11:30 04.12.2012 | Все новости раздела "КПРФ"
Газета «Правда». Война 1812 года. Дубина народной войны
2012-12-04 12:16
По страницам газеты «Правда». Арсений Замостьянов
«Дубина народной войны поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло всё нашествие», каждый, кто читал «Войну и мир», не забудет эти слова Льва Толстого.
Поэт-партизан
Недолго ликовал француз. В сентябре захватчики хозяйничали в Белокаменной, а в октябре уже не знали, как спастись — и немалую роль в этой перемене сыграли партизаны. После первых вестей о победах, об отступлении врага Россия наконец вздохнула облегчённо.
Всё началось с послания князю Багратиону, в котором храбрый гусар и блистательный поэт Денис Васильевич Давыдов предложил снарядить отряд для партизанской войны. Партизанская война — единственный способ одолеть Наполеона, остановить его, сделать невыносимым существование «великой армии» в России. Багратион одобрил планы Давыдова. Слово было за новым главнокомандующим Кутузовым.
Накануне Бородинской битвы Кутузов принимает план Давыдова и Багратиона. Денис Васильевич, получив в своё распоряжение несколько десятков гусар и казаков, немедленно начал «поиски» по французским тылам. Именно поэтому он не примет участия в Бородинском сражении. А ведь Бородино было почти родным для Давыдова… Отец приобрёл его сразу после отставки.
На Бородинском поле ранили в ногу родного брата Дениса Васильевича — кавалергарда, ротмистра Евдокима Давыдова. Но Денис Васильевич занимался не менее важным делом, чем герои Бородина. В дни приближения Наполеона к Москве, в дни великой битвы Давыдов уже тревожил французские тылы, отбивал русских пленных, уничтожал обозы.
Летучий отряд Давыдова многие считали обречённым и провожали его как на гибель. Но для Дениса Васильевича партизанская война оказалась родной стихией. После первой же победы над французским отрядом на Смоленской дороге он передаёт захваченное у врага оружие крестьянам. Как много он сделал для того, чтобы «дубина народной войны» больнее била противника!
Первый отряд Давыдова — всего лишь пятьдесят гусар и восемьдесят казаков — двинулся в тыл «великой армии» накануне Бородина. И сразу же чуть не попал в плен… к русским партизанам! Да-да, это не пустопорожний анекдот, крестьяне действительно приняли гусар за французов. Пришлось Давыдову отпустить бороду и нацепить русский кафтан. А разговаривать с мужиками он умел — никогда не был галломаном. Сам Денис Васильевич так повествует о тех днях: «Сколько раз я спрашивал жителей по заключении между нами мира: «Отчего вы полагали нас французами?» Каждый раз отвечали они мне: «Да вишь, родимый (показывая на гусарский мой ментик), это, бают, на их одёжу схожо». — «Да разве я не русским языком говорю?» — «Да ведь у них всякого сбора люди!» Тогда я на опыте узнал, что в Народной войне должно не только говорить языком черни, но приноравливаться к ней и в обычаях, и в одежде. Я надел мужичий кафтан, стал отпускать бороду, вместо ордена Св. Анны повесил образ св. Николая и заговорил с ними языком народным». Да, нам режет ухо слово «чернь». Но в те времена, да ещё и в устах Давыдова, оно не имело уничижительного подтекста. В ХХ веке мы переросли это слово, уничтожив сословные предрассудки. Как бы не вернулось теперь в нашу жизнь худшее из старины далёкой…
В первые недели рейда по французским тылам Давыдов захватил пленных в три-четыре раза больше, чем было бойцов в его отряде. Эти успехи впечатлили Кутузова, майор Давыдов получил подкрепление. Отряд пополняли и крестьяне — народные мстители. Вскоре на счету Давыдова было уже четыре тысячи пленных. И он получает чин полковника.
Наполеон не только приговорил Давыдова к казни, но и вынужден был сформировать кавалерийский отряд в две тысячи сабель, которому поручили уничтожить Давыдова. Однако русские партизаны заманили французскую конницу в ловушку. По России пошла молва о непобедимости Давыдова, о чудесных победах… Голод во французской армии — тоже во многом заслуга Давыдова, захватившего немало продовольственных обозов.
Крупнейшие победы летучего отряда состоялись 28 октября при Ляхове и 9 ноября под Копысом. При Ляхове бригаду Ожеро атаковали четыре русских отряда: кроме давыдовского — партизанские отряды Сеславина, Фигнера и Орлова-Денисова. Давыдов, инициатор операции, командовал авангардом. Им удалось разгромить превосходящие силы французов, а полторы тысячи, включая генерала, сдались в плен.
Это — один из ярчайших эпизодов операции, которая останется в истории как изгнание «великой армии» из России. «Наступила ночь; мороз усилился; Ляхово пылало; войска наши, на коне, стояли по обеим сторонам дороги, по которой проходили обезоруженные французские войска, освещаемые отблеском пожара. Болтовня французов не умолкала: они ругали мороз, генерала своего, Россию, нас», — описывал Давыдов финал сражения.
Не только рубака, но и талантливый военный писатель, Давыдов стал теоретиком партизанской войны и историком войны 1812 года. Разумеется, находились оппоненты, считавшие, что Денис Васильевич преувеличил свою роль в партизанском движении. Но будем помнить, что народным героем он стал уже в 1812-м. Молва подхватила его имя, а лубочные художники растиражировали образ. У самого Вальтера Скотта хранился гравированный портрет Дениса Давыдова из серии портретов русских героев 1812 года, которая была выпущена художником Дайтоном.
На гравюре Дайтона Денис Давыдов изображён в облике могучего воина, с чёрной кудрявой бородой и шапкой волос, в меховой шкуре, накинутой на плечи и застёгнутой пряжкой у ворота, с шарфом вместо пояса и шашкой в руке. Подпись гласила: «Денис Давыдов. Чёрный капитан». Тут не до портретного сходства, но Давыдов будет польщён, узнав об этом из переписки с английским классиком.
И всё-таки — народ-победитель!
В последнее время вошло в моду «развеивать мифы» о великом прошлом. Нам говорят: партизанское движение не было народным. Просто офицеры — представители аристократии — выполняли секретные задания, профессионально осуществляли диверсии в тылу врага. А крестьяне и слова такого не знали — «патриотизм»!
Вернулись представления времён некоего Дмитрия Рунича, который утверждал: «Русский человек защищал не свои политические права. Он воевал для того, чтобы истребить «хищных зверей», пришедших пожрать его овец, кур, опустошить его поля и житницу». Не верили господа, что «плебеи» способны на высокие порывы, способны думать о чём-либо, помимо хлеба насущного. Не в почёте и в наше время понятие «народ», его считают атавизмом советской риторики. Когда-то Суворов доказывал Потёмкину: «Позвольте, светлейший князь, донесть: и в нижнем звании бывают герои». Примерно в то же время Карамзин открывал просвещённой публике тайну за семью печатями: «И крестьянки любить умеют». В «Записках охотника» Тургенев показал великодушие, человечность крестьян. И вдруг в ХХI веке о русских хлебопашцах и солдатах 1812 года стали писать, как о животных!..
Уж такие времена настали, каждый мнит себя героем-одиночкой и презирает «подавляющее большинство». Много лет «властители дум» навязывают нам скептические представления о «народе»: если масса, то заведомо серая. Выращена новая поросль «интеллигентов». Это в прежние времена идеологией и смыслом существования интеллигенции было служение народу:
Народ! Народ!
Люблю тебя, пою твои страданья.
Но где герой, кто выведет
из тьмы тебя на свет?..
Современные снобы осмеяли такую позицию. На пути самоутверждения сжигается всё. Толстовское понимание исторической драмы 1812 года им ненавистно. Кстати, у Л.Н. Толстого можно найти рассуждения о «трутневом населении армии» — о тех офицерах, которые думали только о почестях. А у Дениса Давыдова — принципиальный спор с салонными русофобами:
Всякий маменькин сынок,
Всякий обирала,
Модных бредней дурачок,
Корчит либерала.
А глядишь: наш Мирабо
Старого Гаврило
За измятое жабо
Хлещет в ус да в рыло.
А глядишь: наш Лафайет,
Брут или Фабриций
Мужиков под пресс кладет
Вместе с свекловицей.
Это стихотворение называется «Современная песня». Беда в том, что она и теперь — снова современная! В нынешних словоохотливых кругах презрение к «народу» (или вообще отрицание такого понятия) воспринимается уже как доблесть.
Партизанская слава
Но вернёмся от Давыдова-поэта к Давыдову-партизану. Он видел, что командующие не готовы к генеральному сражению: слишком велик риск, можно потерять армию, а с нею и Россию. Видел и слабость позиций «Великой армии»: Наполеон от Немана до Москвы прошёл 1200 километров. Таких растянутых коммуникационных линий тогдашняя военная история не знала. В этом — уязвимость победителей лета 1812 года. К войскам Давыдова присоединялись крестьяне, отставшие от армии солдаты, иногда и Кутузов присылал подкрепления. Но массовая поддержка сопротивления — это не байки!
Крестьяне Бронницкого уезда Московской губернии, крестьяне села Николы-Погорелого близ Вязьмы, бежецкие, дорогобужские, серпуховские постоянно поддерживали партизан, пополняли летучие отряды. Нередко группы крестьян выслеживали отдельные неприятельские отряды, уничтожали французских фуражиров и мародёров. Тут уж не шла речь о пощаде. Крестьяне карали неумолимо.
В советские времена в Москве появилась улица Василисы Кожиной. Кто она — легендарная крестьянка-партизан? Говорят, её мужа убили оккупанты, и она поклялась отомстить. Разные рассказы ходили о ней. Примерно такие: «Староста одной деревни Сычёвского уезда Смоленской губернии повёл в город партию пленных, забратых крестьянами. В отсутствие его поселяне поймали ещё несколько французов и тотчас же привели к старостихе Василисе для отправления куда следует. Сия последняя, не желая отвлекать взрослых от главнейшего их занятия бить и ловить злодеев, собрала небольшой конвой ребят и, севши на лошадь, пустилась в виде предводителя препровождать французов сама… В сём намерении, разъезжая вокруг пленных, кричала им повелительным голосом: «Ну, злодеи французы! Во фрунт! Стройся! Ступай, марш!» Один из пленных офицеров, раздражён будучи тем, что простая баба вздумала им повелевать, не послушался её. Василиса, видя сие, подскочила к нему мгновенно и, ударя по голове своим жезлом — косою, повергла его мёртвым к ногам своим, вскричавши: «Всем вам, ворам, собакам, будет то же, кто только чуть осмелится зашевелиться! Я уже двадцати семи таким озорникам сорвала головы! Марш в город!» И после этого кто усомнится, что пленные признали над собой власть старостихи Василисы».
Василисе Кожиной — суровой конвоирше пленных — была посвящена популярная серия лубков. До сих пор нам памятен лубок А.Г. Венецианова 1813 года «Французы — голодные крысы в команде у старостихи Василисы» с надписью «Иллюстрация эпизода в Сычёвском уезде, где жена сельского старосты Василиса, набрав команду из вооружённых косами и дрекольем баб, гнала пред собой несколько взятых в плен неприятелей, один из которых за неповиновение был ею убит».
Знаменитый портрет простой крестьянки — невиданное дело! — написал художник Александр Смирнов. Под картиной подпись: «Партизан 1812 года. Большую сделала для России пользу. Награждена медалью и денежной премией — 500 рублей». Да не в премии дело, а в подвигах! В том, что не удалось оккупантам сломить свободолюбивый дух русского человека. Где это видано, чтобы женщина не покорялась вооружённому захватчику? А рассказы о Василисе, быть может, были важнее, чем её смелые деяния. Войну выигрывают не только солдаты и пушки, но и книги, песни, правильно сформулированные лозунги.
Игра со смертью
Энергичным организатором партизанского движения стал Александр Фигнер, начавший войну в чине штабс-капитана. Помните толстовского Долохова? Фигнер — один из его прототипов. Отчаянный храбрец, он пылал ненавистью к врагу, мечтал (как и все партизаны) пленить Бонапарта. Когда враг занял Москву, он направился в оккупированный город. Прирождённый разведчик, актёр, он менял наряды, выдавал себя то за француза, то за немца (остзейское происхождение позволяло!). Пленить Наполеона ему, как известно, не удалось. Но Фигнер сумел добыть важные сведения из французского лагеря, а покинув Москву, сколотил небольшой отряд из добровольцев.
Молодых офицеров восхищала безрассудная смелость Фигнера. Он играл со смертью, как бретёр. Но не только ради славы и уж совсем не для личной наживы. Он защищал Отечество.
Легенды о находчивости Фигнера вдохновляли армию. Однажды французам удалось прижать партизанский отряд к непроходимым болотам. Врагов — семь тысяч, фигнеровцев — горстка. Положение безвыходное! Ночью французы не смыкали глаз, сторожили партизан в западне, чтобы утром расправиться с ними. Но, когда рассвело, оказалось, что болотистый перелесок пуст. Русских и след простыл. Что за чудесное спасение? Никакого чуда не было, просто в очередной раз сработала военная хитрость. В темноте Фигнер, рискуя жизнью, по кочкам переправился через болото. В двух верстах от болота стояла тихая деревушка. Фигнер собрал крестьян, рассказал им, что к чему, и они сообща нашли выход. В два счёта (каждая минута на счету!) к берегу принесли доски и солому, расстелили дорогу в болоте. Командир первым проверил прочность настила, вернулся в отряд. Он приказал осторожно перевести в безопасное место лошадей — французские часовые подозрительных звуков не расслышали. Потом по цепочке пошли люди. Последние снимали за собой доски и передавали вперёд. Даже раненым удалось выбраться из западни, а от дороги и следа не осталось.
Есть ли в этой истории доля преувеличения? В боевой биографии Фигнера, Давыдова, Сеславина было немало невероятных эпизодов — ни один фантазёр такого не придумает. Сам Фигнер (как и Долохов) любил эффектную позу, умел, что называется, произвести впечатление. В одном из донесений он признавался:
«Вчера я узнал, что вы беспокоитесь узнать о силах и движении неприятеля, чего ради вчера же был у французов один, а сегодня посещал их вооружённою рукою. После чего опять имел с ними переговоры. О всём случившемся посланный мною к вам господин ротмистр Алексеев лучше расскажет, ибо я боюсь расхвастаться».
Он понимал, что шумная популярность помогает в сражении, вселяет храбрость в сердца добровольцев. Стоит обратить внимание на изящный слог донесений Фигнера. Яркий человек — во всём яркий! Мастер мистификаций, инсценировок — и невероятный храбрец...
В другой раз партизаны попали в окружение. Французская кавалерия готовилась к бою, Фигнер разделил свой отряд на две группы. Первая, в которую вошли кавалеристы Польского уланского полка, носившие форму, очень похожую на французскую, выскочила из леса и устремилась на своих товарищей, русских партизан. Устроили перестрелку и даже рукопашную схватку. Французские наблюдатели решили, что Фигнер разбит. Пока они собирались с мыслями, партизаны исчезли. А ведь за голову Фигнера Наполеон готов был дорого заплатить. Неуловимый партизан наводил ужас на врага!
Боевые вылазки он не прекращал даже тогда, когда бывалые партизаны нуждались в передышке: «Фигнер, своеобразный во всём, нередко переодевался простым рабочим или крестьянином и, вооружившись вместо палки духовым ружьём и взяв в карман Георгиевский крест, чтобы в случае надобности показать его казакам, которых он мог встретить, и тем доказать свою личность, ходил один на разведки в то время, как все отдыхали».
Легенды о его подвигах распространились и в Европе. Он и в Германии не прекращал тайно проникать в города, занятые французами. В заграничном походе Фигнер сформировал «Легион мести» из немцев, русских, итальянцев — тех, кто был готов сражаться с Наполеоном. Воевал по-прежнему в партизанском стиле, с честью носил чин русского полковника. Войска маршала Нея прижали смельчаков к Эльбе. На берегу осталась только сабля храброго полковника. Воды немецкой реки сомкнулись над израненным героем.
Но ему удалось свершить главное: враг был изгнан за пределы России!
Поэт-гусар, фронтовик (замечу попутно: самый почтенный долгожитель в классической русской литературе — прожил почти 94 года) Фёдор Глинка посвятил герою замечательные стихи:
О, Фигнер был великий воин,
И не простой... он был колдун!..
При нём француз был вечно
беспокоен...
Как невидимка, как летун,
Везде неузнанный лазутчик,
То вдруг французам он попутчик,
То гость у них: как немец, как поляк;
Он едет вечером к французам
на бивак
И карты козыряет с ними,
Поёт и пьёт... и распростился он,
Как будто с братьями родными...
Но усталых в пиру ещё обдержит сон,
А он, тишком, с своей командой
зоркой,
Прокравшись из леса под горкой,
Как тут!.. «Пардон!» Им нет пардона:
И, не истратив ни патрона,
Берёт две трети эскадрона...
(«Смерть Фигнера»).
Сеславин
Рядом с яростным, удалым Фигнером сражался партизанский вождь, отличавшийся благородством и мудростью.
Один из героев Бородинского сражения — полковник Александр Никитич Сеславин осенью 1812-го получил в командование отдельный летучий отряд. Это его воины первыми приметили отступление Наполеона из Москвы. Отряд Сеславина преследовал французов на всём пути до границ России, устраивал засады, захватывал пленных. Не давал врагу опомниться, навязал французам круглосуточную партизанскую войну, без выходных дней.
Если бы не своевременное донесение Сеславина генералу Д.С. Дохтурову, Наполеон, возможно, смог бы занять плодородные южные губернии и весной 1813 года начать новую кампанию, пополнив армию. Но под Малоярославцем русские преградили «Великой армии» путь к спасению. Отступать пришлось по старой Смоленской дороге, сулившей только голод и свидания с партизанами. В последний период войны сеславинцы захватывали в плен деморализованных французов тысячами. В бою под Вильно лихой отряд первым ворвался в город, а Сеславин получил ранение в руку с раздроблением кости — не первое и не последнее в его боевой биографии. В лазарете провалялся недолго и принял участие во всех основных сражениях европейской кампании 1813 и 1814 года, вплоть до битвы за Париж. В Московском Кремле, возле Арсенала, можно увидеть немало трофейных пушек, отбитых у врага чудо-богатырями Сеславина.
* * *
Слава «тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и лёгкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью» — это слова Л.Н. Толстого. Верим, что народ наш не растерял эти качества.
Источник: КПРФ
Обсудить новость на Форуме