09:02 17.06.2010 | Все новости раздела "КПРФ"
Биографическая публикация в газете «Советская Россия», посвященная юбилею поэта А.Т. Твардовского
21 июня исполняется 100 лет со дня рождения советского поэта А.Т.Твардовского/
В Советском Союзе имя этого человека знали все от мала до велика. На его произведениях выросло не одно поколение советских людей, его книги были в любой, даже самой маленькой и отдаленной от центров сельской библиотеке. За свою приверженность коммунистическим идеалам этот человек был удостоен множества правительственных наград: он трижды был лауреатом Сталинской премии, по одному разу удостаивался Ленинской и Государственной премий СССР. Однако в годы хрущёвской «оттепели» он стал одной из ключевых фигур либерального движения в стране и на этом поприще снискал себе не меньшую славу.
Родился Александр Твардовский 21 июня 1910 года на хуторе Загорье под Смоленском. Его отец работал кузнецом и был человек незаурядный. Тяжким трудом он сумел скопить небольшую сумму денег, которой едва хватило, чтобы сделать первый взнос в банк и купить в рассрочку болотистый участок земли в десять десятин. Как писал позднее сам Александр Твардовский: «В жизни нашей семьи бывали изредка просветы относительного достатка, но вообще жилось скудно и трудно и, может быть, тем труднее, что наша фамилия в обычном обиходе снабжалась еще шутливо-благожелательным или ироническим добавлением «пан», как бы обязывая отца тянуться изо всех сил, чтобы хоть сколько-нибудь оправдать это. Между прочим, он ходил в шляпе, что в нашей местности было странностью и даже некоторым вызовом, и нам, детям, не позволял носить лаптей, хотя из-за этого случалось бегать босиком до глубокой осени...»
Любовь к литературе привил Твардовскому тоже отец. Он был человек грамотный, и книги в их доме занимали особое место. Вечерами отец усаживал всю семью за столом и вслух читал им разные книги. Так, благодаря отцу Александр впервые услышал «Полтаву» и «Дубровского» Пушкина, «Тараса Бульбу» Гоголя, стихотворения Лермонтова, Некрасова и других известных поэтов.
Писать стихи Александр начал, когда ему еще не было и десяти лет. Поводом к тому послужил приезд в их дом дальнего родственника по материнской линии – хромого гимназиста, который прочел по просьбе отца Твардовского стихотворение собственного сочинения под названием «Осень». Этот случай впервые натолкнул Александра на мысль о том, что стихи можно сочинять самому. И он вскоре взялся за перо. По его же словам: «Стихи писать я начал до овладения первоначальной грамотой. Хорошо помню, что первое мое стихотворение, обличающее моих сверстников, разорителей птичьих гнезд, я пытался записать, еще не зная всех букв алфавита и, конечно, не имея понятия о правилах стихосложения. Там не было ни лада, ни ряда – ничего от стиха, но я отчетливо помню, что было страстное, горячее до сердцебиения желание всего этого – и лада, и ряда, и музыки, – желание родить их на свет, и немедленно, – чувство, сопутствующее и доныне всякому замыслу...»
Родители Александра по-разному отнеслись к увлечению сына. Отцу это было лестно, но из книг он знал, что писательство не сулит больших выгод, что писатели бывают и незнаменитые, безденежные, живущие на чердаках и голодающие. Мать же, видя приверженность сына к литературному творчеству, чуяла в ней некую печальную предназначенность его судьбы и жалела его.
Когда Твардовскому исполнилось 14 лет, летом 1924 года, он стал посылать небольшие заметки в редакции смоленских газет. Писал о неисправных мостах, о комсомольских субботниках, о злоупотреблениях местных властей и т. п. Изредка эти заметки печатались, что придавало юному автору вдохновения и сил для новых произведений. Тем более что первая же публикация подняла авторитет Твардовского в глазах односельчан на значительную высоту. С этого момента к нему косяком потянулись земляки: с жалобами, с предложениями написать о том-то и том-то, «протянуть такого-то в газете». Чуть позже Твардовский отважился послать в газету и свои стихи. И одно из стихотворений – под названием «Новая изба» – было практически сразу напечатано в газете «Смоленская деревня». Начиналось оно так:
Пахнет свежей сосновой смолою,
Желтоватые стены блестят.
Хорошо заживем мы весною
Здесь на новый, советский лад.
Окрыленный этим успехом, Твардовский собрал с десяток своих стихотворений и отправился в Смоленск к поэту Михаилу Исаковскому, который тогда работал в редакции газеты «Рабочий путь». Тот принял юношу приветливо, прочитал стихи и сообщил, что готов послать их в набор немедленно. После чего вызвал художника, чтобы тот нарисовал портрет Твардовского для публикации его в газете вместе с подборкой стихов.
В 1928 году Твардовский закончил сельскую школу и, преисполненный мечтой с ходу покорить литературный мир, отправился за лучшей долей в Смоленск. Однако поначалу молодого человека ждали на этом пути отнюдь не лавры. Он не смог устроиться на работу, поскольку никакой специальности у него не было, не сумел поступить ни в один из институтов. Единственным средством к существованию стало для него литературное творчество, которое приносило ему пусть копеечный, но заработок. На него он мог купить себе хлеб с молоком, а остальные деньги уходили на оплату жилья. Сам Твардовский прекрасно понимал незавидность такого положения, но отступать ему было некуда – вернуться в деревню он не мог, поскольку было стыдно перед земляками, которые долгое время считали его главной достопримечательностью своей деревни, будущей знаменитостью.
После того как в 1929 году в журнале «Огонек» были напечатаны стихи Твардовского, он решил попытать счастья в столице. Но вышло примерно то же самое, что со Смоленском: работы в Москве Твардовский не нашел, и денег от литературных заработков едва хватало, чтобы перебиваться с хлеба на воду и слоняться по съемным комнатам в убогих коммуналках. Как вспоминал позднее сам поэт: «Врут, когда говорят, что молодость всегда прекрасна. Я с горечью вспоминаю свою молодость: как худо мне приходилось...»
Промучившись таким образом несколько месяцев, Твардовский зимой 1930 года вернулся в Смоленск с твердым намерением идти учиться. Он поступил в педагогический институт. Причем без вступительных экзаменов, но дав честное слово, что за год он изучит и сдаст все предметы за среднюю школу. В итоге Твардовский не только выполнил свое обещание, но и в первый же год догнал своих однокурсников.
Между тем начало 30-х принесло в дом Твардовских несчастье: был раскулачен отец поэта Трифон Гордеевич. Для Александра это было шоком, поскольку тот считал своего отца не кулаком, а справным крестьянином, добившимся благосостояния честным трудом. К тому же он знал, что отец с радостью принял новую власть. Однако это не спасло главу семейства от ареста, который вполне мог быть организован односельчанами, давно завидовавшими благополучию Твардовских. В итоге всю их семью выслали из родной деревни на Урал.
Александр тяжело переживал участь своих родителей, однако помочь им ничем не мог. Он продолжал оставаться убежденным комсомольцем и верил, что, несмотря на все перегибы и ошибки, в стране происходят позитивные процессы. Отец Твардовского много позже вспоминал об одном случае, который характеризует поэта не с самой лучшей стороны. Трифон Гордеевич вместе с младшим сыном Павлом бежал из ссылки и приехал в Смоленск к Александру. Надежда у отца была одна: что сын приютит Павла у себя. Но эта надежда не оправдалась. Александр встретил их холодно и сказал фразу, которая болью отозвалась в душе родителя: «Помочь могу только в том, чтобы бесплатно доставить вас туда, где вы были!»
В качестве корреспондента различных газет Твардовский часто ездил в колхозы, собирал материал, писал статьи и рассказы. Тогда же, в самом начале 30-х, он написал сразу две поэмы, где с восторгом отзывался о переменах, происходивших в стране. Одну из этих поэм – «Путь к социализму» – даже напечатали в журнале «Молодая гвардия» по рекомендации самого Эдуарда Багрицкого. Однако впоследствии Твардовский назовет эти поэмы неудачными, ошибками юности. По его словам, «эти стихи были как езда со спущенными вожжами, утрата ритмической дисциплины стиха, проще говоря, не поэзия».
Гораздо благожелательнее Твардовский отнесся к другим своим стихам – лирическому циклу «Сельская хроника», с которого Твардовский и заявил о себе в литературе как талантливый, перспективный поэт.
Настоящий успех пришел к Твардовскому в 1936 году, когда свет увидела его поэма «Страна Муравия». Речь в поэме шла о мужике, который, не желая вступать в колхоз, отправляется в путешествие по стране в надежде найти место, где нет колхозов. Но места такого не обнаруживается. И видя, как дружно и весело живут в колхозах советские люди, мужик в итоге «перековывается».
Поэма была тепло встречена читателями, причем не только рядовыми. На нее обратил внимание сам Сталин, который угадал в Твардовском талантливого поэта, преданного идеям социализма гражданина. По тем временам это было очень актуально: сын разоблаченного кулака, сосланного на Урал, прославляет колхозную действительность. В итоге Твардовского вызвали в Москву и создали ему все условия для нормальной жизни: выделили квартиру, помогли поступить в Московский историко-философский институт по отделению языка и литературы. В 1938 году Твардовского приняли в ряды ВКП(б). Тогда же он женился на девушке по имени Мария. В этом браке у них родились две дочери: Валентина и Ольга.
Осенью 1939 года Твардовский был призван в ряды Красной Армии и участвовал в походе советских войск в Западную Белоруссию. По окончании похода поэт был уволен из армии, но спустя несколько месяцев призван вновь, уже в офицерском звании и в той же должности военного корреспондента, чтобы освещать войну с Финляндией. На этот раз поход был куда тяжелее: война с финнами проходила в условиях суровой зимы, и советские войска несли ощутимые потери. Твардовский мог неоднократно погибнуть от пули врага или обморозиться, но ему повезло – домой он вернулся живым и невредимым.
22 июня 1941 года началась война с Германией, а уже на следующий день Твардовский вновь надел военную форму. Он работал корреспондентом газеты «Красноармейская правда» на Западном фронте. Однако первое время его отношения с редакторами газеты складывались непросто: многие заметки Твардовского те отказывались публиковать, объясняя это тем, что в этих заметках слишком много суровой правды. Именно тогда Твардовский и взялся писать цикл стихов, главным героем которого стал находчивый советский солдат Василий Тёркин. Эти стихи впервые были опубликованы в газете «На страже Родины» и имели огромный успех у солдат. Буквально со всех фронтов поэту стали приходить письма, в которых бойцы просили «продолжать писать про Васю Тёркина». Как вспоминал сам Твардовский: «Разнообразные люди с большим волнением жмут мне руку при встречах, из частей приходят трогательнейшие письма, в которых спрашивают, есть ли живой Тёркин, – его так любят, что хотят, чтоб он был живой человек...»
В результате из этого цикла на свет родилась целая поэма. Правда, когда в том же 41-м Твардовскому присудили первую в его жизни Сталинскую премию, там было отмечено, что поэт награждается за другую поэму – «Страну Муравию», которая вышла в свет еще пять лет назад. Все премиальные деньги Твардовский перечислил в Фонд обороны Родины.
После войны Твардовский продолжает работать над крупными произведениями и создает поэму «Дом у дороги». За нее он удостаивается Сталинской премии, через год, в 47-м, еще одной. В том же году Твардовский был избран депутатом Верховного Совета РСФСР. В 1950 году по личному распоряжению Сталина Твардовского назначили главным редактором журнала «Новый мир». Однако пробыл он на этом посту недолго – всего четыре года.
Поводом к снятию Твардовского стала его новая поэма – «Тёркин на том свете». Это была чрезвычайно смелая по тем временам вещь – этакая сатирическая энциклопедия советской жизни. Сам посыл поэмы – умерщвление культового народного героя Василия Тёркина и его путешествие по загробному миру – уже был из разряда чего-то экстраординарного. И хотя сам поэт определял основной пафос поэмы как «суд народа над бюрократией и аппаратчиной», многие уловили в ней прямые насмешки над советской идеологией. В конце 1954 года эту поэму обсуждали на секретариате Союза писателей СССР и назвали клеветнической. После этого Твардовского уволили из «Нового мира».
В 1958 году, когда Хрущёв разгромил антипартийную группу Молотова – Кагановича, Твардовского вновь вернули к руководству «Новым миром». В 61-м дали Ленинскую премию за поэму «За далью – даль». К тому времени поэт уже превратился в знаковую фигуру для либерального движения, которое связывало будущее страны с развитием и утверждением демократических начал, причем по образцу западных демократий. Не случайно поэтому Твардовского ценили на Западе, включив его в руководство Европейского сообщества писателей.
На другом фланге этого противостояния стояли так называемые державники, которые отвергали политику либералов, ориентированных на идеалы западной демократии. Им казалось, что любая уступка либералам нарушит устои советского общества и приведет социализм к краху. Эта полемика длилась на протяжении почти всех 60-х, и Твардовский, а также руководимое им издание, играли в этой полемике не последнюю, а одну из ключевых ролей.
Присуждение Твардовскому Ленинской премии добавило ему веса в высших политических кругах, сделало одним из лидеров либерального движения. Для либералов он был настоящей находкой, поскольку являлся плотью от плоти русского народа, в то время как основу либерального движения составляли евреи. Державники обвиняли их в сговоре с международным сионизмом, начавшим поднимать голову именно в 60-х, и этот аргумент был сильным «козырем» в державных руках. Однако наличие такого человека, как Твардовский в стане либералов позволяло им отбивать эти наскоки державников, сводя проблему не к мировому противостоянию сионизма и русско-советского социализма, а всего лишь к идейным разногласиям внутри интернационалистов и националистов. Дескать, если с нами такой человек, как Твардовский, то никакого сионизма в наших рядах не может быть и в помине.
Безусловно, что Твардовский был честным человеком и свято верил в правоту тех идей, которые он тогда отстаивал. И его приход под либеральные знамена был вызван его искренней верой в правоту тех лозунгов, которые начертали на своих знаменах либералы: «Больше демократии – больше социализма». Ему казалась неверной позиция тех же сталинистов во главе с Всеволодом Кочетовым (он возглавлял журнал противоположного либеральному течению толка – «Октябрь»), которые считали, что демократия, о которой пекутся советские либералы, имеет не видимую простому глазу привязку к сионизму и тем силам, которые за ним стоят. Твардовский это мнение не разделял.
«Коньком» либералов в те годы была тема сталинских репрессий, которые однозначно трактовались ими как преступления. Никакие доводы тех же сталинистов о том, что надо отделять «мух от котлет» – то есть рассматривать период конца 30-х как очередную фазу обострения классовой борьбы в СССР, напрямую связанную с международными событиями (приходом к власти Гитлера, войной в Испании и т. д.), – либералами в расчет не принимались. Им важен был сам факт репрессий, который позволял им манипулировать общественным мнением в свою пользу, выдавая своих предшественников, постравдавших в годы репрессий, за невинных жертв режима. Как известно, мощный толчок этому процессу дал в 1956 году Н.Хрущёв, выступивший на ХХ съезде КПСС с закрытым докладом «О культе личности Сталина». Спустя пять лет этот процесс продолжился уже на ХХII съезде, когда тело Сталина было вынесено из Мавзолея.
Твардовский все эти деяния приветствовал, полагая, что разоблачение его недавнего кумира принесет обществу всенепременное благо. Поэтому в ноябре 1962 года именно в «Новом мире» впервые в СССР было опубликовано антисталинское художественное произведение – рассказ Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». С публикации этого рассказа в стране должна была взять старт широкая антисталинская кампания, которая ставила целью охватить затем не только литературу, но также и искусство: кинематограф, театр, музыку. Но это начинание застопорилось благодаря вмешательству продержавных сил в высшем руководстве страны (во главе их стоял второй человек в Политбюро Фрол Козлов). В итоге решение о награждении Солженицына Ленинской премией ни тогда (ни позже) так и не было осуществлено.
В 1963 году на волне хрущёвской либеральной «оттепели» Твардовскому удалось добиться публикации «Тёркин на том свете». «Умертвив» своего героя еще в первой половине 50-х, Твардовскому пришлось ждать публичного обнародования этой смерти почти десять лет. «Умертвление» Василия Тёркина – героя, еще в годы войны превратившегося в культового, – именно в начале 60-х было глубоко символично: это было начало серьезнейшего разочарования в стане советских интеллигентов относительно того социализма, который строился в СССР. Многим он стал казаться ущербным, далеким от тех идеалов, которые проповедовались в начале его построения. Это разочарование сквозило и в театральной инсценировке «Тёркина на том свете», которое было предпринято силами Театра сатиры в феврале 1966 года. Но жизнь этого спектакля оказалась недолгой. Его премьера была приурочена к XXIII съезду КПСС (на нем Генеральным секретарем был избран Л.Брежнев, а вот Твардовский – выведен из членов ЦК КПСС), а осенью того же года спектакль был снят с репертуара. Это был конкретный сигнал со стороны нового генсека, что хрущёвская «оттепель» с ее потворствованием либералам-западникам заканчивается.
Однако этот закат вяло двигался к своему финишу на протяжении двух лет. Но в августе 1968 года грянули события в Чехословакии, которые потребовали от советского руководство решительного шага: реформы, осуществляемые чехословацкими либералами у себя на родине, были остановлены с помощью танков. Шаг вполне оправданный, поскольку эти «реформы» были не чем иным, как подготовкой плацдарма для будущей ликвидации социализма не только в ЧССР, но и во всей Восточной Европе. После этого началась «закрутка гаек» и в СССР. Правда, без танков и кровопролития – всего лишь идеологически.
Поскольку Твардовский в этом конфликте продолжал занимать либеральные позиции и даже активизировал деятельность своего журнала в прежнем русле, естественно, оставить это без внимания власти не могли. Неумолимо приближалась его отставка, как это происходило в ряде других либеральных журналов того времени. Ускорила этот процесс открытая конфронтация СССР и Израиля – страны, которая имела существенное влияние на советских либералов.
Начало разгрома либерального «Нового мира» было положено 31 июля 1969 года, когда газета «Социалистическая индустрия» опубликовала открытое письмо Твардовскому от токаря Подольского машиностроительного завода М.Захарова. В этом письме его автор обвинил поэта и руководимый им журнал в том, что они перестали на своих страницах публиковать произведения о рабочем классе. А в тех немногих произведениях, которые все-таки выходили в «Новом мире», рабочий класс выведен крайне нелицеприятно. «Какой же примитивный в этих произведениях рабочий класс! – писал Захаров. – Погрязший в бытовщине, без идеалов. Обязательно за рюмкой водки, бескрылый какой-то. Создается впечатление, что Вы, Александр Трифонович, не видите, какие люди вокруг Вас выросли...»
Сразу после выхода в свет этого письма на страницах изданий, которые относились к патриотическим, развернулась бурная полемика по этому поводу. В ней «Новый мир» и его главного редактора обвиняли в следующих грехах: преклонении перед Западом, неуважении к родной истории, клевете на советскую действительность. Сам Твардовский в этой полемике не участвовал: в те дни он неудачно упал дома с лестницы и попал в Кунцевскую больницу. А когда в сентябре 69-го выписался из нее, то многие его не узнали: он резко постарел, помрачнел. По словам писателя Юрия Трифонова: «Двигался Твардовский медленно, голову держал слегка опущенной, как бы постоянно понурив, отчего весь облик принял неприветливое, чуждое выражение. Какая-то стариковская согбенность – вот что выражал его облик, и это было так дико, так несуразно и несогласно со всей сутью того человека!»
В разгар этих событий западное антисоветское издание «Посев» опубликовало новое большое произведение Твардовского, которое ни одно советское издательство опубликовать не решилось – антисталинскую поэму «По праву памяти». И случилось это именно тогда, когда советское руководство решило реабилитировать Сталина, вернув его образу положительное начало: на «Мосфильме» полным ходом шли съемки эпопеи «Освобождение», где Сталин впервые после 1953 года возникал на широком экране в образе Главнокомандующего, а архитектор Томский заканчивал работу над бюстом Сталина, который должны были установить на его могиле в день его 90-летия в декабре 1969 года.
Реабилитация вождя народов была явлением вполне закономерным. Пойти на нее Брежнева и его сподвижников вынуждали как события внутреннего порядка (поиск сильной личности для сплочения элиты и народа), так и внешние (конфронтация с Китаем, расширение агрессии во Вьетнаме и новые, еще более масштабные атаки международного сионизма). Во многом при посредничестве последнего на СССР был в прямом смысле натравлен Израиль. При этом разработчики этой акции прекрасно понимали, что делали: они были в курсе того, что после Праги-68 еврейская элита в СССР в большинстве своем осудила действия своих властей, поэтому и использовала Израиль в качестве тарана для дальнейшей радикализации советского еврейства. В итоге в самом начале 1970 года Израиль объявил Советский Союз своим главным стратегическим противником (чуть позже, весной, он подвергнет массированным атакам его союзников на Ближнем Востоке – в частности Египет).
Новый премьер-министр Израиля (с 1969 года) Голда Меир призвала евреев к «тотальному походу против СССР». По словам израильтянина Вольфа Эрлиха, «с этого момента в Израиле Советский Союз стал изображаться как враг номер один всех евреев и государства Израиль. В детском саду, в школе, в университете израильский аппарат делал все, что в его силах, чтобы укоренить подобное изображение СССР как аксиому».
Руку помощи Израилю в этом противостоянии протянули их верные союзники США. Причем несмотря на то, что среди рядовых граждан США всегда был высоко развит антисемитизм, однако в высших кругах власти все было с точностью до наоборот. В конце 60-х президент Ричард Никсон (пришел к власти в том же 1969-м), который на все ключевые посты в своей администрации расставил евреев: Киссинджер был назначен государственным секретарем (министр иностранных дел), Шлезингер – министром обороны, Барнс – главой Федерального резервного фонда (он определял валютную политику США), Гармент – главой департамента Белого дома по гражданским правам. Именно эти люди и стали определять стратегию США по отношению к СССР: она предполагала сначала массированную идеологическую атаку на еврейском направлении, затем – «удушение в дружеских объятиях» (так называемая разрядка).
Западные идеологи, втягивающие СССР в очередной виток холодной войны, прекрасно понимали, что советскому руководству придется отвечать на вызов, брошенный ему Израилем. То есть, несмотря на проводимую в СССР политику интернационализма, дружбы между всеми нациями, ему придется в каких-то областях ущемлять права евреев. Именно это и было нужно Западу: уличить СССР в этих ущемлениях, раструбить о них на весь мир как об антисемитизме и начать кампанию по отъезду евреев из СССР. Так, собственно, все и сложилось.
Отставка Твардовского с поста главного редактора «Нового мира» случилась именно в разгар этой израильско-советской холодной войны, о чем господа либералы обычно умалчивают. Умалчивают они и о том, что поначалу эта отставка не планировалась: кремлевские власти были готовы оставить Твардовского на посту главреда, если он опубликует в советской прессе свое возмущенное письмо по адресу издательства «Посев», а также заменит половину редколлегии «Нового мира» новыми людьми. Твардовский поступил по-своему: письмо в «Посев» написал, но не столь резкое, как хотелось бы властям. А на «зачистку» собственного журнала ответил отказом. Что, впрочем, объяснимо: он был честным бойцом и, к примеру, никогда бы не пошел на предательство своих коллег (а именно так можно было расценить его шаг по замене членов редколлегии).
Вместо этого Твардовский в конце января 1970 года написал письмо на имя Брежнева, где продолжал отстаивать свою прежнюю линию: что «закручивание гаек» в идеологии опасно, что нужна открытая полемика по наиболее важным проблемам в жизни общества (в том числе полемика вокруг его поэмы «По праву памяти», исключения А.Солженицына из СП и т.д.). Но Брежнев на это письмо не ответил, поскольку уже давно определился с идеологическим курсом в стране: никаких политических дискуссий. Понять его было можно. Если бы подобная полемика возникла, она бы привела к серьезнейшему расколу элиты, к еще большему ожесточению политических группировок друг против друга. Каждая из них давила бы на Кремль, требуя расширения спора, снятия табу со многих запретных тем советской истории. А Брежнев, который в общем и целом стоял на державных позициях, не был полностью уверен, что именно его позиция победит. Он прекрасно понимал, что за либералами стоит не только мощь их диаспоры внутри страны, но и мощная поддержка влиятельных соплеменников за рубежом. Как напишет чуть позже известный исследователь «еврейской темы» И.Шафаревич: «Реакция коммунистической власти была далеко не симметричной. Даже в пропагандистской литературе было запретно упоминать о еврейском влиянии. Было изобретено выражение «сионизм», формально использующее название еврейского течения, имевшего целью создать свое государство, но иногда как бы намекавшее на еврейское влияние вообще. Эта робость доказывает, что власть не противопоставляла себя еврейству, не ощущала его своим противником. В то время как евреи, эмигрировавшие из СССР, заполнили «русскую» редакцию «Радио Свобода» и там отчетливо клеймили коммунизм рабским и бесчеловечным строем, советские пропагандисты робко лепетали о «сионизме», упрекая его в вечной враждебности к социализму и коммунизму...»
Кстати, в горбачёвскую перестройку все эти брежневские страхи полностью подтвердятся: открытая Горбачёвым «гласность» станет мощным оружием именно либералов, поскольку почти вся идеология в стране (газеты, журналы, ТВ, кино и т.д.) находилась в их руках.
Но вернемся к Твардовскому. После того как Брежнев проигнорировал его письмо, поэту стало понятно, что дни его в редакции журнала сочтены. Именно тогда он в разговоре с сослуживцами обронил фразу: «А интересно все-таки посмотреть, как будет тонуть наш корабль». Под «кораблем» он имел в виду свой журнал, хотя много позже эта фраза обретет более широкий смысл: корабль под названием «СССР» пойдет ко дну благодаря стараниям всех тех людей, кто когда-то группировался вокруг Твардовского. Это они, получив преимущество в ходе горбачёвской перестройки, пустят непотопляемое некогда «судно» ко дну.
Однако Твардовский до этого момента не доживет. Возможно, к счастью.
Отставка Твардовского состоялась 14 февраля 1970 года. Весть об этом тут же стала вовсю муссироваться «вражьими голосами». Говорилось о том, что Твардовский занимал должность главреда двенадцать лет и «пытался связать коммунизм со свободой творчества», что «его отставка является крахом такого рода иллюзий». Би-би-си сообщила, что о ситуации вокруг Твардовского пишут все английские газеты (и это при том, что отставку Твардовского в СП еще не приняли и вопрос находился в подвешенном состоянии). Далее приводились выдержки из некоторых статей. Например, в «Обсервере» писали, что отставка Твардовского произвела в Москве тяжелое впечатление. «Будущее советской литературы теперь закрыто плотной завесой тумана...» В другом издании писалось, что в Москве не столько удивляются, что Твардовский теперь ушел, а тому, как ему удавалось так долго находиться на посту главного редактора. «Ошибкой Твардовского было то, что с уходом Хрущёва он не понял, что часы советской литературы переведены назад. Яростное сопротивление новым веяниям, в литературе особенно, стало нарастать после вторжения советских войск в Чехословакию».
Несмотря на то что в своих тогдашних пропагандистских акциях Запад выбрал Твардовского как пример «удушения свобод» в СССР, сам он в этой полемике не участвовал: не давал никаких интервью ни западным журналистам (хотя желающих было много), ни советским. Жил себе на своей подмосковной даче и наблюдал за всем происходящим со стороны. А год спустя власти наградили его Государственной премией СССР. Естественно, на Западе это было расценено как издевка, хотя на самом деле эта награда была дана поэту скорее из милосердия – власти уже знали, что врачи обнаружили у Твардовского рак мозга. 18 декабря 1971 года поэт скончался.
Фёдор РАЗЗАКОВ
Обсудить новость на Форуме