16:15 09.11.2010 | Все новости раздела "КПРФ"

Главными организаторами репрессий 30-х годов были троцкисты и скрытые белогвардейцы

 Сын «жертвы Сталина» Владимир АКИМОВ в диалоге с обозревателем «Правды» Виктором КОЖЕМЯКО размышляет о Сталине, о советском и нынешнем времени, о своей судьбе 

     

«Да, я — за Сталина!» 

 

     — Владимир Петрович, в связи с 65-летием Великой Победы вновь обострились  атаки на Сталина. Это стало реакцией «правозащитников» да и нынешней власти на вполне законное желание  ветеранов войны увидеть в юбилейный День Победы среди праздничного оформления городов и сёл портреты своего Верховного Главнокомандующего. Вы, насколько я знаю, тоже поддерживали фронтовиков?

     — Конечно. Хотя портреты — это частность, а речь должна идти о гораздо большем. Я за восстановление в нашем обществе достойного отношения к этой величайшей исторической личности во всей полноте, за очищение её и всего советского периода нашей истории от напластований чудовищной лжи.

     Повторять, будто в самой страшной войне  наша страна победила вопреки тому, кто ею руководил,— это же абсурд! Надо прямо говорить: благодаря советскому народу, руководимому Коммунистической партией во главе со Сталиным, было спасено всё человечество (в том числе и негодяи, которые изо всех сил хулят Сталина в нынешнее время).

     — Но вам ведь известно, в чём его  обвиняют. Ключевое слово — репрессии. Ваша мать, говоря сегодняшним языком, стала жертвой сталинских репрессий, и, тем не менее, вы, оказавшийся в  положении сына «врага народа», их фактически оправдываете. Почему?

     — Вопрос большой и сложный. Прежде всего замечу, что никто и никогда  — ни разу! — не называл меня сыном  «врага народа». Я прожил, разумеется, не безоблачную, но, по-моему, счастливую жизнь. Считаю себя счастливым человеком, и ощущение это главным образом оттого, что жил я в Советской стране, которая, кто бы что ни говорил, была самой справедливой страной на свете. Где не было капиталистов и помещиков, превыше всего ценился человек труда, у всех была возможность учиться и лечиться, работать и отдыхать, сполна проявлять свои способности.

     Да, завоёвывая и отстаивая эти права, нашему народу пришлось преодолевать огромные трудности. Всё происходившее  у нас за последнее столетие надо рассматривать под углом такого эпохального явления, как Великая  Октябрьская социалистическая революция. Только с учётом её задач и последствий, а также того, что мы имеем сегодня в результате коварно совершённой контрреволюции, можно понять многие сложные события минувшего века, включая так называемые политические репрессии 30-х годов.

     Я сам однажды имел возможность  задать Ельцину вопрос: «Существует  ли контрреволюция?» Он мне ответил: «Да ещё какая!» 

  

   «Говорю твёрдо: моя революция»

 

     — Из вашей биографии, Владимир Петрович, мне известно, что родители у вас  были революционерами, большевиками…

     — Совершенно верно. Отец стал членом большевистской партии в 1907 году. Вёл работу по пропаганде революционных идей среди рабочих  Петербурга, за что целый год отсидел  в одиночной камере тюрьмы «Кресты». А его родители были выходцами  из крепостных крестьян.

     Мать  же моя родилась в аристократической  семье. До революции учительствовала, а в 1917 году вступила в партию большевиков. Она участвовала в организации  красногвардейских отрядов на Северном Кавказе, была в 1918-м секретарём Сочинского окружного исполкома, а затем, при Деникине, бесстрашно вела активную работу в подполье. Когда белогвардейцев погнали с Кавказа, мама служила в политуправлении 11-й армии, где членом Реввоенсовета был Сергей Миронович Киров…

     На  примере моих родителей хорошо видно, что в революцию шли люди, которые не могли мириться с царившей несправедливостью. Но были и такие, которые устоявшуюся несправедливость считали законной, готовы были бороться за неё, потому что она давала им личную выгоду. Вот на столкновении этих двух сил и возникла Гражданская война.

     Меня  возмущает, когда я сегодня читаю  и слушаю, будто Октябрьскую революцию  совершила кучка большевиков  во главе с Лениным. Да разве могла  бы победить какая-то кучка в огромной стране, если бы не было мощного движения самых широких народных масс? Но о противодействии, которое приходилось преодолевать, тоже забывать нельзя. И оно, что особо хочу подчеркнуть, не кончилось с завершением Гражданской войны.

     — В своей работе «Правда о репрессиях», проанализировав обстановку, которая  складывалась после прихода фашистов к власти в Германии, вы пишете: «…Из выше сказанного можно сделать однозначный вывод: борьба с троцкистами, с «пятой колонной» в 1934—37—38 годах была жизненно необходима, так как врагов социалистического строя было довольно много. Фактически это были годы продолжения Гражданской войны, когда Советскому Союзу угрожал страшный враг — гитлеровская Германия и когда решалась судьба нашей страны: жизнь или смерть». Однако сегодня, под воздействием оглушительной пропаганды последних лет, в массовом сознании возобладало совсем иное представление. Дескать, враги внутри страны — это был плод больной фантазии Сталина, его повышенной подозрительности, а принимавшиеся меры — проявление сталинской жестокости. Почему вы категорически не приемлете такую точку зрения?

     — Потому что на основании изучения реальных исторических фактов твёрдо убеждён: если бы не репрессировали внутренних врагов Страны Советов в 30-е годы, фашисты захватили бы нашу Родину почти без боя. Ведь потенциальных  власовых и бандер было много. Да и среди интеллигенции были такие, как Солженицын, желавшие поражения Советской власти.

     Кстати, планируя свой блицкриг — молниеносную войну против Советского Союза, Гитлер рассчитывал именно на поддержку  «пятой колонны». Немцы даже не готовились воевать в зимнее время, их армия была одета только в расчёте на летний период, так как поначалу они уже в августе 1941-го собирались праздновать свою победу. Но Гитлер просчитался. И впоследствии он вынужден был признать, что проведённая большевиками «чистка», в том числе среди командных кадров Красной Армии, пошла, в конечном счете, на пользу Советской стране.

     — Но вы признаёте, что всё-таки многие были репрессированы несправедливо?

     — Конечно, и об этом я тоже пишу. Репрессированных было бы значительно меньше, если бы в политических репрессиях не участвовали сами троцкисты и скрытые белогвардейцы, которые находились в органах НКВД, фальсифицируя «дела» и поощряя лживые доносы. В сложнейшей обстановке тех лет подчас очень трудно было разобраться, кто свой, а кто чужой.

     В январе 1938 года пленум ЦК ВКП(б) принял постановление, в котором говорилось: «… Многие наши парторганизации до сих пор не сумели разглядеть и  разоблачить искусно замаскированного врага, старающегося криками о бдительности замаскировать свою враждебность и сохраниться в рядах партии — это, во-первых, и, во-вторых, стремящегося путём проведения мер репрессий перебить наши большевистские кадры, посеять неуверенность и излишнюю подозрительность в наших рядах. Такой замаскированный враг — злейший предатель — обычно громче всех кричит о бдительности, спешит как можно больше «разоблачить» и всё это делает с целью скрыть собственные преступления перед партией и отвлечь внимание партийной организации от разоблачения действительных врагов народа». 

    

 «У меня никогда не было  и нет обиды на Советскую власть»

 

     — Обратимся к судьбе вашей матери.

     — Вот мама как раз, насколько я  убедился, стала жертвой вражеского оговора. Именно поэтому 19 ноября 1955 года Военная коллегия Верховного суда СССР пересмотрела дело по её обвинению, и приговор Военной коллегии от 22 августа 1938 года по вновь открывшимся обстоятельствам был отменён, дело за отсутствием состава преступления прекращено. Выполняя решение Комиссии партийного контроля от 20 января 1956 года, Киевский райком КПСС Москвы посмертно восстановил маму в Коммунистической партии.

     В экспозициях Сочинского и Краснодарского краеведческих музеев были материалы  о ней и её первом муже Владимире  Васильевиче Торском, погибшем в  бою с белогвардейцами. Много  интересного узнал я о маме из книги писателя Николая Григорьевича Спиридонова «В огне войны Гражданской», посвящённой коммунистам — пламенным борцам за дело революции, отстоявшим и утвердившим Советскую власть на Кубани.

     — А после Гражданской войны  мать где работала?

     — Была первым главным редактором газеты Кубано-Черноморского обкома РКП(б) «Красное знамя», заместителем секретаря  обкома партии в Краснодаре. Далее  — заместитель заведующего женотделом ЦК ВКП(б), а в 1929—1931 годах — в  ответственной зарубежной командировке…

     Когда по наветам её арестовали, она была членом Президиума Верховного суда РСФСР. Со слов своей старшей сестры я  знаю, что мама сумела спасти от репрессий  Екатерину Ивановну Жугину, работавшую главным редактором журнала «Крестьянка». Мама хорошо знала Екатерину Ивановну по совместной работе в большевистском подполье во время деникинской власти. Она была бес-

     страшным  курьером и, рискуя жизнью, доставляла партийные документы в военно-революционный  штаб Екатеринодарского комитета РКП(б)…

     — И всё-таки, я думаю, не избежать нам с вами вопроса от некоторых читателей: как же это — мать невинно пострадала от Советской власти, погибла по вине Сталина, а сын эту власть и Сталина превозносит?

     — Не считаю виновными в гибели моей матери ни Сталина, ни Советскую власть. Как я уже сказал, репрессии — это был вынужденный акт фактически продолжавшейся Гражданской войны, в которой оказались и невинно пострадавшие. Но ведь это вовсе не было целью Советской власти, Коммунистической партии и её вождя. Цель тогда была — защитить страну в надвигавшейся мировой войне, отстоять самый справедливый советский, социалистический строй жизни, у которого по вполне понятным причинам в мире и внутри страны была масса врагов. Их удалось победить в 30—40-е годы. А вот в 80—90-е — не удалось.

     Совершив  контрреволюцию, развалив Советский  Союз, став у руля управления, эти  враги отняли у трудового народа землю, недра, заводы и фабрики, разворовали  колхозы и совхозы, превратили страну в сырьевой придаток Запада. Смертность превысила рождаемость. Почти на миллион человек ежегодно стало уменьшаться население нашей Родины. А сколько моих соотечественников превратилось в бомжей, наркоманов, нищих, сколько сирот и беспризорных детей у нас сегодня!

     Чтобы отвлечь внимание от всего этого, нынешняя власть и старается с помощью многочисленных СМИ любыми способами чернить наше советское прошлое. Хулят день и ночь В.И. Ленина и И.В. Сталина. Внушают, что репрессии, масштабы которых в десятки раз бессовестно преувеличиваются,— это, так сказать, порождение злых коммунистов и жестокой Советской власти, а социализм — это утопия и «путь в никуда». Что грандиозные успехи Страны Советов были достигнуты за счёт заключённых, а не энтузиазмом народа, стремившегося построить справедливое социалистическое общество, да получается, вроде и успехов-то никаких не было. Что детей репрессированных якобы тоже уничтожали, преследовали, то есть не давали им жить…

     Вот это люди видят и слышат уже  много лет по всем каналам телевидения  и радио, об этом читают в газетах  и книгах. Ложь хитро перемешивается с правдой, трагедии подлинные и выдуманные нагнетаются, и на многих, конечно, раздуваемое пугало репрессий эмоционально действует очень сильно. Не в последнюю очередь именно это даёт возможность нынешнему руководству страны вести пропаганду против Коммунистической партии и её сторонников. Но я мириться с ложью не могу!

     — А разве совсем нет у вас  и никогда не было чувства личной обиды за то, что вам пришлось пережить? Ведь известно, дети репрессированных составили уже в 60-е годы довольно активную диссидентскую и полудиссидентскую силу, которая немало способствовала свержению Советской власти. Можно вспомнить хотя бы писателей и поэтов Василия Аксёнова, Булата Окуджаву и других.

     — Ну а такие антисоветчики, как  Егор Гайдар или Никита Михалков? У них на кого и на что обида? Они-то просто предали своих знаменитых отцов и дедов, на произведениях которых мы в своё время воспитывались. Что же касается обиды Окуджавы или Аксёнова, она какая-то уж слишком узко личная на поверку. Помнить своё давнее горе и закрывать глаза на горе сегодня, вокруг, рядом, но не лично твоё — это, по-моему, бесстыдство какое-то.

     Окуджава, например, не прощал Советской власти гибели своего отца в 30-е годы, но когда  в октябре 1993-го новая, «демократическая»  власть на его глазах расстреливала сотни невинных людей, он этим зрелищем, транслировавшимся по телевидению, оказывается, наслаждался! Мало того, не постеснялся потом вслух цинично говорить об испытанном садистском удовольствии. Какова же цена «гуманизма» этих людей?!

     — Действительно, каким-то патологически  узким и специфически шкурническим выглядит их «гуманизм». А вот выдающийся русский поэт Виктор Боков, в своё время репрессированный, то  есть «пострадавший от Сталина», в последние годы своей жизни — 90-е годы ХХ века писал о нём такие стихи:   

     Сталинский след с Мавзолея

     не смыт

     Ни дождями, ни градом

     снарядным…

     Он с рукой зашинельной стоит

     И незыблемым, и громадным.  

     Величие Сталина и сталинской эпохи не отрицал, а воспевал и прошедший  не раз приговоры сурового времени Ярослав Смеляков — тоже один из талантливейших наших поэтов. Список таких людей можно продолжать. Значит, они видели и понимали нечто гораздо более важное, существенное для родной страны, чем личная обида?

     — В этом суть. Многие — по-моему, и  не только такие выдающиеся — душой чувствовали и разумом понимали, что в труднейших, сложнейших исторических обстоятельствах, где возможны и ошибки, решается в конечном счёте судьба Родины. А она превыше всего!

     Если  же вспоминать великих соотечественников, которым выпало перенести горечь неправедного обвинения и временного заключения, то их дальнейшая работа на благо Родины, их отношение к Сталину в последующие годы свидетельствуют о многом. Назову хотя бы Сергея Павловича Королёва, авиаконструктора Туполева, Маршала Советского Союза Константина Рокоссовского… Известно, как ответил Рокоссовский на предложение Хрущёва очернить Сталина: «Не могу, Никита Сергеевич. Товарищ Сталин для меня святой…»

     — Перенесёмся в наше время. Передо мной письма о Сталине, приходящие в редакцию «Правды» сегодня. Автор одного из них, из города Ангарска Иркутской области, прислал стихи тамошнего поэта Валерия Алексеева под названием «Молитва сталиниста». Поскольку они в определённом смысле имеют отношение к теме нашего разговора, приведу выдержку из них, обращённую как раз к Сталину:  

     В стране стряслось у нас такое,

     что сердце ёкает в груди.

     Восстань!.. И твёрдою рукою

     порядок строгий наведи.

     Я был под Брестом

     и под Псковом,

     но не погиб в бою от ран…

     И я тебя, отца родного,

     прошу, как старый ветеран,

     устрой стране головомойку

     и разберись: кто друг, кто враг?!

     По тем, кто начал «перестройку»,

     давно соскучился ГУЛАГ.

     Для новоявленных баронов,

     в царьки шагнувших из нулей,

     колючки ржавой и патронов,

     прошу тебя, не пожалей…  

     Как вы это воспринимаете? Кровожадность? Жестокость?

     — Нет, здесь другое. Желание справедливости.

     «Жизнь  моя и моих близких неотрывна  от жизни

     страны»

     — В почте «Правды» есть письма, которые  перекликаются с вашими мыслями. Вот, например, проникнутая горечью  и болью за родную страну исповедь Раисы Яковлевны Прохоровой из посёлка  Грибановский Воронежской области. Она из семьи потомственных железнодорожников. Пишет, что в 1937-м ее отец «по подлому оговору отсидел полтора года, но разобрались и отпустили, а в 1945-м был принят в партию». Пишет, что отец не озлобился, понимал: не Сталин и не Советская власть виноваты в его беде, а враги Советской власти. Сталин до конца жизни оставался для него примером честности, бескорыстия, самоотверженного служения трудовому народу. В корень, по-моему, смотрит Раиса Яковлевна: «Тем, для кого смысл жизни — нажива, не нравилось в Советском Союзе, потому что сложно было извлекать нечестными способами выгоду для собственного кармана в стране, где утверждались справедливость, равенство, братство, духовность, а культ наживы был не в чести. Вот они и решили с забугорной помощью эту страну разрушить, а теперь до омерзения нагло обгаживают наше советское прошлое…»

     У автора этого письма, как и других, главный аргумент в защиту советского прошлого (и будущего!) — собственная  жизнь. Судя по вашей книжке, Владимир Петрович, у вас — тоже.

     — Безусловно. Я сейчас пишу более  подробную свою автобиографию, и главный вывод, который делаю,

     оглядываясь на прожитое, состоит в том, что  при Советской власти была настоящая  забота о людях. Стоит конкретнее посмотреть на судьбы детей, чьи родители были репрессированы. Тот же Василий  Аксёнов окончил мединститут, стал известным писателем. Тот же Окуджава окончил педагогический институт и тоже вышел в знаменитости. Это о чем-то говорит? И подобных фактов масса. А ведь утверждают, что дети попавших под репрессии были обречены на гибель или уж во всяком случае лишались нормальной дороги в жизни.

     — Давайте взглянем, как складывалась после ареста матери жизнь у вас.

     — У меня и, добавлю, у двоих моих старших сестер, у других родных…

     Сестра  Тамара, окончившая авиационный институт, перед войной работала в конструкторском бюро, во время войны — на военном заводе и потом в ОКБ в Подлипках (ныне город Королёв) вместе со своим мужем Анатолием Алексеевичем Толстовым. Он стал лауреатом Ленинской и двух Государственных премий СССР, доктором технических наук, ведущим конструктором ракетно-космических двигателей. Под его руководством были сконструированы двигатели, которые позволили космическим кораблям маневрировать и совершать мягкую посадку. Эти двигатели были установлены на пилотируемых космических кораблях «Восток», «Восход», «Союз» и автоматических межпланетных станциях.

     Другая  моя сестра — Ия перед войной окончила медицинский институт и  во время войны служила в военных  госпиталях. Затем она стала доктором биологических наук, принимала активное участие в разработке научных методов реанимации человека.

     Двоюродная  сестра Маргарита, дочь маминого брата, работала в ЦК комсомола и в  ТАСС, она увлекалась фотографией  и повлияла впоследствии на мой выбор  профессии. Конечно, особенно большую  роль в этом сыграл брат мамы — дядя Сева, подаривший мне, одиннадцатилетнему, детский фотоаппарат «Моноколь». Дядя Сева был талантливейшим преподавателем литературы в Краснодарском пединституте, героически прошел Великую Отечественную, а после войны возглавил кафедру в Кубанском государственном университете. Умер он в 2001 году, не дожив трех дней до своего 90-летия…

     — А что было с вашим отцом? Когда  матери не стало, вы жили с ним?

     — Нет, я оставался под присмотром сестер. Отца, который работал в  Наркомате финансов, направили старшим  контролером-ревизором контрольно-ревизионного управления НКФ СССР по Витебской области, где он проработал до начала войны. Присылал нам деньги, я переписывался с ним и бывал у него. Особенно запомнилось лето в пионерском лагере под Витебском, где были и дети-беженцы из Польши. Они приехали худые, голодные, и мы, советские дети, делились с ними всем, чем могли.

     Когда началась война, несмотря на нездоровье, отец стал проситься на фронт. Из того времени у меня сохранилось одно его письмо. «Учись, милый, как можно  прилежнее, будь всегда верен своему слову, своим обещаниям,— писал отец в сентябре 1941 года.— Не забывай о том, что ты обещал товарищу Ворошилову, а в его лице нашей Родине, партии, Сталину… Пиши чаще, не дожидайся ответа на одно письмо прежде чем послать второе, а пиши регулярно, каждую неделю. К борьбе за дело Ленина — Сталина будь готов! Твой отец, друг и товарищ Петя».

     Вот такой у меня был отец. Последним  местом его военной службы стал Курск, где он был заместителем начальника лагеря немецких военнопленных по политчасти в звании капитана. Скончался от туберкулеза легких в госпитале 31 мая 1944 года, похоронен на Московском кладбище Курска с воинскими почестями…

     — Каково же вам пришлось без матери и без отца?

     — Сирот во время войны было много, но честно скажу: сиротой себя не чувствовал. Думаю, как и абсолютное большинство детей, оказавшихся в подобном положении. Не хотелось бы употреблять слишком громких слов, но совершенной правдой будет сказать, что Советская Родина в это тяжелейшее время по-матерински заботилась о нас.

     В сентябре 1941 года сохранившееся у  меня отцовское письмо из Москвы я  получил в городе Скопин Рязанской  области, куда наша школа была вывезена в связи с участившимися бомбежками и фашистской угрозой столице. Теперь я знаю, что в первый же военный месяц из Ленинграда было эвакуировано более 300 тысяч детей, из Москвы и ее пригородов — около 500 тысяч.

     Да, насколько это было возможно, детей  старались оберегать! И когда  немецкие войска прорвались к Скопину (этот город на несколько дней оказался потом в оккупации), нас, школьников, срочно отправляют в глубокий тыл — в Молотовскую область, ныне Пермский край. И вот здесь, в селе Серафимовка Сивинского района, предстояло нам прожить и проучиться до апреля 1943 года, когда я окончил 8-й класс.

     Красивейшие места! Очень гостеприимное, дружелюбное отношение к нам местных жителей. Наряду со школьными занятиями — полюбившаяся мне работа в колхозной бригаде, на конной ферме, где выращивали лошадей для отправки на фронт. Вороных двухлеток надо было объезжать, то есть садиться верхом без седла и проехать хотя бы километра два-три. Это сложная задача, особенно если учесть, что силёнок у тебя мало, но всё же удавалось справляться. А главное чувство было такое: ты тоже помогаешь фронту.

     — Связь с сёстрами не терялась?

     — Мы переписывались всё время, получал  посылки от них. Но самое основное — опять-таки ощущение связи с  воюющей Родиной. Например, сестра Ия, военврач, писала мне 21 мая 1942 года: «Прочла  твои последние письма сама, а потом  — товарищам. Командир конной разведки капитан Борода просил тебе передать, что лошади очень нужны и что из тебя выйдет прекрасный кавалерист, если будешь уметь хорошо ухаживать за лошадью и знать ее повадки. Лейтенант Курочкин советует тебе хорошо использовать лето, научиться отлично плавать. Он сам замечательный пловец и совсем недавно доставил из разведки «языка», причем пришлось переплывать под обстрелом в ледоход реку и тянуть за собой этого «языка», а так как немец был связан, то задача была совсем не легкая…»

     Из  каждого письма моих сестер видно, каким патриотизмом они проникнуты, какая у них забота и беспокойство обо мне, как постоянно пекутся о младшем брате. Не возникало ощущения, что мы какие-то «неполноценные» и «ущемленные» из-за трагедии нашей матери. Не покидал оптимизм. Так, 14 декабря 1942 года — в самое, казалось бы, трудное время! — Тамара пишет о «светлом будущем, когда наша доблестная, родная Красная Армия выгонит этих поганых бандитов и заживем мы, Володик, полной жизнью, а пока надо работать и помогать нашим бойцам». 

    

 «Считаю себя счастливым человеком»

 

     — И как вы полагаете — это  светлое будущее, о котором писала ваша сестра в разгар страшнейшей  войны, лично для вас состоялось?

     — Да, я уже сказал, что считаю себя счастливым человеком, и могу это  повторить. Впрочем, судите сами. Когда после окончания 8-го класса я вернулся весной 1943 года со своей школой в Москву, был объявлен массовый набор в ремесленные училища и ФЗУ. Мне пришла повестка учиться на штукатура, а я хотел стать электриком. И добрые люди (мне всю жизнь везло на хороших, добрых людей!) подсказали: «Иди в ЦК комсомола и проси, чтобы тебя направили туда, куда душа просит». К этому времени я уже был комсомольцем — приняли на Урале, вот и пошел в ЦК. Там отнеслись с большим вниманием, и я попал в самое лучшее ремесленное училище энергетиков № 28, которое при мне за отличные достижения было награждено орденом Трудового Красного Знамени.

     Здесь в течение двух лет я освоил даже не одну, а три специальности: стал электромонтером 5-го разряда, получил  права на вождение мотоциклов всех марок (9 мая 1944 года) и стал музыкантом — научился играть на духовом инструменте (альт). В дальнейшем все три специальности пригодились в жизни, а моя музыкальная профессия даже сделала меня участником Парада Победы 24 июня 1945 года на Красной площади.

     — А как это произошло?

     — Меня и моих товарищей включили в  состав сводного духового оркестра, которому предстояло закрывать этот исторический парад. Во время прохождения войск  оркестр находился напротив Мавзолея В.И. Ленина, и я имел возможность впервые видеть всё правительство и товарища Сталина. Это, конечно, были очень радостные минуты моей жизни. Переполняла гордость, что я тоже участник такого грандиозного события.

     Вообще, мне очень дорого, что моя жизнь, а потом и моя профессия  фотокорреспондента сделали меня причастным ко многим историческим событиям и личностям…

     — Читателям интересно будет узнать, каким образом выпускник ремесленного училища стал вдруг одним из ведущих  фотожурналистов страны.

     — Ничего удивительного в этом, конечно, нет. Счастливым был не только я — многие и многие. Сегодня, когда говоришь, что в Советской стране перед каждым были открыты все дороги для осуществления своих способностей, некоторые криво ухмыляются. Но ведь это так и было! Не сравнить с нынешним временем, когда главное решают не способности человека, не его призвание, а деньги. И всё направлено лишь на деньги, деньги, деньги…

     А у меня было так. Первая запись в  Трудовой книжке: «1945.09.22 — назначен электромонтером «Фотохроники ТАСС». И тут же запись вторая: «1946.07.01 — зачислен учеником фотокорреспондента». Признаюсь, попроситься на работу именно в «Фотохронику ТАСС» меня побудил давний интерес к фотографии, вызванный когда-то детским аппаратом — подарком дяди Севы. Теперь, придя в «Фотохронику» как электромонтер, первым делом я заменил здесь устаревшую электропроводку, то есть, как меня всю жизнь учили, добросовестно выполнил свою профессиональную обязанность. Но потом, делая основную работу, в свободное время начал изучать фотолабораторные процессы. Известные фотокорреспонденты, видя мой интерес к их делу, стали брать меня на съёмки, которые были связаны с освещением. Я быстро освоил постановку света, так что был хорошим помощником.

     И к каким людям эти съёмки сразу  же меня привели! Запомнилась работа с моим замечательным учителем Владимиром Ивановичем Савостьяновым у покорителя Северного полюса, дважды Героя Советского Союза, начальника «Главсевморпути» Ивана Дмитриевича Папанина. Человек-легенда, о котором я много читал ещё в детстве, был теперь наяву передо мной! А не менее легендарный Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев дал мне подержать свой китель со всеми наградами, и это было весьма весомо. Был на фотосъёмках всемирно известных советских учёных — академика-медика, Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской премии Алексея Ивановича Абрикосова, президента Академии наук СССР Сергея Ивановича Вавилова. Несколько позднее, в 1957 году, уже самостоятельно фотографировал я и следующего президента Академии наук — трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и двух Сталинских премий Мстислава Всеволодовича Келдыша…

     — Действительно, личности исторические в полном смысле слова!

     — Хотя первое самостоятельное задание, которое я получил в мае 1946 года, было довольно скромное: сделать фоторепортаж о работе Свердловской ГАИ Москвы. Но, кажется, снимки получились интересные — и по композиции, и по схваченным моментам. Они легли на стол начальника «Фотохроники ТАСС» Василия Николаевича Кузовкина, который увидел в них мои способности и предложил мне стать учеником фотокорреспондента. Это уже был серьёзный шаг к моей основной жизненной профессии. Поэтому, отслужив свой срок в рядах Советской Армии (тоже отличная школа была!), я вернулся в «Фотохронику».

     — Никогда не жалели о выборе?

     — Что вы! Ведь многолетняя моя работа в фотожурналистике стала как бы отражением живой истории, каждый трудовой день для меня был новой страницей летописи страны. Я изъездил Советский Союз от края до края. Мне поручались ответственные партийные и правительственные фотосъёмки — съезды КПСС, сессии Верховных Советов СССР и РСФСР, визиты глав зарубежных государств, подписание важнейших международных соглашений и т.д. Если вспомнить повод нашей беседы — тему репрессий, обратите внимание: мне доверяли! У меня были командировки и в разные страны мира. Ещё в сталинское время, в 1951 году, когда я служил в армии, меня приняли кандидатом в члены ВКП(б), а в 1953-м стал членом партии.

     Демобилизовавшись и вернувшись в «Фотохронику ТАСС», я учился вечерами в средней школе  рабочей молодёжи, окончил её в 1954 году. Можно сказать, что это тоже было типично для многих людей моего поколения, которым пришлось перенести войну: руководство страны заботилось о нашем образовании, создавало условия для этого… Да, еще обязательно надо добавить, что у меня сложилась прекрасная семья.

     — Какой главный вывод делаете  для себя из прожитой жизни?

     — Об этом я размышляю в книге, которую  сейчас пишу. Конечно, жизнь не была лёгкой ни для меня, ни для страны в целом. Но страна тут не виновата. Да и разве счастье в том, чтобы легко жилось? И что значит «легко»?

     Чистая  совесть и ощущение себя неотрывной частью своего народа — вот что  важно. Жизнь по справедливости —  дороже всего. А наша страна, когда  она была Советской, жила по справедливости, от чего теперь нас хотят увести. Это я хорошо понимаю, потому мне очень горько, что на многих одурманивающе действует ложь о советском прошлом. О тех же репрессиях, которые всячески раздувают, растравляют, преподносят как самое главное в советской истории, пугая ими простых людей.

     Но  я спрашиваю: а разве преступники  не заслуживают, чтобы их репрессировали? Разве грабитель, живущий за счёт других, так и должен жить дальше? А ведь нынешняя власть защищает именно грабителей-олигархов, стремясь утвердить  этот порядок жизни, при котором они господствуют, навсегда.

     Однако  в 1917 году наш народ не пожелал  мириться с таким несправедливым порядком. Думаю, не захочет и впредь. 


Источник: КПРФ

  Обсудить новость на Форуме