13:45 19.07.2018 | Все новости раздела "КПРФ"

Главный поэт СССР. Сергей Шаргунов — к юбилею Владимира Маяковского

2018-07-19 13:48
Газета «Известия»

Владимиру Владимировичу Маяковскому исполнилось 125. Современен ли он? Сразу отвечу: да. «Жил, жив, будет жить», — если говорить его словами.

Продвинутые молодые музыканты превращают поэзию Маяковского в песни. Интернет полон такими записями. Возле его памятника в Москве собираются и читают стихи. Маяковскому желают подражать — и жизненным натиском, и стилистическим мятежом. Его фразы по-прежнему в обиходе, превратившись в афоризмы, поговорки, мемы: «Планов громадьё…», «На горло собственной песне…», «Делать жизнь с кого…», «Жизнь прекрасна и удивительна», «Я русский бы выучил только за то…», «Если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно».

Ему 125, а не стало его в 36, а был он подростком в грозном образе громовержца. Писатель Валентин Катаев, у которого Маяковский провел последний вечер, называл его мальчиком, обреченным на роковую развязку. Ведь это своего двойника он изобразил в поэме «Про это»:

Был вором-ветром мальчишка обыскан.

Попала ветру мальчишки записка.

Стал ветер Петровскому парку звонить:

— Прощайте... Кончаю... Прошу не винить…

До чего ж

на меня похож!

Этот высокий человек с угловатыми движениями на самом деле лишь казался каменным, но внутри трепетало нежное облако. «Не для денег родившийся» — так назывался фильм, сценарий которого он написал и где сыграл главную роль. Так бы мог называться фильм всей его жизни. Он шмякнул сердце на круглосуточную сцену. Сломал перегородку между судьбой и искусством. И того же желал миру: чтобы небывальщина ворвалась в обыденность. Для него история была, как сырая глина.

«Маяковский видел сон», — пел другой поэт и бунтарь Егор Летов. Маяковский — это и впрямь цветные сны, которые сопровождает сердцебиение. Всё им созданное кажется резким, выпуклым, очевидным, но подчинено правилам сна. Волшебные грезы и адские кошмары, жаркие любовные сцены и пророческие видения.

Воображаемое им будущее, где не томит никакой быт и даже гравитация не досаждает «летающему пролетарию», — это сон, размывающий границы привычного. Жалко, он не дожил до телевизора и полета в космос, и интернета, и клонирования, и 3D-принтеров. Но и дожив, рисовал бы новые чертежи невероятного грядущего.

Маяковский — всегда вызов. Вызов не просто рассудочному мещанству, а тот вызов, который сон может бросить яви. От дичайших эпатажных строк про детей до воспитательного «Крошка-сын к отцу пришел». От изломанной поэмы «Флейта-позвоночник» до «резиновой» рекламы: «Лучше сосок не было и нет. Готов сосать до старости лет». Он, как спящий, напитывался материалом и опытом реальности, но всякий раз выстраивал свой мир — ей наперекор.

Есть мифы и преувеличения. Например, модно говорить, что до трагического финала Маяковского довело государство. Да, была травля со стороны влиятельных литературных кругов. Но всё равно Владимир Владимирович оставался главным поэтом Советского Союза. Достаточно заглянуть в экстренный совместный выпуск «Литературной газеты» и «Комсомольской правды» 1930 года, полный слезных телеграмм, прочитать эпитеты, которыми провожали покойного, или спешное объявление о сборе средств на тракторную колонну «Маяковский».

Еще любят толковать его социальную страстность как избыточный каприз художника. По правде же в партию большевиков он записался в 15 лет. Трижды был арестован. Во время последней отсидки (11 месяцев в Бутырке) начал писать стихи. Он жаждал торжества бедных, бесправных, униженных и оскорбленных, прозревая победу антиколониальных сил по всему миру. Он не только воспевал революционный смерч, но и славил во весь голос созидание страны трудящихся.

Еще принято за интернационализмом Маяковского не видеть его национальной сущности. Но язык футуризма словно бы аукался с древнерусскими летописями. Маяковский — это очень русская мечта о рае, о братстве и воскрешении мертвых. Не случайно ему была близка концепция «общего дела» философа Николая Фёдорова. Это Маяковский просился на фронт Первой мировой добровольцем и встретил ее лихими лозунгами.

Потом он отшатнулся от войны, отравленный кровавым гниением, но его частушки и слоганы времен Гражданской были в том же бравом духе. И дальнейшая экспансия советского государства, собиравшего заново земли Российской империи, была встречена им на ура. Ну и не удержусь от соблазна вспомнить «Стихи о советском паспорте», геополитически актуальные и почти век спустя:

Глазами

доброго дядю выев,

не переставая

кланяться,

берут,

как будто берут чаевые,

паспорт

американца.

…

И вдруг,

как будто

ожогом,

рот

скривило

господину.

Это

господин чиновник

берёт

мою

краснокожую паспортину.

Маяковский — звучит гордо, и мы по праву можем гордиться этим небывалым инопланетным явлением нашего искусства. Читаешь «Маяковский» и видишь яростную палитру с преобладанием алого. «Ма-я-ков-ский!» — это громкое имя хочется скандировать и распевать. И он же — тончайший лирик-гипнотизер, увлекающий за собой в фантасмагорию сновидений.

Он жил и будет жить непонятым. И никогда не разгадать до конца его уход, такой запрограммированный и такой внезапный. И моя реплика — лишь одна из попыток этого понимания. Но именно загадка Маяковского делает его притягательным и живым. Грех тут не вспомнить одно из лучших его четверостиший, которое он перечеркнул в очередном порыве самоотрицания:

Я хочу быть понят родной страной,

а не буду понят —

что ж?!

По родной стране пройду стороной,

как проходит косой дождь.

Источник: КПРФ