13:01 20.01.2011 | Все новости раздела "КПРФ"
Дата в истории. 90 лет со дня смерти П.А. Кропоткина
90 лет назад, 8 февраля 1921 г., скончался Пётр Алексеевич Кропоткин. Выдающийся человек и мыслитель. Большой ученый и блестящий писатель. Несравненный революционер. Князь и благороднейшая личность столь высокого духа, что его имя навсегда вошло в мировую историю. Публикация в газете «Советская Россия».
Но в России сегодняшней оно не упоминается. Тем, власть имущим, кто имеет возможности делать это публично, подобное не нужно, чтобы потом не угрызаться зря совестью. Для многих же других имя великого адресата стало ныне недоступным и в силу этого попросту неизвестным.
Что ж, восполним этот пробел… И для тех и для других… Для всех! Ибо масштаб личности адресуемого столь велик, что забыть, не упомнить о нем в его памятный день просто нельзя…Стыдно. И поэтому вспомним великого князя-революционера…
Потомок Рюриковичей с «жаждущей душой»
Родился Пётр Кропоткин в Москве 9 декабря 1842 г. в старинной княжеской семье. Потомок Рюриковичей, чей род вел начало еще от самого Владимира Мономаха. Его отец, Алексей Петрович, – верный царский служака, генерал-майор, владевший в трех губерниях имениями на 1200 крепостных душ.
В 1850 г. на балу в Дворянском собрании, который московская знать устроила в честь двадцатипятилетия восшествия на престол Николая I, сам император заприметил в карнавальной процессии восьмилетнего Петю Кропоткина и, приласкав его, открыл ему вакансию в Пажеский корпус – придворную военную школу, счастливые выпускники которой были впоследствии обеспечены сделать себе блестящую военную карьеру.
В 1857 г., как сын высокого аристократа, к тому же обласканный самим императором, юноша поступает в Пажеский корпус в Петербурге, где прекрасно учится. И вскоре уже как выдающийся и первый ученик класса, назначается даже камер-пажом при особе самого нового императора Александра II и начинает принимать участие в дворцовых выходах. Поэтому в 1862 г., когда молодой Кропоткин с отличием Пажеский корпус окончил, перед ним, как казалось, открывались самые блестящие перспективы долгой военно-придворной карьеры и безоблачной роскошной личной жизни. И, казалось бы, о чем только еще можно было бы мечтать 19-летнему князю – аристократу, потомку Рюриковичей…
Но этот потомок – совершенно неожиданно для всех – возжелал не делать себе карьеру, не принимать участия в церемониях и балах, а помогать царю, как тогда казалось, «освободителю» в его преобразованиях. Да, тогда он видел свое предназначение на благо народа именно как помощника царя в его реформаторских начинаниях и собрался ехать в Сибирь, чтобы приложить там свои силы в той, как ему казалось, великой перестройке жизни, которая открылась в стране после отмены Александром II крепостного права. Кропоткин тогда настолько по-юношески восторгался царем и благоговейно к нему относился, что «был готов даже, если бы на него тогда было совершено покушение, закрыть императора своей грудью».
К тому же в России в середине XIX века уже зародилась революционная демократия. Герцен, Чернышевский, Добролюбов, Некрасов, Писарев являлись властителями дум многих прогрессивных людей тех дней. И Кропоткин не был исключением и еще в Пажеском корпусе жадно поглощал их произведения. А больше всего его внимание привлекали декабристы. Он почти молился на них. А позднее стал увлекаться Вольтером и другими французскими мыслителями. Тогда, в юношеском идеализме, ему казалось, что чуть ли не и сам царь не чужд новых демократических веяний.
И вот этот 19-летний романтик-идеалист переступает в себе через все личное, отказывается от всего и вопреки воле отца и, к удивлению императора, принимает решение записаться в только что созданное Амурское казачье войско, чтобы там, в Сибири, «проводить намеченные реформы». С 8 октября 1862 г. юного князя определяют есаулом в Читу, где он становится адъютантом Забайкальского генерал-губернатора.
Однако перед этим судьбе было угодно дать ему еще одно испытание, которое, как и соблазн личной карьерой, ему пришлось преодолеть – испытание большой любовью. Буквально уже перед отъездом, заехав на несколько дней в родную усадьбу, юный князь страстно влюбился в дочь богатого соседа-помещика. Девушка ответила ему взаимностью и возникла реальная перспектива никуда не ехать: все задуманное бросить, спокойно жениться и уступить возможности личного счастья.
Но… Это ведь был Кропоткин! 3 июля 1862 г. 19-летний Пётр пишет: «Когда б не смутное волненье/ Чего-то жаждущей души,/ Я б здесь остался...» И это «волненье …жаждущей души» вторично заставило Кропоткина переступить через личное, теперь уже счастье любви – и уехать. Жаждущая душа победила…
Но в Сибири, на службе, его ждали большие разочарования. Он стал работать над проектом городского самоуправления, но с болью в сердце понял всю безысходную невозможность каких-либо изменений в существующем управленческом аппарате. Он написал проект преобразования тюрем и отослал в Петербург, но там его не стали даже читать. И при всем этом, живя в сибирской глуши, князь-идеалист близко столкнулся с «миром отверженных» во всей его неприглядности; воочию увидел беспощадную эксплуатацию труда на Ленских золотых приисках; видел, что крестьян по-прежнему прогоняют «сквозь строй»;узнал, что уже арестован Чернышевский, что уже приостановлен выход журнала «Современник»…И в его жаждущей душе все сильнее стало разгораться пламя протеста против царского самодержавия.
Но он был еще на службе… И тогда от всех этих социальных невзгод и разочарований Кропоткин начал искать отвлечения в чем-то другом и очень увлекся географическими исследованиями. В сопровождении дюжины солдат он совершил ряд смелых экспедиций по Лене, по Олекмо-Витимской системе, по Уссури, по Северной Маньчжурии, пройдя почти 70 тысяч километров. И везде собирал богатейшие материалы… И кроме того, в своих сибирских скитаниях встречался с ссыльными декабристами, другими ссыльными, слушал их...
Все увиденное и пережитое вызвало в князе чувство настолько глубокого душевного протеста, настолько изничтожило в нем весь этот его романтизм-идеализм, что уже никакие географические исследования не могли примирить его с жестокой действительностью царской России – и Кропоткин принял решение вернуться в Петербург.
Революционер и ученый
Здесь он вышел в отставку, а с осени 1867 г. поступил на математическое отделение физико-математического факультета Петербургского университета и одновременно поступил на гражданскую службу, стал работать под руководством знаменитого ученого-географа П.Семёнова-Тян-Шанского. В 1868 г. был избран членом Русского географического общества, работал в отделе физической географии, был награжден золотой медалью за отчет об Олекмо-Витимской экспедиции. Зарабатывал еще и переводами.
И здесь, в Петербурге, у него – талантливого аристократа – еще раз открылась широкая возможность сделать карьеру ученого и просветителя, обеспечить себе спокойное, не требующее никакого риска и имеющее твердый жизненный смысл будущее. Как перспективному ученому в 1871 г. Кропоткину было предложено занять пост секретаря Императорского географического общества. Пост важный как в научном, так и многообещающий в служебном отношении – ведь почетным председателем общества был родной брат царя. Но Кропоткин третий и последний раз переступил через личное в себе и через самоотречение и во имя идеи отказался.
Какой идеи? А той, которая подвигла на подвиг «штурмовать небо» коммунаров Парижской коммуны. Ведь 1871-й – это ее год! И ее судьба, и подвиг Ее коммунаров настолько потрясли Кропоткина и его дух настолько воспламенился, что отныне уже жить иначе как только жаждущей душой там, с ними, на баррикадах он просто больше не мог! Вот что писал об этом так резко возмужавший и быстро повзрослевший князь: «Наука – великое дело. Я знал радости, доставляемые ею, и ценил их… Но какое право имел я на все эти высшие радости, когда вокруг меня гнетущая нищета и мучительная борьба за черствый кусок хлеба? Когда все истраченное мной, чтобы жить в мире высоких душевных движений, неизбежно должно быть вырвано изо рта сеющих пшеницу – для других, и не имеющих достаточно хлеба – для собственных детей?» И он – князь Кропоткин, всем своим сознательным интеллектом отныне объявил в себе беспощадную войну тому барству, которое было заложено в нем его происхождением, стал злейшим врагом монархии. В его душе свершился исторический перелом. Перелом навсегда…
Он знал, как обо всем этом говорил Герцен: «Я вижу слишком много освободителей, я не вижу свободных людей. Начнем с того, чтобы освободить самих себя». И чтобы уже начинать делать это, чтобы найти ответы на мучавшие его терзания души, Кропоткин в начале 1872 г. впервые едет за границу. Учиться… Он провел несколько месяцев в Бельгии, Швейцарии; поглотил здесь массу социалистической и анархистской литературы; увидел, встретил, познакомился с людьми, объединенными стремлением к свободе; вступил в одну из секций Первого Интернационала и стал сторонником Бакунина.
Затем он вернулся в Петербург – и теперь его жизнь как бы раздвоилась: князь Кропоткин продолжал усердно трудиться в Географическом Обществе, писать научные труды (в 1873 г. даже опубликовал новую карту физического строения Азии), вращаться в аристократических кругах столицы. А под революционной кличкой Бородин (что естественно, поскольку лицо Кропоткина всегда украшала окладистая борода) он участвовал в только что возникшем кружке чайковцев – одном из ранних народнических «кружков» под названием «Большое общество агитации», которым руководил
22-летний Николай Чайковский. Он пришел к чайковцам уже вполне зрелым 30-летним человеком совершенно осознанно, потому что видел там стремление к освобождению от рабской психологии, от власти денег, сословных притязаний, стремление к саморазвитию. Здесь были очень интересные люди, например, дочь петербургского военного губернатора Софья Перовская, жившая на окраине города по паспорту жены мастерового, будущая народоволка Вера Фигнер, писатель-революционер Сергей Степняк-Кравчинский. У всех у них еще не было мыслей о революции, политической программы, но все они противостояли режиму самодержавия нравственно. Их движение в народ было, скорее, вызвано импульсом совести, нежели умом и расчетом.
Кропоткин, переодевшись в рабочую блузу, полушубок и крестьянские сапоги, вел пропаганду в подпольных кружках за Невской заставой среди фабричных ткачей. Весть о новом замечательном пропагандисте быстро разнеслась среди питерских пролетариев. Узнала о нем и полиция, и началась бешеная погоня за неуловимым Бородиным. Но долгое время все усилия царских охранников оставались тщетными: им просто в голову не могло прийти, что Бородин – это князь Кропоткин. Но кольцо сужалось, и надо было бежать. Задерживало только одно обстоятельство: Кропоткин обещал сделать доклад в Географическом обществе. И 21 марта 1874 г. сенсационный доклад о «Существовании в недалеком прошлом ледниковой эпохи» был сделан.
Сильно уставший, он вернулся к себе на квартиру, уже находившуюся под наблюдением, сжег бумаги. Утром следующего дня через черный ход вышел на улицу, взял извозчика. Но уже на Невском его догнала пролетка, откуда Бородина – Кропоткина – окликнул знакомый голос одного из ткачей. Провокация сделала свое дело, Кропоткин за принадлежность к тайному обществу был арестован и посажен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.
Следствие длилось более двух лет, показания князь-революционер давать отказался. Но его значимость как ученого была столь велика, что по личному распоряжению Александра II Кропоткину предоставили в камеру перо, бумагу и возможность работать. Однако суровый режим царского застенка и напряженный умственный труд пагубно отразились на его здоровье, и весной 1876 г. Кропоткина перевели в тюремную больницу. Откуда 30 июня 1876 г. при помощи друзей он совершил отчаянно смелый побег и после долгих мытарств попал за границу.
Гигант
Так началась его более чем 40-летня эмиграция. Сначала беглец подался в Лондон, через несколько месяцев – в Швейцарию, где активно занялся политической деятельностью, сблизившись прежде всего с лидерами анархистского мирового движения. В 1877 г. его пыталась арестовать уже бельгийская полиция – и он переехал во Францию. Затем в 1878 г. пытались арестовать уже в Париже, и пришлось вернуться в Швейцарию. Где он в 36 лет женился на молоденькой студентке Сонечке Ананьевой-Рабинович.
В 1881 г. по указанию российского правительства правительство Швейцарии принудило Кропоткина покинуть страну. Но, вернувшись во Францию, 22 декабря 1882 г. революционер был арестован вместе с лионскими анархистами по обвинению в организации взрывов. В январе 1883 г. состоялся суд – и опять-таки под давлением российских властей приговорил князя к 5 годам тюрьмы. За якобы «принадлежность к Интернационалу», которого в то время уже не было. Однако дело ограничилось тремя годами, поскольку благодаря протестам левых депутатов и ряда общественных деятелей Франции (В.Гюго, Г.Спенсер и др.) в середине января 1886 г. Кропоткин был освобожден досрочно.
После чего перебрался в Лондон, где окончательно осел на 30 лет. Жил за городом, в Брайтоне, на берегу моря, держался несколько особняком и много работал в своем кабинете, заваленном книгами. Здесь он со своим огромным разнообразием интересов, энциклопедическими знаниями и разнообразными талантами достиг мировой известности и славы, стал величиной международного значения, общепризнанным лидером мирового анархизма, воистину явлением мировой культуры.
То, что перед ними исключительно высокий и светлый ум и выдающаяся личность, великий дух и большой революционер, признавали абсолютно все. Причем поражал и обезоруживал своих оппонентов или соратников Кропоткин, даже еще не начав говорить, одним только своим внешним видом. Огромный голый череп с пучками вьющихся волос по бокам; высокий мощный лоб, крупный нос; умные, острые глаза под резко очерченными бровями; блестящие очки, пышные седые усы и огромная, торчащая во все стороны белая борода – все это производило на окружающих впечатление, что перед ними какая-то неведомая и почти неземная странная смесь едва ли не небожителя, пророка и ученого.
Но и этого мало. Князя отличали исключительно благородный характер, тонкость души, личное мужество, внутренний такт и сдержанность поведения, способность мудро понимать и готовность мудро слушать. У Кропоткина не было ни власти, ни богатства. И любили и признавали его просто за многогранность ума, за внутреннюю свободу, которая помогала ему видеть в каждом собеседнике уникальную личность, за цельность натуры и естественное следование тем принципам, которые он предписывал другим. Это была личность огромного, воистину планетарного масштаба. Его влияние и авторитет в Англии были столь велики, что к его мнению, его словам прислушивались даже министры его величества.
А как вдохновенно он говорил! Какую необычную силу и мощь имело каждое его слово! Причем его точно пьянила массовость аудитории: рост числа присутствовавших всегда придавал ему дополнительные блеск и красноречие, проникновенность и обаятельность. Он владел особым искусством так изложить вопрос, так предвосхитить возможные возражения аудитории, так затронуть какие-то глубокие струны в душе слушателя, что сопротивляться силе и глубине его мысли и чувства порой просто не представлялось возможным. Причем не только для сочувствующих, но даже и для инакомыслящих.
Что говорил Кропоткин
А говорил он буквально следующее. Анархия исходит из того же революционного протеста, людского недовольства, что и социализм. Глубоко зная мировую историю, Кропоткин доказывал, что сами народные массы всегда склонны к взаимопомощи. И вообще: – Движущей силой эволюции является не межвидовая борьба, но взаимопомощь.
Но когда водворяется государство, оно начинает выжимать жизненные соки из цивилизации, пока не настает ее смерть. Поэтому государство, как таковое – это всегда помеха людям, оно должно быть разрушено – и тогда новая жизнь возникнет в тысячах и тысячах центров на почве личной и групповой инициатив, на почве вольного соглашения между самими людьми. При этом революционным путем – социальной революцией должна быть полностью ликвидирована и частная собственность. В таких условиях взаимная помощь и солидарность – двигатель общественного прогресса. Коллектив представляет собой группу заинтересованных в своей деятельности людей, на принципе добровольности. Коллективно ведется производство, коллективно распределяются ресурсы и т.д. Общественной идеологией станет «безгосударственный коммунизм» – как вольный федеративной союз самоуправляющихся единиц (общин, территорий, городов), основанный на принципе добровольности и «безначалья».
При этом личность – душа революции, и только учитывая интересы отдельного человека и давая ему свободу самовыражения, общество придет к процветанию. Но реализовать свои возможности, реализовать себя человек может только лишь как существо, осуществляющее взаимопомощь. Эгоист для Кропоткина – это прежде всего несчастливый, ущербный человек, раб «мелочной неразумной умственной узости».
Кропоткин устанавливал «категорический императив» для общества: «поступай в отношении других так, как ты хотел бы, чтобы другие поступали с тобой в аналогичных случаях». Он усматривал в этой формуле абсолютный нравственный закон, который спасет мир. «Человек разрушающий» – не свободен, свободен только – созидающий человек.
Любая власть, а особенно выступающая от имени народа, – есть зло: «Народу отнюдь не будет легче, если палка, которой его будут бить, будет называться палкой народной». Противопоставить волюнтаризму власти нужно мораль, нравственное совершенствование людей. Поэтому, не принимая никакую форму власти, Кропоткин не принимал и диктатуру пролетариата.
И в этих своих теориях князь-революционер принципиально противоречил марксизму! Более того, отрицательно к нему относился. При этом он – проповедник мировой революции, мечтающий о братстве всего человечества, отрицатель всяких государственных и национальных границ – был русским патриотом, полагая, что он – не за русский царизм, а против, например, германского империализма. Поэтому он выступал за войну против Германии – до победного конца! И поэтому Ленин называл его «анархистом-шовинистом»
Возвращение
Когда разразилась Февральская революция, Кропоткин сразу засобирался в Россию. При этом обратился за содействием, чтобы в условиях войны проехать от Лондона до Петрограда, не к помощи русского посольства, а напрямую – к британскому правительству. И в июне 1917 г. легендарного анархиста уже встречали в Петрограде многотысячные толпы народа, шпалерами выстраивались войска, развевались анархические черные знамена, летели брошенные дамами цветы, стояли студенчество, офицерство. А в зале его ждал военный министр Керенский и старый друг Николай Чайковский (который в отличие от Кропоткина скоро начнет служить белым).
Через месяц, в июле, когда кризис власти станет вполне очевиден, к нему – уже в ином качестве -–лично приедет премьер Керенский, формирующий новое правительство.
Они заперлись в кабинете, и Керенский предложил Кропоткину любой на выбор министерский портфель. Но тот ответил
премьеру отказом, заявив, что считает «ремесло чистильщика сапог более честным и полезным». Отказался князь также и от ежегодной пенсии в 10 000 рублей, предложенной Временным правительством.
Но пока в целом Временное правительство он поддерживал. В частности, в августе, участвуя в Государственном совещании, он искренне призывал всех к классовому миру во имя революции, звал «весь русский народ» продолжать войну «до победного конца».
Позднее в Февральской революции стал разочаровываться, равно как и в российских анархистах –«грубых и развязных молодых людях, принявших за основу принцип вседозволенности». Поддерживая отношения с представителями различных политических движений, встречался и с Лениным, с которым был знаком еще по Лондону.
Октябрьскую революцию Кропоткин встретил в Москве. Встретил сочувственно, хотя и в состоянии некоторого внутреннего смятения. Он, безусловно, приветствовал ее как факт свержения власти буржуазии и формальное установление власти Советов. Он вообще идею Советов рабочих и крестьян, управляющих политической и экономической жизнью страны, считал прекрасной идеей – она была созвучна его теоретическим воззрениям. Он также объективно считал, что революция, русский народ и все человечество многим обязаны большевикам; что «Россия пытается сделать дальнейший шаг, по сравнению с тем, на котором остановилась Франция, когда она стала осуществлять то, что называлось настоящим равенством, – Россия пытается осуществить экономическое равенство»
При этом пути и методы большевиков вызывали у него возражения. «Красный террор», «военный коммунизм» и диктатуру одной партии принять Кропоткин не мог принять и оценивал критически. Писал об этом письма Ленину, говоря, что революция пошла не по тому пути. Не мог он полностью понять и принять и диктатуру пролетариата, и его возмущала легкость, с которой революционеры нового поколения распоряжаются чужими жизнями.
Но он был слишком благороден, чтобы, не соглашаясь, опуститься до каких-то антисоветских заговоров и восстаний, в которых тогда принимали участие многие анархисты. Он просто как бы дал себе установку отдалиться от революции, и летом 1918 г. переезжает в подмосковный Дмитров.
Однако его патриотические чувства вновь проявились, когда началась интервенция 14 держав в пользу российской контрреволюции – Кропоткин был ярым противником такой интервенции. Он писал: «рабочие всего цивилизованного мира … должны заставить свои правительства совершенно оторваться от мысли о вооруженном вмешательстве в дела России...»
В начале 1921 г. Кропоткин тяжело заболел воспалением легких. В. Ленин экстренно направил в Дмитров группу лучших врачей во главе с наркомздравом Н.Семашко и В.Бонч-Бруевичем. Кропоткину предлагали усиленное питание, спецпаек. Но князь не признавал никаких привилегий – и от пайка отказался. Он и умирал незаметно, «скромно», стараясь никому не доставить хлопот этой своей «процедурой». Ему повесили над кроватью звонок, чтобы дергал в случае чего. Но пользоваться звонком он не стал – все-таки проявление власти… И умер тихо ночью во сне… 8 февраля 1921 г. Великий революционный дух борца угас.
Специальный поезд доставил останки Кропоткина в Москву. Похороны были торжественными, пышными… Гроб для прощания, что символично, установили в Доме Союзов – бывшем Дворянском собрании, где когда-то восьмилетний Петя Кропоткин получил государево напутствие в жизнь. Тысячи москвичей навсегда прощались с выдающимся человеком и революционером… По распоряжению Дзержинского из Бутырской тюрьмы на день, под честное слово вернуться назад были выпущены для прощания все анархисты. У людей была искренняя скорбь…Уходил один из духовных вождей человечества, жизнью своей показавший достижимость тех, кажущихся неприступными вершин духа, о которых мечтали, к которым стремились многие поколения…
По пути на Новодевичье кладбище траурная процессия остановилась перед домом Л. Толстого на Пречистенке. Было что-то, что всегда незримо роднило этих двух, никогда так лично и не знакомых, Великих людей России. Ромен Роллан написал по этому поводу так «...Мне часто казалось, что Кропоткин был тем, о чем Толстой только писал. Он просто и естественно воплотил в своей личности тот идеал моральной чистоты, спокойного ясного самоотречения и совершенной любви к людям, которого мятущийся гений Толстого хотел достичь во всю свою жизнь и достигал только в искусстве». Пожалуй, лучше и не скажешь…
Обсудить новость на Форуме