12:45 15.04.2010 | Все новости раздела "КПРФ"
Газета «Советская Россия» о различных способах ведения классовой борьбы
Газета «Советская Россия» публикует размышления известного публициста Александра Фролова о возможности применения в ходе классовой борьбы силовых и мирных методов. Автор аргументирует свою позицию цитатами классиков марксизма. Интересный материал.
События в Киргизии в очередной раз остро поставили вопрос о соотношении между «булыжником» и «бюллетенем» (избирательным) как средствами борьбы за власть. В дни ленинского юбилея нелишне будет обратиться к вождю пролетарской революции с этим вопросом, ибо он всесторонне разработан им теоретически и блестяще реализован практически. Начнем с малого, ибо в малом часто отражается большое.
В ИЮЛЕ прошлого года Курманбек Бакиев был переизбран президентом республики, получив три четверти голосов. Российское ТВ тогда отмечало, что, несмотря на экономические трудности, Бакиеву удалось сделать главное – сохранить политическую стабильность. Цена этой стабильности выяснилась сегодня, когда власть бакиевского семейства сметена в столице народным восстанием и стране грозит гражданская война Севера и Юга. Объясняя происшедшее, можно ограничиться указанием на то, что прошлогодние выборы были фальсифицированы, а теперь, мол, подлинная воля народа вышла наружу. А если бы не фальсифицировали, то и булыжники не понадобились бы…
Однако объяснять так слишком легко и просто. Диалектика исторического процесса гораздо сложнее. Понятно, что без фальсификаций не обходятся ни одни выборы, но дело не только в них. Я лично полагаю, что киргизские выборы если и были фальсифицированы, то не слишком, – Бакиев был бы избран и без применения административного ресурса. Просто бывают, как говорил Ленин, такие вопросы, которые народ вправе и обязан решать не голосованиями, а силой (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 34, с. 436). И обнаруживается, что результаты применения «булыжника» или «бюллетеня» одним и тем же народом, к одному и тому же вопросу, в одной и той же ситуации могут оказаться диаметрально противоположными. Это выглядит парадоксом, но история движется вперед именно парадоксами – единством и борьбой противоположностей.
В подтверждение можно привести примеры таких нефальсифицированных голосований, которые не повлекли за собой никаких реальных последствий, ибо они не были подкреплены «булыжником», который, наоборот, летел в противоположном направлении. Так, на мартовском референдуме 1991 года три четверти его участников проголосовали за сохранение Советского Союза, а полгода спустя Союз уже лежал в руинах. Явился некто, кто попрал итоги референдума посредством своего «булыжника»... Или в 90-х годах прошлого века российская народно-патриотическая оппозиция неоднократно побеждала на региональных выборах, имела три десятка красных губернаторов и большинство в десятке региональных Законодательных собраний – и куда все это теперь подевалось? На выборах в Учредительное собрание в 1917 году убедительную победу одержали эсеры. Тем не менее это не защитило «учредилку» от роспуска Советской властью, не обошедшегося без применения вооруженного насилия.
Предполагаю, что многие читатели возмутятся этим списком. Разве можно перечислять такие разнородные по своему содержанию голосования через запятую, ставить их в один ряд?! Не стану спорить, перечисленные примеры и в самом деле весьма разнородны исторически и социально. И все же в них есть нечто общее. А именно – доминирование прекраснодушной веры в чудодейственную силу «бюллетеня». Вера эта именуется еще «конституционными иллюзиями». Эти иллюзии быстро рассеиваются, когда обнаруживается, что «просто» голосование, не подкрепленное реальной силой и решимостью «лечь костьми» за его результат, не имеет в политике особого веса. Максимум, чем оно является, – это никого и ни к чему не обязывающим социологическим опросом.
Великие исторические деятели, знавшие толк в политике, высказывались на этот счет без иллюзий. Например: «Ждать» съезда… есть идиотизм, ибо съезд ничего не даст, ничего не может дать!» Кто это говорил и по поводу какого такого съезда? Это писал Ленин 29 сентября 1917 года в секретном письме в ЦК большевистской партии по поводу предстоящего Второго съезда Советов (т. 34, с. 281). А 27 сентября датирована ленинская статья, в которой содержалось последнее предложение компромисса эсеро-меньшевистскому руководству Советов, излагался последний вариант мирного развития русской революции. Таких вариантов было предложено Лениным множество – с марта по июнь и в течение сентября (после провала корниловского мятежа), ибо он считал мирное развитие революции крайне редкой и крайне ценной в истории возможностью, во имя которой большевики и вообще сторонники революционных методов могут и должны идти на компромисс (т. 34, с. 135).
Однако в течение двух сентябрьских дней произошел перелом от настаивания на мирном переходе власти в руки Советов посредством «бюллетеня» к требованию взятия власти посредством «булыжника». Газетной площади недостаточно, чтобы описать все объективные причины и детали этого перелома. Но он не изменил стратегического вектора революционного процесса, не отменил общих закономерностей, действующих как в случае выборов, так и в других случаях борьбы за власть.
Одна из ошибок, регулярно повторяемых при подготовке и участии в выборах, это отношение к ним как к чему-то самодостаточному. Достаточно, мол, привлечь на свою сторону большинство – и дело в шляпе. Но, как жестко указывал Ленин, «ссылка на большинство народа ничего еще в конкретных вопросах революции не решает… Подменять конкретные вопросы классовой борьбы в момент особого обострения ее революцией «общими» ссылками на «волю народа» было бы достойно только самого тупого мелкого буржуа» (т. 34, с. 124–125). Выборы – это лишь одна из форм взятия власти, причем далеко не единственная и даже не самая распространенная. Формы взятия власти могут быть самыми разными. Кроме выборов – это дворцовый переворот, государственный переворот, подхватывание падающей власти, подбирание лежащей на земле власти, различные комбинации всего вышеперечисленного. Можно, например, совершить госпереворот и ратифицировать его результаты в парламенте (так действовали беловежские заговорщики) или закрепить результаты насильственного переворота на референдуме (так действовал Ельцин в 1993 году). Наконец, существует масса закулисных форм перехода власти из одних рук в другие при сохранении политического фасада в неизменном виде.
Имея свои специфические закономерности, выборы подчиняются наряду с ними и более общим и фундаментальным законам взятия власти. И в любой избирательной кампании нужно действовать прежде всего с учетом этих более универсальных закономерностей. Ахиллесовой пятой предыдущих общероссийских избирательных кампаний было то, что, готовясь (причем неплохо готовясь) к выборам, оппозиция при этом плохо готовилась к взятию власти. И этот общий недостаток не замедлил проявить себя на уровне регионов. Никто, полагаю, не решится отрицать того печального факта, что в большинстве регионов, где оппозиция побеждала, по-настоящему власти она не взяла. Взятие власти – стратегия, выборы – тактика. Самая совершенная тактика в отсутствие стратегии не принесет успеха. Нельзя ставить телегу впереди лошади. Нужно готовиться не просто к выборам, а к взятию власти. А уж в какой конкретной форме оно произойдет – путем выборов или еще каким-нибудь – это вопрос второй и на весах истории второстепенный. Тот, кто хорошо подготовился к взятию власти, тот победит и на выборах, и в ходе иных политических баталий. А высокую вероятность этих «иных» событий ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов.
РАССМОТРИМ сказанное только на одном теоретическом и практическом (историческом) примере. Искусство взятия власти требует от берущего точного выбора благоприятного момента. Что значит, например, хрестоматийное ленинское «сегодня – рано, а послезавтра – поздно»? Ни в одном письменном произведении Ленина таких слов нет. Все знают их по поэме Маяковского: «Сам приехал, в пальтишке рваном, – ходит, никем не опознан. Сегодня, говорит, подыматься рано. А послезавтра – поздно».
Возразят, пожалуй, что если для восстания («булыжника») выбрать благоприятный момент можно, то для выборов («бюллетеня») такой момент назначить затруднительно, ибо конституционный календарь выборов не совпадает с календарем политическим. Неправда. Например, сегодня правящая в Великобритании лейбористская партия решила распустить парламент, то есть назначить досрочные парламентские выборы. Очевидно, лидеры лейбористов просчитали ситуацию и сочли ее благоприятной для своей победы. В новейшей российской истории также можно найти по меньшей мере один случай, когда левопатриотическая оппозиция могла, но упустила возможность назначить досрочные думские выборы и одержать на них «полную и окончательную» победу.
Эта упущенная возможность до сих пор сидит занозой в сердце. Речь об утверждении Государственной думой кандидатуры премьера Кириенко в апреле 1998 года. К тому моменту уже имелись точные прогнозы (например знаменитый доклад Дмитрия Митяева), что к концу лета в России неизбежно произойдет суверенный дефолт вследствие краха пирамиды ГКО. Строго говоря, пирамида должна была рухнуть еще в канун президентских выборов 1996 года, но тогда личным решением нескольких западных лидеров Ельцину был выписан многомиллиардный кредит. Однако в начале 1998 года ситуация была существенно иная. Уже бушевал кризис на финансовых рынках Юго-Восточной Азии, и резервы МВФ направлялись в первую очередь туда. Поэтому всем, кто внимательно следил за финансово-экономической динамикой, было абсолютно ясно, что премьера Черномырдина меняют на премьера Кириенко именно с тем, чтобы свалить на последнего всю ответственность за грядущий дефолт. Одновременно ответственность взваливалась и на Думу, утвердившую «киндерсюрприза» главой правительства.
Если бы Дума не утвердила Кириенко, то выборы пришлись бы точно на август – момент дефолта. Конечно, власти постарались бы в этом случае оттянуть финансовый крах до более позднего времени. Возможно, Чубайс сумел бы выторговать для этого несколько более крупный западный кредит, чем те жалкие 4,8 миллиарда долларов, бесследно исчезнувшие после дефолта. Но несомненно, что раздираемая противоречиями и финансово ослабленная «партия власти» не сумела бы в течение лета организовать серьезную избирательную кампанию. Левопатриотическая оппозиция одержала бы абсолютную победу. Дефолт все равно вскоре бы произошел. Антикризисное правительство Примакова–Маслюкова все равно было бы назначено и действовало бы столь же успешно. Но оно опиралось бы тогда уже на большинство Госдумы и его было бы уже невозможно так легко отправить в отставку. Импичмент Ельцину был бы обеспечен. И кто знает, как пошли бы события дальше, если бы тогда думская левопатриотическая оппозиция рискнула. Но она не рискнула и фактически открыла дорогу путинской разновидности бонапартизма, стремительно превратившегося сегодня в неофеодализм… В общем, в апреле было рано, а в декабре – уже поздно.
Но оставим эту тему и вернемся к проблеме определения момента восстания Лениным. На этот счет имеется литературное свидетельство, послужившее источником Маяковскому. Вот слова Ленина в передаче через вторые руки Джоном Ридом в книге «Десять дней, которые потрясли мир»: «24 октября будет слишком рано действовать: для восстания нужна всероссийская основа, а 24-го не все еще делегаты на Съезд прибудут. С другой стороны, 26 октября будет слишком поздно действовать: к этому времени Съезд организуется, а крупному организованному собранию трудно принимать быстрые и решительные мероприятия. Мы должны действовать 25 октября – в день открытия Съезда, так, чтобы мы могли сказать ему: Вот власть! Что вы с ней сделаете?»
Доверять этому свидетельству Рида можно, ибо, во-первых, его книгу Ленин прочел и не возражал, а, во-вторых, аналогичные мысли доминируют в ленинских статьях еще 1905 года. А вот что писал Ленин вечером 24 октября: «Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой». «Кто должен взять власть? Это сейчас не важно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет «или другое учреждение», которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям интересов народа» (т. 34, с. 436). Вот пример науки и искусства СОЕДИНЕНИЯ ИНИЦИАТИВЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО АВАНГАРДА С ДЕМОКРАТИЧЕСКИМ ВОЛЕИЗЪЯВЛЕНИЕМ НАРОДНЫХ МАСС. Это одновременно и пример, иллюстрирующий соотношение стратегии взятия власти и тактики голосования (выборов, референдумов, парламентских ратификаций и т.п.).
Здесь вопрос о власти должен быть решен окончательно также «бюллетенем», причем голосованием вполне легитимным, опирающимся на всероссийскую основу. Этим голосованием съезд Советов должен конституировать себя в качестве верховной государственной власти. Но нельзя допустить, чтобы это голосование было колеблющимся. Положить им конец – значит сделать уже полдела, ибо колебания – «самая мучительная вещь на свете». Нельзя также допустить и того, чтобы съезд конституировал себя как-то иначе, а не в качестве верховной власти (такая опасность существовала). Поэтому эту власть нужно взять и вручить ее съезду именно в тот момент, когда ему ничего не остается, кроме как принять эту власть. При этом не важно, кто именно возьмет власть первоначально. В октябре 17-го таким органом стал Военно-революционный комитет Петросовета, державший власть в своих руках в течение всего нескольких часов и распущенный впоследствии как исчерпавший свои функции. Но выбор отрезка времени для этих нескольких часов решил исход революции. 24-го еще некому было передавать власть, а 26-го передавать власть могло быть уже поздно, ибо съезд мог к тому моменту конституироваться как-то иначе.
ВОПРЕКИ распространенной версии Второй съезд Советов не взял власть, а принял ее из рук Военно-революционного комитета при Петроградском совете. Между прочим, председателем комитета был ныне прочно забытый левый эсер Павел Евгеньевич Лазимир (1891–1920). ВРК был образован в первой половине октября и почти две недели колебался. Ленин буквально заставил его взять власть. Этому предшествовали очень сильные колебания – не только в ВРК, но и в ЦК партии, не говоря уже о самом съезде Советов. День и ночь шел подсчет числа прибывших делегатов. ЦК не торопился приглашать Ленина в Смольный. Единства оценки обстановки в нем не было.
Троцкий в качестве председателя Петроградского совета считал, что дело уже сделано и беспокоиться больше не о чем – защита Второго съезда Советов давным-давно обеспечена. Как писал он впоследствии в «Уроках Октября», восстание 25 октября имело только «дополнительный характер», ибо «тихое», почти «легальное» победоносное, чуть-чуть еще прикрытое сверху остатками буржуазно-демократической государственности, вооруженное восстание было уже на три четверти, если не на девять десятых, совершившимся фактом, начиная с момента создания ВРК. (Каковы были эти незамеченные Троцким «остатки», мы сейчас увидим).
Зиновьев и Каменев, наоборот, считали, что дело проблематично, и стоўит лучше подождать до Учредительного собрания. («Мы усиливаемся с каждым днем, мы можем войти сильной оппозицией в Учредительное собрание, к чему нам все ставить на карту...»). Ленин в ответ бешено негодовал: это «довод филистера, который «читал», что Учредительное собрание созывается, и доверчиво успокаивается на легальнейшем, лояльнейшем, конституционном пути. Жаль только, что ни вопроса о голоде, ни вопроса о сдаче Питера ожиданиями Учредительного собрания решить нельзя. Эту «мелочь» забывают наивные или растерявшиеся, или давшие себя запугать люди» (т. 34, с. 405).
Столь же жестко Ленин бичевал оправдание колебаний и пассивности ссылками на «равнодушие масс». Вот только некоторые его инвективы, цитируемые нами по 34-му тому Полного собрания сочинений. «Настроением масс руководиться невозможно, ибо оно изменчиво и не поддается учету; мы должны руководиться объективным анализом и оценкой революции. Массы дали доверие большевикам и требуют от них не слов, а дел» (с. 394). «Еще бы массам не быть равнодушными к выборам, если крестьянство доведено до восстания, а так называемая «революционная демократия» терпеливо сносит военное подавление его!!» (с. 280). «Абсентеизм и равнодушие масс можно объяснить тем, что массы утомились от слов и резолюций» (с. 391). «Среди сознательных рабочих есть определенное нежелание выходить на улицу только для демонстраций, только для частичной борьбы, ибо в воздухе носится приближение не частичного, а общего боя» (с. 412).
Но с Лениным особо не церемонились, держа его в изоляции под предлогом обеспечения безопасности. Чего стоит одно только заглавие письма в ЦК – «Советы постороннего». Вот вам и вождь… Очевидно, у него имелся и независимый от ЦК канал связи (Фофанова, Крупская, Мария Ульянова, Рахья), через который он очень внимательно следил за накоплением съездовского кворума. Ленин покинул свою последнюю конспиративную квартиру на Выборгской стороне (угол Б. Сампсониевского проспекта и Сердобольской улицы, д. 92/1, кв. 42) точно в тот момент, когда искомый кворум набрался. Ушел в сопровождении одного связного Эйно Рахьи, оставив знаменитую записку: «Ушел туда, куда Вы не хотели, чтобы я уходил. До свидания. Ильич». Хотя Троцкий впоследствии хвалился, что к тому моменту весь Питер уже 10 дней был в его руках, никакой охраны или транспорта для Ленина никто и не подумал выделять. Ехали на трамвае, шли пешком, пробивались со скандалом через казачьи и юнкерские патрули. Пропусков в Смольный тоже не было, не только у Ленина, но даже у Рахьи, который по официальной версии действовал якобы по указаниям ЦК. А ЦК располагался как раз в Смольном! Пришлось тоже устроить на входе скандал и давку и под шумок проскочить мимо часовых – на этот раз красногвардейских.
Пробившись через вражеские и дружеские кордоны в Смольный, Ленин сразу взялся за дело. Знаменитое обращение «К гражданам России!», сообщавшее о низложении Временного правительства и взятии власти Военно-революционным комитетом Петросовета, было обнародовано в 10 часов утра 25 октября. В 2 часа 35 минут дня он провозгласил: «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась» (т. 35, с. 2). (Заметьте, не «социалистическая» революция, как сплошь и рядом «цитируют», а рабоче-крестьянская). Но это был аванс – «пропаганда декретом», средство психологического влияния на делегатов. Ведь Зимний не был еще взят! Открытие съезда Советов пришлось откладывать. Один из руководителей ВРК Н.И.Подвойский вспоминал, что задержка чрезвычайно волновала Ленина: «Начиная с 11 часов утра до 11 часов вечера Владимир Ильич буквально засыпал нас всех записками. Он писал, что мы разрушаем всякие планы; съезд открывается, а у нас еще не взят Зимний и не арестовано Временное правительство. Он грозил всех нас расстрелять за промедление». Ожидая взятия Зимнего, он не вышел на открытие съезда. Он метался по маленькой комнате Смольного, как лев в клетке.
ДАЛЬНЕЙШИЕ события хорошо известны. Лишь один эпизод триумфального шествия Советской власти постоянно оставался как бы в тени – не отрицался, но особо и не афишировался. Это избрание и последующий роспуск Учредительного собрания в начале января 1918 года. Учредительное собрание не менее интересное событие в плане соотношения «булыжника» и «бюллетеня», чем Второй съезд Советов.
Как уже сказано выше, на выборах в собрание победили партии мелкобуржуазного «социализма», получившие в сумме 58% голосов, а большевики – всего лишь 22%. Кадеты и правые – 6%. Казалось бы, прочное преимущество по стране в целом, но роспуск «Учредилки» прошел практически бесследно. Отношение к ней «электората» замечательно изображено в поэме Александра Блока «Двенадцать»:
От здания к зданию
Протянут канат.
На канате – плакат:
«Вся власть Учредительному собранию!»
Старушка убивается – плачет,
Никак не поймет, что значит,
На что такой плакат,
Такой огромный лоскут?
Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий – раздет, разут...
Старушка, как курица,
Кой-как перемотнулась через сугроб.
– Ох, Матушка-Заступница!
– Ох, большевики загонят в гроб!
Здесь два вопроса. Почему же старушка не понимала, что это значит? И почему «большевики загонят в гроб»?
Блок гениально отразил как общий вектор революции, так и недоуменное шатание обывателя, только что проголосовавшего на выборах Учредительного собрания. Ему непонятно, на что могла бы сгодиться эсеро-меньшевистская власть, кроящая плакаты вместо портянок для ребят. И в то же время большевистская власть предстает в виде лихой красногвардейской ватаги – «Запирайте етажи, нынче будут грабежи! Отмыкайте погреба – гуляет нынче голытьба!» Попирается все святое: «Чтоў нынче невеселый, товарищ поп? Помнишь, как бывало брюхом шел вперед, и крестом сияло брюхо на народ?» И все-таки во главе этой ватаги с кровавым флагом в руках, но «в белом венчике из роз – впереди Исус Христос».
Причина этих кричащих, терзающих душу обывателя психологических противоречий – в объективных противоречиях революции, наиболее острых именно в политических центрах страны. В столичных – Петроградском и Московском – избирательных округах, то есть там, где на деле, а не на словах, решалась судьба революции, соотношение классовых сил было совсем иным, чем по стране в целом. Большевики – 49%, мелкобуржуазные партии – 25%, кадеты и черносотенцы – 24%, то есть практически поровну. А если брать только город Петроград, то большевики получили 45%, мелкобуржуазные партии – 22%, кадеты и черносотенцы – 31%. Картина, характерная для всех стран, не только для России: чем ближе к настоящему, решающему центру политической борьбы – тем резче противостояние двух основных лагерей, тем сильнее контрреволюция, тем уўже и бессильнее мелкобуржуазный «центр», подверженный непрерывным шатаниям. Если бы мелкая буржуазия колебнулась на Учредительном собрании к большевикам, то она делом оправдала бы слова Ленина: «Если есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, то только тот, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками, исключительно немедленный переход всей власти к Советам сделал бы гражданскую войну в России невозможной» (т. 34, с. 222).
Но эсеро-меньшевики были ослеплены «общей» цифрой, будто бы сулившей им безраздельную гегемонию, и выступили практически против собственной программы – в частности, против «Декрета о земле». И превратились на деле в белогвардейских прихвостней. Простая арифметика свидетельствует, что, выступив против большевиков, мелкобуржуазные партии встали в ключевом пункте революции на сторону кадетов, то есть на сторону помещиков и капиталистов. Имея возможность создать коалицию подавляющего национального большинства, они раскололи столичные центры, а за ними и всю страну практически пополам, то есть СДЕЛАЛИ ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ НЕИЗБЕЖНОЙ.
Ленин предвидел это. Еще 27 сентября он писал: «Взяв всю власть, Советы могли бы еще теперь – и, вероятно, это последний шанс их – обеспечить мирное развитие революции, мирные выборы народом своих депутатов, мирную борьбу партий внутри Советов, испытание практикой программы разных партий, мирный переход власти из рук одной партии в руки другой. Если эта возможность будет упущена, то весь ход развития революции указывает на неизбежность самой острой гражданской войны между буржуазией и пролетариатом» (т. 34, с. 237–238).
Чего хотели, то и получили. Эта неумолимая логика истории полностью подтвердилась в ходе Гражданской войны, когда эсеро-меньшевистские вожди сплошь и рядом выступали в обнимку с белогвардейскими генералами. Хорошей тому иллюстрацией служит приведенный в романе А.Н.Толстого «Эмигранты» диалог издателя парижской «общедемократической» газеты «Общее дело» В.Л.Бурцева со своим сотрудником, бульварным журналистом Лисовским. Действие происходит в 1919 году в Париже.
– Владимир Львович, играйте на генерала на белой лошадке. Нюхайте эпоху. Больше нельзя долбить, будто большевики сорвали святую, бескровную революцию... И слава богу, что сорвали, – осиновый ей кол...
– Замолчите! – страшным шепотом перебивал Бурцев.
– Осознать настоящего хозяина – вот лозунг... Владимир Львович, вы верный слуга буржуазии, и дай бог ей здоровья и процветания...
– Молчите! Вы – циник, диалектик, большевик...
Но что бы там ни шептал Бурцев, Лисовский был прав. Да, в «общенациональном масштабе» вроде бы получалась власть мелкобуржуазного «социалиста», а на деле – не абстрактно, а конкретно, «здесь и теперь» – получалась власть белого атамана с кадетом одесную и эсеро-меньшевиком ошую. И весь этот «ансамбль» – результат демократичнейшего народного волеизъявления. Большинство белого генералитета смотрело на проблему «Учредилки» еще проще: просто перевешать, не говоря худого слова, всех депутатов, не исключая и кадетов. Только «верховный правитель» адмирал Колчак дипломатично объяснял, что его цель – не поддержка какой-то там «Учредилки», а разгром большевизма, после чего он созовет Учредительное национальное собрание, но отнюдь не то «партийное, которое было разогнано матросом Железняковым». Адмирал Колчак, солидарный относительно методов «политработы» с рядовым матросом Железняковым – вот реальная картинка нравов и обычаев Гражданской войны.
Сегодня ответственность за развязывание Гражданской войны многочисленные придворные историографы, бывшие еще вчера преподавателями истории КПСС, пытаются возложить на Ленина и большевиков. Но факты говорят о другом: гражданские войны возникают, затягиваются и становятся особо кровопролитными там и тогда, где и когда мелкая буржуазия колеблется особенно долго и неуверенно между крупной буржуазией и пролетариатом. Сколько раз Григорий Мелехов переходил из лагеря в лагерь? То-то! Сколько переходил – столько и бушевала война.
Ленин это видел и сделал все от него зависящее, чтобы как можно скорее и безболезненнее унять эти колебания. Мне кажется, что в свете современной российской ситуации это важнейший ленинский урок.
Обсудить новость на Форуме