22:30 20.08.2019 | Все новости раздела "КПРФ"
Беседа народного артиста Валерия Ускова с Виктором Кожемяко в газете "Правда"
2019-08-20 16:50
По страницам газеты "Правда".
Народный артист РСФСР, лауреат Государственной премии СССР режиссёр Валерий УСКОВ в беседе с обозревателем «Правды» Виктором КОЖЕМЯКО
Культурная деградация общества... Тяжело произносить это применительно к родной стране, но приходится. Слишком велики потери, которые несём мы (чем дальше, тем больше!) в сфере культуры.
А ведь происходит такая деградация не сама собой. Это дело рукотворное. И особенно заметно бьёт по культуре… руководство культурой.
Обратимся к отечественному театру. Возрастает он за последнее время или, наоборот, опускается? Текущий год был официально объявлен Годом театра. Прошумели по этому поводу от Владивостока до Калининграда всякие показательные акции с участием властных персон. Однако подлинных творческих событий на сцене, которые привлекли бы благодарное внимание всей страны, увы, не случилось.
Зато продолжает сотрясаться театральная жизнь скандалами, инициированными, как правило, «сверху». Наиболее драматический из них связан со сменой руководства в Московском Художественном академическом театре имени М. Горького, о чём «Правда» уже многократно писала. Наверное, некоторым читателям может даже показаться чрезмерным внимание, какое наша газета уделяет этому факту.
Но дело в том, что он и его последствия всё-таки чрезвычайно серьёзны. Речь идёт по существу об уничтожении театра, а МХАТ — объект не рядовой. Самой историей своей возведён в ранг одного из символов русской культуры. Вот и за последние три десятилетия усилиями Татьяны Дорониной оставался он, вместе с Малым театром, оплотом реалистического, психологического искусства, которое оказалось ныне в труднейшем положении.
Словом, угроза, нависшая над МХАТ с приходом направленного сюда нового художественного руководителя в лице Эдуарда Боякова, поистине смертельная. И она уже реализуется, если учесть, что знаменем «переформатируемого» репертуара стала постановка бездарной и грязной поделки под названием «Последний герой». Русская и зарубежная драматургическая классика в заявленных планах полностью (!) отсутствует. Ну и, конечно, потрясло многих такое бояковское заявление — несомненно программное: «Нам Арбузовы и Розовы не нужны!»
Алексей Арбузов и Виктор Розов принадлежат к талантливейшим русским драматургам советского времени. Категорическое отрицание возможности видеть их пьесы на сцене «нового МХАТ» (у Дорониной они шли и пока ещё идут) следует отнести, наверное, к политиканскому желанию чётко обозначить себя как убеждённого антисоветчика: пусть, мол, никто не сомневается. Но и о художественном вкусе Боякова это немало говорит.
Судьба советской театральной классики — большая и важная тема. Она заслуживает особого рассмотрения в контексте ситуации МХАТ. Вот почему о его традициях и о происходящем здесь теперь мы решили поговорить с известным режиссёром Валерием Ивановичем Усковым. Вместе со своим братом Владимиром Краснопольским он прославился рядом выдающихся работ в кино и на телевидении (достаточно назвать многосерийные фильмы «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов»), а в 1990-е годы Татьяна Доронина пригласила его в свой театр, чтобы поставить пьесы Виктора Розова «Её друзья» и «В день свадьбы».
Для чего пишутся пьесы и ставятся спектакли
— Давайте начнём, Валерий Иванович, с Розова, который, по мнению нового худрука МХАТ имени М. Горького, сегодня не нужен. А вот вы в конце 1990-х годов, то есть уже в постсоветское время, поставили на сцене этого театра одну из самых первых розовских пьес — «Её друзья», написанную аж в 1949 году, и спектакль имел громкий успех. Продолжает с успехом идти более двадцати лет! Как вы это объясняете?
— Прежде всего скажу, что соприкосновение с драматургией Розова стало для меня огромным счастьем. Я понял, что он по-настоящему великий драматург. Его талант делает людей красивее, благороднее, придаёт какой-то особый смысл их жизни. И нелепо слышать, будто Розовы и Арбузовы теперь не нужны. А такие советские драматурги, как Володин, Вампилов? Ведь это же классика нашего театра, продолжившая в двадцатом веке достижения великих мастеров века девятнадцатого.
— Однако, как видим, не все это понимают и принимают. Помню, в начале тех же 1990-х, набрасываясь на Виктора Сергеевича Розова в связи с занятой им общественно-политической позицией, стали оскорбительно принижать и значение его творчества. Даже о наилучших пьесах отзывались с высокомерным пренебрежением, пророча скорое забвение всего, что он написал. И вдруг Татьяна Васильевна Доронина выбирает к постановке пьесу, которой тогда исполнилось уже почти полвека! Настоящее чудо, не так ли?
— Вы правы. Было чему удивиться. И реальный риск у Татьяны Васильевны был: а как в резко изменившееся время зрители давнюю пьесу воспримут? Но сейчас, когда мы знаем, чем всё завершилось, я расцениваю этот потрясающий факт нашей театральной истории как убедительнейший пример, насколько важно совпадение и единение стремлений драматурга и театра.
— Если про этот конкретный случай говорить, то театра в лице Татьяны Дорониной.
— Разумеется! Она для меня — образец преданности театру, ставшему главной её жизненной любовью. В этом, надо сказать, они с Виктором Сергеевичем сошлись. В проникновенной любви к театру и в понимании его возможности делать людей лучше.
— Для этого он и писал свои пьесы. Выступая перед школьниками в Доме Союзов, говорил так: «Ещё вот что важно. Вот у нас есть тело, лицо, руки, ноги. Мы моем утром лицо, приходим с улицы — моем руки. Почему же мы не моем душу? А она, случается, о жизнь пачкается сильнее, чем руки и чем лицо. Нужно уметь омывать душу. Я пришёл к убеждению, что театр — это такое учреждение, где люди могут омывать душу». Правда же, хорошо сказано?
— По-розовски. Он действительно стремился и умел влиять на души людей. Не назидательно, а художественно, через образы, через драматургические ситуации.
К тому же стремилась Доронина. Она понимала, что особенно важным это стало в период ломки у нас всего и вся. Людям, как никогда, потребовалась нравственная, духовная поддержка, и театр под руководством Татьяны Васильевны её давал.
Классику определяет испытание временем
— Согласитесь, лицо МХАТ имени М. Горького в первую очередь характеризовалось тщательно продуманным репертуаром. Розов не случайно в него вошёл. Как и Арбузов, несколько пьес которого пока ещё продолжают здесь идти, как и Булгаков, Распутин, Константин Симонов. То есть пьесы авторов советского времени органично соседствовали с классикой Чехова, Горького, Достоевского, Островского и т.д. Как вы к этому относитесь?
— Абсолютно правомерное соседство. Потому что, как я уже сказал, лучшие советские драматурги, пройдя испытание временем, благодаря своему таланту и труду тоже стали классиками. Так само время распорядилось, и пора это признать.
— Нет, Бояков не признаёт ни Островского с Горьким, ни Розова с Арбузовым. У него в приоритете Иван Крепостной, сочинивший на матерном языке «Последнего героя». А многие из авторов прежнего репертуара, не причастные к бояковской «новой драме», судя по всему, будут сбрасываться с корабля МХАТ. Вы давно пересматривали свой спектакль по Розову «Её друзья»?
— Незадолго до изгнания Татьяны Васильевны.
— Это был обычный, рядовой спектакль или по случаю какой-то памятной даты?
— Самый обычный. Однако меня, как и во время предыдущих просмотров, буквально восхитили зрители. Было много школьников, молодёжи, но и взрослых, «возрастных» немало. И как все они смотрели, слушали, как непосредственно и душевно воспринимали происходившее на сцене!
Знаете, о чём я невольно подумал? Вот мы часто сетуем, что люди за последнее время изменились не в лучшую сторону. Увы, это в самом деле так. Но, видимо, не все. Или, точнее, так: осталось ещё во многих то хорошее, советское, что в будничной жизни бывает уже и незаметно. А Розов в их душах это поднял.
— Значит, какими они будут дальше — зависит и от искусства. От того, что будут они читать, смотреть на сцене и на экране, какую музыку слушать…
— Естественно! А я в этих людей, сидевших вместе со мной в зале, просто влюбился. Когда кончился спектакль, пошёл на сцену их поприветствовать. И, представьте себе, не могу слова сказать: горло от волнения перехватило, а на глазах слёзы. Вот как может подействовать Виктор Сергеевич.
— Я знаю, что он сам любил пересматривать «Её друзья».
— Однажды сказал мне: видел этот спектакль 37 раз. А смотрел, бывало, больше даже не на сцену, а на зрителей: как реагируют?
— Это была первая из давно поставленных его пьес, и он не относил её к наиболее удавшимся. Но какова сила его искусства! Из газетной заметки о слепнувшей школьнице, которой одноклассники помогли подготовиться к выпускным экзаменам и успешно сдать их, получилась такая пронзительная история, которая обошла в своё время чуть ли не все театры Советского Союза.
— И в наши дни остаётся живой.
— В чём, безусловно, и ваша большая заслуга тоже. Знала Татьяна Васильевна, кого пригласить для этой постановки, и не ошиблась. А затем последовал ещё один розовский спектакль Валерия Ускова — «В день свадьбы».
— Интереснейшая пьеса, глубокая. Всех нас, кто работал над ней, она увлекла. Вслед за доронинским театром «В день свадьбы» всё шире начали вновь ставить и другие.
Такая же счастливая судьба у пьесы «В поисках радости», получившей вторую жизнь на сцене МХАТ. А теперь, чувствуя редкостную актуальность этого розовского произведения, всё больше театров в разных городах опять берутся за его постановку.
— Классика есть классика.
— В этом суть!
На своём ли месте?
— Вернёмся к тем, кого выдвинули Дорониной на смену. Подытоживая, что вы скажете о них?
— Крайне неудачно выдвинули. Грубейшая ошибка министерства культуры и всех, кто к такой неумной акции причастен. Или это злой умысел?..
Вполне может быть, что этот самый Эдуард Бояков и обладает определёнными способностями. Говорят, например, будто он хороший продюсер. Но тогда и надо использовать его как продюсера. Это всё-таки совсем иное, нежели художественный руководитель, да ещё такого театра, как МХАТ!
— Первые результаты его работы видели?
— Кое-что видел, от многих слышал заслуживающие доверия отзывы. Мне ясно: не туда тащат театр, куда надо, совсем не туда! Бояков оказался не на своём месте. А ещё хуже, что явно не на своём месте находятся те, кто сюда его назначил. Беда, что в руководстве искусством сейчас сидят люди, которые не понимают искусства, не смыслят в нём ничего.
— И при этом глухи к общественному мнению, которое возмущено разрушением МХАТ и отношением к Татьяне Дорониной.
— Татьяна Васильевна старалась сохранить тот МХАТ, который с давних пор мы любили. Берегла душу этого уникального театра. Ей было трудно, особенно если учесть, какое время на её долю выпало. Но она, не щадя себя, добивалась, чтобы МХАТ имени М. Горького оставался верен главным заветам своих основоположников.
Боюсь, теперь будут разрушены все те основы, которые так неустанно и кропотливо создавались Татьяной Васильевной в течение десятилетий. Там ведь был необыкновенный творческий порядок, и ответственность за большое общее дело чувствовалась во всём. Это не только моё личное впечатление. О том же не раз говорили мне мои товарищи по работе в кино Эмиль Лотяну и Станислав Говорухин, которых, как и меня, Доронина приглашала ставить спектакли.
— Да, чудовищно «отблагодарили» её за всё, что она сделала.
— Прямо скажу, меня это поразило. Не оценив по достоинству подвижничество великой личности, лишили права руководить коллективом, который стал её жизнью. Мало того, внедрили в атмосферу коллектива совершенно чуждое руководство, даже не понимающее, в чём особая ценность этого театра.
А ведь таких классических русских театров соответствующего масштаба оставалось у нас всего два — Малый и МХАТ имени М. Горького. Изъяв Доронину и заместив её Бояковым, удар по национальному искусству и культуре наносят непоправимый. Бояков уже начал превращать прославленный театр в какой-то сомнительный «клуб по интересам», в заурядную прокатную площадку для антрепризы, в рассадник «модной» пошлости…
— И всё это, получается, с благословения наивысших инстанций.
— Я же сказал: руководят искусством не понимающие его люди. Фактов, которые подтверждают это, слишком много. О некоторых сообщают СМИ, когда возникает особенно громкий скандал, другие проходят как бы между прочим. Но в сумме вред от них огромный!
— А что вы предприняли бы для нормализации положения в МХАТ, будь на то ваша воля?
— Прежде всего публично извинился бы перед Татьяной Васильевной. Это не зазорно сделать с любого властного верха. Во-вторых, дал бы ей возможность самой определиться, где и как наиболее полно хотела бы она использовать свой выдающийся творческий потенциал и богатейший, бесценный опыт. Но не быть же ей на побегушках у Боякова…
А от него (правы читатели «Правды» в своих письмах, да и многие, многие другие!) МХАТ надо срочно спасать.
Итак, равняться на вершины
— Валерий Иванович, вот мы сидим в квартире вашей, и передо мной портрет выдающегося советского кинорежиссёра Ивана Александровича Пырьева. Не случайно, наверное?
— В моём кабинете на «Мосфильме» тоже его портрет — даже раза в два больше. И, конечно, выбор не случайный. Этот человек сыграл особенную роль в моей творческой жизни, но самое главное — во всём нашем кинематографе.
Мы с вами говорим о вершинных создателях искусства советского времени, достижения которых недопустимо отбрасывать. Очень нужны они сегодня и завтра — Розов, Арбузов, Татьяна Доронина… А её великие театральные учителя Товстоногов и Андрей Гончаров? В таком блистательном ряду навсегда и мой киноучитель Иван Пырьев.
— Какой из его уроков считаете наиважнейшим?
— Умирать в каждой очередной работе, которую делаешь. То есть выкладываться без остатка, полностью, как если бы эта картина была для тебя последней. Сам он работал именно так. Замечу, что Доронина — тоже.
— А каким образом произошла ваша встреча?
— Во ВГИКе мы с братом сняли дипломную работу под названием «Самый медленный поезд». В 1963 году, по сценарию Юрия Нагибина. Приняли сценарий не сразу, были трудности, но когда мы фильм завершили, его три дня подряд показывали в Доме кино. Пырьев, возглавлявший тогда «Мосфильм», очень внимательно следил за работой молодых. И, представьте себе, наша студенческая картина ему настолько понравилась, что он сразу же пригласил нас работать на главную киностудию страны.
— Да, это высокая оценка.
— И высокая ответственность, которую он на себя взял. Вот ещё один важнейший урок, преподанный Пырьевым не только нам, а многим: урок ответственности художника. Перед зрителями и, если точнее сказать, перед страной.
— Люди иного склада, других убеждений навесили на него презрительный и несправедливый ярлык «лакировщика»…
— Ужасающе несправедливый! Так с началом «перестройки» расправлялись над ним за всё доброе, что он сделал в искусстве.
— Больше всего набросились на «Кубанских казаков».
— Но почему? Слишком красиво и радостно для тяжелейшего послевоенного времени, когда это кино снималось? Да ведь оно именно таким снималось потому, что режиссёр хотел помочь своему народу пережить ту действительно крайне тяжёлую пору.
— И он реально помогал. Я-то прекрасно помню, какими просветлёнными, счастливыми выходили люди после просмотра этого фильма. Будто получили необыкновенный заряд жизнерадостности и бодрости.
— Я тоже это помню, мы с вами почти ровесники. А пройдёт время, и о тех же годах молодым режиссёром Алексеем Салтыковым будет снят совсем другой фильм — «Председатель». И тот же Пырьев со свойственной ему неукротимой страстностью будет отстаивать жёсткую его правду от конъюнктурщиков и приспособленцев. Потому что сам он был не конъюнктурщиком, не лакировщиком, а глубоко и широко мыслящим ответственным художником, не отделявшим себя от жизни и главных забот страны.
— Когда стране было нужно, снимал весёлые народные комедии, которые помогли выдержать страшнейшую войну. А когда понял, что может взяться за издавна любимого Достоевского, родились его потрясающие «Идиот» и «Братья Карамазовы».
— И при этом до последнего не переставал напряжённо думать о молодой смене. Никогда не забуду, как однажды, огорчённый нашей небрежностью в работе с художником по костюмам, он излил своё негодование в горячем монологе, а потом вдруг… встал на колени.
Седой, худощавый, усталый — перед нами, мальчишками! И знаете, что сказал совсем тихим, срывающимся от волнения голосом? «Мы столько лет изо всех сил старались поднять авторитет режиссёра-постановщика. Прошу вас: не роняйте его».
— Наверное, невозможно учесть всё, что по-отечески сделал для молодых коллег Пырьев, так же как на своей стезе Розов, Товстоногов, Доронина…
— Согласен, невозможно учесть. Это была советская школа воспитания и заботы. Поскольку достаточно долго мы находились с Пырьевым в одном творческом объединении, я могу говорить на эту тему бесконечно. Вот я упомянул Салтыкова: без Пырьева, может быть, и не сразу пробился бы его «Председатель». Труднее поначалу сложилось бы всё у Рязанова и Гайдая. Одному он помог переснять «Карнавальную ночь», а другого даже спас от увольнения.
— У Пырьева было, а у Дорониной есть что передать молодым. Но что может передать Бояков? В театре недоумевают по поводу его советов и указаний…
— В кино сейчас тоже масса случайных людей. Да ещё при работе над фильмами главное передано теперь продюсерам, которые буквально задавили режиссёров. Потому что у них — деньги, и режиссёр вынужден считаться порой с безграмотными, неумными распоряжениями. Это всё с Запада к нам пришло. Но стоит ли бездумно на Запад молиться?
— Зато у нас теперь есть Театр мюзиклов.
— Но не будет МХАТ имени М. Горького? Или более того — классического русского драматического театра вообще? Печальный размен.
Я вам под конец расскажу о первой для меня и брата встрече с продюсером. Произошло это не где-нибудь, а в Голливуде, ещё до «перестройки». Планировалось снять совместный американо-советский фильм о Ермаке. Это была наша с Краснопольским тема, и мы на подъёме отправились за океан.
Продюсер выпал нам знаменитый, и сперва мы перед ним буквально благоговели. Но вскоре пошли нестыковки. Например, он потребовал, чтобы Ермаком стал непременно Шварценеггер, а мы этого категорически не хотели. Дальше начал предлагать сокращения в сценарии, причём самых дорогих для нас эпизодов. Мотивировка? Неубедительная. И, наконец, добил заявлением, что Ермак ни в коем случае не должен в финале погибнуть: «Иначе 17 миллионов американских домохозяек не придут в кино».
После этого, подумав ещё немного, мы с Володей принялись паковать свои чемоданы…
Обсудить новость на Форуме