14:30 16.11.2018 | Все новости раздела "КПРФ"
Газета "Правда". Тегеран-43: Сталин и Рузвельт
2018-11-16 14:00
По страницам газеты "Правда", Юрий Белов. 
75 лет назад, с 28 по 30 ноября 1943 года, состоялась конференция руководителей стран антигитлеровской коалиции
В 2017 году издательство «Эксмо» выпустило в свет книгу Сьюзен Батлер «Сталин и Рузвельт. Великое партнёрство». На сегодня она являет собой наиболее полное исследование истории взаимоотношений двух главных фигур Второй мировой войны. Двух политических гигантов, представляющих два противостоящих социальных мира, но осознавших необходимость доверительного партнёрства не только в борьбе с германским фашизмом, но и в послевоенном устройстве мира без войн.
Книга С. Батлер ценна не только тем, что содержит ранее неизвестные подробности встреч Сталина и Рузвельта, но, как нам представляется, прежде всего авторским погружением в далёкое уже прошлое, которое позволяет увидеть, какой реальностью мог бы стать послевоенный мир, если бы не внезапная смерть Ф. Рузвельта. Скажем общеизвестное: история не знает сослагательного наклонения, но это не значит, что она не подсказывает альтернативы уже свершившемуся. Позволит ли современный ход истории вернуться к утраченной возможности мира без войны — этот вопрос становится неотвратимым при чтении книги Сьюзен Батлер.
Путь длиною в полмира
Первая встреча Сталина и Рузвельта произошла 28 ноября 1943 года в Тегеране. Она стала возможной после победы Красной Армии в грандиозной Курской битве. До этого Сталин отклонял все предложения президента США о личной встрече, которую, как отмечает автор книги, он, Рузвельт, «пытался организовать в течение двух лет и ради которой он приложил громадные усилия и преодолел огромные расстояния». Для президента США это потребовало немалого стоицизма и мужества, если учесть, что в 1921 году, в свои 39 лет, он заболел полиомиелитом — детским инфекционным параличом. Рузвельт стал калекой и был обречён передвигаться на специальной коляске с помощью близких ему людей. Встреча со Сталиным в Тегеране обязывала его покрыть расстояние длиною в 17442 мили. Иначе говоря, проделать путь длиною более чем полмира по водам Атлантического океана на линкоре «Айова» (его сопровождали девять эсминцев и один авианосец, постоянное наблюдение осуществляла группа истребителей), а также по воздуху на самолёте.
До Тегерана Рузвельтом были предложены Сталину различные варианты возможного места встречи: Исландия, юг Алжира, Хартум, Берингов пролив, Фэрбенкс на Аляске, Каир и Басра. Сталин отверг все эти предложения ввиду их большой удалённости от Москвы, где он повседневно выполнял обязанности Верховного Главнокомандующего. Наконец он сообщил Рузвельту: «Для меня, как Главнокомандующего, исключена возможность направиться дальше Тегерана». Президент США отклонил это место встречи — слишком далеко от Вашингтона. Но через три дня весьма неохотно всё же согласился.
Рузвельт, на чём акцентирует внимание С. Батлер, добивался личной встречи со Сталиным, как говорится, с глазу на глаз, без участия Черчилля. Можно сказать, он добивался расположения своей миссии на территории советского посольства в Тегеране. В своём послании Сталину он прямо поставил перед ним, казалось бы, случайный, но острый вопрос: «Где, по вашему мнению, мы должны жить»? Как пишет С. Батлер, «он не хотел, чтобы премьер-министр Великобритании, бывший министр по делам колоний самой большой колониальной империи в мире, повис бременем у него на шее. Вот почему ещё на конференции в Каире он уведомил англичан, «что он желает иметь свободу действий в Тегеране».
Сталин не спешил с ответом, но в конце концов сделал американскому президенту предложение расположиться на советской территории. Это «доставило Черчиллю немалую душевную боль». «Рузвельт проделал длинный и полный опасностей путь в Тегеран, чтобы познакомиться со Сталиным, — утверждает С. Батлер. — И, чтобы его план реализовался, было необходимо дистанцироваться от Черчилля», что он и делал в Тегеране, о чём речь ещё впереди. Рузвельт искал доверия Сталина, доверия прочного и полного. Почему? Это было в интересах Соединённых Штатов Америки, интересах империалистических, которым служил Франклин Делано Рузвельт. Он хорошо понимал, по утверждению С. Батлер: «Война непредсказуемо изменила все страны. После войны должны были остаться только две сверхдержавы: Америка и Россия».
Главная причина личной встречи президента США с советским вождём
Рузвельт был дальновидным политиком и не мог воспринимать победы Красной Армии под Сталинградом и на Курской дуге иначе, как, прежде всего, победы индустриального Урала над индустриальным Руром. О том, сколь мощным ещё являлся военный потенциал гитлеровской Германии после Сталинграда, перед и после Курской битвы, можно судить по производству немецких самолётов и танков в 1943—1944 годах. В 1943 году на фронт поступило 25527 боевых самолётов и 5995 танков, в 1944 году соответственно — 39807 самолётов и 8344 танка. По производству танков СССР превзошёл Германию в 1943 году, убедительным доказательством чему стало беспримерное танковое сражение под Прохоровкой: советский Т-34 взял верх над немецким «Тигром». По количеству самолётов советская авиация превзошла германскую в 1944 году.
Рузвельту до встречи со Сталиным в Тегеране, при его практицизме и стратегической прозорливости, нетрудно было догадаться, что Советская держава имела возможность разгромить фашистскую Германию и собственными силами. Пожалуй, первым, кто предвидел такой весьма вероятный исход войны против СССР, был Гитлер. Именно этим можно объяснить его решение вероломно напасть на Советскую страну. Как то ни покажется парадоксальным при авантюристичности его ума, но именно Гитлеру принадлежит приоритет в реалистической оценке растущей индустриальной, а стало быть, и военной мощи СССР. После вероломного и поначалу успешного вторжения в пределы Советской страны он признавался ближайшему своему окружению: «Чем больше мы узнаём о Советской России, тем сильнее радуемся тому, что вовремя нанесли решающий удар. Ведь в следующие десять лет Советский Союз создал бы множество промышленных центров недосягаемого уровня. Даже представить невозможно, какое вооружение появилось бы у Советов, в то время как Европа продолжала бы неуклонно деградировать. К Сталину, безусловно, стоит отнестись с должным уважением. Он своего рода гений. Его планы развития экономики настолько масштабны, что превзойти их могут лишь четырёхлетние (немецкие. — Ю.Б.) планы. Сила русского народа не в его численности или организованности, а в способности порождать личности масштаба Сталина».
И как бы давая характеристики главным действующим лицам Тегеранской конференции, Гитлер утверждал: «По своим политическим и военным качествам Сталин превосходит и Черчилля, и Рузвельта. Это единственный мировой политик, достойный уважения». Как видим, объективный и субъективный факторы были учтены нашим главным противником. Что касается учёта нарастающей индустриальной и военной мощи Советского Союза, то Рузвельт сделал это раньше Гитлера, когда установил дипломатические отношения с нашим государством.
Рузвельт прекрасно знал о грандиозной индустриализации СССР: крупнейшие советские заказы промышленного оборудования высочайшего технологического уровня он санкционировал в годы депрессии американской экономики. Знал о сложной внутриполитической борьбе в Советской России: о политических репрессиях, трудностях и издержках коллективизации… Всё он знал, но это его знание сейчас, перед встречей со Сталиным в Тегеране после великой победы Красной Армии под Курском, не имело для него никакого значения.
Да, в 1930 году, придерживаясь буржуазных политических трафаретов, он сравнивал Сталина с Муссолини, а в 1940-м заявлял, что он, Сталин, был виновен в «массовых убийствах тысяч ни в чём не повинных людей». Всё это было в ритуальном антикоммунистическом духе. Однако перед Тегераном он не желал об этом вспоминать. Рузвельт сознавал историческую роль Сталина в мировой политике, его непререкаемый авторитет в советском обществе и его растущую популярность в мире после Сталинграда и Курска. Знал и о том, что морально-политическое единство народа СССР, не имеющее аналогов среди других народов мира, служило основой беспримерного массового героизма на фронте и в тылу, без чего индустриальная мощь была бы лишь потенциальной силой.
Рузвельт как политик-реалист, а он был таковым, не мог не считаться со Сталиным в решении судьбоносных вопросов мировой политики. Что до Черчилля, то Рузвельт-реалист относился к нему как к идеологу и политику отживавшей свой век самой большой колониальной империи. Президент США видел себя лидером послевоенного мира (не случайно в Тегеране он заговорил о мировом правительстве), лидером самой сильной империалистической державы.
Именно таким представляет его читателям своей книги Сьюзен Батлер. Она безапелляционно утверждает: «Сталин был нужен Рузвельту, и, как предполагал Рузвельт, он также (возможно, даже ещё в большей степени) был необходим Сталину». И далее ещё категоричнее, без допуска малейших возражений: «Впервые после Ленина Сталину встретился человек, более влиятельный, чем он сам. Рузвельт был президент, избранный на третий срок (беспрецедентный случай!), руководивший страной, имевшей на тот момент самую эффективную промышленность в мире, которая являлась теперь главным подспорьем для Советского Союза. Этот человек, этот калека, который не выглядел и не вёл себя, как калека, одежда на котором сидела так хорошо, что, сидя на диване, он казался не только физически нормальным, но и элегантным, приехал за тысячи миль, чтобы встретиться с ним. А располагался он теперь, практически по его же собственной инициативе, в сталинском представительстве. Что, естественно, Сталин должен был подумать? Этот президент был человеком крепкой закалки».
Под пером С. Батлер Рузвельт предстаёт перед нами респектабельным хозяином положения на тегеранской встрече. Она любуется и наслаждается созданным ею образом Франклина Делано Рузвельта — ФДР, как называли его в ближайшем окружении. Безусловно, он был великим политиком и заслуживает высокого признания истории. Но его стремление во всём видеть превосходство Америки далеко не всегда являлось оправданным и реалистичным. Так, он не сомневался в том, что американский солдат первым войдёт в Берлин. 19 ноября 1943 года Рузвельт заявил: «Безусловно, будет гонка за Берлин… Но Берлин должны взять Соединённые Штаты». Однако этому не суждено было сбыться.
Провал планов Черчилля
Но обратимся к главному, ради чего Рузвельт добивался встречи со Сталиным, — к вопросам, решение которых определяло достижение скорейшей победы над гитлеровской Германией и безопасное устройство мира. Их было два: высадка англо-американского десанта на севере Франции («второй фронт» — операция «Оверлорд») и создание влиятельной Организации Объединённых Наций (ООН). С Черчиллем согласия по данным вопросам быть не могло, так как тот беспокоился о спасении самой большой в мире колониальной империи Великобритании.
Рузвельт же демонстративно стремился «Америку представить в качестве основной движущей силы в мире». «Он, — отмечает С. Батлер, — не желал сохранять Британскую империю, он выступал за то, чтобы она была разрушена». Более того, он пребывал в убеждении, что «бывшие колониальные владения должны управляться коллективным органом, таким как Объединённые Нации». Американский империализм уверенно заявлял свою первую роль в капиталистическом мире и уже не считался с ослабевшим английским львом. Он признавал силу новой сверхдержавы и поэтому только с ней намерен был решать главные вопросы мировой политики. Именно это надо видеть за обаянием и очаровательной улыбкой, с которой Рузвельт встречал Сталина во время их личных бесед в Тегеране.
Вслед за С. Батлер отметим также, что симпатии президента США к вождю советского народа, его подчёркнутое уважение к нему основывались на чрезвычайно высокой оценке интеллектуальных и волевых качеств личности Сталина. Приведём лишь некоторые высказывания Рузвельта о нём, содержащиеся в книге: «Работать с ним — одно удовольствие. Никаких околичностей. Он чётко излагает вопрос, который хочет обсудить, и никуда не отклоняется»; «Этот человек сочетает в себе огромную, непреклонную волю и здоровое чувство юмора. Думаю, душа и сердце России имеют в нём своего истинного представителя»; «Это человек, высеченный из гранита».
А что же Уинстон Черчилль? Этот крупный буржуазный политик эпохи колониализма, обладавший проницательным умом, талантом оратора-полемиста, блестящего литератора, одарённого живописца, человек большой личной смелости (в молодости не раз смотрел в лицо смерти), с завидной энергией, несмотря на преклонный возраст, короче — выдающаяся личность (!), оказался в Тегеране на вторых ролях. Понятно почему: колонизаторская Англия доживала свой век. Именно поэтому его стремление как можно дольше оттянуть проведение операции «Оверлорд», подменив её наступлением на Средиземноморском театре войны (освободить Италию, взять Рим), и вывести англо-американские войска через Балканы в Восточную Европу, дабы не допустить туда Красную Армию, не было поддержано Рузвельтом, не говоря уже о Сталине. Его попытка подменить ООН организациями региональных союзов, где ещё Англия могла играть ведущую роль, также не увенчалась успехом в Тегеране.
Англия не имела возможности претендовать на роль сверхдержавы, и Черчиллю ничего не оставалось, как согласиться со Сталиным и Рузвельтом об осуществлении операции «Оверлорд» не позднее мая 1944 года. Это стало главным итогом Тегеранской конференции. Как пишет С. Батлер: британский премьер-министр пребывал в унынии, маршал Сталин — в отличном настроении.
Сталинские воля и решительность
Было бы ошибочно полагать, что согласие Сталина и Рузвельта по основным вопросам конференции предопределило лёгкость их решения. Прежде всего Черчилль упрямо отстаивал свои позиции, надеясь на классовую солидарность с ним Рузвельта. К тому же последний не ожидал от Сталина той способности, которой сам не обладал, — военного склада ума. Как заметил в своём дневнике эксперт по военным вопросам от Англии генерал Брук: «Ни разу ни в одной из своих выкладок он (Сталин. — Ю.Б.) не сделал каких-либо стратегических ошибок».
Президент же США, приняв принципиальное решение по операции «Оверлорд», не счёл возможным уточнить такие «детали», как установление точного времени её начала и назначение главнокомандующего англо-американскими войсками на период её проведения. Это было на руку Черчиллю: чем больше неопределённости в «деталях», тем вероятнее возможность оттянуть открытие «второго фронта».
Отдадим должное С. Батлер: она представила решающую и ведущую роль Сталина в конкретизации решения по операции «Оверлорд». Обратимся к тексту книги:
«В разговор вступил Сталин.
— Кто будет осуществлять руководство операцией «Оверлорд»? — спросил он.
Рузвельт ответил, что решение ещё не принято.
Тогда Сталин довольно резко произнёс:
— Тогда из этой операции ничего не выйдет.
В конце концов после долгого препирательства с премьером Англии президенту США пришлось дать заверение, что решение о руководителе операции «Оверлорд» и о дате её начала будет принято в ближайшие дни».
При всём своём обожании президента США Франклина Делано Рузвельта С. Батлер представила исполинскую фигуру Сталина на Тегеранской конференции. Сделала она это при помощи тогдашнего министра обороны США Стимсона, приведя следующую его дневниковую запись: «Я благодарю господа, что Сталин был там. На мой взгляд, он спас ситуацию. Он вёл себя прямо и решительно и энергично отмёл все попытки премьер-министра увести переговоры в сторону, что порадовало моё сердце. К моменту его прибытия наша сторона была в невыгодном положении. Во-первых, потому что президент достаточно слабо владел ситуацией и влиял на неё довольно бессистемно, а во-вторых, потому, что Маршалл (начальник штаба Вооружённых сил США. — Ю.Б.), на котором лежит вся полнота ответственности, настойчиво пытается в большей или меньшей степени держаться в стороне, поскольку чувствует, что он является заинтересованной стороной. Поэтому первая встреча, проведённая до прибытия Сталина, как можно было понять из протоколов, оказалась довольно обескураживающей, без чётко координированных нашими представителями результатов. Но когда появился Сталин со своим генералом Ворошиловым, они смогли полностью изменить ситуацию, поскольку перешли в наступление, отстаивая необходимость проведения операции «Оверлорд». Они поддержали мысль о проведении вспомогательной наступательной операции на юге Франции и высказались категорически против отвлекающих действий в восточной части Средиземного моря. В конечном итоге Сталин вышел в этот день победителем, а я был в восторге от этого».
Рузвельт признавался: в переговорах со Сталиным он не ожидал от него жёсткой педантичности. Она объяснима. Если американский президент думал о жизни американских солдат (после сталинского заверения о вступлении СССР в войну с Японией по завершении разгрома третьего рейха президент сказал: «Теперь я спокоен: два миллиона американцев будут живы»), то вождь советского народа думал о жизни своих соотечественников с ещё большей страстью, зная, какое страшное горе утрат пришлось им пережить.
Идея ООН и мирового господства США
По вопросу об Организации Объединённых Наций — главной идее Рузвельта на конференции в Тегеране — он получил поддержку Сталина, что вызвало раздражение Черчилля. Последний сознавал, что эта организация самим фактом своего существования будет содействовать обретению независимости колониально зависимых стран и тем самым укреплять доминирующую роль Соединённых Штатов Америки в капиталистическом мире, содействовать превращению СССР во влиятельный фактор мировой политики. Англии же ничего не останется, как плыть в фарватере международной политики США.
Так оно и случилось и происходит поныне с той лишь разницей, что после смерти Уинстона Черчилля Англия никогда уже не имела такого крупного политика, как он. То же самое можно сказать о Франции, вспоминая де Голля, и о США после смерти Рузвельта: капитализм на стадии империализма становился всё более реакционной силой.
Нельзя не отметить прогрессивный характер задуманной Рузвельтом Организации Объединённых Наций. Её созданием он утверждал политику мирного сосуществования двух противоположных социальных миров: капитализма и социализма. Насколько долгой в реальности могла быть такая политика — вопрос, к которому ещё вернёмся. Но попытка заявить принцип мирного сосуществования, бесспорно, явилась исторической заслугой последнего выдающегося президента США, проторившего дорогу великому партнёрству двух сверхдержав. Ничего подобного после его смерти не было. На сегодняшний день США и РФ имеют таких руководителей, которых заслуживают их народы в их нынешнем состоянии. Тогда было время политических гигантов, а сейчас…
Смеем высказать ещё одно предположение в отношении рузвельтовской идеи о создании ООН. Как нам представляется, он задумал международную организацию с «четырьмя полицейскими» (США, СССР, Великобритания и Китай — прообраз Совета Безопасности ООН), чтобы предупредить опасность возрождения фашистского государства в Германии. Полагаем, что Рузвельт, активно приветствовавший в 1938 году Мюнхенские соглашения, впоследствии о многом задумался как дальновидный политик американского империализма.
Война предоставила США возможность не только восстановить свою промышленность до уровня 1929 года, но и намного превзойти его за счёт динамичного развития военной экономики. «Новый курс» Рузвельта был курсом вынужденных реформ, укрепивших государственно-монополистический капитализм, и отчасти удовлетворивший интересы трудящихся: в 1935 году вступил в силу закон, подтверждавший право на коллективный договор, а также закон о социальном обеспечении, вводивший пособие по безработице и увеличивавший, хотя и незначительно, налог на самых богатых и наследство. По «новому курсу» были установлены пределы рабочей недели и гарантирован минимум зарплаты за трудовой день.
Но основы капиталистической социальной системы оставались неизменными. «Новый курс» оберегал их, и потому кризис системы был неизбежен: весной 1938 года спад промышленного производства достиг угрожающих размеров. В стране оставалось 10 млн безработных. К лету 1939 года США занимали 17-е место среди главных капиталистических стран по восстановлению докризисного уровня промышленной продукции. Война стала спасением для американского империализма. Бурный рост высокотехнологичной военной промышленности вывел страну в лидеры капиталистического мира.
В данной ситуации Рузвельт как политик-реалист, прагматик не мог не осознать, что потенциальными конкурентами США могут стать Германия, Япония и Англия. Именно поэтому он добивался полного разгрома Германии и Японии, что без союза с СССР было просто невозможно. Так что великое партнёрство Рузвельта и Сталина носило конъюнктурный характер, что не обесценивает его значение для человечества. Что до Великобритании, то её понижение в табели о рангах мировых держав становилось делом времени.
Американский империализм, обогнавший империализм европейский (германский, английский и французский прежде всего) и империализм азиатский (японский), на всех парах нёсся к установлению своей гегемонии в буржуазном мире. Конференция в Тегеране была тому свидетельством: снисходительность Рузвельта в отношении Черчилля била по глазам. Свой имперский гегемонизм США стали выдавать за свои национальные интересы, что делают и по сей день. Именно в Тегеране была сделана заявка на политику, которая в конце ХХ века получит название политики глобализма. Рузвельт, как уже было сказано, выступил с идеей создания мирового правительства, нетрудно догадаться, под чьей эгидой. Сталин выслушал это предложение президента США с ледяным равнодушием — идея провалилась. Пока ещё скрытые притязания американского империализма на мировое господство в полной мере проявили себя в рузвельтовском варианте решения германского вопроса.
Германский вопрос
По сути дела президент США предлагал перспективу ликвидации Германии как страны. Его план предусматривал разделение Германии на пять автономных частей: (1) Пруссия; (2) Ганновер и северо-запад Германии; (3) Саксония и Лейпциг; (4) Гессен-Дармштадт; (5) Баден, Бавария и Вюртемберг.
Сталин был за раздел Германии. Подчеркнём это, поскольку в советской историографии утвердился тезис, что Советский Союз, и, соответственно, Сталин, всегда выступал за единство германской нации и страны. Это было так с точки зрения исторической перспективы её далеко не ближайшего будущего. В конкретной же исторической ситуации 1943 года, ввиду неизбежного поражения Германии, Сталин мыслил, как и Рузвельт: прежде всего надо, чтобы идея рейха была стёрта в немецком сознании. «Надо, чтобы, — говорил он в Тегеране, — сама концепция рейха стала бессильной когда-либо вновь ввергнуть мир в пучину войны… И пока победоносные союзники не обеспечат себе стратегические позиции, необходимые для предотвращения рецидива германского милитаризма, они не смогут решить этой задачи».
Сталин прекрасно знал уроки истории. Он помнил, что по Версальскому миру потерпевшей поражение Германии было гарантировано единство страны и нации. Но, как заметил выдающийся советский писатель-историк В. Пикуль, «для немцев имперские понятия стояли выше национальных» и «Гитлер пришёл к власти, обещая воскресить «третий рейх — с колониями и рабами». Идея рейха, вскормленная прусским милитаризмом, связала последний с классовым интересом германского империализма (ставка на мировое господство). По образному выражению В. Пикуля, именно в конце эпохи Бисмарка и Мольтке «вышли из пелёнок будущие гитлеровские маршалы — Рундштедт, Паулюс, Гальдер, Кейтель, Манштейн, Гудериан и прочие».
Сталин не забывал уроки истории. В Тегеране он выступил за раздел Германии ещё и по той причине, что смотрел на будущее советской зоны её контроля сквозь призму её возможного социалистического переустройства. Как и Рузвельт, Сталин видел скрытую позицию английского премьер-министра по германскому вопросу: «тот желал сильной Германии, чтобы обеспечить баланс сил с Советским Союзом в Европе». Это как минимум, а как максимум — вновь использовать отлаженную германскую военную машину против СССР.
Отдадим должное С. Батлер: можно сказать, что по германскому вопросу (и не только) она оказалась на стороне Сталина. Об этом свидетельствуют следующие положения её книги. Читаем: «Сталин не понаслышке знал о том, насколько жестоким было отношение германских солдат ко всем славянам. Война, которую вёл Гитлер против Советского Союза и Польши (арийцы против славянских народов), разительно отличалась от войны, развязанной им в Западной Европе (арийцы против арийцев). Гитлер считал славян низшей расой. После успешного завершения войны он планировал превратить Россию и Польшу в порабощённые страны» (достаточно вспомнить план «Ост». — Ю.Б.); «Сталин не считал, что славяне были расой господ, которой суждено было править миром. Он полагал, что коммунизм был экономической моделью будущего и в конечном итоге коммунизм будет принят на Западе, поскольку является более эффективной формой управления. Однако в настоящее время первоочередной задачей было выиграть войну и обезопасить границы Советского Союза, а это означало, что требовалось обеспечить контроль над Германией.
Сталин был до такой степени обеспокоен вопросом будущего Германии, что после возвращения в Москву он тщательно отредактировал русскую часть состоявшихся в Тегеране бесед, чтобы отразить то, что он сказал в их ходе, и собственноручно внести необходимые правки. Окончательный вариант советского документа гласил: «Товарищ Сталин заявил, что в целях ослабления Германии Советское правительство предпочитает разделить её».
Краткое заключение
Если попытаться дать самую общую оценку книги Сьюзен Батлер, то можно сказать о ней: это книга автора, для которого стремление к объективности и честности в исследованиях эпохальных исторических событий стоит на первом месте. Она проникнута духом восхищения героизмом советского народа и чувством глубокого сочувствия ему за его жертвы в годы Второй мировой войны. На фоне бешеной русофобии, исходящей сегодня со стороны «цивилизованного» Запада, — это смелая книга, которая бросает вызов тем, кто очерняет вклад Красной Армии и отрицает ту цену, которую заплатил Советский Союз за Великую Победу для всего человечества.
С. Батлер прямо не ставит вопроса: почему оказалось возможным великое партнёрство двух сверхдержав, относящихся к противоположным социальным мирам? Но он напрашивается по прочтении книги. В сжатом виде на него, как нам думается, можно дать следующий ответ: оно, это партнёрство, стало возможным благодаря наличию мощной военной и научно-индустриальной силы у каждой из сторон, что во-первых. Во-вторых, в условиях общественного и политического строя своих стран каждый из лидеров выполнял свою историческую миссию, в той или иной степени отражая интересы трудового народа: Сталин, как пролетарский политик, — в полной мере, Рузвельт, как прогрессивный, но буржуазный политик, — частично, но существенно по сравнению с теми, кто правил Америкой до него. Иначе говоря, и тот и другой имели авторитет в народе: Сталин — непререкаемый, Рузвельт — достаточно высокий и прочный (в Тегеране, как уже замечено, он был президентом США, избранным на третий срок, чего ещё никому не удавалось, не говоря уже о его избрании на четвёртый президентский срок после Тегерана). В-третьих, и Сталин, и Рузвельт были великими политиками, людьми крупномасштабного государственного мышления, высокой эрудиции в вопросах истории, политики и культуры.
Имело ли великое партнёрство СССР и США длительную и устойчивую историческую перспективу? Уверены, что нет, не имело. Причина тому — неудержимое стремление американского империализма к мировому господству. В этом мнении укрепляешься при чтении книги Сьюзен Батлер. Рузвельт, не умри он столь внезапно, мог бы продлить мирное существование двух сверхдержав на какой-то период, но сделать его необратимым он был не в силах. Американский империализм не мог отказать себе в возможности извлекать максимальную прибыль без вывоза капитала, милитаризации экономики, реакционной внешней политики.
И всё же мог ли Рузвельт в свой четвёртый президентский срок не допустить, скажем, «холодной войны» между США и СССР? Вероятнее всего, мог и постарался бы это сделать. Но остановить эту войну в дальнейшем он был не в состоянии. Не случайно ему в вице-президенты политические «ястребы» США навязали своего представителя — Трумэна.
Но остановимся на главных выводах, вытекающих из содержания книги Сьюзен Батлер. Сталин и Рузвельт на конференции в Тегеране заложили, на наш взгляд, основы биполярного мира, мира без третьей мировой войны. Он просуществовал до декабря 1991 года, до развала СССР. Это жизнь двух поколений — 50 лет. Вот в чём состоит прежде всего историческая заслуга двух великих политиков ХХ века.
Обсудить новость на Форуме