12:45 14.01.2022 | Все новости раздела "КПРФ"
Юрий Белов: "Светлой памяти Игоря Яковлевича Фроянова"
2022-01-14 16:32
Юрий БЕЛОВ. 
Игорь Яковлевич Фроянов — выдающийся историк-русист, чьи научные труды имеют международное признание, немногим более года назад как ушёл из жизни. Последняя его монография «Нашествие на русскую историю» вышла в свет перед самой его кончиной. Этот капитальный труд содержит в себе исследование исторических концепций, в которых отрицается государствообразующая роль русского народа. В своей последней книге И.Я. Фроянов так объясняет причину фальсификации отечественной истории: «Во времена общественных перемен и потрясений, сопровождаемых обычно обострением противоречий между социальными группами и классами, происходит усиление идеологической борьбы, одним из инструментов которой становится история, исторические «знания», приспособляемые к интересам этих групп и классов. Нынче такого рода идейную манипуляцию именуют переписыванием истории». Этому посвящена упомянутая книга профессора Фроянова, признанного сообществом историков-«древников» и медиевистов великим учёным ещё при жизни его. Этому соответственно посвящена и наша статья.
От ультралевой до диссидентской трактовки истории России
Как это ни горько признавать, но попытка отрицания национального характера отечественной истории, то есть русского её характера, при акцентировании внимания только лишь на классовом её содержании имели место в системе политического, прежде всего, просвещения Советской России в 20-е и начале 30-х годов минувшего века. Она нашла своё отражение в учебниках для учащихся средней школы: «Русская история с древнейших времён» и «Русская история в самом сжатом очерке». Их автор — заместитель наркома просвещения М.Н. Покровский, крупный историк, ученик великого Ключевского, но страдающий левизной (примитивизированным классовым подходом) в исторической науке.
В то же время НКВД, возглавляемое троцкистом Ягодой, завело так называемое дело историков, отстаивающих национальные (как принято говорить теперь, цивилизационные) особенности русской истории. По «делу историков» «прошли» виднейшие представители исторической науки: М.К. Любавский, С.Ф. Платонов, А.И. Яковлев, Б.Д. Греков, Е.В. Тарле, С.В. Бахрушин, В.И. Пичета, Б.А. Романов, М.Д. Приселков. Только после Постановления СНК и ЦК ВКП(б) 1934 года «О преподавании гражданской истории в школах СССР» они были освобождены из заключения и продолжили служить русской, ставшей советской, исторической науке.
Именно после постановления 1934 года историческое просвещение и образование в СССР стало освобождаться от национального беспамятства. Русская история преподавалась как русская — в единстве исторической судьбы всех народов России с русским народом, народом государствообразующим. Так, в 1934 году была пресечена попытка ультрареволюционного переписывания истории Руси и России. Произошло это на фоне крайнего обострения идеологической борьбы Сталина и Троцкого. Вопрос в ней стоял так: быть ли социализму в отдельно взятой стране, СССР, или быть ей жертвой перманентной мировой революции? Для социализма в отдельно взятой стране крайне необходимой являлась национальная форма его классового содержания. Причём не узконациональная, а общенациональная форма в многонациональном Советском Союзе. Таковой оказалась советская форма организации власти трудящихся — диктатура пролетариата в форме Советов. Ленин называл их русскими, а Сталин — формой «чисто русской». Советы в качестве общенациональной формы кассового содержания социализма в СССР определили уникальную его характеристику — советский социализм, предполагающий русоцентричную линию его развития (кредо Сталина). Линия эта возникла естественно-исторически, что нашло своё выражение в поэтических строках Гимна Советского Союза: «Союз нерушимый / республик свободных / сплотила навеки / великая Русь».
Для жертвы перманентной мировой революции, роль которой отводилась Советской России Троцким, вполне подходила концепция без-национального, космополитического по сути своей социализма, прикрытая словесным пролетарским интернационализмом (кредо Троцкого). Идеология «пламенного» ультрареволюционера (а она оставалась меньшевистской) с необходимостью предполагала евроцентричный (на современном языке — прозападный) взгляд на историю России, что означало признание её периферийности по сравнению с историей Западной Европы. И соответственно признание неспособности русского народа — русского пролетариата и крестьянства — начать социалистическое преобразование России, пока этого не сделает в развитых странах Западной Европы западноевропейский рабочий класс.
Наши изложенные выше отступления от исследовательских размышлений профессора Фроянова о судьбах русской истории мы позволили себе в качестве иллюстрации верности его суждений о причинах переписывания истории.
Но вернёмся к постановлению 1934 года. Согласно ему, была принята чрезвычайно важная мера для возрождения основ русской исторической науки: восстановлены ранее ликвидированные исторические факультеты в Московском, Ленинградском и других университетах Союза. Началась разработка новых учебников, раскрывающих классовое содержание и национальные особенности отечественной истории. «Все эти обстоятельства, — пишет в своей последней монографии И.Я. Фроянов, — свидетельствуют о том, что историческая мысль в СССР (России) развивалась по восходящей линии, продолжаясь до ухода из жизни И.В. Сталина. Смерть И.В. Сталина кладёт грань в развитии историографии в Советской России. Зарождается диссидентская интерпретация истории России, главным образом, советской, сталинской России». Точка отсчёта данной интерпретации — доклад Н.С. Хрущёва «О культе личности Сталина» на ХХ съезде КПСС.
«Критика культа личности Сталина, его ошибок и «преступлений», — отмечает И.Я. Фроянов, — постепенно распространилась на весь уклад советской жизни сталинского периода. Наивысшего предела она достигла во время горбачёвской перестройки. Была обнаружена масса «белых пятен» в советской истории, недоговорённостей, якобы компрометирующих и дискредитирующих опыт социалистического строительства в СССР. «Диссиденты в системе» привели наконец общественную мысль в стране ко второму этапу «идеологического расшатывания существующих порядков» — критике В.И. Ленина и Октябрьской революции» (первый этап посвящён «развенчанию культа личности Сталина». — Ю.Б.).
Учёный-историк называет ныне известные имена «диссидентов в системе»: Г.А. Арбатов, А.Г. Бовин, Ф.Д. Бурлацкий, Е.М. Примаков, А.М. Румянцев, Н.В. Шишлин, А.Н. Яковлев и др. Игорь Яковлевич высветил зловещую роль главного идеолога антисоветизма и русофобии в клеветнической интерпретации не только советской, но и всей истории Руси и России — А.Н. Яковлева. Это он распространил свою ненависть к Советской России на русскую историю вообще. В его книге «Омут памяти» есть такие русофобские строки: «Вот уже тысячу лет мы ползём по вязкой болотистой топи, задыхаемся в нищете и бесправии». Истоки перестроечного хаоса и беспредела 1990-х этот их архитектор видел «в самой истории России, в её традициях, в социальной психологии народа».
С перестройки, утверждает И.Я. Фроянов, началась эрозия национального исторического сознания. От себя добавим: и социалистического, классового сознания. Обе эти формы общественного сознания взаимосвязаны нерасторжимо.
Антирусская теория этногенеза Льва Гумилёва
«Внутрисистемное диссидентство», доказательно утверждает профессор Фроянов, спровоцировало диссидентствующее движение советской интеллигенции. И то и другое преследовало не только цель разрушения советского строя. Их подрывная работа была направлена не только против советской истории, но и «против русской цивилизации», реальность которой у автора «Нашествия на русскую историю» не вызывала «ни малейших сомнений». У нас также нет ни малейших сомнений, что вершиной русской, российской цивилизации явилась советская цивилизация.
Диссиденты и заряженные русофобским диссидентством (а попросту рекрутированные в «пятую колонну»), вполне подготовленные профессиональные историки, на что обращает внимание Фроянов, опускаются до развратной клеветы на выдающихся правителей России. Наибольшему очернению подверглись ими имена Александра Невского, Ивана Грозного, Петра Великого, Иосифа Сталина. Неискушённому в истории читателю и слушателю, прежде всего молодому, эти имена представляются ненавидящими отечественную историю и как олицетворение деспотического государственного управления. И.Я. Фроянов называет это средством психотропной войны, ведущейся коллективным Западом против России. Дегероизация прошлого русского народа, поругание его прославленных имён рассчитаны на то, чтобы породить комплекс неполноценности в народном историческом самосознании, вызвать в нём «чувство пустоты, бесплодности, никчёмности своей национальной истории».
Весьма важна для нас следующая мысль историка: «Сейчас мы наблюдаем в нашем обществе проявление повышенного (быть может, чересчур) интереса к русско-ордынским связям XIII—XV веков. Прилавки книжных магазинов буквально завалены литературой на эту тему. Представления многих поколений дореволюционных и советских историков о характере отношений Руси и Золотой Орды отброшены как несостоятельные. Оказывается, не было ни завоевания монголами Руси, ни ордынского ига... русские князья жили в союзе с побратимстве с Чингизидами. Орда спасла Русь от Запада... и прочие бредовые идеи».
Переписывание того трагичного для русского народа периода истории получило мощный импульс с изданием многочисленных работ Л.Н. Гумилёва: «Древняя Русь и Великая степь», М. 1989; «От Руси до России», М. 1992; «Ритмы Евразии», М. 1993; «Чёрная легенда: Друзья и недруги Великой степи», М. 1994 и др.
Гумилёв, проведший долгие годы в тюремном заключении по ложному обвинению в антисоветской деятельности, отметал советскую историческую науку, в частности её фундаментальные исследования русско-монгольских отношений XIII—XV веков. Эту науку он связывал с ненавистным ему именем Сталина и соответственно его отношение к ней у Льва Николаевича — сына расстрелянного поэта Гумилёва, заподозренного в антисоветском заговоре, и опальной в СССР известной поэтессы Ахматовой — не могло быть иным, как только жёстко отрицательным. И.Я. Фроянов отмечает, что Л.Н. Гумилёв не сумел подняться над личной драмой во имя объективного анализа одного из самых трагичных периодов в истории нашего Отечества — нашествия татаро-монголов на Русь. Сам факт данного нашествия Гумилёв категорически отрицал.
Негативное восприятие советской исторической науки, заключает профессор Фроянов, послужило Гумилёву «одним из стимулов создания теории (в частности, истории этногенеза), опирающейся главным образом не на постулаты исторического материализма, а на законы окружающей человека природы». Игорь Яковлевич замечает при этом, что понять Гумилёва, учитывая его личную драму, можно и нужно, но согласиться с его оценкой русско-татарских отношений XIII—XV веков никак нельзя. В критике гумилёвской теории этногенеза (происхождения народов) Фроянов чрезвычайно деликатен. Он выделяет её оригинальность и своеобразие.
Теория этногенеза позволила её автору, по мнению Фроянова, взглянуть на историю народов под необычным углом зрения. «Правда, — замечает историк, — тут кроется опасность оказаться в положении исследователя, идущего от теории к историческим фактам, подгоняя их под теоретические выкладки». Почему? Да потому, что по гумилёвской теории этногенеза «рождение этноса связано с пассионарным толчком», внешней причиной которого «является... космическое воздействие». Космическое же воздействие, факт и природа которого никому неведомы, даёт свободу для домыслов и вымыслов, для полёта фантазии при объяснении исторических событий и процессов. Этой опасности не избежал Гумилёв. Его художественное воображение нередко оказывалось сильнее строгого научного анализа и объяснения исторических фактов, что понятно: сын поэта и поэтессы, да не рядовых, а выдающихся, и сам поэт, он не считался с историческими источниками в угоду эмоционально образному взгляду на историю. И.Я. Фроянов убедительно показал это, приводя признания самого Гумилёва: «Я отказался от прямого использования источников (древних и средневековых летописей. — Ю.Б.), а ограничился извлечёнными из них сведениями». То есть, что доказывает Фроянов, брал из источников те сведения, которые «работали» на теорию этногенеза. И игнорировал те сведения, что данную теорию ставили под сомнение.
Всё сказанное выше привело Льва Гумилёва к ложному выводу, что татаро-монгольское нашествие есть чёрная легенда. Он во всех своих трудах повторял как заклинание: не было нашествия! не было татаро-монгольского ига! А что было, по Гумилёву? Было содружество русских князей с царями и ханами Золотой Орды. Более того, татаро-монголы явились ведущим по отношению к русскому народу этносом, заложившим основы централизованного, нет, не русского, а евразийского государства.
Оказывается, татары пришли на Русь, не думая её завоёвывать, а преследуя половцев, которые долгое время им досаждали своими набегами. Никакого разорения русских городов и сёл и уничтожения их населения не было... До нашествия татаро-монголов Русь насчитывала, по различным историческим источникам, более 1500 городов. После нашествия их осталось в разы меньше. Но Гумилёва это не смущало. С нескрываемой симпатией он относился к татарскому этносу, в чём его нельзя обвинить — это его личное дело. Но вот когда он называл клеветой сам факт существования татарского ига в средневековой Руси и утверждал, что это вымысел, который «должен быть разоблачён и развеян», то это уже вопрос установления исторической истины и справедливости.
Это уже русский вопрос в смысле отношения к далёкому прошлому великого народа, к его национальной гордости и чести, поскольку в течение двух с половиной веков татаро-монгольского ига он не прекращал борьбу за свою свободу и независимость, проявив уникальные мужество, терпение, смелость и бесстрашие. И победил — сверг ненавистное иго. Что же касается страстной защиты татар автором теории этногенеза от якобы наветов на них, то, как справедливо заметил профессор Фроянов, «у нас нет уверенности в том, нуждаются ли татары, оставившие в мировой и русской истории довольно заметный и признанный всеми след, в защите Гумилёва».
Но почему татары, уступающие русским в культурном развитии, не только взяли верх над ними, но и почти два с половиной века держали их в повиновении себе? Цена повиновения была жестокой и страшной: обложение завоёванных русских земель тяжкой данью (не приводя никаких доказательств, Гумилёв считал её необременительной для русских), введение для покорённых русских подневольной воинской повинности (Гумилёв полагал, что она была добровольной), уничтожение городов и сёл с физическим истреблением их населения, не щадя стариков, детей и женщин (Гумилёв утверждал, что это случалось крайне редко и по вине русских князей, не желавших откупиться, что-де всегда им предлагалось), обращение пленных — покорённых русских в рабов, а красивых женщин — в наложниц монгольской знати. А.С. Пушкин, хорошо знавший русскую историю и обладающий чуткой исторической интуицией, о чём пишет И.Я. Фроянов, называл монголов, тех же татар, варварами. Но Л.Н. Гумилёв пренебрёг мнением русского гения.
Ценность труда Игоря Яковлевича Фроянова, рассматриваемого нами, состоит в первую очередь в том, что он, обращаясь к важнейшим событиям русской истории, доказал ущербность гумилёвской теории этногенеза, а её приложение к русской истории оскорбительным для неё, уничижительным для русского народа. По Гумилёву, отнюдь не отсутствие военно-политического единства русских земель, а пассионарность татар, то есть их «способность к целенаправленным сверхнапряжениям» в результате космического воздействия на их социальную жизнь, — вот что явилось главной причиной поражения русских. Таких жёстких выражений, как наши, И.Я. Фроянов не употребляет. Он предпочитает говорить об отсутствии объективности у Л.Н. Гумилёва в исследовании русско-монгольских отношений.
Но когда отсутствие объективности в оценке таких событий, как Куликовская битва, приводит Гумилёва к тому ложному утверждению, что не русские победили армию Мамая на поле Куликовом, а литовцы, большая часть языческой мордвы и монголы, они же татары (да, да), поступившие на службу к московскому князю, то можно ли это назвать иначе, чем уничижением и оскорблением русского народа? Ведь, по словам В.А. Ключевского, именно одержав победу в Куликовской битве, русские стали народом. По Гумилёву, о чём с иронией пишет Фроянов, «татары, литовцы и мордва обеспечили Москве победу на Куликовом поле, а не сами русские». На последних, так сказать, ещё не снизошли космические силы. Гумилёв, с его чуть ли не обожествлением татаро-монголов, не понял международного значения победы русских в Куликовской битве. Подобно Московской битве в декабре 1941 года, битва на Куликовом поле развеяла миф о непобедимости татаро-монгольского войска.
Защитники истории нашего Отечества
В заслугу Игорю Яковлевичу Фроянову надо поставить и то, что он знакомит нас с внушительным рядом историков-профессионалов, обороняющих русскую историю от антирусской, русофобской теории Гумилёва в годы пресловутой «перестройки» и в девяностые годы, когда, как и сейчас, варварскому пересмотру подвергалась советская историческая наука, изучающая древнюю и средневековую Русь, а автору пассионарности был дан зелёный свет при издании его книг, многочисленных статей и интервью. В среде диссидентствующей интеллигенции в моду вошли понятия: «пассионарность», «люди длинной воли», «этногенез», «суперэтнос». Произносили их с восторженным придыханием.
О всех оборонцах — защитниках русской истории, о которых пишет в своей книге Фроянов, сказать в одной статье не представляется возможным. Но двух из них он выделяет особо. О них и будет наше краткое слово.
Владимир Чивилихин с его романом-эссе о русской истории «Память» в двух книгах (1978—1984 гг.) заявил о себе как о решительном противнике евразийской школы, оказавшей на Гумилёва сильное воздействие. В.А. Чивилихин писал о том: «После Великой Октябрьской революции группа белоэмигрантов образовала за рубежом так называемую школу «евразийцев», которые не признавали объективных законов развития общества, преувеличивали роль религиозных, психологических, природных, этических и этнических факторов в истории, отрывали домонгольскую Русь от последующего прогресса становления нашей государственности, полностью игнорировали самостоятельный экономический, социальный, политический и культурный опыт Киевской Руси, пытаясь лишить русский народ его исторических и национальных корней».
Эту и многие другие выдержки из книг Чивилихина приводит Фроянов, раскрывая исключительно важное их значение для укрепления национального сознания и самосознания русских. Можно сказать, что в последней книге виднейшего историка-русиста состоялось второе рождение талантливого русского советского писателя.
Если вести речь об основных положениях критики Чивилихиным умозрительной теории Гумилёва, то, по Фроянову, они изложены в следующих постулатах писателя.
В.А. Чивилихин: «Л.Н. Гумилёв утверждает, что после нашествия Батыя «Золотая Орда» превратилась в восточноевропейское государство, где большинство населения было русским. Разумеется, порядок, установленный таким образом на Руси во второй половине XIII века, был далёк от идеала, но любое другое решение было худшим». Под худшим Гумилёв имел в виду угрозу для Руси со стороны Запада. Продолжим суждение Чивилихина. Он писал, что, по Гумилёву, «осуществился симбиоз Великороссии с Золотой Ордой» и установился «тесный союз Орды и Руси». «Прежде всего, — доказательно утверждает Чивилихин, — Золотая Орда не была восточноевропейским государством, и русские в ней не составляли большинства, хотя бы потому, что их княжества не входили в состав Золотой Орды».
И, наконец, писатель акцентировал внимание на том, что стиль отношений монголов с русским обществом исключал возможность симбиоза Руси с Золотой Ордой, их так называемого тесного союза. О том он говорит со всей определённостью: «Нет, не было во второй половине XIII века никакого единого «восточнославянского государства», не было «симбиоза» и «тесного союза» Золотой Орды и Руси. Была у ордынских ханов обширнейшая средневековая полуколония с жёстким режимом грабежа и геноцида».
Высоко книгу В.А. Чивилихина оценил профессор А.Г. Кузьмин, которого И.Я. Фроянов охарактеризовал как видного историка-русиста, талантливейшего публициста и писателя, автора двухтомного учебника истории России с древнейших времён до 1618 года. Неоправданная, по мнению Кузьмина, увлечённость общества, в основном интеллигенции, «евразийскими» концепциями Гумилёва побудила профессора Московского государственного пединститута (затем университета) имени В.И. Ленина к обстоятельному разбору умозрительных построений о «пассионарности» народов.
Из указанного научного анализа гумилёвской теории происхождения и формирования народов Фроянов выделяет у Кузьмина, на наш взгляд, в качестве важнейших следующие положения.
Прежде всего, А.Г. Кузьмин вскрывает теоретические корни евразийства. Зародившись в 20-е годы минувшего века в среде белоэмигрантов как реакция на весьма не радушный их приём европейцами, это течение исторической мысли (его отцы-основатели Н.С. Трубецкой, Г.В. Вернадский, П.Н. Савицкий, Г.В. Флоровский и П.П. Сув-чинский) трактовало Россию как «Евразию». Евразийскую концепцию, увы, долгое время исповедовал и автор данной статьи.
Кузьмин обнажил исходный тезис «евразийцев» — несовместимость Запада и Востока. «Причём, — писал он, — важнейшим звеном Востока принимается Монгольская империя, которая возвышается над всеми, в том числе и над Русью». И далее: «В вопросе о роли татаро-монгольского нашествия и золотоордынского ига «евразийцы» опирались на украинскую националистическую историографию (в частности, М.С. Грушевского), имевшую преимущественно антирусскую направленность».
Подтверждая верность приведённых суждений А.Г. Кузьмина, И.Я. Фроянов отмечал: «Психологический дискомфорт, испытываемый эмигрантами в Европе, побуждал их искать объяснение в существовании национального социально-психологического типа на Востоке, куда на вторых ролях включалось славянство». Русский народ, прежде всего.
Главная проблема спора Кузьмина, равно как и Фроянова с Гумилёвым: Русь и монголы. Кузьмин замечает: «О нашествии Батыя говорят все летописи... Археологические материалы подтверждают достоверность описаний летописей. О том же говорят и иные источники, как восточные, так и западные. И весь этот огромный фонд источников Л. Гумилёв попросту игнорирует... выстраивая свою оригинальную концепцию «симбиоза» Руси и Орды». Чем же заменяет источники Л. Гумилёв? «Почти исключительно домыслами». На их основании он делает вывод: «Поход в 1237—1240 годах — не более чем просто большой набег, причём целью этого набега было не завоевание России, а война с половцами». Названный набег, никак не нашествие, по Гумилёву, он нередко определяет его в качестве «кавалерийского рейда».
Что касается пассионарности народов, то, согласно длительности её процесса (1000—1200 лет), китайцы, армяне, японцы давно должны были исчезнуть. Что до русских и других народов Европы, то им осталось жить, по Гумилёву, не более 600 лет?!.
Если же отсутствуют в реальной истории факты, иллюстрирующие состоятельность «теории» этногенеза, то её автор их просто выдумывает без тени смущения. В учебнике А.Г. Кузьмина приводятся примеры тому. Так, Гумилёвым утверждалось, что конница Батыя участвовала в Ледовом побоище в составе войска Александра Невского. Этого не могло случиться, поскольку весной 1241 года армия Батыя совершала свой набег на Венгрию и Далмацию, их она покинула только летом 1242 года. В исторической памяти русских образ Александра Невского — образ Руси, и Гумилёву нужно было представить досточтимого князя в качестве «евразийца», союзника Золотой Орды. А.Г. Кузьмин высказал мысль, которую И.Я. Фроянов разделял полностью: Александр Невский не был союзником ни Запада, ни Востока. Он боролся за интересы лишь своей Родины — Руси. Это столь же верно, как то, что цивилизация Руси не евразийская, а русская. Другое дело, что она впитала в себя и переработала на русский лад элементы татаро-монгольской культуры, равно как задолго до нашествия татаро-монголов (IX—XI века) она вобрала в себя элементы культуры ряда азиатских народов — печенегов, половцев, хазар и др. Но в русской культуре во все времена вы не найдёте, сколько ни старайтесь, ни грана русского национализма. Её всемирная отзывчивость, о которой говорил Достоевский, берёт своё начало в Древней Руси. Эта мысль прослеживается во всех трудах Игоря Яковлевича Фроянова.
«Да расточатся все врази наши»
Гумилёвская теория пассионарности, распространяемая «демократическими» СМИ и пущенная в круговорот по соизволению сперва горбачёвской, затем ельцинской «элиты», как нельзя лучше отвечала главной цели переписывания истории Руси — доказательству ущербности русского народа. Он, по Гумилёву, был обречён на исчезновение в качестве субъекта собственной истории. Не будь татаро-монгольского похода на Русь, состоялось бы её закабаление Западом. Такова, с позволения сказать, историческая концепция Льва Гумилёва.
Русские княжества платили посильную дань Золотой Орде и жили как ранее, добровольно войдя в состав Монгольской империи. В ней, конечно же, государствообразующим народом являлись татаро-монголы. Русские же были всего лишь их союзниками. И лучший из них — Александр Невский. Так писал и говорил Лев Гумилёв. По его убеждению, к концу XIV века монголы утрачивают свою пассионарность, а русские её обретают. В XV веке, после великого «стояния на Угре», Москва становится продолжательницей евразийства Монгольской империи, вступившей в период своего распада. Такой, по Гумилёву, страной евразийской, с евразийской (не русской) цивилизацией России быть предназначено. Всё так просто, что дальше некуда.
В период кризиса общественного сознания, когда рушатся великие идеалы, что и случилось у нас в «перестройку», происходит подмена науки «новистической» псевдонаукой, вплоть до мистики. Тогда же случается помрачение умов, и общество, не всё конечно, принимает «открытие новых истин». Особенность проявления данной закономерности в России заключается в том, что «новистика» извлекается, как правило, из пересмотра нашей истории начиная с древнейших её времён. Гумилёв был не первым, кто не признавал государствообразующую роль русского народа.
До него во второй четверти XVIII века это сделали немецкие историки (Г.З. Байер, Г.Ф. Миллер и др.), находившиеся на службе у Екатерины II. Они — авторы норманнской теории, согласно которой норманны (варяги) явились основателями государства Древней Руси. А по украинскому историку М.С. Грушевскому (1866—1934 гг.), роль создателей государства Киевской Руси исполнили «древние» украинцы. Концепция Грушевского легла в основу евразийства и поднята на щит современными украинскими националистами. Таким образом, «теория» Гумилёва находится в русле русофобии, которая в последние 500 лет преследует Россию извне и изнутри. Но «теория» Гумилёва выполняет ещё одну функцию, не менее важную, чем пропаганда русофобии под прикрытием псевдопатриотизма. Она уводит в сторону от формационного, классового похода к анализу и оценке содержания русской истории.
«Ну вот, — скажут нам декоративные патриоты, — начали за здравие, выделив такую национально-историческую особенность России — ведущую роль в её многонациональном государстве русского народа. А кончили за упокой, со своим классовым подходом». Мы лишь заметим на это, что у классиков марксизма-ленинизма классовый подход находится в диалектическом единстве с учётом национально-исторических особенностей страны в ходе её социалистического преобразования. Он, этот подход, предполагает именно названный учёт, если иметь в виду научный, диалектико-материалистический, а не карикатурный классовый подход. В подтверждение сказанного приведём ленинскую мысль, содержащуюся в статье «О карикатуре на марксизм и об «империалистическом экономизме» (1916 г.): «Все нации придут к социализму, это неизбежно, но все придут не совсем одинаково... Нет ничего более убогого теоретически и более смешного практически, как «во имя исторического материализма» рисовать себе будущее в этом отношении одноцветной сероватой краской». Не случайно Ленин говорил о русском революционном размахе. Не случайно он называл русской Великую Октябрьскую социалистическую революцию 1917 года и писал о её международном значении.
Общеизвестно, сколь велика была роль русской крестьянской общины в рождении Советов, в поддержке ими партии большевиков. И.Я. Фроянов на богатом исследовательском материале показал роль крестьянских общин более значительной, чем княжеских дружин в непрерывном сопротивлении татаро-монгольскому игу. Связь времён прослеживается в трудах великого историка.
Для КПРФ капитальный труд Игоря Яковлевича Фроянова «Нашествие на русскую историю» имеет непреходящую ценность. Он напоминает нам, коммунистам, истину, выстраданную нашими далёкими и близкими предками: без ведущей роли русского народа, русской нации не может быть национальной (для России — общенациональной) независимости общей Родины, всех её народов и наций, в том числе татарского народа, татарской нации. Не может быть её социалистического переустройства и защиты социалистического Отечества, что историей доказано в Октябре 1917 года, в 1941—1945 годах.
Завершал беседу с близким ему по душе человеком Игорь Яковлевич словами: «Да расточатся все врази наши». Он знал, чтобы это случилось, нужна непрерывная работа — борьба до последнего вздоха. Вся его жизнь есть тому подтверждение. В его книге боль за Россию, любовь к ней, вера в неё, в её объединительную силу — русский народ.
Обсудить новость на Форуме