06:15 24.05.2010 | Все новости раздела "КПРФ"

«Катынское эхо». Несостоятельные попытки опровергнуть выводы комиссии Н.Н.Бурденко. Заключение известного русского историка Ю.В.Емельянова

В официальный оборот на русском языке введено "Заключение комиссии экспертов главной военной прокуратуры по уголовному делу N 159 о расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД" от 2 августа 1993 г. Заключение подписали Топорнин, Яковлев, Яжборовская, Парсаданова, Зоря, Беляев. Естественно, впервые этот документ из секретного уголовного дела был опубликован в Польше. Заметим это яркое доказательство тогя, что это заключение носит явно заказанной характер (Главная военная прокуратура. Уголовное дело № 159. Т. 119. Л. 1—247. Подлинник. Впервые опубл.: Orzeczenie komisji ekspertуw //Rosja а Katyn. W-wa, 1994;JażborowskaI., JablokowA., ZoriaJ. Katyn.Zbrodniachronionatajemnicą państwową.W-wa, 1998. S. 358-422.)

С начала апреля с. г. в России и Польше не прекращается шумная кампания вокруг захоронений польских офицеров в Катынском лесу, о которых впервые сообщили геббельсовские средства массовой информации 67 лет назад в апреле 1943 г. В сообщениях по радио и печати третьего рейха с 13 апреля 1943 г. утверждалось, будто польские офицеры были убиты советскими властями.

Ныне эта геббельсовская версия реанимирована.  При этом сначала власть имущие игнорировали выводы Комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров, которую возглавлял главный хирург Красной Армии, генерал-полковник медицинской службы, президент Академии медицинских наук, основоположник нейрохирургии Николай Нилович Бурденко. В состав Комиссии входили писатели, священнослужители, видные общественные деятели. Комиссия имела в своем распоряжении опытных судебных экспертов. В опубликованном 24 января 1944 г. сообщении Комиссии были изложены многочисленные свидетельства, позволившие сделать однозначный вывод: расстрелы в Катынском лесу были совершены немцами.

Теперь на свет Божий вытащили давно забытое "Заключение комиссии экспертов главной военной прокуратуры по уголовному делу N 159 о расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД" от 2 августа 1993 г. "Заключение" ставило задачей установить "обоснованность и состоятельность выводов "Сообщения" Комиссии Бурденко, дать ответ на вопрос "заслуживают ли доверия польской экспертизы сообщения Комиссии" (ранее польская экспертиза отвергла выводы Комисиии), а также поставить вопрос о "новых выводах", следующих из "катынского дела".

Советско-польские отношения: правда истории и ложь "Заключения".

Авторы "Заключения" не без оснований решили начать рассмотрение "катынского дела" с вопросов "развития советско-польско-германских отношений" перед Второй мировой войной. Однако, поставив такую задачу, они ограничились упоминанием о Рижском мирном договоре 1921 г. советско-польском договоре о ненападении 1932 г., конвенции об определении агрессии, заключенной между Польшей и СССР в 1933 г. и ряда других менее значительных событий. Авторы "Заключения" лишь вскользь упомянули о том, что до войны "советско-польские развивались трудно". Зато немало было сказано о советско-германском договоре о ненападении от 23 августа 1939 г. и советско-германском договоре о государственной границе и дружбе от 28 сентября 1939 г. Вряд ли такой выбор событий в международной жизни на протяжении двух десятилетий достаточен для взвешенного освещения сложнейших вопросов, во многом обусловивших начало Второй мировой войны.

Авторы "Заключения" начали исторический экскурс с Рижского мирного договора, заключенного 18 марта 1921 г., заметив, что этим актом "регулировались советско-польские отношения". Однако сразу же возникает вопросы: "А почему был заключен "мирный договор"? Ясно, что подписанию мирного договора всегда предшествует война. Совершенно очевидно, что польско-советские отношения возникли не с подписания Рижского договора, а раньше -- по крайней мере, после создания Советской страны 7 ноября 1917 г. и независимой Польской республики в ноябре 1918 г.

Хотя еще до создания независимой Польши В. И. Ленин 29 августа 1918 г. объявил об отказе от договорах и актах, заключенных царской Россией о разделе Речи Посполитой, с первых же дней существования Польской республики ее отношения с РСФСР обострились. 2 января 1919 г. в Варшаве была расстреляна жандармами миссия советского Красного Креста во главе с Б. Веселовским. Правительство И. Падеревского, пришедшее к власти 19 января 1919 г., продолжило антисоветскую политику своих предшественников, развернув вооруженные действия по захвату земель Украины и Белоруссии. В ходе этой необъявленной войны Западная Украина и большая часть Белоруссии, включая Минск, были захвачены польскими войсками.

25 апреля 1920 г. польские войска развернули новый поход на Советскую страну. Им удалось продвинуться на 220 км в глубь Украины и захватить Киев. Однако в мае -- июле 1920 г. польские войска были разбиты, Западная Белоруссия и большая часть Западной Украины были освобождены, а Красная Армия вступила на земли, на которых преобладало польское население.

На состоявшейся в г. Спа (Бельгия) 5 -- 16 июля 1920 г. конференции Верховного Совета Антанты, участниками которой были Англия, Франция, Италия, Япония, Португалия, Бельгия, Германия и Польша, было принято решение оказать срочную военную помощь Польше. Одновременно министру иностранных дел Великобританию лорду Джорджу Натаниелю Керзону было поручено обратиться к Советскому правительству с призывом остановить наступление Красной Армии. В своей ноте от 11 июля 1920 г. Керзон определил географические вехи линии польской восточной границы, определенной Верховным Советом Антанты. В ноте указывалось, что линия проходит с севера на юг через Гродно, Яловку, Немиров, Брест-Литовск, Дорогуск, Устилуг, восточнее Грубешова, через Крылов и далее западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Карпат. Хотя эта линия восточной границы, которая оставляла Западную Украину и Западную Белоруссию вне польской юрисдикции, получила наименование "линия Керзона", она была утверждена еще за полгода до конференции в Спа 8 декабря 1919 г. Верховным советом Антанты.

В своем ответе от 17 июля Советское правительство согласилось начать мирные переговоры с Польшей, если та непосредственно обратится к нему с подобным предложением. Одновременно Советское правительство соглашалось признать линию Керзона восточной границей Польши и даже пойти на некоторые отступления в пользу последней.

Лишь 17 августа 1920 г. правительство Польши согласилось направить в Минск своих делегатов на мирную конференцию. К этому времени Красная Армия потерпела тяжелое поражение под Варшавой. Хотя в Минске советские представители по-прежнему отстаивали линию Керзона как основу для демаркации советско-польской границы, польские участники переговоров теперь наотрез отказались признать ее. В условиях отступления Красной Армии Советское правительство оказалось вынужденным признать фактический захват польскими войсками западных областей Украины и Белоруссии. Запад поддержал Польшу.

Авторы "Заключения" скрывают то обстоятельство, что Рижский мирный договор был навязан Советской стране, разоренной и ослабленной Гражданской войной, под угрозой возобновления военной интервенции западных держав. Этот договор не разрешил проблем, приведших к войне 1920 г., а породил новые, осложнявшие отношения между Польшей и Советской страной на протяжении последующих лет.

В соответствии с подписанным в 1921 году Рижским мирным договором восточная границы Польши прошла примерно по линии второго раздела Речи Посполитой 1793 года и на 100 - 150 километров восточнее линии Керзона. Западная Украина и Западная Белоруссия оказались в составе польского государства.

В то же время положения договора предусматривали предоставление всем русским, украинцам и белорусам в Польше все права, обеспечивавшие свободное развитие культуры, языка и выполнение религиозных обрядов. Те же права предоставлялись полякам на территории РСФСР и Украины. Однако польское правительство вопиющим образом игнорировало эти положения Рижского договора. На деле в Польской республике был восстановлен режим национального угнетения, характерный для шляхетской Речи Посполитой. Объясняя преемственность политики послеверсальского государства и Речи Посполитой руководитель Крестьянской партии Польши В. Вилос заявлял: "Из-за спора Польши с Россией по поводу восточных земель мы имели пятнадцать войн и три восстания, а этот спор все еще не решен. Его можно решить только с помощью ассимиляции".

В ходе ассимиляции, или "полонизации" украинцев и белорусов ликвидировались православные церкви. Уже к концу 1924 года большинство белорусских начальных школ были ликвидированы или превращены в польские. Учителя уволены и многие из них брошены в концентрационные лагеря. К 1939 году не осталось ни одного издания на белорусском языке. Польский министр Скульский заявлял в 1925 г.: "Я заверяю вас, что через десять лет вы днем с огнем не найдете ни единого белоруса в Польше".

Последствия этой политики геноцида были отражены в меморандуме белорусских депутатов сейма, направленном 5-й сессии Лиги Наций, в котором говорилось: "Белорусский народ испытывает немыслимый террор от поляков... Телесным наказаниям подвергаются белорусские крестьяне... В начале года депутат Тарашкевич посетил Полесье; он не обнаружил ни одной деревни, где кто-либо избежал безжалостных избиений со стороны поляков... Польская полиция... выработала систему утонченных пыток".

Столь же безжалостным было национальное угнетение украинцев. Борьба за права населения Западной Украины и Западной Белоруссии органично соединялась с сопротивлением национальному гнету Варшавы.

Заключение Рижского мирного договора не привел к ликвидации многих последствий войны 1920 года. Вопреки положениям этого договора в концентрационных лагерях Польши продолжали содержаться в невыносимых условиях советские военнопленные. 9 сентября 1921 г. нарком иностранных дел РСФСР Г. Чичерин в ноте польскому поверенному в делах писал: "В течение двух лет из 130 тысяч русских пленных в Польше умерло 60 тысяч".

Авторы "Заключения" скрывали, что правительства довоенной Польши грубо нарушали положения Рижского мирного договора, поддерживая диверсионную деятельность различных антисоветских группировок, вроде формирований самозванного "начальника Белорусского государства" генерал-майора С. Н. Булах-Булаховича.

Сказать, как это делали авторы "Заключения" о том, что до войны "советско-польские развивались трудно", означало ничего не сказать об агрессивном антисоветизме польских правящих верхов в течение всего времени после заключения Рижского договора. В межвоенные годы Польша постоянно стояла в авангарде внешнеполитических действий, направленных против Советского Союза. В это время Польша активно поддерживала усилия западных держав по созданию "санитарного кордона" против СССР.

С этой целью 25 -- 30 июля 1921 г. в Риге состоялась конференция представителей Польши, Финляндии, Латвии и Эстонии. 17 марта 1922 г. на созванной по инициативе Франции конференции представителей Польши, Латвии, Эстонии и Финляндии был заключен так называемый Варшавский договор четырех стран о взаимной помощи. Для участников договора не было секрета относительно его антисоветской направленности.

7-я статья договора гласила: "Представленные на Варшавской конференции государства обязуются в случае, если одно из них без провокаций с его стороны подвергнется нападению другого государства, соблюдать благосклонную позицию по отношению к атакованному государству и заключить немедленно соглашение о необходимых мерах".

Однако поскольку создание военно-политического блока беспокоило не только Советскую страну, но и Германию, участники Варшавского договора подписали 22 апреля 1922 года секретный меморандум, в котором указывалось, что в статье 7 имелась в виду Россия. (Таким образом, секретные соглашения были заключены Польшей и другими странами "санитарного кордона" задолго до 1939 г.)

Западные державы не скрывали своих намерений использовать Варшавский договор для развязывания нового нападения против Советской страны. Комментируя итоги Варшавской конференции, французский посланник в Эстонии Жильберт писал: "Теперь наступило время для того, чтобы заговорили пушки... Польша, Латвия, Эстония, Финляндия достаточно сильны, чтобы свергнуть большевистскую власть в России".

На советско-польской границе не прекращались вооруженные провокации, а территория Польши служила базой для вылазок диверсионных и террористических банд. 15 марта 1922 г. Народный комиссариат иностранных дел РСФСР обратился с нотой протеста к ведущим странам Западной Европы по поводу событий на западной границе советских республик. В ней указывалось: "Русское правительство имеет неопровержимые доказательства формирования враждебных банд на территории соседних государств". В связи с тем, что "против Советской России заключаются новые военные союзы", НКИД высказал тревогу по поводу возможности "новой военной интервенции, открытой или замаскированной".

В ответ на диверсии, шпионаж и провокационные действия со стороны Польши и других стран "санитарного кордона" Советская Россия предлагала действенные меры, направленные на укрепление доверия со своими западными соседями. 12 июня 1922 года Советское правительство направило правительствам Польши и других стран "санитарного кордона" предложение о разоружении. На состоявшихся в августе в Таллине и в сентябре в Варшаве совещаниях представителей Польши, Румынии, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы было решено: советские предложения "заранее следует признать неприемлемыми". Это решение было утверждено на конференции этих стран в Таллине.

2 декабря 1922 г. в Москве открылась конференция по вопросам разоружения этих стран и РСФСР. Советская делегация предложила сократить вооруженные силы всех ее участников на 75%, ограничить военные бюджеты, ликвидировать военные формирования иррегулярного характера. В ответ Польша предложила ограничиться подписанием договора о ненападении между участниками конференции. Делегация РСФСР поддержала это предложение. В качестве компромисса советская делегация предложила сократить вооруженные силы на 25%.

Польша и прибалтийские страны согласились с этим предложением. Они объявили, что после такого сокращения вооруженные силы Польши должны составить 280 тысяч человек, Латвии -- 19 тысяч, Эстонии -- 16 тысяч, Финляндии -- 28 тысяч. (Вооруженные силы РСФСР в это время насчитывали 800 тысяч человек.) На самом деле партнеры РСФСР по переговорам искажали подлинные сведения о численном составе своих вооруженных сил. Глава польской делегации Радзивилл неофициально заявил представителям прибалтийских стран: "Вооруженные силы Польши в настоящее время составляют 240 тысяч человек. Нет никаких препятствий к тому, чтобы заявить большевикам, что в 1923 году вооруженные силы Польши будут составлять 280 тысяч человек". Также искажали сведения о численности своих армий и другие западные участники переговоров.

Конференция еще продолжалась, когда в середине декабря 1922 г. стало известно, что военное министерство Великобритании "внимательно изучает возможность ведения военных действий в пограничных районах России". В этих условиях московские переговоры зашли в тупик.

После знаменитого ультиматума министра иностранных дел Великобритании Керзона от 8 мая 1923 г. отношения между Советским Союзом и странами Запада еще более ухудшились. 18 -- 20 августа 1923 г. состоялось тайное совещание военных экспертов Польши, Финляндии, Эстонии и Латвии, на котором была достигнута договоренность о координации действий объединенного флота четырех стран. Нагнетание напряженности на западных границах СССР продолжалось.

Чтобы разрядить обстановку, Советское правительство в октябре 1923 года выступило с предложением подписать протоколы о ненападении с Польшей и прибалтийскими странами. Однако переговоры по этому вопросу были сорваны.

Одновременно умножались усилия по укреплению военно-политического блока западных соседей СССР. Попытки в этом направлении были предприняты на конференции в Хельсинки 16 -- 17 января 1925 года. На состоявшейся 31 марта -- 3 апреля 1925 года конференции Генеральных штабов Польши, Латвии и Эстонии было принято решение о координации действий разведки против СССР. Были распределены зоны разведки в СССР, и была достигнута договоренность об обмене развединформацией.

Созданию достаточно прочного антисоветского военно-политического блока мешали два обстоятельства. Литва не признавала захвата Польшей Вильнюса и прилегающих к нему земель. Латвия не желала раздражать Германию и Швецию созданием в Балтийском регионе блока, в котором господствовала бы Польша. Кроме того, в правящих кругах Латвии высказывались опасения по поводу авантюристического антисоветского курса Польши. 25 октября 1925 г. латвийская газета "Латвияс Саргс" писала: "Связываться с Польшей -- значит идти вместе с ней к будущей войне".

Однако правители Польши продолжали упорно добиваться создания союза приграничных государств. В 1926 году Польша активизировала попытки создать польско-прибалтийский блок. Против выступали Финляндия и Латвия. Лишь Эстония склонялась к поддержке польских планов.

1927 год был отмечен развязыванием новой международной антисоветской кампании, в ходе которой выдвигались планы развязывания интервенции против СССР. Частью этой кампании стало убийство советского полпреда в Варшаве Войкова.

Эта кампания была продолжена в 1930 году, после того, как Папа Римский Пий XII призвал верующих к "молитвенному походу" против СССР. Правительство католической Польши живо откликнулось на инициативу Ватикана. В ходе состоявшихся в течение 1930 обменов визитами между правительственными делегациями Эстонии и Польши постоянно обсуждались планы военного нападения на СССР.

В феврале 1932 года были организованы совместные маневры польских и латвийских войск возле советской границы. Командующий латвийской армии генерал Радзинь заявлял: "В случае польско-советской войны Латвия не должна оставаться нейтральной, а должна воевать вместе с Польшей".

В ответ на эти провокационные заявления и действия Советское правительство вновь обратилось к своим западным соседям с предложением подписать договоры о ненападении. После долгих проволочек, вызванных главным образом сопротивлением со стороны Польши, договоры о ненападении с ними были подписаны. Договор о ненападении с Польшей был подписан 25 июля 1932 г. В июле 1933 г. по инициативе СССР состоялось подписание Конвенций об определении агрессии между Советским Союзом и представителями Польши, Эстонии, Латвии, Литвы, Эстонии.

Упомянув о советско-польском договоре о ненападении 1932 г., авторы "Заключения" пишут: "Ошибочно было бы приписывать польской стороне прогерманский, прогитлеровский курс. Ю. Бек, польский министр иностранных дел, действовал в соответствии с позиции равной удаленности от Германии и России -- "двух врагов". На самом деле "равной удаленности" не существовало.

Крен польского правительства в сторону Германии усилился после прихода к власти Гитлера. В своих беседах с польским посланником Высоцким в мае 1933 года Гитлер всячески подчеркивал не только "миролюбие" и "уступчивость" Германии, но и "общность задач" двух стран в борьбе против "угрозы с Востока". Эти заявления нашли отклик в правящих кругах Польши. В своей лекции о международном положении польский помещик князь Сапега в сентябре 1933 г. заявил: "Перед нами встал вопрос -- будем ли мы форпостом Европы, расширяющимся в восточном направлении, или станем барьером, преграждающим путь европейской экспансии на Восток. Господа, история уничтожит этот барьер, и наша страна превратиться в поле битвы, где будет вестись борьба между Востоком и Западом. Поэтому мы должны стать форпостом Европы, и наша внешнеполитическая задача заключается в том, чтобы подготовиться к такой роли и всячески содействовать европейской солидарности и европейской экспансии".

Эти настроения подогревались новыми призывами к общей борьбе против коммунизма и рассуждениями о том, что "расположенная на границе Азии" Польша должна сыграть роль "бастиона", прозвучавшими в беседе Гитлера с польским послом Липским 15 ноября 1933 г.

Сближение Польши и гитлеровской Германии нашло выражение в подписании 26 января 1934 года декларации о мирном разрешении споров. Сообщая в Варшаву о речи Гитлера при подписании декларации, посол Липский писал: "Обратившись к вопросу о России, он сказал, что, в отличие от других, не является оптимистом в том, что касается России. Он опасается, в частности, что этот гигант, чей уровень вооружений является весьма угрожающим, может превратиться в опасность для Европы... Коснувшись русско-японского конфликта, он высказал мнение, что Россия перед лицом такого динамичного курса Японии будет вынуждена отказаться от своих позиций на Дальнем Востоке. Она получит тогда возможность всю силу своего давления обратить на Запад. Очень серьезная опасность тогда возникнет тогда для западной цивилизации, особенно в связи с тем, что Россия прочно укоренилась в своей коммунистической доктрине. С этой точки зрения канцлер рассматривает роль Польши как очень важную. Он сказал: "Польша является последним барьером цивилизации на Востоке".

Липский полностью одобрил эти идеи. Он писал в Варшаву: "Если мы воспримем нынешнее положение политики канцлера в отношении нас как положительный фактор, то мне представилось бы в высшей степени желательным, чтобы в ближайшем будущем развитие польско-германских отношений шло в направлении высказанных канцлером идей".

В это время Германия уже вышла из Лиги наций и встала на путь милитаризации. Незадолго до подписания польско-германской декларации 19 декабря 1933 года СССР предложил ряду европейских стран подписать договор о взаимной помощи против агрессии. Предполагалось, что в этом договоре могли бы принять участие помимо СССР и Франции Бельгия, Чехословакия, Польша, прибалтийские страны, то есть те государства, которые граничили с Германией и могли бы стать жертвами ее агрессии. В ответ министр иностранных дел Франции Барту предложил подписать "Восточный пакт" -- договор о взаимной помощи между СССР, Польши, Чехословакии, Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы и Германии. Барту предлагал сделать Германию участником этого пакта, чтобы последняя не могла утверждать, что ее окружают. В то же время Барту подчеркивал: "Наши малые союзники в центре Европы должны быть готовы смотреть на Россию как на опору против Германии".

Когда переговоры о "Восточном пакте" были в разгаре, посол Липский был приглашен к рейхсминистру иностранных дел Нейрату, который высказался о необходимости польско-германского сотрудничества в связи с обсуждением плана Барту. Нейрат предупредил посла о необходимости сохранения тайны в ходе дальнейших польско-германских переговорах по этому вопросу. Затем он проводил Липского к Гитлеру.

По словам Липского, Гитлер "заявил, что присоединение Германии к пакту означало бы усиление Советов, чего он не желает по принципиальным соображениям и что было бы, по его мнению, не только в ущерб Германии, но и всей Европе. В создавшейся обстановке позиция Польши имеет решающее значение. Если Польша, хотя она и является соседом СССР, присоединится к пакту, это лишит его главного аргумента, которым он располагает. Это вынудит его изменить свою позицию и договариваться в конце концов до чего-либо с великими державами. С другой стороны, если бы он мог быть уверен, что отношение Польши к пакту тоже отрицательное, тогда достаточно одних тактических мер, которые осуществить сравнительно просто".

8 сентября Германия отвергла проект "Восточного пакта", а 27 сентября ее примеру последовала и Польша. Через несколько дней 9 октября 1934 г. автор проекта "Восточного пакта" Барту был убит вместе с королем Югославии.

Правда, идея "Восточного пакта" продолжала обсуждаться в Европе. 3 июня 1935 г. Франция предложила Германии подписать "Восточный пакт", в котором бы Германия и Польша взяли на себя обязательства о ненападении на страны Восточной Европы. Данное предложение свидетельствует о том, что к тому времени Германию и Польшу рассматривали как союзников и ни о какой "равной удаленности" Польши от СССР и Германии не было и речи. Это предложение было отвергнуто Германией и Польшей.

О том, что Германия и Польша были готовы действовать заодно свидетельствовало заявление рейхсминистра экономики Германии Я. Шахта управляющему французским банком Таннери в начале ноября 1935 г.: "Рано или поздно Германия и Польша поделят между собой Украину, пока же мы удовлетворимся захватом Прибалтики".

Тем временем в Литве опасались совместных действий Германии и Польши против этой республики и видели лишь в Советском Союзе надежную гарантию защиты. 29 марта 1937 года посланник Финляндии в Литве Палин писал в Хельсинки: "Трудности, существующие у Литвы во взаимоотношениях с Германией и Польшей, не существуют у нее во взаимоотношениях с Советским Союзом... Если опасность, угрожающую со стороны Польши и Германии, расценивают как очень большую, то является только естественным, что дружба с Советским Союзом занимает такое большое место во внешней политике Литвы".

Знаменательно, что в своем выступлении 5 ноября 1937 года перед высшими военными и государственными деятелями Германии, в котором он изложил ближайшие планы захватов Германии территорий соседних с ней государств, Гитлер исходил из дружественного нейтралитета Польши.

О возможности совместных действий Германии и Польши по захвату земель соседних с ними стран писали в польской печати. В польском журнале "Пржеглад Повсечни" в 1938 году говорилось: "Сам Риббентроп намерен посетить Варшаву, Каунас, Ригу, Таллин и Хельсинки, чтобы установить там протекторат Польши под протекторатом Германии".

О том, что совместные экспансионистские действия Польши и Германии скоро стали реальностью, свидетельствовали события после подписания Мюнхенского соглашения 30 сентября 1938 года о разделе Чехословакии. В то время как в Судетскую область вступали германские войска, 2 октября 1938 г. Польша захватила земли Тешинской Силезии, принадлежавшие Чехословакии.

В "Заключении" ни слова ни сказано о соучастии Польши в разделе Чехословакии, но зато утверждалось, будто правительство Польши с 1936 года отвергало призывы Германии к совместным действиям против СССР. При этом было сказано, что 25 ноября 1936 г. Германия пригласила Польшу присоединиться к Антикоминтерновскому пакту, но она отвергла это предложение. На самом деле 25 ноября 1936 г. так называемый Антикоминтерновский пакт был подписан между Германией и Японией и Польше в тот день никто никаких предложений по поводу присоединения к этому пакту не делал. В то же время совместные действия Германии и Польши по срыву "Восточного пакта", разделу Чехословакии, планы раздела Прибалтики имели явную антисоветскую направленность.

С ноября 1938 г. в мире стали говорить о скором походе Германии против СССР. Плацдармом для нападения была избрана Карпатская Русь (или Закарпатская Украина), отделенная от Чехословакии. Французский посол в Берлине Кулондр писал в декабре 1938 года: "Что касается Украины, то на протяжении последних десяти дней о ней говорят все национал-социалисты... Похоже, что пути и средства еще не определены, но цель, по-видимому, точно установлена -- создать Великую Украину, которая станет житницей Германии. Для достижения этой цели надо будет подчинить Румынию, убедить Польшу, отторгнуть земли у СССР. Германский динамизм не останавливается ни перед одной из этих трудностей, и в военных кругах уже поговаривают о походе на Кавказ и Баку".

При этом правители Германии предлагали польскому правительству принять участие в этом походе. Об этом еще в январе -- феврале 1935 г. говорил Геринг во время охоты в Беловежской пуще. По словам заместителя министра иностранных дел Польши графа Шембека, Геринг "почти предложил нам антирусский союз и совместный поход на Москву. При этом он высказал мнение, что Украина стала бы зоной влияния Польши, а северо-запад России -- зоной Германии".

Геринг повторил эти предложения в беседе с Липским в августе 1938 года. По словам Липского, Геринг заявил: "Польша может иметь известные интересы в России, например на Украине".

24 октября 1938 г. в беседе с Липским Риббентроп предложил выработать Польше совместную с Германией позицию в отношении СССР. Лишь в этот день (а не за два года до этого, как утверждалось в "Заключении") Польше было предложено присоединиться к Антикоминтерновскому пакту. (К тому времени участниками пакта были лишь Германия, Япония и Италия.)

Правда, одновременно Риббентроп предложил, чтобы Польша передала Германии Данциг (Гданьск) и экстерриториальную полосу для сооружения автострады и многоколейной железной дороги между Западной и Восточной Пруссией.

В ноябре 1938 г. представители третьего рейха вновь запрашивали польских руководителей: "Не имеет ли Польша проектов в отношении кавказской нефти и вообще существует ли у Польши план экономического проникновения в Россию?"

В Варшаве охотно откликались на эти запросы и посулы. 10 декабря 1938 года Шембек объяснял польскому послу в Москве Гжибовскому: "Нам чрезвычайно трудно сохранять равновесие между Россией и Германией. Наши отношения с последней полностью основываются на концепции наиболее ответственных лиц третьего рейха, которые утверждают, что в будущем конфликте между Германией и Россией Польша явится естественным союзником Германии".

Согласившись признать Данциг немецким городом и обеспечить связь Восточной Пруссии с остальной Германии, польское правительство в то же время не пожелало согласиться на включение Данцига в состав третьего рейха.

Через несколько месяцев 21 марта 1939 г. Риббентроп вернулся к вопросам, поставленным им в беседе с Липским в ноябре 1938 г. На сей раз рейхсминистр иностранных дел Германии резче ставил вопрос о территориальных требованиях рейха. В то же время он подчеркивал, что соглашение между Германией и Польшей должно иметь "определенную антисоветскую направленность".

Отказ Польши принять германские требования вызвали острый международный кризис. Авторы "Заключения" умалчивают о том, что польское правительство 11 мая 1939 г. отвергло предложение Советского правительства о заключении договора о взаимопомощи. Польша сохраняла верность своему антисоветскому курсу.

"Заключение" умалчивает и о том, как западные державы затягивали решение вопроса о принятии срочных мер по оказанию отпора гитлеровской агрессии, начиная с весны 1939 г. Когда переговоры с представителями Англии и Франции о заключении соглашения о военном сотрудничестве начались 12 августа 1939 г., советская делегация заявила о готовности направить для борьбы против агрессии 120 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч тяжелых орудий, 10 тысяч танков, 5 тысяч самолетов. Однако вскоре выяснилось, что советские войска не смогут приблизиться к армии агрессоров.

14 августа советская делегация на переговорах выразила "сожаление по поводу отсутствия у военных миссий Англии и Франции точного ответа на поставленный вопрос о пропуске советских вооруженных сил через территорию Польши и Румынии". Советская делегация заявила, что без "положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Франции и СССР обречено на неуспех".

С 17 по 20 августа дипломаты Великобритании и Франции несколько раз обращались к Беку с призывом согласиться на пропуск советских войск через польскую территорию, но получили отказ. Об этом не найти ни слова в "Заключении", но зато там много высказано набившей оскомину критики относительно советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г.

Объясняя причины подписания СССР договора о ненападении с Германией, авторы "Заключения" утверждали: "Сталин рассчитывал, что путем сделки с Германией, нейтрализовав ее агрессию против СССР, ценой раздела Польши, удастся ее "переиграть", потянуть время и столкнуть Гитлера с "оплотом западного империализма" -- Англией и Францией". При этом авторы "Заключения" скрывали, что подписанию договора от 23 августа 1939 г. предшествовало Мюнхенское соглашение от 30 сентября 1938 г., позволявшее Гитлеру развернуть агрессию против СССР и другие многочисленные действия западных держав, направленные против нашей страны с октября 1917 г.

Совершенно ясно, что соглашение на западных условиях в ходе московских переговоров, обрекло бы СССР на полномасштабное вовлечение в войну против Германии, после того, как эта страна разбила бы Польшу. Дальнейшие события показали, что даже после объявления Англией и Францией войны, они в течение восьми месяцев не предприняли попыток начать военные действия против Германии. Если Англия и Франция так безучастно реагировали на разгром союзной им Польши, то, разумеется, не было оснований полагать, что эти страны выступили бы, если бы начались военные действия между Германией и СССР, так как они давно стремились именно к такой цели.

Авторы "Заключения" умалчивали и о том, что в течение лета 1939 года Германия провела целую серию тайных переговоров с представителями Запада с целью добиться "нового Мюнхена". В них участвовал Герман Вольтат, являвшийся советником Германа Геринга. С 7 августа 1939 г. в переговорах принял участие сам Геринг. Составлялись планы прибытия в конце августа Геринга в Лондон и подписания там соглашения между Германией и Великобританией. Было очевидно, что Запад стремился "выйти из игры", направив германскую агрессию на Восток против СССР. Эти переговоры убедили Берлин в том, что Запад не готов к войне против Германии. В то же время сведения об этих переговорах поступали и советскому руководству, лишь усиливая его недоверие к своим партнерам по московским переговорам. 7 августа советская военная разведка доносила о том, что "после визита Вольтата в Лондон Гитлер убежден в том, что в случае конфликта Англия останется нейтральной". В этой связи переговоры, которые Запад вел с СССР, представлялись советскому руководству ловушкой, в которую может попасть наша страна в случае, если она, связанная обязательствами о вооруженном отпоре германской армии, вторгнувшейся в Польшу, останется с один на один с сильным агрессором.

Совершенно очевидно, что история польско-советских и польско-германских отношений изложена крайне однобоко в "Заключении". Всё, что не отвечает апологетическому восхвалению довоенной политике Польши, выброшено из повествования. Ряд утверждений, восхваляющих польскую политику, откровенно лживы. В результате политика Польши в отношении СССР и гитлеровской Германии искажена до неузнаваемости.

Такой же метод произвольной манипуляции с историческими и иными фактами авторы "Заключения" использовали и при изложении других аспектов так называемого "Катынского дела".

Как польские офицеры стали военнопленными.

Рассказывая о том, при каких обстоятельствах польские офицеры стали военнопленными, авторы "Заключения" обращали основное внимание на то, что вступление Красной Армии на польскую территорию произошел без формального объявления войны Польше. Они отвергали объяснение Советского правительства в ноте, которая была вручена польскому послу в Москве, о том, что "польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни... польское государство и его правительство фактически перестали существовать". Между тем нет никаких оснований полагать, что польское государство и польское правительство продолжали нормально функционировать до 17 сентября 1939 г.

Хотя в "Заключении" говорилось о разделе Польши между Германией и СССР, на самом деле под советскую юрисдикцию перешли земли Западной Украины и Западной Белоруссии, то есть те территории, которые еще в 1919 -- 1920 гг. ведущие державы мира признали не принадлежащими Польше. Фактически советско-германская границы прошла по "линии Керзона".

Не объявление войны объяснялось и тем, что советские войска вступали в Польшу для того, чтобы, как говорилось в ноте, "взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии". Они не имели намерения уничтожать остатки польской армии. Учитывая это, главнокомандующий польской армии Рыдз-Смиглы перед своим бегством в Румынию отдал приказ не оказывать сопротивления Красной Армии.

В "Заключении" нет ни слова о восторженном приеме солдат Красной Армии в западных областях Украины и Белоруссии. Между тем в своем исследовании "Революция из-за границы", подготовленном на основе письменных свидетельств поляков, покинувших СССР вместе с армией Андерса в 1942 г., Ян Гросс, которого никак нельзя заподозрить в просоветских симпатиях, признавал: "Следует отметить и сказать это недвусмысленно: по всей Западной Украине и Западной Белоруссии, на хуторах, в деревнях, городах Красную Армию приветствовали малые или большие, но в любом случае заметные, дружественно настроенные толпы...Толпы сооружали триумфальные арки и вывешивали красные знамена (достаточно было оторвать белую полосу от польского флага, чтобы он стал красным)... Войска засыпали цветами, солдат обнимали и целовали, целовали даже танки... Иногда их встречали хлебом и солью". Восторг многих украинцев, белорусов, евреев был вызван крушением ненавистного режима национального угнетения и спасением от установления еще худшего режима нацистов.

Изъявления радости по поводу прихода армии, освобождавшей их от национальной дискриминации, сопровождались взрывом ненависти по отношению к свергнутому строю. Украинцы, белорусы, евреи объединялись в группы, атаковавшие польскую администрацию, которая пыталась найти защиту у остатков польской армии. По всей территории Западной Украины и Западной Белоруссии происходили вооруженные стычки.

Как отмечал Я. Гросс, "части польской армии, перемещавшиеся через восточные воеводства, -- их всего было несколько сот тысяч солдат -- во многих случаях наталкивались на недружественное местное население. Свои последние бои польская армия на своей территории вела против украинцев, белорусов, евреев". Так как последние обращались за помощью к советским войскам, в эти стычки втягивалась и Красная Армия. Этим во многом объяснялись потери среди Красной Армии, которую сначала все население без исключения встретило так радостно. "Гражданское население (главным образом поляки), -- отмечал Я. Гросс, -- присоединилось к разрозненным частям польской армии и активно сражалось вместе с ними против советских войск. Было немало примеров такого рода, и в дальнейшем это способствовало отношению советских властей к гражданскому населению как к противозаконным элементам".

Попытки же бывших польских офицеров организовывать среди местного польского населения заговоры против новой власти вызывали аресты среди поляков. При этом основная часть населения Западной Украины и Западной Белоруссии усиленно помогала советским властям "разоблачать" "заговорщиков", даже, если к этому не было особых оснований.

В то же время значительная часть польского населения западных областей Украины и Белоруссии не была готова поддержать борьбу против Советской власти. Опираясь на письменные впечатления тех поляков, которые воспринимали "освободительный поход Красной Армии" как оккупацию и в 1942 году покинули СССР, Ян Гросс в упомянутой выше книге писал: "При советской оккупации отсутствовало чувство всепроникающего дискриминационного презрения сверхлюдей, которое так энергично излучали немцы... В чем эта оккупация отличалась от нацистской или какой-либо другой -- так это в том, что советские люди вели себя в оккупированной Польше так же, как и в своей стране... Странным образом оккупация создала раздвоенную реальность. Появилось больше школ, больше возможностей для высшего образования и профессиональной подготовки, обучения на родном языке, поощрения физического и художественного развития. Казалось, что многие препятствия, обычно мешавшие движению наверх, были удалены. Наблюдалось резкое увеличение занятости; на фабриках и в учреждениях требовалось в два раза больше рабочих и административных служащих, чем до войны. Как писал один очевидец: "Если кто-нибудь просил работу в конторе, он ее получал. Было несколько десятков тысяч людей... для которых поражение Польши не было поводом для траура, а скорее захватывающим началом, возможностью, о которой нельзя было и мечтать, для того, чтобы принять участие в видимой политической деятельности".

Об этих сторонах Освободительного похода Красной Армии авторы "Заключения" умолчали. Вместо этого, они несколько раз настойчиво повторили о том, что СССР не выполнял обязательства международных конвенций об обращении с военнопленными, подписанных в Женеве в 1864 г. и в Гааге в 1907 г. Поскольку авторам "Заключения" известно, что к тому времени СССР не подписал эти конвенции, они уверяли, будто Советское правительство делало устные заявления о готовности их выполнять. Между тем для того, чтобы страна стала участницей международной конвенции ее полномочные представители должны ее подписать, а высший орган власти этой страны ратифицировать эту конвенцию.

Совершенно абсурдным является заявление авторов "Заключения": "Как известно, входивший в Лигу наций СССР должен был соблюдать международные конвенции". Так могут говорить люди, совершенно не знакомые ни с теорией, ни с практикой международного права. Членство в самых авторитетных международных организаций не приводит к автоматическому превращению стран в участников всех международных конвенций. Известно, например, что, будучи членом ООН, США не являются участником международной конвенции о запрете применения химического оружия. Множество стран, являющихся членами ООН и МОТ, не подписали и не ратифицировали различные международные конвенции, регулирующие условия труда. Удивительным образом свое абсурдное утверждение подписали лица, обладавшие степенями юридических наук и занимавшие крупные посты в институтах по вопросам права.

Рассказывая об обстоятельствах пленения польских офицеров,

авторы "Заключения" проявили не только недобросовестность в выборе исторического материала, но и невежество в вопросах международного права.

Поиск мотивов преступления.

В своем "Сообщении" члены Комиссии Н. Н. Бурденко так объясняли причины уничтожения польских офицеров немцами в Катынском лесу: "Расстреливая польских военнопленных в Катынском лесу немецко-фашистские захватчики последовательно осуществляли свою политику уничтожения славянских народов". Утверждая, что польские офицеры были расстреляны немцами, советские власти еще до начала работы Комиссии под руководством Н. Н. Бурденко исходили из всего, что было известно о действиях немецко-фашистских оккупантов к весне 1943 г. Немало было известно и о планомерной политике уничтожения славянских и других народов, объявленных в гитлеровской Германии "неполноценными". Материалы, которые были затем представлены на Нюрнбергском процесса подтвердили справедливость таких суждений.

Из этих материалов следовало, что Польша стала объектом широкомасштабных репрессий в ходе нацистской оккупации. В памятной записке М. Бормана, предъявленной на Нюрнбергском процессе, излагались принципы германской политики в Польше, превращенной в генерал-губернаторство. Через год после начала оккупации 2 октября 1940 г. А. Гитлер, по свидетельству М. Бормана, в своей беседе с генерал-губернатором Г. Франком "подчеркнул, что поляки, в противоположность нашим немецким рабочим, рождены специально для тяжелой работы; нашим немецким рабочим мы должны предоставлять все возможности выдвижения: по отношению к полякам об этом не может быть и речи. Даже нужно, чтобы жизненный уровень в Польше был низким, и повышать его не следует... Если поляк будет работать 14 часов, то, несмотря на это, он должен зарабатывать меньше, чем немецкий рабочий".

Борман писал: "Фюрер разъяснил, что... будет совершенно правильным, если в губернаторстве будет избыток рабочей силы, тогда необходимые рабочие будут действительно ежегодно поступать оттуда в империю. Непременно следует иметь в виду, что не должно существовать польских помещиков; там, где они будут, -- как бы жестоко это ни звучало, -- их следует уничтожить... Фюрер подчеркнул еще раз, что для поляков должен существовать только один господин -- немец; два господина, один возле другого, не могут и не должны существовать; поэтому должны быть уничтожены все представители польской интеллигенции. Это звучит жестоко, но таков жизненный закон".

Излагая программу действий по отношению к церкви в Польше, Гитлер сказал: "Будет правильным, если поляки останутся католиками; польские священники будут получать от нас пищу, за это они станут направлять своих овечек по желательному для нас пути. Священники будут оплачиваться нами, и за это они будут проповедовать то, что мы захотим. Если найдется священник, который будет действовать иначе, то разговор с ним будет короткий. Задача священника заключается в том, чтобы держать поляков спокойными, глупыми и тупоумными. Это полностью в наших интересах".

Но и до получения этих указаний Гитлера, Франк уже начал проводить безжалостную политику по отношению к польскому народу. В первый же год после начала оккупации свыше 2 миллионов поляков были вывезены на принудительные работы в Германию. Польское население подвергалось жестоким репрессиям. В интервью Ганса Франка, данном корреспонденту газеты "Фёлькишер беобахтер" Клайссу 6 февраля 1940 г., генерал-губернатор объяснял, чем отличается жизнь в "протекторате Богемия и Моравия" от жизни в генерал-губернаторстве: "Образно я могу об этом сказать так: в Праге были, например, вывешены красные плакаты о том, что сегодня расстреляно 7 чехов. Тогда я сказал себе: "Если бы я захотел отдать приказ о каждых семи расстрелянных поляков, то в Польше не хватило бы лесов, чтобы изготовить бумагу для таких плакатов. Да, мы должны были поступать жестоко".

Однако вскоре Франк заявил, что до сих пор оккупанты не действовали в полную силу при проведении репрессий. 30 мая 1940 г. в своем выступлении перед руководителями полиции генерал-губернаторства Ганс Франк говорил: "10 мая началось наступление на западе, и в этот день во всем мире пропал интерес к событиям, которые происходят здесь у нас". Франк жаловался на то, что до тех пор в мире публиковались сообщения о массовых репрессиях в Польше, и это, мол, заставляло оккупационные власти проявлять известную сдержанность. "С 10 мая, -- объявлял Франк, -- мы не придаем этой ужасной всемирной пропаганде никакого значения... Я признаюсь откровенно, что тысячи поляков поплатятся за это жизнью и прежде всего это будут руководящие представители польской интеллигенции... Обергруппенфюрер СС Крюгер и я решили, что мероприятие по умиротворению будет проведено ускоренными темпами".

О том, что означало это "мероприятие по умиротворению", Ганс Франк пояснил в своем дневнике в 1940 г.: "Кто нам подозрителен, должен быть тотчас ликвидирован. Если в концентрационных лагерях рейха находятся заключенные из генерал-губернаторства, то они должны быть... уничтожены на месте".

Население польских земель, включенных в состав Германии, было полностью лишено прав. В официальном докладе правительства Польши, представленном для Нюрнбергского процесса, указывалось: "4 декабря 1941 г. Геринг, Фрик и Ламмерс подписали... декрет, который фактически ставил всех поляков и евреев на присоединенных территориях вне закона. Декрет делает из поляков и евреев особую второсортную группу граждан. По этому декрету поляки и евреи обязаны к безусловному послушанию по отношению к рейху... Введены были новые принципы права. Наказание могло быть наложено "по интуиции", обвиняемый был лишен права выбора защитника и права апелляции".

В докладе говорилось: "Одной из наиболее отвратительных черт гитлеровской оккупации в Польше было применение системы заложничества. Коллективная ответственность, уплата коллективной пени и торговля человеческой жизнью считались лучшим методом порабощения польского народа". В своем выступлении перед руководителями нацистских партийных организаций в Кракове Франк говорил: "Я не постеснялся заявить, что если будет убит один немец, то будет расстреляно до ста поляков".

Заложников захватывали и расстреливали даже в тех случаях, когда преступление носило явно уголовный характер. После ограбления и убийства семьи немецких колонистов в деревне Юзефув 300 жителей этой деревни были расстреляны. За убийство бандитом полицейского было схвачено около 170 заложников в селении Вавер, а 107 из них расстреляны.

Уже к концу 1939 года в Польше было уничтожено свыше 100 тысяч человек. На территории Польши были созданы лагери смерти: Освенцим (или Аушвиц), Майданек, Треблинка и другие. В своем выступлении Франк говорил: "Если бы я пришел к фюреру и сказал ему: "Мой фюрер, я докладываю, что я снова уничтожил 150 000 поляков", -- то он бы сказал: "Прекрасно, если это необходимо". К концу своего хозяйничанья немцами было уничтожено около 6 миллионов поляков -- 22% населения страны. Конечная цель политики геноцида состояла в ликвидации всего польского народа к 1950 году.

Уничтожение немецкими оккупантами в Катынском лесу польских офицеров, в том числе польской интеллигенции в военной форме, оказавшихся в советском плену, а затем схваченных немцами, было закономерным продолжением политики Гитлера по полной ликвидации образованного населения Польши.

Очевидно, что авторы "Заключения" не сочли идейно-политические цели нацистов, направленные на порабощение польского населения и уничтожения его значительной части, достаточно основательными для объяснения расстрелов в Катынском лесу. В то же время, обвиняя советские власти в уничтожении польских офицеров, авторы "Заключения" были вынуждены искать иные мотивы для действий советских властей, нежели стремление уничтожить польское население. Им было трудно обвинить советские власти даже в стремлении уничтожить всех кадровых офицеров, а также офицеров запаса Польши, потому что десятки тысяч таких же офицеров находились в других лагерях СССР. Они не были уничтожены. Часть из них покинула пределы СССР вместе с армией Андерса. Другие остались на советской земле и сражались в составе дивизии имени Тадеуша Костюшко, а затем Войска Польского.

Чтобы объяснить причины расстрела, авторы "Заключения" решили придумать бытовые причины: нехватку мест в лагерях и нежелание советских властей тратить средства на содержание пленных. В "Заключении" ссылались на то, что "в СССР реализовывался курс на уменьшение бюджетных ассигнований, на сокращение централизованного снабжения контингентов населения. В НКВД проводилась кампания по увеличению рентабельности лагерей". Этого видимо, авторам "Заключения" показалось мало и они объявили, что в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях привлечение к работам ограничивалось в основном рамками самообеспечения лагерей. Содержание в них военнопленных было, естественно убыточным и обременяло народное хозяйство дополнительными затратами". Не приведя никаких доказательств в пользу низкой "рентабельности" трех лагерей, авторы "Заключения" объявили, что руководство НКВД решило избавиться от "нерентабельных" лагерей, расстреляв их обитателей.

Хотя до сих пор не приведено ни единого примера того, чтобы какой-либо лагерь, находившийся в ведении ГУЛАГа, ликвидировался подобным образом по причине его "нерентабельности", хотя не найдено ни единого документа в пользу того, что три лагеря с польскими военнопленными были "нерентабельными", хотя не процитировано ни одного предложения от руководства НКВД о необходимости избавиться от их обитателей по причине "нерентабельности" лагерей это не смутило авторов "Заключения".

Чтобы усилить весомость своей аргументации, авторы "Заключения" привели еще один довод: "Новых помещений и трат требовало размещение в лагерях военнопленных в связи с советско-финской войной 1939 -- 1940 гг." Авторы "Заключения" не удосужились обратить внимание на то, что советско-финляндская война завершилась 12 марта 1940 г. и обмен военнопленными с Финляндией был в основном завершен к апрелю -- маю, когда по их предположению были произведены расстрелы обитателей переполненных лагерей. И вновь возникают вопросы: "Где и когда в системе ГУЛАГа производились массовые расстрелы по причине переполнения помещений в лагерях?", "Почему это жестокое "очищение" жилплощади было произведено за счет десятка тысяч польских офицеров?"

Нет нужды говорить, что в руководстве НКВД не было мягкотелых людей и они могли принимать жестокие решения. Можно даже предположить, что если бы на самом деле осуществлялись уничтожения обитателей лагерей в погоне за рентабельностью и экономии жилой площади, то, скорее всего, выбор пал на таких лиц, ликвидация которых не могла бы вызвать международного резонанса: например, уголовников и бывших кулаков, на долю которых приходилось значительная часть обитателей лагерей в те годы. Однако подобных фактов не было, а потому авторы "Заключения" поспешили создать впечатление, будто лишь лагеря, в которых преобладали польские интеллигенты, были нерентабельными. Почему интеллигенты из России, Украины и других республик работали лучше польских интеллигентов, авторы "Заключения" не объяснили.

Как бы ни были жестоки руководители НКВД, вряд ли стоит считать, что они не сознавали острых политических последствий подобных акций, тем более по отношению к огромной части польских офицеров. Руководители НКВД прекрасно знали об усиленном внимании к судьбам польских военнопленных за рубежами Советской страны. Военнопленные поддерживали постоянную переписку со своими родными и близкими, в том числе и за пределами СССР. Их судьбой постоянно интересовались и в кругах польской эмиграции. Следствием уничтожения польских офицеров мог стать острый международный кризис, который в предвоенные годы СССР стремился избежать любой ценой.

Только завершение советско-финляндской войны в марте 1940 г. предотвратило англо-французское нападение на нашу страну. Советские руководители, в том числе и руководство НКВД, контролировавшее тогда внешнюю разведку, прекрасно знало о тесных связях польского эмигрантского правительства в Лондоне с английским правительством, об огромном влиянии "польского лобби" на правительство США, от поставок которых зависели Англия и Франция. Достаточно было бы на Западе узнать про огульное и беспощадное уничтожение десятка тысяч польских офицеров, как угроза англо-французского нападения снова стала реальной.

С другой стороны, что бы ни твердили нынешние СМИ, руководители НКВД знали о вероятности нападения Германии на СССР. Подготовка к такому нападению проводилась в СССР. Как показали последующие события, наличие польских офицеров на советской территории позволяло создать полноценную армию Польши, способную сражаться против вермахта. Поэтому устраивать огульное уничтожение польских офицеров было бы по меньшей мере глупо. Однако самовлюбленным экспертам, писавшим "Заключение", видимо и в голову не приходит, что руководители НКВД могли мыслить разумно и логично.

О том, что у авторов не было никаких фактов, чтобы подтвердить свои фантазии, свидетельствует следующая фраза "Заключения": "Решая свои ведомственные оперативные задачи (интересы наркомата в основном сводились к допросам, вербовке и защите агентуры), руководство НКВД с логической неизбежностью приближало ликвидацию военнопленных как людей, на которых опиралась польская государственность и которые не смирились с оккупацией страны, стремясь к возрождению Польши". Фактически авторы признали, что приписываемая ими "логика" поведения руководства НКВД, а не факты служили им для обвинения советских властей в убийстве польских офицеров.

Рассуждения о логике прикрывают поразительные логические натяжки, совершенные авторами "Заключения". Они не привели ни единого факта о том, что расстрелянные в Катынском лесу были теми, "на которых опиралась польская государственность". Ныне эти утверждения о том, что в Катынском лесу была расстрелена "значительная часть элиты польского общества" постоянно повторяют СМИ Польши и России. (С таким же упорством и также безосновательно о гибели значительной части польской элиты говорят и в связи с крушением самолета президента Польши под Смоленском.)

Авторы "Заключения" уверяли, будто не имеющее прецедентов решение было принято по отношению к тысячам польских офицеров по причине нежелания их содержать и стремления освободить помещение для иных заключенных. К тому же получается, что политика геноцида польского народа, проводившегося немецко-фашистскими оккупантами, не считается достаточно серьезным мотивом для уничтожения польских офицеров по сравнению с теми бытовыми мотивами, которыми якобы руководствовалось начальство НКВД.

Кто виноват?

В опубликованном 24 января 1944 г. сообщении специальной Комиссии по установлении и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров, в частности, говорилось: "Массовые расстрелы польских военнопленных в Катынском лесу производило немецкое военное учреждение, скрывавшееся под условными наименованием "штаб 537 строительного батальона", во главе которого стояли оберлейтенант Арнес (Составители сборника документов Нюрнбергского процесса, выпущенного в Москве в 1954 г., указывали, что, как установил Международный трибунал точную фамилию подполковника (оберлейтанта) -- Арнс. Прим. авт.) и его сотрудники оберлейтенант Рекст и лейтенант Хотт".

Иных виновных "обнаружили" авторы "Заключения". Ссылаясь на записку народного комиссара внутренних дел СССР Л. П. Берия, они утверждали, что ее содержание и визы, поставленные на ней, явились основанием для расстрела польских офицеров. В записке, почему-то отпечатанной на двух разных пишущих машинках письмо, изложены предложения о том, как поступить с рядом польских заключенных. Предложения необычные даже для того сурового времени. К заключенным предлагали применить высшую меру наказания, но при этом не знакомить их с действиями правоохранительных органов, проводивших расследование и выносивших приговоры. Хотя с конца 1938 г. порядок рассмотрения подобных дел через "тройки" был осужден и отменен, авторы "Заключения" уверяют, что ради решения судьбы польских офицеров этот осужденный и отмененный порядок был восстановлен.

Под запиской написана фамилия Берии. В углу обозначены фамилии Сталина, Молотова, Ворошилова, Калинина, Кагановича, Микояна.

Авторы "Заключения" исподтишка подсунули совершенно необоснованное утверждение: "Записка Л. П. Берии в ЦК ВКП(б И. В. Сталину содержала проект постановления Политбюро, который был автоматически превращен в постановление с датой 5 марта 1940 г." Где и как произошло это беспрецедентное "автоматическое превращение" авторы "Заключения" умалчивают. Скрыли они и то обстоятельство, что подобных "автоматических превращений" никогда не происходило.

Хотя авторы "Заключения" уверяли, что подписи на записке прошли криминалистическую экспертизу, их многочисленные манипуляции с другими фактами позволяют усомниться в их добросовестности. Известно, что в 1993 году, когда авторы писали "Заключение" в России стало широко известно про манипуляции с подписями, которые совершались тогда. Летом 1993 года предприниматель Бирштейн показал тележурналистам, как с помощью сканнера были подделаны подписи вице-президента РФ А. Руцкого под сомнительными документами. О том, что с тех пор техника продвинулась далеко вперед свидетельствуют многочисленные уголовные дела о подделке всевозможных документов. Давно известны многочисленные подделки картин различных художников разных времен и народов, старинных автографов и древних рукописей. За продажу этих фальшивок мошенники выручают немалые деньги. Успешно подделывают даже древнеегипетские папирусы. Трудно ли подделать бумагу 70-летней давности?

И хотя даже из содержания сомнительной записки не следует, что был отдан приказ о расстреле нескольких тысяч польских офицеров, авторы "Заключения" несколько раз потребовали привлечения покойных членов Политбюро, фамилии которых обозначены на записке, к суровому наказанию по всем нормам международного права. Кроме того, они требовали такого же наказания работников НКВД тех лет, оставшихся в живых к 2 августа 1993 г.: П. К. Сопруненко и Д. С. Токарева.

Это, пожалуй, единственное, что отличает версию авторов "Заключения" от версии геббельсовской пропаганды, которые обвиняли в убийствах польских офицеров неких "комиссаров" НКВД -- Льва Рыбака, Авраама Борисовича, Павла Броднинского и Хаима Финберга.

Известно, что данные персонажи были плодом геббельсовской фантазии. Нет сомнения в том, что аналогичный источник послужил авторам "Заключения" для обвинения других лиц в убийстве польских офицеров.

Как было совершено преступление и попытки опровергнуть выводы Комиссии Н. Н. Бурденко.

В сообщении специальной Комиссии по установлении и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных утверждалось: "Общее количество трупов по подсчету судебно-медицинских экспертов достигает 11000. Судебно-медициннские эксперты произвели подробное исследование извлеченных трупов, тех документов и вещественных доказательств, которые были обнаружены на трупах и могилах. Одновременно со вскрытием могил и исследованием трупов комиссия произвела опрос многочисленных свидетелей из местного населения, показаниями которых точно устанавливается время и обстоятельства преступлений, совершенных немецкими оккупантами".

"Из всех материалов, находящихся в распоряжении специальной комиссии, а именно: показаний свыше ста опрошенных свидетелей, данных судебно-медицинской экспертизы, документов и вещественных доказательств, извлеченных из могил Катынского леса, с неопровержимой ясностью вытекают следующие выводы:

"1. Военнопленные поляки, находившиеся в трех лагерях западнее Смоленска и занятые на работах до начала войны, оставались там и после вторжения немецких оккупантов в Смоленск, до сентября 1941 года включительно".

"2. В Катынском лесу осенью 1941 года немецкими оккупационными

властями производились массовые расстрелы польских военнопленных из вышеуказанных лагерей"...

"4. В связи с ухудшением для Германии общей военно-политической обстановки к началу 1943 г. немецкие оккупационные власти, в провокационных целях, предприняли ряд мер к тому, чтобы приписать свои собственные злодеяния органам советской власти в расчете поссорить русских с поляками".

"В этих целях:

а) немецко-фашистские захватчики путем уговоров, попыток подкупа, угроз и варварских истязаний старались найти "свидетелей" из числа советских граждан, от которых добивались ложных показаний о том, что военнопленные поляки якобы были расстреляны органами советской власти весной 1940 года;

б) немецкие оккупационные власти весной 1943 года свозили из других мест трупы расстрелянных ими военнопленных поляков и складывали их в разрытые могилы Катынского леса с расчетом скрыть следы собственных злодеяний и увеличить число "жертв большевистских зверств" в Катынском лесу;

в) готовясь к своей провокации, немецкие оккупационные власти для работы по разрытию могил в Катынском лесу, извлечению оттуда изобличающих документов и вещественных доказательств использовали до 500 русских военнопленных, которые по выполнении этой работы были немцами расстреляны".

"6. Данными судебно-медицинской экспертизы с несомненностью устанавливается:

а) время расстрела -- осень 1941 года;

б) применение немецкими палачами при расстреле польских военнопленных того же способа -- пистолетного выстрела в затылок, который применялся ими при массовых убийствах советских граждан в других городах, в частности в Орле, Воронеже, Краснодаре и в том же Смоленске..."

"7. Выводы из свидетельских показаний и судебно-медицинской экспертизы о расстреле немцами военнопленных поляков осенью 1941 года полностью подтверждаются вещественными доказательствами и документами, извлеченными из катынских могил".

Эти выводы специальной Комиссии авторы "Заключения" подвергли грубым нападкам. При этом они опять прибегали к подтасовке фактов, а то и мелкому жульничеству. Стараясь доказать, что члены Комиссии не были свободны в своих суждениях. авторы "Заключения" написали: "Задачи комиссии Н. Н. Бурденко... определялись в письме, возглавлявшему Чрезвычайную государственную комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, председателя Президиума Верховного Совета Н. М. Шверника". При этом после слов "Верховного Совета" опущено упоминание "РСФСР" и у читателей "Заключения" может создаться впечатление, будто Шверник в это время занимал высший государственный пост в СССР. Между тем ничего не было ненормального в том, что глава Чрезвычайной коми

Источник: КПРФ

  Обсудить новость на Форуме