19:15 14.05.2007 | Все новости раздела "Россия"
Лариса Никовская: Почему появилась новая левая партия
Вспомним, радикальные рыночные реформы, начатые либерал-реформаторами, запустили в обществе мощные системные процессы. На экономические нововведения младореформаторов отозвалось все общество, давая обратную реакцию в виде определенного социального результата. Его можно выразить через характеристику нескольких системных процессов. Во-первых, значительно деформировалась социальная стратификация. Неравенство по доходу в России выше, чем в переходных посткоммунистических государствах Европы. Пропасть между бедными и богатыми стремительно увеличивается, демонстрируя растущую поляризацию населения по уровню доходов. Децильный коэффициент, показывающий соотношение доходов 10% наиболее обеспеченного населения к такой же доле наименее обеспеченного, составляет сегодня, по словам Германа Грефа, соотношение 1:15,3 (а уж если брать с учетом "теневых" доходов, то 1:30). Беда России не только в низком уровне доходов, но и чрезмерной поляризации в их распределении: увеличение ВВП на 1 рубль вызывает рост доходов у 20% «верхних» слоев на 3 рубля, а у 20% «нижних», имеющих наименьшие доходы, - всего на 15 копеек. В целом, за годы реформ душевой доход у различных групп населения изменялся по-разному: 80% населения обеднели и лишь 20% стали богаче. Причем 2% увеличили свои доходы в 10 раз, а самые бедные 20% за все 1990-е гг. обеднели еще в два раза. А уж по числу прироста «долларовых» миллиардеров в год (если верить данным журнала «Forbеs») мы обогнали даже Соединенные Штаты. Таким образом, тенденция "богатые становятся богаче", а "бедные - беднее" набирает обороты.
Во-вторых, масштабы бедности в России не уменьшаются. По данным официальной статистики 30 миллионов граждан живет ниже уровня бедности. При этом власть руководствуется критерием минимальной потребительской корзины, которая рассчитывается не из потребностей населения, а из минимальных возможностей государства и выглядит полным анахронизмом. Поэтому цифра в 30 миллионов явно занижена («Экономическая газета», № 1-2, январь 2005 г., с.13). Минимальный размер оплаты труда не покрывает и трети крайне низкой стоимости потребительской корзины, а пособие на детей – и 3% от детской корзины. Это хуже, чем в ряде беднейших стран Африки! Для сравнения – в СССР МРОТ превышал стоимость потребительской корзины в 1,5 раза. К сожалению, социальная ситуация в России укладывается в логику «обедняющего роста», когда обеспечение дальнейшего экономического роста будет сопровождаться консервацией бедности населения…
Особая ситуация у пенсионеров: 41% из них пенсии не хватает даже на самое необходимое и почти столько же (37%) освоили режим жесткой экономии. Размер базовой пенсии меньше прожиточного минимума, а минимальная пенсия составляет всего 46% от потребительской корзины пенсионера. И это при том, что 60% пенсионеров могут рассчитывать только на свои возможности.
Рассмотренный 26 апреля 2007 г. первый трехлетний бюджет России на 2008-2010 гг. предполагает увеличение заработных плат на 27% за 3 года. При этом в эти же 3 года предполагается повышение тарифов на услуги ЖКХ, газ и электричество более, чем вдвое, что значительно опережает рост средней заработной платы… Как говорится, без комментариев.
В-третьих, становление современной социальной структуры России идет сложно. Сложившаяся в 1990-е годы в России социальная стратификация хорошо знакома по тем описаниям капитализма, которые содержатся в трудах Маркса и Энгельса. Это – картина глубоко дифференцированного общества, в основе которого лежит конфликт «труда и капитала», где «капитал» обогащается за счет «труда» и имеет неограниченную власть над ним. А ведь поначалу думалось, что на "входе" в рынок развитие малого и среднего бизнеса примет огромные масштабы и средний класс станет основой новой социальной структуры. Должен был возникнуть многочисленный слой высокообеспеченных, достаточно состоятельных людей, независимых от государства, самостоятельно обеспечивающих свой собственный бизнес и продающих на рынке свою высокую квалификацию (врачи, адвокаты и пр.).
Однако этого не произошло. Причина в том, что этот слой как бы был "сдавлен" с трех сторон: с одной стороны - коррумпированным государством, с другой - криминальными группировками, с третьей - крупным капиталом. И если ситуация не изменится, трудно ожидать его значительного развития, тем более превращения в цементирующую силу российского общества. Одновременно бурно идет процесс маргинализации. Деградируют целые слои и группы (представители армии, культуры, науки, образования, медицины и пр.). Возникла категория "новых бедных", в которую попали люди, которые по своему образованию, квалификации, социальному положению никогда прежде не относились к малообеспеченным слоям общества. Своим новым статусом они обязаны мизерной зарплате в бюджетной сфере, потере работы и развалу производства. Для "новых бедных" резкое изменение их социально - экономического положения стало настоящим психологическим шоком и социальной драмой. Очень точно обобщил ситуацию Председатель партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов: «Социальная модель, в которой господствуют получатели прибыли, а работающие бесправны, нам не подходит!»
Каков же общий рисунок складывающейся социальной структуры современной России? Будет ли в нем доминировать социально-классовая вертикаль, основанная на социально-экономических критериях дифференциации, или же он будет многомерным, плюралистичным? Пока, думается, нынешняя российская социальная структура изменяется в направлении явно выраженной классовой модели, напоминающей структуру западных обществ в начале ХХ столетия и современных развивающихся стран. В таком случае Россия на пороге ХХI века может снова стать классово расколотым обществом со всеми атрибутами и следствиями социальной поляризации.
В-четвертых, нарастает социальный разрыв в разных стилях жизни богатых и бедных, когда богатство становится демонстративным (вспомним инцидент в Куршевеле с М. Прохоровым этой зимой), а бедность все более чувствует свою ущемленность. В переходные, кризисные моменты сила социального сравнения резко увеличивается. Тем более, что т.н. "новые русские" отличаются нерациональным поведением, продиктованным неодолимым стремлением к быстрому обогащению любой ценой, любыми средствами. Этот "синдром временщика" в полной мере характерен для нашего общества. И проявляется он как в нежелании и абсолютной неспособности "делиться" открывающимися возможностями и ожидаемыми доходами с нарождающимся средним классом, так и в создании вокруг себя широкого поля корыстных, коррумпированных, криминальных отношений. А между тем поведение новой элиты становится для населения тем бесспорным критерием, по которому оно оценивает социальную суть, социальную направленность реформ ("для кого все это делается?", "для чего мы должны это терпеть?"). «Синдром временщика» ведет к усилению наглого, криминального неравенства и, соответственно, к росту недоверия "этой" власти.
В-пятых, мы наблюдаем общую деградацию общества, в котором размыты социальные нормы, т.е. представление о том, что законно, допустимо, заслуженно, справедливо, нравственно и пр. И аномия сегодня "зашкаливает" за критическую точку, когда происходит утрата ценностно-смысловых ориентиров жизни. Идет повсеместная прагматизация сознания. Но замена человеческих ценностей первичными инстинктами - будь то жажда власти или богатства, или страх социальной отверженности или голода - может продемонстрировать лишь одно: инстинкты - действительно большая сила. Но работают они только на уровне "выживания". Добиться с помощью инстинктов серьезного прогресса в современном высокотехнологичном обществе невозможно! Здесь могут помочь только ценности, такие, как ответственность, солидарность, справедливость, социальная демократия. Ведь действительной причиной успеха Запада был не уголовный беспредел, а, наоборот, глубокая морализация сфер труда и предпринимательства, то, что Макс Вебер, известный немецкий социальный мыслитель, назвал "протестантской этикой". Так что замена человеческих ценностей первичными инстинктами по большому счету исторически бесперспективна!
Вопрос о социальной цене реформ непосредственно связан с вопросом о целях и направленности общей линии преобразования. Ведь начиная горбачевскую перестройку, мы все думали о решении тех социально-экономических проблем, которые в СССР оставались нерешенными. Такими были дефицит потребительских товаров, уравниловка, жилищная проблема и пр., т.е. "переход к рынку" мы трактовали как исправление дефектов социализма, решение тех социальных проблем, которые обещала решить советская власть. На самом же деле все произошло по-другому: государство пошло не по пути решения нерешенных социализмом социальных проблем, а по пути, как оказалось, дикого капитализма. Исторический крах коммунизма в его бюрократическом варианте отправил в небытие все то, что было близко или отдаленно связано с реформаторским социалистическим идеалом, или, иначе говоря, с идеалом социальной справедливости. «Уничтожив идею социализма, подвергнув ее осмеянию, радикал-либералы в начале 90-х гг. открыли дорогу дикому капитализму, когда работодатель смотрит на людей наемного труда как на лиц второго сорта. И теперь поход за истинно социалистическими идеалами надо начинать заново». (Сергей Миронов)
Интересно отметить, что современный мир капитализма оказывается не столь уж единым. Он пронизан спором между двумя моделями капитализма: рейнской и американской. Германия - яркий пример воплощения "рейнской модели", мало известной и плохо понятой, действующей от севера Европы до Швейцарии. К этой модели частично примыкает и Япония. Это модель бесспорно капиталистическая: рыночная экономика, частная собственность и свободное предпринимательство здесь являются правилом. Но она вся пронизана социальными идеями и ценностями и покоится на социально-рыночном хозяйстве, которое не допускает в ряд жизненно важных секторов дух наживы и коммерции: сферы образования, культуры, медицины, СМИ и жилье не отдаются полностью на откуп рынку. Так что Лех Валенса, бывший президент Польши, был бы счастлив, узнать, что он был не совсем не прав, мечтая об идеальной модели, которая могла бы соединить в себе предполагаемые эффективность и процветание Америки с относительной социальной защищенностью бывшего социализма.
Но в течение последних 10-15 лет американская модель все более укрепляет свои позиции в мире. Размышляя о привлекательности неоамериканской версии капитализма, которая неумолимо ведет к социальной поляризации и определенной социальной деградации, западные исследователи подчеркивают, что американский капитализм источает не только дикое очарование джунглей и борьбы за существование. Это также сладкая родовая мечта о легких деньгах, быстро нажитых состояниях, рассказы об успехах, которые привлекают совсем иначе, чем мудрое и терпеливое процветание рейнской модели. Феномен этого притяжения кратко сформулировал бразильский социолог Жан Падиоло: "Спекулянт одерживает верх над промышленным предпринимателем, легкая нажива, полученная за короткий срок, подрывает коллективное богатство, создаваемое долгосрочными инвестициями." Но Америка в свое время отработала систему тормозов, противовесов и корректив, которые способствовали смягчению "закона джунглей": педантичное соблюдение буквы и формы закона, моральные ограничения, внушенные религией, гражданское чувство и дух объединения и пр. И, тем ни менее, по словам Мишеля Альбера, автора бестселлера 90-х гг. "Капитализм против капитализма", социальный дуализм влечет за собой усиление социальной напряженности и анархическую, возникающую в отдельных местах, "классовую борьбу", о которой в Москве дипломированная молодежь, обращенная в рейгановский либерализм, не имела ни малейшего представления. Именно поэтому автор предупреждает, что, будучи экспортируемой в иные социо-культурные условия, американская модель окажется более жесткой, менее уравновешенной. Применяемая без предосторожностей, она эквивалентна приему лекарства в лошадиных дозах при отсутствии противоядия, которое могло бы исправить отрицательно действие передозировки! Именно постсоветские страны рискуют испытать на себе воздействие слишком резкого переноса американской версии на свою почву!
Современная Россия находится в точке «развилки». И появление новых партий, знаменующих «левый поворот» в обществе и новое «прочтение» левых идей говорит о серьезном переосмыслении пройденного пути. Думается, самые существенные вызовы новой политической реальности сегодня исходят из переоценки идей и принципов либерализма, и именно в том виде, в каком они сложились в России: с перехлестами и перегибами. Сложившаяся сегодня новая социальная реальность и ожидания населения никак не согласуются со многими принципами и практиками того либерализма, который служил платформой общественно-политических преобразований в России в1990-е гг.
Левые движения и партии в принципе, в исторической перспективе, должны выполнять две функции – защиту прав и интересов социально уязвимых групп населения, сопротивление наступлению на исконные права трудящихся, людей труда, развития цивилизованной, работающей системы трипартизма. И вторую функцию – которая обычно вырастает в условиях кризиса – способность менять «правила игры» в пользу интересов трудящихся, людей, чье благосостояние складывается на основе деловой инициативы и труда; способность отстаивать те принципы и условия, которые позволяют реализовать преобразования общества на основе идеалов справедливости, равенства и солидарности.
Мировая история существования левых партий в Западной Европе ХХ столетия показала, что социал-демократические партии лучше приспособлены к выполнению первой функции. Но, в условиях кризиса и перелома, вторую функцию лучше выполняли коммунистические партии. А уж если и они оказывались неспособны взять на себя выполнение задач по изменению правил функционирования политической системы, то на первый план выходили экстремисты правого толка, как это произошло во Франции в 1990-х гг. с партией Ле Пэна.
В России, в силу того, что социальный кризис, вызванный практикой неудачных экспериментов праволиберального толка, привел к тому, что обе эти функции взяла на себя вновь сформировавшаяся партия «Справедливая Россия» - она выдвинула в качестве приоритетной защиту интересов и прав людей труда, и она же взвалила на себя колоссальную задачу по изменению «правил игры», сложившихся в ситуации монопольного господства «партии власти» «Единой России», заявив, что будет противостоять политическому монополизму одной партии.
Логично задаться вопросом, а почему же не КПРФ? Закрепившееся за КПРФ после 1996 г. определение «системной оппозиции» как нельзя более точно характеризует ее место в российской политике. Партия успешно интегрировалась в отечественную политическую систему, занимая место умеренной оппозиции, аналогичной западной социал-демократии. Ее политическая линия носит компромиссный характер и нацелена на достижение консенсуса с властью и ведущими элитными группировками. Оккупировав левую нишу российской политики, КПРФ блокировала возможность появления более радикальных сил в этой части политического спектра, но и затормозила процесс формирования более дееспособной силы, готовой пойти на более решительные действия по изменению сложившихся «правил игры». Это, не в последнюю очередь, было предопределено социально-психологическим профилем ее руководства. Костяк КПРФ составляют поколения, сформировавшиеся в брежневскую эпоху, законопослушные, склонные к конформизму и осторожности. Коммунистический истэблишмент, как и в целом, российская политическая элита, отличается трусостью, неспособностью к самопожертвованию и инициативной политике. Иными словами, позиция власти выступает ключевым пунктом для политического самоопределения КПРФ, что подразумевает реактивный и вторичный характер стратегии коммунистов. Отказавшись от инициативной политики, партия, по существу, смирилась со своим подчиненным положением в российской политической системе.
Почувствовав реальную угрозу своему монопольному положению в политическом пространстве, «Единая Россия» сочла наиболее для себя безопасным союз с КПРФ и ЛДПР, чем состязательное соревнование на идейно-политическом фронте с вновь образованной партией. Именно это (негласная поддержка правящей партии) позволило коммунистам существенно улучшить свои результаты на мартовских выборах. Так или иначе, коммунисты не только уверенно прошли в 13 регионах (за исключением Дагестана), но и существенно превысили свои средние показатели прошлого года (12,6% - на осенней серии выборов, более15% - на мартовских).
Для «Справедливой России» это были первые выборы. Задача состояла в том, чтобы закрепиться в качестве одной из ведущих партий и дать бой «Единой России». И то, и другое ей удалось! Совершенно очевидно, что в большинстве регионов, в частности в Ставропольском крае, Вологодской, Ленинградской, Мурманской и Самарской областях, Петербурге, «Справедливая Россия» не только собрала голоса «Родины» и Партии пенсионеров, но и отобрала их у единороссов. Средний результат партии -15% - выше ожидавшегося. Если учесть, что проект «Справедливой России» создавался в первую очередь с целью перехвата коммунистического электората, то результат выглядит более чем обнадеживающе. В качестве левой партии «Справедливая Россия», безусловно, имеет перспективы роста. Тем более, что у нее под идею реанимации социализма обнаружилась очень мощная ресурсная база. По словам лидера партии, С. Миронова, партия к мартовским выборам подошла с численностью в 400 000 человек, ежемесячно в партию вступают более 30 000 человек. В законодательных собраниях субъектов федерации работают 354 депутата, из них 300 - члены партии. В 34 региональных парламентах партия имеет свои фракции. Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что именно «Справедливая Россия» сегодня становится мощным центром притяжения политических сил, разделяющих убеждения левого толка.
Тем самым вполне очевидно, что «Справедливая Россия» занимается не только консолидацией протестного левого электората (что предполагает жесткое наступление на КПРФ), но и борется с «Единой Россией» за голоса «путинского большинства».
Суммируя, можно сказать, что важным результатом промежуточных региональных выборов, накануне новой думской кампании, стала реальностью политическая борьба. Административный ресурс «Единой России», который она использовала где могла по полной программе, при всей его мощи стал не столь очевиден. Появление сильной, динамично развивающейся, инициативной партии создало пространство реальной предвыборной борьбы! Первый опыт партийно-политической деконцентрации власти в стране оказался относительно успешным. Весь вопрос в том, насколько сумеет закрепить формирующаяся партия свой успех и превратить его в системный фактор реформирования политической системы в направлении политической конкурентности, публичности и прозрачности. А это во многом задача воспитания новых партийных кадров, которые способны брать на себя инициативу и ответственность, умеют адекватно реагировать на меняющуюся ситуацию, готовые создавать новые тактические комбинации и коалиции.
Таким образом, появление «Справедливой России» - это свидетельство того, что «политический маятник» остановился левее центра, но не в самом левом углу! Воля населения состоит в том, чтобы жить в новом мире, в котором демократично то, что социально справедливо, что соразмеримо с удовлетворением базовых социально-экономических потребностей и ростом благосостояния. Импульсы совпали: как прежнее поколение, выросшее в советское время, так и новое, сформировавшееся в демократической России, желают такого положения вещей, которое позволяет на основе очевидных трудовых усилий, инициативы и предприимчивости расширять горизонты своей социально-политической практики, формировать для себя «социальный лифт» и более достойную и комфортную жизнь. Сегодня стало вполне очевидно, что страна нуждается в дальнейшем развитии и реализации принципов социального государства и создании блока социальных программ, которые бы удовлетворяли потребность населения в справедливости и возможности достойно зарабатывать, и действительно жить по труду. Именно эти потребности сформировали запрос на появление той политической силы, которая смело и решительно возьмется за гармонизацию взаимоотношений простого человека и государства на основе воплощения в жизнь принципов солидарности, справедливости, ответственности и социальной демократии.
Автор - доктор социологических наук, член Президиума Центрального совета партии «Справедливая Россия: Родина / Пенсионеры / Жизнь»
Обсудить новость на Форуме