15:30 08.11.2010 | Все новости раздела "КПРФ"
История английского писателя Моэма, которому было приказано сорвать Октябрьскую революцию
Публикация в газете «Советская Россия».
11 июля этого года в ходе съемок передач из цикла «Суд времени» я упомянул о роли агента британской разведки и известного английского писателя Уильяма
 У.С.Моэм. |
Было очевидно, что Лев Млечин не знал истории этого заговора, о которой сам Моэм достаточно подробно поведал в своей автобиографии «Подводя итоги», а также в своих рассказах о разведчике Эшендене, под именем которого вывел самого себя. К сожалению, Млечин не единственный, кто не знаком с этой интересной историей. Так получилось, что советские историки писали о подрывной деятельности разведок Англии, Франции и других стран против Советской власти, развязанной ими лишь после 7 ноября 1917 года. Деятельность же Моэма в России завершилась через несколько часов после начала Великой Октябрьской социалистической революции, а потому осталась вне внимания советских историков. После же свержения Советской власти российские историки вроде Млечина старались как можно меньше говорить о вмешательстве иностранных спецслужб в дела нашей страны. Более того, любое упоминание о подобном вмешательстве стало расцениваться как недостойная подозрительность по отношению к «демократическим» странам Запада. На самом же деле усилия, предпринятые Моэмом и его подручными осенью 1917 года, имели далеко идущие разрушительные последствия для нашей страны, которые сказывались в течение многих лет.
Как писатель стал разведчиком
Хотя Великобритания не была единственной страной мира, в которой некоторые писатели были по совместительству «рыцарями плаща и кинжала», в этой стране раньше других сложилась традиция использовать авторов художественных произведений для тайного информирования правительства. Чтобы предотвратить новые революционные потрясения вроде тех, что случились в Англии в XVII веке, правящие круги этой страны старались получить надежные сведения о подспудных течениях в обществе, могущих дестабилизировать существующий строй. Известно, что граф Оксфорд, влиятельный вельможа при дворе королевы Анны (1702–1714 гг.), писал: «Было бы крайне полезно иметь на стороне правительства скромного писателя хотя бы даже для точного изложения истины». Справедливо рассудив, что острую наблюдательность писателя, его нешаблонный и независимый ум, способность найти емкие слова и яркие образы для изложения наблюдений и выводов можно использовать для получения своевременной и содержательной информации, глубоких и оригинальных суждений, граф привлек для конфиденциального информирования властей Даниеля Дефо и Джонатана Свифта. А вскоре автор «Робинзона Крузо» создал эффективную организацию для общенациональной системы слежки за настроениями в обществе, их анализа и принятия соответствующих мер.
По мере же распространения британских владений по всему миру Лондон стал принимать меры, чтобы получить высококачественную информацию о том, что творилось на всей планете. Писатели использовались не только для сбора информации и ее аналитической обработки, но и для организации тайных операций, которые были возможны благодаря связям мастеров слова в различных общественных кругах многих стран земного шара, а также доверию к ним в обществе. Кроме Моэма британскими писателями-разведчиками были Грэм Грин, Ян Флеминг и немало других видных авторов.
Возможно, что готовность писателей Альбиона превращаться в разведчиков объяснялась отчасти романтическим ореолом, которым была всегда окружена разведка в этой стране. До сих пор Великобритания заметно опережает другие страны мира по тиражам «шпионских романов». Сам Моэм объяснял свое согласие сотрудничать с военной разведкой Великобритании так: «Работа привлекала меня благодаря моей любви к романтике и в то же время из-за тяги к абсурдным и смешным ситуациям». Судя по его автобиографии и его рассказам о разведывательной деятельности, начавшейся вскоре после вступления добровольцем в ряды британской армии в 1914 году, писатель получил в избытке романтику, а также немало абсурдных и смешных ситуаций.
Моэм в России
Говоря о своей поездке в Россию, которая началась в августе 1917 года после прибытия во Владивостокский порт, Моэм писал: «Я направлялся как частный агент, которого при необходимости могли дезавуировать. Мои инструкции требовали, чтобы я вступил в контакт с силами, враждебными правительству, и подготовил план, который бы удержал Россию от выхода из войны». В это время главной целью Великобритании было добиться продолжения участия России в Первой мировой войне. Между тем, по признанию бывшего британского премьер-министра Д.Ллойда Джорджа в его мемуарах, западные союзники прекрасно знали, что русских солдат гонят почти безоружными в бой. Ллойд Джордж писал: «По храбрости и выносливости русский солдат не имел себе равного среди союзников. Но военное снаряжение русской армии по части пушек, винтовок, пулеметов, снарядов и транспортных средств было хуже, чем у всех, и по этой части русских били более малочисленные противники, часто уступавшие русским по боевым качествам; так убивали русских миллионами, в то время как у них не было никакой возможности защиты или мести».
Ллойд Джордж признавал: «Если бы французы со своей стороны выделили хотя бы скромную часть своих запасов орудий и снарядов, то русские армии, вместо того чтобы быть простой мишенью для крупповских пушек, стали бы в свою очередь грозным фактором обороны и нападения... Пока русские армии шли на убой под удары превосходной германской артиллерии и не были в состоянии оказать какое-либо сопротивление из-за недостатка винтовок и снарядов, французы копили снаряды, как будто это было золото».
Рост антивоенных настроений в России и влияния большевиков за прекращение империалистической бойни в 1917 году беспокоили Лондон. Желая по-прежнему гнать «на убой» русских солдат, британское правительство стало готовить тайный заговор с целью предотвратить выход России из войны. «Рыцарь плаща и кинжала» Моэм должен был добиться того, чтобы новые миллионы русских людей гибли, защищая интересы Великобритании и других стран Антанты в их борьбе за мировое господство. По словам писателя, для реализации задания он имел «неограниченные денежные средства». После долгой поездки через Атлантический океан, США, Тихий океан и по Транссибирской железной дороге Моэм прибыл в Петроград.
С первых же минут пребывания в петроградской гостинице Моэм смог убедиться в тогдашних трудностях России, к которым он не был готов после своей разведывательной деятельности в Швейцарии, Франции и других странах Западной Европы. В своем рассказе о разведчике Эшендене он писал, что во время первого же завтрака в первоклассной питерской гостинице он не смог получить хлеб, масло, сахар, яйца и даже картошку. Знаменитому разведчику столичный город мог предложить на завтрак лишь рыбу и зелень.
Не лучше была и политическая обстановка в стране и ее столице. «Дела в России ухудшались, – писал Моэм. – Керенский, глава Временного правительства, был снедаем тщеславием и увольнял любого министра, который, как ему казалось, представлял угрозу для его положения. Он произносил бесконечные речи. Нехватка продовольствия становилась все более угрожающей, приближалась зима, и не было топлива. Керенский произносил речи. Находящиеся в подполье большевики активизировались, Ленин скрывался в Петрограде, говорили, что Керенский знает, где он находится, но он не осмеливался арестовать его. Он произносил речи».
Англия решила свергнуть тщеславного болтуна и установить в России «твердую власть», необходимую ей для продолжения войны против Германии. В осуществлении этого замысла Моэм был не простым исполнителем, а инициативным организатором и вдохновителем политического заговора. Изобразив себя в автобиографическом рассказе о разведчике Эшендене, Моэм писал: «Составлялись планы. Принимались меры. Эшенден спорил, убеждал, обещал. Он должен был преодолеть колебания одного и бороться с фатализмом другого. Он должен был определить, кто был решительным, а кто самонадеянным, кто был искренним, а кто слабовольным. Ему приходилось сдерживать раздражение во время русского многословия, он должен был быть терпеливым с людьми, которые хотели говорить обо всем, кроме самого дела; он должен был сочувственно выслушивать напыщенные и хвастливые речи. Он должен был остерегаться предательства. Он должен был потакать тщеславию дураков и уклоняться от алчности корыстолюбивых и тщеславных. Время поджимало».
Еще в пути из США в Петроград Моэма сопровождали «четыре преданных чеха, которые должны были действовать в качестве офицеров связи между мною и профессором Масариком, имевшим под своим командованием что-то около шестидесяти тысяч своих соотечественников в различных частях России».
Чехословацкий корпус был не единственной организованной силой, участвовавшей в исполнении замыслов Лондона. Моэм упоминал о своих постоянных контактах с вождем эсеровских террористов Борисом Савинковым, убийцей министра внутренних дел России В.К.Плеве и великого князя Сергея Александровича. Беспощадный террорист произвел на Моэма неизгладимое впечатление – «один из самых поразительных людей, с которым я когда-либо встречался». Вместе с Савинковым в организации заговора участвовали и другие правые эсеры – его единомышленники. Поскольку же Савинков был заместителем военного министра Временного правительства и комиссаром Юго-Западного фронта, он сблизился с генералом Алексеевым, когда тот заменил Корнилова после его ареста на посту начальника генерального штаба. Поэтому Моэм смог привлечь к заговору и военных, которые затем возглавили белую Добровольческую армию.
К концу октября 1917 года Моэм завершил свою работу по созданию мощной подпольной организации. Он отправил зашифрованный план государственного переворота в Лондон. Моэм утверждал, что «план был принят, и ему были обещаны все необходимые средства». Однако великий разведчик попал в цейтнот.
В немалой степени это было связано с тем, что правящие круги России проявляли патологическую неспособность к быстрым действиям даже во имя самосохранения. Моэм писал: «Бесконечная болтовня там, где требовались действия, колебания, апатия, когда апатия вела к разрушению, высокопарные декларации, неискренность и формальное отношение к делу, которые вызвали у меня отвращение к России и русским». «Отвращение» к власть имущим, перенесенное на страну и народ, помешало Моэму увидеть главные причины внутренней слабости верхов – их глубокий конфликт с народом, их неспособность выражать его интересы и действовать во имя народа.
Активности Моэма, беспощадности террориста и писателя Савинкова, деловой решимости руководителей чехословацкого корпуса и других участников заговора оказалось недостаточно. Им противостояла организованность большевистской партии во главе с Лениным, их бдительность по отношению к проискам врагов революции. Уже 14 сентября И.В.Сталин в своей статье «Иностранцы и заговор Корнилова» предупредил об активном участии британских подданных в заговорщической деятельности на территории России. Тем временем, по свидетельству Моэма, в конце октября 1917 года «слухи становились все более зловещими, но еще более устрашающие параметры приобрела реальная активность большевиков. Керенский носился взад и вперед, как перепуганная курица. И вот грянул гром. В ночь 7 ноября 1917 года большевики восстали... Министры Керенского были арестованы».
На другой же день после победы Октябрьской революции Моэма предупредили, что большевики разыскивают тайного резидента Великобритании. Отослав шифрованную телеграмму, вождь заговора срочно покинул Россию. Великобритания направила специальный боевой крейсер, чтобы вывезти своего супершпиона из Скандинавии.
Моэм был крайне разочарован своей неудачей и до конца жизни был уверен, что «существовала известная возможность успеха, если бы я был направлен на шесть месяцев раньше».
Американское звено заговора Моэма
Профессиональный разведчик многое скрыл в своих свидетельствах. А потому до сих пор неясно, какую роль должны были сыграть Савинков и его люди, что надо было делать военным руководителям России, какую миссию обязан был выполнить чехословацкий корпус. Но прежде всего возникают вопросы: «Почему, если «время поджимало», британский разведчик в сопровождении четырех чехословаков из окружения Масарика прибыл в Петроград не через Северное море и Скандинавию (что заняло бы несколько дней), а решил сначала проехать по Атлантическому океану в США, затем пересечь американский континент, Тихий океан, российский Дальний Восток, Сибирь, Урал и так далее (на что ушло около месяца)? Почему, рискуя попасть в цейтнот (и в конечном счете попав в него), Моэм и его спутники избрали столь длинную дорогу в Россию?»
Появление США и Сибири в маршруте Моэма в ходе его поездки 1917 года вряд ли было случайным. Еще до начала Первой мировой войны США заняли ведущее место в мировой экономике. Нажившись же на поставках воюющим державам в годы Первой мировой войны, а затем вступив в боевые действия на стороне Антанты в апреле 1917 года, США исходили из того, что без учета их мнения не могут решаться важнейшие международные вопросы, в том числе и судьба России. Следует также учесть, что к середине 1917 года роль США в российских делах невероятно возросла, а американский интерес к Сибири значительно усилился.
Еще накануне Первой мировой войны резко активизировалась деятельность американских предпринимателей в России. Будущий президент США Герберт Гувер стал владельцем нефтяных компаний в Майкопе. Вместе с английским финансистом Лесли Урквартом Герберт Гувер приобрел концессии на Урале и в Сибири. Стоимость только трех из них превышала 1 миллиард долларов (тогдашних долларов!).
Первая мировая война открыла новые возможности для американских капиталов. Втянувшись в тяжелую и разорительную войну, Россия искала средств и товаров за рубежом. Их могла предоставить Америка, не участвовавшая до весны 1917 г. в войне. Если до Первой мировой войны капиталовложения США в России составляли 68 миллионов долларов, то к 1917 г. они увеличились многократно. Резко возросшие в годы войны потребности России в разных видах продукции вызвали быстрый рост импорта из США. В то время как экспорт из России в США с 1913 по 1916 год упал в 3 раза, импорт американских товаров возрос в 18 раз. Если в 1913 г. американский ввоз товаров в Россию был лишь несколько выше российского ввоза товаров в США, то в 1916 г. американский ввоз товаров в Россию превышал российский ввоз в США в 55 раз. Страна все в большей степени зависела от американского производства.
В марте 1916 г. послом США в России был назначен банкир и хлеботорговец Дэвид Фрэнсис. Сразу же после Февральской революции Фрэнсис от имени правительства США предложил России заем в 100 миллионов долларов. Одновременно по договоренности с Временным правительством в Россию была направлена из США миссия «для изучения вопросов, имеющих отношение к работе Уссурийской, Восточно-Китайской и Сибирской железных дорог». В середине октября 1917 г. был сформирован так называемый «Русский железнодорожный корпус». «Русский» корпус состоял только из американцев. В 12 его отрядах находилось 300 железнодорожных офицеров, механиков, инженеров, мастеров, диспетчеров, которые должны были быть размещены между Омском и Владивостоком. Как подчеркивал советский историк А.В.Берёзкин в своем исследовании, «правительство США настаивало на том, чтобы присылаемые им специалисты были облечены широкой административной властью, а не ограничивались бы функциями технического наблюдения». Фактически речь шла о передаче значительной части Транссибирской железной дороги под американский контроль.
Октябрьская революция помешала осуществлению этих планов, и хотя 14 декабря 1917 г. «Русский железнодорожный корпус» в составе 350 человек прибыл во Владивосток, через три дня он отбыл оттуда в Нагасаки.
А вскоре американцы появились на севере Европейской территории России, на мурманском побережье. 2 марта 1918 г. председатель Мурманского Совета А.М.Юрьев дал согласие на высадку английских, американских и французских войск на побережье под предлогом защиты Севера от немцев. 18 апреля 1918 г. состоялось заседание Мурманского Совета, на котором представители интервентов выступили с декларациями о целях своего пребывания на севере России.
После первого десанта к лету в Мурманске было высажено около 10 тысяч иностранных солдат. Всего в 1918 – 1919 гг. на севере страны высадилось около 29 тысяч англичан и 6 тысяч американцев. Заняв Мурманск, интервенты двинулись на юг. 2 июля интервенты взяли Кемь. 31 июля – Онегу.
К этому времени в США были обнародованы широкие планы покорения России. В американской печати 1918 года открыто раздавались голоса, предлагавшие правительству США возглавить процесс расчленения России. Сенатор Поиндекстер писал в «Нью-Йорк таймс» от 8 июня 1918 г.: «Россия является просто географическим понятием, и ничем больше никогда не будет. Ее сила сплочения, организации и восстановления ушла навсегда. Нация не существует». 20 июня 1918 г. сенатор Шерман, выступая в конгрессе США, обратил особое внимание на необходимость воспользоваться случаем для покорения Сибири. Сенатор заявлял: «Сибирь – это пшеничное поле и пастбища для скота, имеющие такую же ценность, как и ее минеральные богатства».
Учитывая американский интерес к богатствам Сибири и наличие договоренности с Временным правительством об установлении контроля Штатов над Транссибирской железной дорогой, можно предположить, что по согласованию с Лондоном Моэм и четыре чеха в ходе проезда от Владивостока в Петроград выполняли разведывательное задание в интересах США, где они только что побывали.
Чехословацкое звено в цепи заговора против России
Приход большевиков к власти в Петрограде, а затем и в других городах России сорвал планы Моэма, но не уничтожил звенья цепи, выкованных государствами Антанты. На совещании представителей стран Антанты, состоявшемся в Яссах с 1(14) по 10(23) ноября 1917 года, участвовали и представители чехословацкого корпуса. Им был задан вопрос, могут ли они взять под свой контроль области между Доном и Бессарабией. Была создана комиссия Антанты для решения русского вопроса под руководством французского генерала Жанена, который затем возглавил силы интервентов в Сибири. В состав комиссии вошли будущий президент Чехословакии Э. Бенеш и будущий министр обороны Чехословакии Штефаник. Так чехи стали соучастниками «решений» по «русскому вопросу».
О том, что эти решения предполагают вооруженные выступления, следовало из письма Бенеша Масарику от 28 февраля 1918 года. В нем он сообщал, что французская военная миссия дала указание советовать чехословацким военнопленным вступать в «легион» и выжидать часа выступления.
Тем временем германские войска, воспользовавшись срывом Л.Д.Троцким брестских мирных переговоров, быстро продвигались по Украине. Спешно сформированные советские войска вновь созданной Донецко-Криворожской республики оказывали посильное сопротивление немцам. В районе Бахмача оборону держал чехословацкий корпус. Однако как только кайзеровская армия подошла к позициям чехословаков, те вступили в переговоры с немцами, а затем покинули фронт, образовав огромную брешь в советской обороне. При этом чехословаки умудрились довольно быстро переместиться из Бахмача под Пензу.
Еще в феврале Советское правительство вело переговоры с руководством чехословацкого корпуса, в ходе которых было решено помочь перевезти чехов и словаков во Францию. До сих пор неясно, кто внес предложение переправлять корпус через Сибирь, а далее морским путем в Западную Европу. Хотя очевидно, что любой путь в объезд центральных держав был не ближним, все же дороги через Каспий и Персию или через Скандинавию и Северное море и даже через Баренцово море были бы короче. Однако именно о сибирском маршруте шла речь в соглашении между руководством корпуса и советскими властями, достигнутом 26 марта 1918 года.
Одновременно советские представители на переговорах с чехословаками настаивали на том, чтобы из корпуса были удалены русские офицеры, занимавшие враждебную позицию к новой власти. Кроме того, чехи и словаки должны были ехать в поездах не как военнослужащие, а как частные лица. Советские власти также требовали разоружения корпуса, хотя и признали, что небольшое количество оружия для личной безопасности легионерам можно иметь. Хотя эшелоны с чехословаками уже двинулись по Транссибирской дороге, споры по поводу того, сколько оружия можно им иметь, продолжались.
За передвижением эшелонов и спорами по поводу оружия у чехословаков внимательно следили западные державы. В апреле и мае 1918-го в Москве состоялись секретные совещания представителей стран Антанты, на которых уточнялись детали выступления чехословацкого корпуса. В мае 1918 года Фрэнсис писал своему сыну в США: «В настоящее время я замышляю... сорвать разоружение 40 тысяч или больше чехословацких солдат, которым Советское правительство предложило сдать оружие». Обсуждая планы использования чехословацкого корпуса, государственный секретарь США Лансинг писал в это время президенту США Вильсону: «Разве невозможно среди этих искусных и лояльных войск найти ядро для военной оккупации Транссибирской железной дороги?»
К этому времени чехословацкий корпус был разделен на четыре группы: пензенская, челябинская, сибирская (она находилась в эшелонах на Транссибирской дороге от Кургана до Иркутска) и дальневосточная (уже прибывшая в район Владивостока). В корпусе упорно распространялись слухи, что чехов и словаков везут на каторгу в Сибирь. А так как 90% солдат были крестьянами, не слишком хорошо разбиравшимися в российских делах, то этим слухам многие верили.
Утверждают, что непосредственным поводом для вооруженного выступления чехословаков послужило их столкновение с бывшими венгерскими военнопленными. Но очевидно, что мятеж был заранее и тщательно подготовлен. 25 мая сразу же после начала мятежа чехословаки захватили Новониколаевск (Новосибирск). 26 мая ими был взят Челябинск. Затем – Томск, Пенза, Сызрань. В июне чехословаки овладели Курганом, Иркутском, Красноярском, а 29 июня – Владивостоком.
После распада царской армии, начавшегося с февраля 1917 г., в рядах только создававшейся Красной Армии весной 1918 г. имелось лишь 119 тысяч человек для защиты одной шестой земного шара. Неудивительно почему в считаные недели 45 или 50 тысяч представителей двух малых народов Центральной Европы взяли под свой контроль обширные территории Заволжья, Урала, Сибири и российского Дальнего Востока. А вскоре чехословацкий корпус стал ударной силой в продвижении белых армий на запад к Москве. Не случайно
20 июля 1918 года в своем распоряжении о немедленной мобилизации рабочих Петрограда на Восточный фронт В.И.Ленин писал: «Иначе мы слетим. Положение с чехословаками из рук вон плохо».
Даже через полгода, после укрепления рядов Красной Армии и поражений, нанесенных контрреволюционных силам, чехословацкие войска под командованием Гайды, сумели нанести красным ощутительный удар, взяв Пермь. Это событие было названо в Москве «пермской катастрофой» и для ликвидации ее последствий на фронт срочно отбыла целая комиссия во главе с членом Реввоенсовета Республики И.В.Сталиным и председателем ВЧК Ф.Э.Дзержинским.
Вплоть до конца 1920 г. чехословацкий корпус верно служил интересам белых генералов и западных держав.
Взрывы других мин, заложенных Моэмом
Другие мины, заложенные Моэмом осенью 1917 года в России, были также готовы к приведению в действие. Как свидетельствовали воспоминания руководителей чехословацкого корпуса, они продолжали поддерживать хорошо законспирированные связи с правыми эсерами. К этому времени Савинков сумел создать подпольный «Союз защиты родины и свободы» при участии сотен офицеров царской армии. «Союз» объединял многотысячные войсковые части, разбитые для конспирации на группы по 5–6 боевиков. Крупные формирования имелись в Москве, Казани, Костроме, Ярославле, Рыбинске, Калуге и других городах. После того как Моэм отбыл из России, финансовое обеспечение Савинкова и его сторонников перешло к послу Франции Ж.Нулансу. В отличие от Моэма посол был скуп и «Союз» постоянно нуждался в средствах. Однако руководство чехословацкого корпуса проявило боўльшую щедрость, поделившись с савинковцами средствами, которые они получали от Англии и Франции. Когда члены «Союза» сидели на полуголодном пайке, деньги им доставил ближайший помощник Масарика И.Клецанда. По свидетельству одного из заговорщиков Деренталя, эти средства «сразу позволили повести дело на широкую ногу».
Однако поскольку Нуланс оставался главным источником средств, на которые существовали члены «Союза», то он стал приказывать, чтобы в начале июля началось восстание в Ярославле и Рыбинске. Савинков возражал, исходя из того, что в этих городах у «Союза» были сравнительно слабые организации и настаивал на том, чтобы первыми выступили члены «Союза» в Калуге. Однако Нуланс стоял на своем, так как полагал, что в начале июля в Архангельске высадится десант союзников и восстание в Ярославле откроет путь интервентам к Москве.
6 июля под руководством Савинкова начался мятеж правых эсеров в Ярославле. Ход мятежа показал не только наличие организационных связей савинковцев с чехословаками, но и с Белой гвардией, выступившей на юге страны. В своем первом приказе по городу мятежный полковник Перхуров сообщал о том, что он действует «на основе полномочий, данных главнокомандующим Добровольческой армии, находящейся под верховным главнокомандованием генерала Алексеева». Очевидно, что заработали связи, установленные еще в ходе заговора Моэма.
Дальнейшие события показали, что Нуланс ошибся: десант союзников в Архангельске произошел лишь в начале августа, а мятеж малочисленных организаций «Союза» в Ярославле, Рыбинске и Ростове был подавлен через 16 дней. Однако мятеж чехословацкого корпуса дал повод для развертывания широкомасштабной интервенции стран Антанты в России. Союзники объявили, что надо спасать чехов и словаков от большевиков. 29 июня, в день, когда чехословаки заняли Владивосток, туда прибыли также английские и японские войска.
2 июля 1918 года в Париже состоялось заседание верховного военного совета Антанты, принявшего решение активизировать интервенцию в Сибири. 6 июля в Вашингтоне на совещании военных руководителей страны с участием государственного секретаря Лансинга был обсужден вопрос об отправке 7 тысяч американских войск во Владивосток на помощь чехословацкому корпусу, который якобы атаковали части из бывших австро-венгерских пленных. Было принято решение: «Высадить имеющиеся в распоряжении войска с американских и союзных военных кораблей с целью закрепиться во Владивостоке и оказать содействие чехословакам».
6 июля Владивосток был объявлен под международным контролем держав Антанты. 3 августа военный министр США отдал распоряжение направить во Владивосток части 27-й и 31-й американских пехотных дивизий, которые до этого несли службу на Филиппинах. Эти дивизии прославились своими злодеяниями во время подавления восстания народа моро. В тот же день была опубликована декларация США и Японии, в которой говорилось, что «они берут под защиту солдат чехословацкого корпуса». Такие же обязательства взяли на себя в соответствующих декларациях правительства Франции и Англии. На «защиту чехов и словаков» на Дальний Восток прибыли 120 тысяч иностранных интервентов, включая американцев, англичан, японцев, французов, канадцев, итальянцев и даже сербов и поляков.
А вскоре стало ясно, что прибывшие вояки не намерены уходить из Владивостока, даже после того как путь чехам и словакам для переезда во Францию был открыт. На самом же деле чехи и словаки открыли путь ордам интервентов для разграбления России. В декабре 1918 года на совещании в государственном департаменте США была намечена программа «экономического освоения» России, предусматривавшая вывоз из нашей страны 200 тысяч тонн товаров в течение первых трех-четырех месяцев. В дальнейшем темпы вывоза из России товаров в США должны были возрасти.
На севере страны, по подсчетам А.В.Берёзкина, «только льна, кудели и пакли, американцы вывезли 353409 пудов (в том числе одного льна 304 575 пудов. Они вывозили меха, шкуры, поделочную кость и другие товары». Управляющий канцелярией Отдела иностранных дел белого правительства Чайковского, сформированного в Архангельске, жаловался 11 января 1919 года генерал-квартирмейстеру штаба главнокомандующего, что «после ограбления края интервентами не осталось никаких источников для получения валюты, за исключением леса, что же касается экспортных товаров, то все, что имелось в Архангельске на складах, и все, что могло интересовать иностранцев, было ими вывезено в минувшем году почти что безвалютно примерно на сумму 4000000 фунтов стерлингов».
На Дальнем Востоке американские интервенты вывозили лес, пушнину, золото. Помимо откровенного грабежа американские фирмы получили разрешение от правительства Колчака совершать торговые операции в обмен на кредиты от банков «Сити бэнк» и «Гаранти траст». Только одна из них – фирма Эйрингтона, получившая разрешение вывозить пушнину, отправила из Владивостока в США 15 730 пудов шерсти, 20 407 овечьих шкур, 10 200 крупных сухих кож. Из Дальнего Востока и Сибири вывозили все, что представляло хотя бы какую-нибудь материальную ценность.
Цель: золотой запас России
Не брезгуя куделью и паклей, пеньковой веревкой и мешковиной, костями и когтями животных, интервенты стремились прежде всего завладеть богатством России в наиболее концентрированном виде – ее золотым запасом. И здесь опять уместно вернуться к разведывательной миссии Моэма в России. Знаменательно, что главные участники заговора Моэма – руководители чехословацкого корпуса, лично Савинков, а также белые генералы – сыграли основную роль в борьбе за овладение российским золотым запасом.
Дело в том, что уже с 1915 года подавляющая часть золотого запаса России находилась не в Петрограде и Москве, а в Казани, расположенной на Транссибирской железной дороге. После начала наступления немецких и австрийских войск в 1915 году и занятия ими Польши, Литвы, части Латвии царское правительство приняло решение эвакуировать золотой запас империи в глубь страны. Меньшая часть золотого запаса была переправлена в Нижний Новгород. Наибольшая часть – в Казань, где золото и другие ценности были размещены в подвалах местного отделения Государственного банка.
Правда, к началу Февральской революции не все золото России было сосредоточено в Казани и Нижнем Новгороде. Немало золота оставалось в Петрограде, Москве, а также в ряде губернских центров страны. Об этом свидетельствовало принятое в октябре 1917 года решение правительства А.Ф.Керенского о переводе части средств Государственного банка за границу. За несколько дней до начала Октябрьской революции золото в слитках на сумму 5 миллионов рублей было погружено в поезд «особого назначения» и направлено через Петроград и Финляндию в Стокгольм.
Разбазариванию российского золота был положен конец, когда 27 декабря 1917 года собственность Государственного Казанского банка, как и других банков России, была национализирована декретом Совнаркома. Эвакуация же золота из центральной части России была продолжена уже во второй половине февраля 1918 года после начала германского наступления.
В мае 1918 года было принято решение Совнаркома о сосредоточении золота в Казани, как самом безопасном месте Советской республики. В мае в Казань прибыли партии золота из Тамбовского, Московского, Самарского отделений Госбанка. Одновременно в Казанский банк была доставлена новая партия ценностей из Петрограда, в том числе драгоценности Монетного двора, Главной палаты мер и весов и Горного института. Хотя 25 мая по всей Транссибирской железной дороге вспыхнул мятеж чехословацкого корпуса, золото продолжало поступать в Казань.
По мере расширения чехословацкого мятежа становилось очевидным, что Казань перестала быть надежным местом для хранения золота страны. В середине июня 1918 года по распоряжению В.И.Ленина главный комиссар Народного банка республики Т.И.Попов предписал Казанскому банку подготовиться к возможной эвакуации ценностей в Нижний Новгород, где уже находилась часть золотого запаса страны. С этой целью началась спешная замена прогнивших от времени мешков, в которых хранилось золото с 1915 года.
Однако 27 июня в разгар подготовки к эвакуации золотого запаса главком Восточного фронта М.А.Муравьёв вызвал к себе управляющего Казанского отделения Государственного банка Марина и потребовал прекратить приготовления к вывозу золота, так как это, мол, провоцирует панические настроения. Узнав об этом, Попов из Москвы немедленно потребовал продолжить подготовительные работы, телеграфировав: «Не обольщайтесь самохвальством Муравьева».
Тогда Муравьев стал готовить перевозку золота не в Нижний Новгород, а в Симбирск. 10 июля он прибыл сам в Симбирск, где объявил о перемирии с белочехами, начале войны против Германии и наступлении войск Восточного фронта на Москву. Однако мятеж Муравьева продолжался недолго. Сам Муравьев был убит красноармейцем во время подавления мятежа.
Незадолго до мятежа Муравьева на Верхней Волге начался савинковский мятеж. Не исключено, что одной из целей выступления савинковцев был Нижний Новгород, где находилась часть золотого запаса республики. После же разгрома ярославского мятежа Савинков нелегально прибыл в Казань. В его воспоминаниях, опубликованных посмертно в 1928 году в эмигрантской газете «Воля России» (Прага), он писал: «Решил ехать на Волгу. Надеюсь, что казанская организация будет счастливее, чем рыбинская, и что мы своими силами возьмем город». Савинков полагался на 5 тысяч бывших царских офицеров, находившихся в Казани; многие из них входили в подпольное отделение «Союза защиты родины и свободы».
В подготовке заговора с целью захвата Казани участвовали члены так называемого Комитета членов Учредительного собрания («Комуч»), созданного 8 июня 1918 года в Самаре после захвата города белочехами. В своем дневнике представитель Комуча Лебедев писал, что «в числе мотивов», определявших задачу захвата Казани, «немаловажен и тот, что в Казани находится эвакуированный в нее золотой запас Государственного банка».
ВЧК принимала меры для раскрытия заговора в Казани. 27 июля 1918 года председатель ЧК и Военного трибунала 5-й армии Восточного фронта М.И.Лацис докладывал Ф.Э.Дзержинскому в Москву: «Разоружены две эсеровские дружины, отнято 15 пулеметов, 160 винтовок, 150 тысяч патронов. Расстреляно 10 белогвардейцев».
По мере приближения отрядов белочехов к Казани принимались экстренные меры для эвакуации золота и других драгоценностей. С этой целью 28 июля из Нижнего Новгорода отправилась «Особая экспедиция» из пароходов и барж. Вывоз был намечен на 5 августа.
Однако 1 августа из захваченного белыми Симбирска вверх по Волге вышли 6 вооруженных пароходов и 15 вспомогательных судов с артиллерией. На них находилось 2 тысячи солдат. Их целью было золото, находившееся в Казани.
Пароходы и другие суда «Особой экспедиции» были вынуждены отступить вверх по Волге. 4 августа бои развернулись под Казанью, а 5 августа белые части сражались с красными уже в самой Казани. Пока на окраине города шли бои, удалось погрузить 100 ящиков с золотом в грузовые автомашины. Их вывезли из Казани. Однако основную часть золотого запаса вывезти не удалось, и белые отряды, которым помогали выступившие участники заговора, захватили Казанское отделение Государственного банка.
16 августа один из руководителей Комуча Фортунатов и особый уполномоченный Комуча Лебедев осмотрели подвалы Казанского банка. По их распоряжению золото и другие ценности были погружены на два парохода и перевезены в Самару, где находился Комуч.
Однако вскоре Красная Армия развернула наступление на Восточном фронте и вернула Симбирск, а затем Казань. 10 сентября 1918 года белая газета «Волжский день» писала: «Теперь опасность грозит Самаре с востока, если советские войска, прельщенные громадными запасами и золотым фондом, находившимися в Самаре, захотят ее обойти с тыла и тем отрезать путь на Сибирь».
Из Самары золотой запас в пяти железнодорожных эшелонах был перевезен в Уфу. Когда его опять стали эвакуировать на восток в октябре 1918 года, на сей раз в Омск, он разместился уже не в пяти, а в двух железнодорожных эшелонах. В Омске золотым запасом стал распоряжаться адмирал Колчак, свергнувший до этого власть «директории» из представителей эсеров.
Адмирал щедро расплачивался с западными державами за снабжение его армии золотом России. Только в марте 1919 года по распоряжению Колчака во Владивосток было отправлено 5 пульмановских вагонов с 1235 ящиками, в которых находились слитки с золотом, и 1 ящик с золотыми монетами. Общая стоимость вывезенного в этих вагонах составила 69 миллионов золотых рублей.
Лишь в мае 1919 г. в Омске была проведена ревизия золотого запаса. К тому времени общая стоимость золота и других ценностей составляла 651 532 117 золотых рублей 86 копеек. Однако, когда золотой запас удалось отбить у Колчака в ноябре 1920 г., его сумма составила лишь 409 625 870 золотых рублей 23 копейки. Остальное было в течение года с небольшим вновь потрачено Колчаком на приобретение оружия и обмундирования для его войск или просто разворовано. Значительная часть денег осела в иностранных банках в качестве предоплаты за вооружение армий Колчака, хотя ни оружия, ни обмундирования войск не было направлено в Россию.
------------------------------
Гражданская война, которая была в значительной степени спровоцирована иностранным вмешательством и постоянно подпитывалась подрывной деятельностью стран Запада, разорила Россию. К концу 1920 года сельское хозяйство давало примерно 65% продукции 1913 года, а крупная промышленность – немногим более 10%. К этому времени промышленность страны производила крайне мало и лишь самую примитивную продукцию. Металлургия могла обеспечить каждое крестьянское хозяйство России лишь 64 граммами гвоздей ежегодно. Если бы уровень развития промышленности сохранился и впредь на таком же уровне, то крестьянин, купив плуг и борону в 1920 году, мог бы рассчитывать приобрести себе эти предметы еще раз только в 2045 году. Более 70 тысяч км железных дорог и около половины подвижного состава были выведены из строя. Гражданская война унесла несколько миллионов жизней. (Их оценки приблизительны и колеблются от 7 до 15 миллионов.) К жертвам боевых действий, репрессий, беззаконий бандитов добавилось два миллиона умерших от тифа в 1918–1921 гг. и более 5 миллионов погибших от голода в Поволжье и других южных регионах страны. Свой посильный вклад в эти бедствия России внесли британская разведка и ее агент У.С.Моэм.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ
Обсудить новость на Форуме