я армия «неожиданно быстро» достигла территориальных целей в июне—начале июля, «главную же задачу операции — уничтожение вражеских сил, находившихся западнее Дона, — решить так и не удалось». «Бои за Миллерово 16 июля закончились взятием города, но так и не увенчались достижением наметившейся цели — окружением всей враже-ской группировки». Это он объяснил не тем, что наша армия стала намного лучше воевать, а нехваткой у германских войск подвижных соединений и перебоями с горючим.
Немецкие штабисты планировали сначала достичь Сталинграда и потом обрушиться на Кавказ, а Гитлер решил наступать одновременно на двух направлениях. 23 июля 1942 года Гальдер записал: «Всегда наблюдавшаяся недооценка противника принимает постепенно гротескные формы и становится опасной». 24 сентября генерал-полковник Гальдер был снят с должности начальника немецкого генштаба. Паулюс сказал В. Адаму, что он не знает, почему это было сделано, но вымолвил: «Правда, мне помнится, что Гальдер многократно в моём присутствии возражал Гитлеру и высказывал собственное мнение». Осенью 1942 года новый начальник генштаба генерал К. Цейтцлер признал: «Нам казалось, что наша первая главная цель достигнута. Но, увы, это был мираж. Вскоре наше наступление было приостановлено. Пришёл конец и нашим успехам на Кавказе». В разговоре с ним Гитлер высказал «глубокую неудовлетворённость ходом событий на Восточном фронте и провалом наступления».
Битва за Сталинград
Борис Горбатов в «Письмах к товарищу», напечатанных в «Правде» в октябре 1941 года, восклицал: «Я очень люблю жить — и потому иду сейчас в бой. Я иду в бой за жизнь. За настоящую, а не рабскую жизнь, товарищ! ...Люблю жизнь, но щадить её не буду. Я люблю жизнь, но смерти не испугаюсь. Жить, как воин, и умереть, как воин, — вот как я понимаю жизнь. …Раненный — не уйду из строя. Окружённый врагами — не сдамся. Нет в моём сердце сейчас ни страха, ни смятения, ни жалости к врагу — только ненависть. Лютая ненависть».
Сходные мысли были выражены в письме от 9 августа 1942 года воевавшего под Сталинградом Михаила Алексеева девушке Оле: «Хочется крикнуть на всю Русь: товарищ, друг, дорогой человек! …Бей немца чем можешь и где только можешь! Бей — ты спасёшь Родину, ты не будешь презрен поколением за то, что отдал на поругание вислозадому немцу свою могучую державу. Если у тебя, советский человек, нет под руками ничего, чем бы мог ты гвоздить немца, то вырви собственное сердце и его, раскалённое лютой ненави-стью, брось в ворога… Я очень люблю жизнь и очень хочу жить, и всё-таки я отдам без страха эту жизнь, уже решил её отдать… Потому что не всякой жизнью я хочу жить. Я привык жить в стране, где человек является хозяином своей судьбы».
Не стоит комментировать странное суждение А. Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГ» о том, что кровь штрафных рот была «цементом фундамента Сталинградской победы», и не менее странное «открытие» В. Шаламова в «Колымских рассказах»: «Армия Рокоссовского приобрела известность и популярность именно наличием в ней уголовного элемента». Откуда почерпнуты такие лживые сведения?
Бои на дальних подступах к Сталинграду начались 23 июля, враг вклинился в оборону 62-й армии, взял в кольцо около трёх дивизий. Создалась угроза окружения её основных сил. Василевский решил, что необходимо безотлагательно нанести «по врагу контр-удар силами 1-й и 4-й танковых армий»: «Сам факт нанесения сильного контрудара по противнику, который намеревался овладеть городом легко, с ходу, оказал большое психологическое воздействие. Враг остановился, выдвинув крупные силы против 1-й танковой армии, и этим ослабил кольцо окружения. Группа во главе с полковником К. Журавлёвым разорвала кольцо и отошла за Дон. Время, выигранное в ходе нанесения контрудара, позволило укрепить оборону на Дону и не допустить наступления вражеских войск в тыл 62-й армии… План с ходу захватить Сталинград был сорван, и это сыграло важную роль в стабилизации обороны на южном крыле советско-германского фронта».
Удержание Сталинграда в последние дни августа и в сентябре приобрело стратегическое значение. Германское командование связывало с захватом Сталинграда надежды овладеть Кавказом и его нефтяными районами, привлечь к войне против СССР Японию и Турцию. Наши 63-я и 21-я армии ударили по 8-й итальянской армии и захватили плацдармы западнее Серафимовича и у села Верхний Мамон.
Мощные контрудары Красной Армии на Дону заставили противника усиливать войска, обеспечивавшие там его оборону. Сюда были переброшены 8-я итальянская, а затем 3-я румынская армии, которые по первоначальным намёткам гитлеровского командования должны были действовать на Кавказском направлении. В. Куликов подчёркивал: «На главном, Кавказском направлении у противника осталось меньше сил, чем на Сталинградском, где группировка войск возросла с 38 до 69 дивизий, а группа армий «А» уменьшилась с 60 до 29 дивизий. Всего из этой группы с учётом 8-й итальянской и 3-й румынской армий на Сталинградское направление было переброшено 38 дивизий. Такое ослабление кавказской группировки свидетельствовало о срыве плана врага на летнюю кампанию 1942 года».
В середине августа начались бои на ближних подступах к Сталинграду. Ставка ВГК направила на Сталинградское направление 1-ю гвардейскую армию, стала выдвигать 24-ю и 66-ю армии. Приказ о наступлении на Сталинград Паулюс отдал 19 августа 1942 года. 23 августа немецкий 14-й танковый корпус на побережье Дона у хутора Вертячий прорвал оборону советских войск, пробил коридор глубиною в 60 километров и в полосе около 8 километров вышел к Волге в районе посёлка Рынок. 62-я армия была отрезана от главных сил Сталинградского фронта.
А. Василевский вспоминал: «23 августа 1942 года в Сталинграде развернулось жесточайшее сражение с прорвавшимися к Волге частями противника. …Телефонно-телеграфная связь с Москвой прервалась. Сталин спрашивает по радио: «Товарищ Василевский, сообщите, где вы сейчас находитесь?» Отвечаю: «В Сталинграде, на командном пункте в штольне у реки Царица». В ответ: «Врёте, сбежали, наверное, вместе с Ерёменко на левый берег…» Я оторопел и говорю: «Со мной Маленков, Малышев, Чуянов…» Трудно было в этой обстановке сохранять душевное равновесие. Все мы ясно понимали, какую смертельную угрозу означает падение Сталинграда. На северную окраину города были направлены все возможные воинские части, артиллерия. Обратились к населению с воззванием. Это был день наивысшего напряжения».
23 августа немецкие самолёты обрушили тысячи бомб на Сталинград, город повсеместно горел, целые кварталы превращались в развалины. К этому времени в Сталинграде оставалось около 710000 мирных жителей. В результате бомбардировок 23 августа в городе погибли не менее 71000 человек и около 142000 человек получили ранения, травмы и контузии. За время Сталинградской битвы погибли около 200000 городских жителей. Кое-кто из обличителей ищет виновников гибели столь многих мирных людей, хочет найти их обязательно среди советских руководителей. Но ведь вполне ясно, что люди гибли прежде всего по вине Германии.
Обсудить новость на Форуме