12:31 18.02.2008 | Все новости раздела "Единая Россия"
Дмитрий Медведев: Россия была и останется президентской республикой. Иного не дано
 |
— Похоже, в России не только от тюрьмы и от сумы, но и от президентства зарекаться нельзя. Знающие люди давно твердили: сидеть вам, Дмитрий Анатольевич, в высоких кремлевских палатах, а вы все отнекивались, мол, мне и с нацпроектами интересно…
— Во-первых, я не президент России, а кандидат. Во-вторых, кураторству национальных проектов посвятил два с лишним года. Наконец, в-третьих, процитированная вами русская пословица точна. Она квинтэссенция народной мудрости: в нашей жизни лучше ни от чего не зарекаться. Хотя я не лукавил, говоря, что не примеряю на себя должность главы государства. Да, каждый человек, выбирая путь в жизни, обязан видеть конечную цель. Карьера — та же дорога. Лейтенант думает о маршальском жезле, а избравший административно-политическую стезю стремится максимально высоко подняться по служебной лестнице. Но это линейная схема, действительность куда сложнее. Переезжая в 1999 году в Москву, я не мог и предположить, что через восемь лет буду баллотироваться на пост президента.
— Когда это слово впервые прозвучало применительно к вам?
— Все прояснилось в минувшем декабре после консультаций с лидерами ведущих политических партий и моего глубокого и детального общения с Владимиром Путиным. То, чем я занимался в кремлевской администрации до ноября 2005 года, вполне укладывалось в схему закрытой, непубличной деятельности. В Белом доме круг моих обязанностей изменился. Все мы немного самонадеянны, вот и я считал себя человеком, подготовленным к любой работе, поскольку успел попробовать силы в науке, бизнесе, правовой практике, на госслужбе. Однако новый опыт не шел ни в какое сравнение с прежним. Президент верно предупреждал: "Даже не представляешь, насколько изменится твой угол зрения". Так и получилось.
— Но тогда в забеге участвовали два претендента — вы и Сергей Иванов.
— Никаких кастингов или праймериз никто не проводил. Другое дело, что Владимир Владимирович в определенный момент решил выдвинуть несколько фигур, до того не слишком публичных, сделав их активными игроками на политическом поле. О себе не говорю, но применительно к коллегам могу констатировать: назначения и перемещения оказались вполне удачными.
— Сомневались, потянете ли воз?
— Конечно. Думал об этом с самого приезда в Москву. В Петербурге остались интересная работа, успешный бизнес, налаженный быт, я занимался правом и ощущал себя обеспеченным человеком, состоявшимся профессионалом. В столице же ждало полное неведение. Правда, мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять: новое дело особенное, масштаб совершенно иной! У госслужбы немало недостатков и ограничений, но есть одно, зато неоспоримое достоинство. Сознание, что принимаемые тобой решения могут повлиять на жизнь миллионов людей, заставляет иначе оценивать каждый сделанный шаг и произнесенное слово. Повторяю, другая мера ответственности и — соответственно — степень самореализации. Даже в очень крупном бизнесе подобного нет. Тем более что после выборов 2000 года к работе в Кремле добавился "Газпром", где мне, корпоративному юристу, было чрезвычайно интересно. Словом, я быстро убедился в правильности сделанного выбора, но следовало еще позаботиться о семье, обеспечить сыну нормальные условия для развития, убедить жену, что ее жизнь не ухудшится.
— Какие аргументы нашли?
— Сказал, что поступило интересное предложение из Москвы. Света лишь попросила хорошенько все обдумать.
— Чем Светлана Владимировна тогда занималась в Питере?
— Тем же, чем и сейчас: воспитанием сына, созданием и поддержанием семейного уюта. Сложная и ответственная работа. Говорю без тени иронии. Света окончила финансово-экономический институт имени Вознесенского в Петербурге, трудилась экономистом в разных местах, потом ушла в декретный отпуск, родила Илью, после чего я сказал, чтобы на службу она больше не возвращалась, растила ребенка.
— Домострой!
— Что делать? Нормальная логика мужчины, желающего иметь за спиной крепкий и надежный тыл. Конечно, периодически Света заводила разговоры, мол, неплохо бы найти какое-нибудь дополнительное занятие, но я объяснял, что для семьи, на мой взгляд, будет лучше, если жена останется дома.
— Сколько лет вы уже вместе?
— Знакомы с седьмого класса. Посчитайте. Мой возраст известен, о жене говорить не буду, сами догадаетесь. В 305-й школе города Ленинграда мы отучились все десять лет. Воспоминания о тех годах храню очень хорошие, светлые, теплые. Хотя школа была обычная, не сверхпродвинутая, многие ее выпускники поступали в вузы. Из моего выпуска процентов 80 с первой попытки стали студентами.
— Вы ведь жили в Купчино? Не самый престижный район Петербурга…
— Верно, но это была свежая новостройка, современный жилой микрорайон. В ту пору многие питерцы с удовольствием обменяли бы комнату в густонаселенной коммуналке на Мойке или Невском на отдельную, пусть и малогабаритную квартиру на окраине. Отцу, преподававшему в Технологическом институте имени Ленсовета, дали ордер на чуть улучшенную версию хрущевки с маленькой кухней, зато с раздельным санузлом, что считалось крутизной. Общая площадь составляла, кажется, метров сорок. Немного, прямо скажем. Там я прожил почти тридцать лет, умудрился даже написать диплом с кандидатской диссертацией и не чувствовал себя сколь-нибудь угнетенно или стесненно. Потом уже купил свою первую квартиру. Это была "трешка" в считавшемся элитным Московском районе. Помню, счастье испытал невероятное, ни с чем не сравнимое…
— О родне расскажите чуть подробнее, Дмитрий Анатольевич.
— Я уже говорил вам, что являюсь горожанином в третьем поколении, а вот мои деды и бабки жили в селе. Афанасий Федорович Медведев до революции был крестьянином, а потом сделал партийную карьеру средней руки, работал в райкоме и Краснодарском крайкоме КПСС. Надежда Васильевна, бабка по отцовской линии, как ни странно, родилась в семье питерского рабочего. В революцию родные умерли, и судьба забросила сироту в Курскую область, где она познакомилась с будущим мужем. В 17 лет повенчалась и счастливо пробыла в браке до глубокой старости, родила четверых детей, из которых выжили двое — мой отец и его сестра. Папы в возрасте 77 лет не стало, а тетя до сих пор здравствует, проживает в Краснодаре.
Матушкины родственники происходили из Белгородской губернии и носили, что называется, говорящие фамилии. Деда звали Вениамином Сергеевичем Шапошниковым, его отец и — соответственно — мой прадед был скорняком, шил шапки. Второй прадед, Василий Александрович Ковалев, работал кузнецом. Многие считали, он похож на последнего русского императора, а теперь и мою фотографию порой пытаются с помощью фотошопа загримировать под Николая Второго… Бабушка Мелания Васильевна была, по сути, домохозяйкой, занималась семьей, растила дочерей, хотя и получила высшее экономическое образование.
Мама родилась в городе Алексеевке Белгородской области, после школы вместе с сестрой Леной поступила на филологический факультет Воронежского университета. Обе получили дипломы с отличием, но дальнейшая карьера у них как-то не заладилась. Мама поехала в Ленинград в аспирантуру, где и встретила моего отца, который к тому моменту успел защититься и работал в Технологическом институте. У папы была комната в коммуналке на Лиговке, там родители и жили первое время. Потом на свет появился я, мама оставила аспирантуру и занялась моим воспитанием. Позже она все-таки вышла на работу, одно время преподавала русский язык как иностранный в институте имени Герцена, была учителем в школе и даже экскурсоводом в Павловском дворце. Помню, маленьким слушал ее рассказы об истории России и гордился, какая умная у меня мама. Я вообще люблю Павловск. Несколько лет подряд мы снимали там жилье на сезон, поскольку своей дачи у нас, к сожалению, никогда не было. Обычно пару месяцев я проводил за городом, а потом с родителями отправлялся к родственникам в Воронеж и еще дальше, к морю. Останавливались мы в Геленджике. Из первых поездок на юг вынес воспоминания о фруктах, растущих прямо на улицах. Как вы понимаете, я никогда не видел в Питере свисающих с деревьев слив, яблок и груш. Потрясающее зрелище для северного человека! А вот пляжный отдых, признаться, мне не нравился. Скучно ведь целый день лежать пузом кверху! Впрочем, сначала нужно было отыскать свободное место под солнцем. Словом, тоска смертная, а не каникулы! Вообще же я рос дворовым ребенком и массу времени проводил на улице.
— Со всеми вытекающими?
— Ничего криминального, обычные мальчишеские забавы. Знаю, иные мои питерские ровесники пытались зарабатывать первые деньги легкой фарцовкой, продавая иностранцам значки и матрешки, но я даже этим не занимался, на нашу окраину интуристы не заглядывали. Мне вполне хватало дел, как говорится, по месту жительства.
— Пили-курили?
— Без фанатизма. Пробовал, как и все, не более. Дома у нас никогда не курили, вот и не пристрастился. К спиртному папа с мамой тоже всегда относились спокойно, а ведь давно известно, что многое передается по наследству — и плохое, и хорошее. Вырастая, дети начинают повторять родителей. Жена порой упрекает меня за излишне либеральные методы воспитания сына. Отвечаю, что тоже рос, не зная строгих наказаний. Максимум — могли поставить в угол лет до семи… Не считаю, будто ремень и рукоприкладство — лучшие способы убеждения.
— А вы мамин сын или папин?
— В детстве, конечно, ждал, когда придет мама. Потом стал замечать, что стараюсь копировать отца. Он научил меня самоотверженному служению делу, которое выбрал, привил любовь к чтению. Сейчас, правда, редко удается продвинуться дальше десятой страницы самого увлекательного романа. Некогда читать для души, все больше по работе! А у отца была огромная библиотека научно-технической литературы, среди которой островком выделялись художественные книги и десятитомник Малой советской энциклопедии. Его я, помнится, и принялся штудировать классе в третьем. Рассматривал карты, рисунки животных, читал какие-то биографические справки.
— Медведевых находили?
— Сразу нескольких — героя-партизана, ученого… Отец продолжал преподавать почти до 70 лет, был с головой погружен в науку. Выйдя на пенсию, жил с мамой все в той же квартире в Купчино, которую получил в 1968 году. Я убедил родителей перебраться ко мне в Москву, здесь с папой случился еще один инфаркт, и в 2004-м он умер. Считаю, у отца была счастливая жизнь: он реализовался в профессии, гордился моими успехами. Что может быть важнее для родителей?.. После ухода папы я не отпустил маму обратно в Петербург, сейчас она живет неподалеку от меня.
— Часто видитесь?
— По крайней мере по телефону разговариваем каждый день.
Родители Светланы остаются в Питере. Ее девичья фамилия Линник. Спасибо братской Украине, где на Полтавщине вырос мой тесть. Так что ни я, ни жена не можем козырнуть голубыми кровями.
— Слышал, вы крестились в зрелом возрасте?
— В двадцать три года. Решение принимал сам. Таинство проходило в одном из центральных соборов Петербурга, я был вместе с товарищем. С тех пор, считаю, для меня началась другая жизнь… Тут предлагаю поставить точку, вопрос слишком личный, чтобы углубляться в детали.
— Вы вообще производите впечатление весьма закрытого человека.
— Правда? Впрочем, знаю, почему так происходит. У меня юридический склад мышления, который имеет и плюсы, и минусы. Достоинство заключается в умении правильно формулировать цели. Это помогает при принятии решений. Недостаток же состоит в том, что зачастую я говорю и объясняю более точно, чем порой нужно. Из-за этого возникает ощущение, будто перед вами сухарь, застегнутый на все пуговицы.
— Значит, имиджмейкеры и стилисты плохо работают.
— В моем окружении нет таких штатных единиц. И не было. Наверное, это плохо, но что есть, то есть.
— Сейчас восполним пробелы. Кличка у вас в детстве имелась?
— Никогда не отличался крупными габаритами, поэтому, наверное, не удостоился прозвища Медведь или, тем более, Медвед. Обращались по имени — Дима. С семи лет после уроков пропадал на улице, домашние задания учил мало, но до поры до времени это не сказывалось на успеваемости. Затем появился спорт.
— Какой?
— Гребля на байдарке-одиночке. Хотя не скажу, будто добился колоссальных успехов. Физически окреп — да. Поначалу не мог двух раз подтянуться на турнире, а потом даже стал чемпионом школы в этом упражнении. После гребли была легкая атлетика, в университете переключился на тяжелую. Не ради рекордов, а чтобы поддержать форму и получить зачет по физкультуре.
— Значит, спорт помешал школьным успехам?
— В седьмом классе в моей жизни появилась Света, и стало не до уроков. Было гораздо интереснее гулять с будущей женой, чем сидеть за учебниками…
— Вы жили по соседству?
— Дома стояли на расстоянии полукилометра. И школа находилась примерно на таком же удалении. За ум я взялся в десятом классе, когда понял: надо спасать ситуацию. Исправил все тройки и закончил с вполне приличным аттестатом, позволяющим претендовать на поступление в Ленинградский университет.
— Когда первую трудовую копейку заработали, Дмитрий Анатольевич?
— Тут история такая. В принципе, достаток в семье был весьма средний. В том смысле, что мы не голодали, хотя денег водилось мало. Четко помню это по собственному дню рождения, который приходился на начало сентября и — по странному стечению обстоятельств — до сей поры там же остался. В конце августа мы возвращались с юга, и родители каждый раз честно предупреждали, что потратились на отдыхе и на празднование денег почти не осталось. Дескать, особых разносолов, Дима, не будет. Картина повторялась из года в год, я к ней успел привыкнуть и ни на что не претендовал. Впрочем, были две вещи, которые сильно хотелось заполучить. Джинсы и виниловые пластинки. И то и другое родители потянуть не могли. Настоящие Wrangler или Levi's тянули у фарцовщиков на пару сотен рублей при средней учительской зарплате в сто двадцать. И фирменный винил стоил совсем недешево. Помню, мечтал о только что появившемся двойном альбоме Pink Floyd под названием The wall, но двести рэ были для меня тогда астрономической суммой…
А первые деньги я заработал после восьмого класса. Проходил практику на ремонтно-механическом заводе, трудился учеником слесаря и честно заслужил червонец. Никогда прежде такого богатства в руках не держал! Родители если и давали на карманные расходы, то полтинник, рубль. А тут сразу десять! Позвал приятелей, мы поймали такси и поехали на Невский. С шиком подкатили к кинотеатру, зашли в кассы, купили самые дорогие билеты на вечерний сеанс — по 70 копеек! — и отправились поглощать мороженое в промышленных количествах. После фильма опять же на такси вернулись домой. Червонец закончился быстро, зато воспоминания остались надолго…
— А как будущий химик превратился пусть и не в лирика, но в юриста?
— Действительно, у меня был приятель, с которым мы любили на пару химичить, пока Миша не ушел в спортивный класс и судьба не развела нас.
— Не волнуйтесь, сведет. Уверяю, сейчас много ваших однокашников всплывет из небытия.
— Лишь бы не сочиняли небылицы. Не хочется читать о себе вранье…
Так вот о химии. Тетя из Воронежа присылала мне колбы и пробирки, после уроков мы с Мишей шли домой и ставили опыты. Самые разные, иногда даже небезопасные для здоровья. Неорганические вещества, образовывавшиеся в результате экспериментов, как минимум плохо пахли, а могли быть и ядовиты.
— Небось бомбу сооружали?
— Ничего военного! Опытным путем проверяли знания. Химия мне всегда нравилась, отец предлагал поступать к нему в Техноложку или другой технический вуз. Я даже полгода ходил на курсы в Военно-механический институт, подтягивал математику с физикой. Честно говоря, перспективы меня не особо впечатляли, но выбора-то не было. А потом стал думать: не пойти ли по материнским стопам? Колебался между филологическим и юридическим факультетами. В итоге склонился в пользу последнего.
— Блатное местечко!
— Да, юрфак ЛГУ всегда пользовался популярностью у абитуриентов, но по-настоящему престижным он стал сравнительно недавно.
— Благодаря некоторым своим выпускникам.
— В том числе. Вспомните, кем хотели быть люди в начале 80-х? Медиками, технарями, обслуживающими оборонку, офицерами. Ценились специальности, гарантирующие стабильную и высокую (по советским, разумеется, меркам) зарплату. Еще в Питере котировались филологи, поскольку их нередко отправляли на стажировку за кордон. Были совсем уж карьерные факультеты типа философского, исторического или восточного, но туда почти не брали выпускников школы, предпочитая парней, отслуживших в армии, поработавших на производстве. Юрфак находился в золотой середине.
— Поступили с первой попытки?
— На дневное отделение чуть недобрал баллов и был зачислен на вечернее. Год отработал лаборантом у отца в Техноложке. Вспоминаю первый компьютер, с которым там столкнулся. Машина называлась М-6000 и габаритами больше напоминала советский мебельный гарнитур типа "стенка". В мои задачи входило заправить в ЭВМ перфоленту и вставить магнитные диски. В остальное время читал теорию государства и права, что позволило мне хорошо сдать первые две сессии и со второго курса перейти на стационар.
— А армия?
— Школу я окончил в 16 лет и успел стать студентом до достижения призывного возраста. В университете была военная кафедра, где мне присвоили звание лейтенанта и произвели в командиры огневого взвода артиллерии. Нет, срочная служба меня не пугала, но я хотел учиться. И, должен сказать, ни разу не пожалел, что остановился на юриспруденции. Мне все нравилось, поначалу готов был стать и судьей, и прокурором, и адвокатом, и следователем. На третьем курсе понял, что тяготею к гражданскому праву. У меня была повышенная стипендия, учился я хорошо, без экстремальных синусоид. Но денег все равно не хватало. Летом пахал в стройотряде, где за месяц мог заработать рублей триста. Когда начиналась учеба, оформлялся куда-нибудь дворником. Одно время мел территорию вокруг кинотеатра "Прибой". Классное занятие! Встаешь пораньше, едешь из Купчино на Васильевский, берешь метлу или зимой лопату, делаешь полноценную физзарядку и к девяти утра приходишь на занятия бодрый, как огурец. А тебе еще сто целковых за честную службу отваливают. В 1982 году на 150 рублей очень неплохо можно было жить!
У меня оставалось время и на общественную работу, я входил в комитет комсомола факультета, а потом и ЛГУ. Не относился к этому как к нагрузке, получал удовольствие. После окончания юрфака мне и еще двум ребятам предложили места в целевой аспирантуре, что гарантировало работу в университете после защиты диссертации.
— Собчак вам подсобил?
— Анатолий Александрович тогда работал ординарным профессором. Мне с товарищами помог Николай Дмитриевич Егоров, руководивший кафедрой гражданского права. Мы постарались не подвести наставника и все трое успешно защитились.
— О ком речь?
— Одного из моих соучеников вы наверняка знаете, Антон Иванов недавно стал председателем Высшего арбитражного суда.
— По странному стечению обстоятельств…
— Так бывает в жизни. Второй наш коллега госслужбе предпочел работу в коммерческой структуре и жизнью вроде бы вполне доволен. Повторяю, это сегодня юристы в фаворе, а прежде отношение к представителям моей профессии было своеобразным. В 60-е годы прошлого века, в момент развернутого строительства коммунизма, кто-то из крупных руководителей принял "гениальное" решение распределить выпуск юрфака на почту. Ввиду того, что государство и право умирали, а СССР семимильными шагами шел к бесклассовому обществу. По крайней мере, так считали товарищи начальники. В итоге дипломированные специалисты сидели и ставили штемпели на конверты…
— Зато теперь скоро новый праздник появится — День юриста. Хорошо бы, он помог построению правового государства.
— Согласен, для преодоления мешающего стране гармонично развиваться правового нигилизма требуется долгая и серьезная работа. Оказалось, создать дееспособную модель рыночной экономики гораздо проще, чем заложить основы государства, живущего в уважении к букве закона. Это лишняя демонстрация тезиса, что демократия не может возникнуть на ровном месте за два или три года. Нужен кропотливый, последовательный труд по совершенствованию правовой и политической системы. Конечно, нельзя забывать и о российской специфике. Понимаете, право всегда опирается на принудительный механизм реализации, некую государственную дубину. Но если при этом оно не стоит на фундаменте моральных императивов, не базируется на внутренних убеждениях и принципах нравственности, уповает лишь на грубую мощь карательной машины, то созданная конструкция будет ущербна и малоэффективна. В девятнадцатом веке у не самого совершенного, но все же развитого российского государства был набор нравственно-религиозных ценностей. В двадцатом столетии вторая часть этой составляющей ушла, народ лишили веры в Бога, государство принялось демонстрировать либо голое принуждение, временами — исключительно жестокое, или показывало полную слабость и несостоятельность. И то и другое одинаково плохо. Все мы помним, чем обернулись известные доктрины 30—40-х годов, когда заговорили о классовой диктатуре и презумпции виновности в уголовном процессе. Это позволяло решать тактические задачи, но в долгосрочной перспективе заложило мину под идею существования советского государства. Право надо чувствовать, принимать добровольно, а не бездумно и покорно ему подчиняться. Взрыв был неизбежен, он случился бы рано или поздно. Люди бросились в другую крайность, став системно нарушать законы. Именно это и произошло в 90-е годы.
— Полагаете, нынешнее правосудие лучше?
— Основываясь на очень неплохой, добротной нормативной базе, наша судебная система продолжает жить, ориентируясь на прежние традиции. Пренебрежение к праву в различных слоях общества остается распространенным явлением. Пока не изменим психологию, не поймем, что закон един и обязателен для всех, перемен к лучшему не произойдет. Сила правового государства в том и заключается, что оно не поддается ничьему влиянию. Ни давлению начальников — самых разных, включая самых главных, ни прессу бизнеса или общественных сил. Надо находиться в гармонии со всеми участниками процесса, но не прогибаться ни перед кем.
— Правильные слова говорите, Дмитрий Анатольевич, только как добиться выполнения сказанного на практике?
— Можно начать с малого. Например, порекомендовать судьям всех уровней свести к минимуму контакты с бизнесменами и даже представителями государственных служб. Чтобы сохранить максимальную независимость и объективность.
— Людей ведь в клетку не заточишь.
— И не нужно. Достаточно, если удастся полностью нивелировать личный фактор. Чем более безликой станет правовая машина, тем она будет сильнее. Абсолютно в этом убежден.
— Куда же без страстей людских? Возьмите последние разборки с Британским советом…
— Скажу вам так. Сейчас далеко не лучший этап наших отношений с Великобританией. Подобные эпизоды за последние триста лет случались регулярно. Не знаю, может, тому причиной, что Англия привыкла чувствовать себя владычицей морей, и мы тоже активно работали на этом направлении…
— Словом, закрытие БС — хороший повод для очередного ответа Чемберлену?
— У меня нет примеров, когда британское правительство позволило бы российским общественным организациям свободно работать на своей территории. Попробуйте-ка зарегистрировать наше НКО в Лондоне: головная боль гарантирована. Устанете отвечать на вопросы, давать всевозможные объяснения. Нужны компромиссы. Раз вас пустили в дом, ведите себя прилично. Ведь известно, что финансируемые государством структуры типа Британского совета помимо общественно-просветительской функции выполняют массу других задач, не столь широко афишируемых. В том числе занимаются сбором информации, ведут разведывательную деятельность.
— Со шпионами понятно: Джеймсам Бондам нечего делать в России. Но с ближайшими соседями вроде полагается ладить, а у Москвы отношения с Киевом и Тбилиси хуже, чем у хозяек на коммунальной кухне.
— Ничего фатального я не вижу. С Украиной мы движемся по линии создания единого экономического пространства. Вместе с Белоруссией и Казахстаном. Не наша проблема, что у украинских коллег сегодня большие сложности с властью. Когда внутри страны идет война всех политических сил друг с другом, трудно о чем-то договариваться на межгосударственном уровне.
С Грузией история сложнее. Но и здесь нет неразрешимых проблем. Точек соприкосновения у нас гораздо больше. Россия открыта и готова к общению. Не в нашей власти выбирать собеседников, будем вести диалог с теми, кто есть. Не сомневаюсь, обязательно найдем общий язык и с руководством этой закавказской республики. Не сегодня, так завтра.
— В крайнем случае, всегда можно отключить газ. Не только Киеву и Тбилиси, но и всем прочим, кто провинится.
— "Газпром" всегда выполняет взятые на себя обязательства по поставкам. Поэтому упреки в энергетическом шантаже, которые периодически доносятся с Запада, абсолютно несостоятельны. Понятно, что набирающая силу Россия у многих вызывает раздражение, вот и торопятся некоторые господа приклеить нам ярлык. Но это ведь все вопрос терминологии, манипулирования словами. При желании ведь и США можно назвать финансовым агрессором и экономическим террористом, навязавшим собственную валюту и предпринимательские стандарты миру. Все зависит от точки отсчета и взгляда на ситуацию.
Когда слышу призывы к России проявлять больше гибкости, думаю, что лет десять назад, наверное, согласился бы с советом. А сейчас уже не могу. И не потому, что стал большим начальником. У меня угол зрения изменился. Если бы мы не заняли в каких-то вопросах жесткую позицию, к нам до сих пор относились бы как к третьеразрядной стране. Как к периферии общественного развития, этакой Верхней Вольте с ядерными ракетами. А это не так. У нас свое, особое положение в мире.
— Благодаря бомбам, нефти и газу?
— Вне всякого сомнения. А также интеллектуальному потенциалу, тысячелетней истории, месту на карте Евразии. Словом, не вижу ничего особенного в том, что в какой-то момент мы начали умеренно показывать зубы. Наверное, хотите сказать, что силу надо демонстрировать по достойным поводам, глупо размениваться, паля из пушек по воробьям? Дескать, за сербское Косово или против размещения элементов американской ПРО в Восточной Европе будем стоять насмерть: за Волгой земли нет. А из-за Британского совета обостряться не стоит. Не соглашусь с вами: из подобных мелочей и складывается облик государства. Когда безропотно сносишь любой нажим, с тобой перестают считаться. В международной политике и дипломатии не бывает второстепенных вопросов и непринципиальных вещей. Юридически нужно мыслить. К этому и Владимир Путин постоянно призывает. Россия — федеративная страна с большими перспективами, но и с немалыми проблемами. Такое государство может управляться лишь при помощи сильной президентской власти. Вне зависимости от того, кто именно в данный момент занимает кабинет в Кремле. Если Россия превратится в парламентскую республику, она исчезнет. Это мое личное глубокое убеждение. Даже наши ближайшие соседи, попытавшиеся слегка изменить конфигурацию властных полномочий, столкнулись с колоссальными трудностями, хотя у них и нет федеративного устройства. Россия всегда строилась вокруг жесткой исполнительной вертикали. Эти земли собирались веками и по-другому ими управлять невозможно.
— Почему?
— Наша страна была и останется президентской республикой. Иного не дано.
— А где будет центр силы? В Кремле — президент, в Белом доме — национальный лидер, раздвоение, знаете ли…
— Кажется, вы невнимательно меня слушаете. Нет никаких двух, трех или пяти центров. Россией управляет президент, а он по Конституции может быть лишь один. Заметьте, я говорю сейчас не о конкретном человеке, а о высшем государственном посте.
— Но предыдущие восемь лет все и строилось под конкретного человека, чье имя мы знаем.
— А разве еще восьмью годами раньше не так было?
— Но тот президент 31 декабря 1999-го ушел в тень и выходил из нее лишь на время теннисных турниров. Сегодня Владимир Путин оставлять политику вроде бы не собирается.
— Именно поэтому и говорю: не беспокойтесь. Решения будут приниматься согласно Конституции, а связка президента и премьера докажет эффективность. И Владимир Владимирович, и я прекрасно понимаем: этот союз сможет работать только в атмосфере полного взаимного доверия и партнерских отношений.
— А почему вы отказались от участия в предвыборных дебатах, Дмитрий Анатольевич? Жириновский с Зюгановым тут же заявили, что их испугались.
— С уважением отношусь к оппонентам, но и не переоцениваю. Что в них страшного-то? Они нам всем хорошо известны. Да, дебаты сами по себе — вещь неплохая. Аргументы же, которыми руководствовался, принимая решение об отказе, таковы. Во-первых, от добра добра не ищут. Надо смотреть на ситуацию с позиций представителя власти, доказавшей свою эффективность и имеющей высокое доверие людей. Считаю, все, что делалось в России в последние восемь лет, принесло стране пользу. Конечно, есть проблемы, но позитивные сдвиги очевидны, спорить с этим глупо. Посему мне нет нужды подтверждать в словесных баталиях превосходство над теми, кто у руля государственной машины никогда не находился и чьи программы очевидно устарели и не имеют никаких шансов на реализацию. Достоинства власти, ее определенные преимущества и ее же проблемы заключаются в том, что она занимается конкретными делами, которые могут нравиться или нет, но они реально видимы. Избиратель учитывает ведь все: ситуацию в стране, отношение к действующему лидеру, массу иных факторов, в ряду которых публичные словопрения не являются главными. Другими словами, дебаты в этом контексте оказываются вторичными. И еще довод. Законы жанра: вступая в прямую полемику с оппонентами из числа политических долгожителей, кандидат от власти невольно помог бы им, сработав на дополнительную раскрутку соперников.
— Значит, делиться популярностью не хотите?
— Абсолютно. В этом нет смысла, поскольку задача любой эффективной власти — сохранение стабильности и продолжение избранного курса. Потрясения нам совершенно ни к чему.
— С политическим вектором более или менее понятно. А экономику, похоже, будем укреплять за счет создаваемых повсеместно госкорпораций?
— Иногда это необходимо для решения глобальных задач вроде реформы ЖКХ или развития нанотехнологий. В противном случае концентрация колоссальных ресурсов оказывается бессмысленной. Путь в тупик. Уж лучше учредить полноценное АО с контрольным пакетом в руках государства, как это произошло с "Газпромом". Капитализация растет, акции вращаются на рынке, аудиторы работают, механизм образования прибыли ясен и понятен. Последние параметры очень важны, поскольку корпорации не должны превращаться в кормушку для не чистых на руку чиновников, мечтающих половить рыбку в мутной воде. А умельцев пилить бюджеты у нас, увы, хватает. Нужен глаз да глаз. И четкие временные рамки, отпущенные на решение поставленных задач. Так, корпорации, занимающейся вопросами ЖКХ, на все про все дано пять лет. Не уложились в сроки — до свиданья!
— Уступите место следующему мастеру освоения бюджетных средств?
— Понимаю, вы говорите о коррупции, борьба с которой остается в числе первоочередных задач. Одно скажу точно: я не сторонник показательных порок. Проблема серьезная, и решать ее надо комплексно. Чапаевская атака с шашкой наголо не поможет. Нужно создать систему, при которой воровать у государства будет опасно и невыгодно. Должность — не источник доходов, нельзя сесть на поток и считать, будто жизнь удалась. Аморальная позиция! Один всю жизнь пахал, учился, пробивался, дело создавал, а второй плюхнулся в теплое кресло и хочет лишь получать. Так не должно быть. Уходи из чиновников и зарабатывай в частном бизнесе. Если не понимаешь этого или не готов жить по правилам, будем наказывать по всей строгости закона.
— Говорят, суммы откатов сопоставимы с бюджетом страны…
— Что взятки имеют астрономические величины, сомнений не вызывает. Повторяю, будем бороться.
— Как?
— Консервативными методами, они наиболее эффективны. Хирургия необходима, чтобы привести в чувство некоторых особо зарвавшихся товарищей. Я вообще за терапию и готов объяснить: на госслужбу идут, чтобы заниматься макропроцессами и приобретать опыт топ-менеджера. Научишься, сделаешь карьеру, потом иди и реализуй амбиции в бизнесе. Это называется капитализацией. На Западе нередко бывшие министры и даже премьеры становятся консультантами частных корпораций, получают хорошие деньги, и это не считается коррупцией. Наоборот, очень ценится.
— А на Шрёдера конкретно наехали.
— Во-первых, он имел мужество сказать, что с Россией нужно считаться, поскольку от нее в Европе очень многое зависит, а сама она ведет разумную и взвешенную политику на энергетическом рынке. Во-вторых, на Западе считают возможным, чтобы их начальники уходили в советы директоров европейских корпораций, но почему-то оскорбились, когда бывший немецкий канцлер согласился поработать в консорциуме с участием российского капитала. Классический двойной стандарт!
— Бог с ней, с политикой. Давайте о чем-нибудь приятном. Когда в последний раз полноценно отдыхали, Дмитрий Анатольевич?
— Если не считать традиционных выездов в Сочи, наверное, полтора года назад на Дальнем Востоке. В августе 2006-го впервые оказался на тихоокеанском берегу и, несмотря на уже упоминавшуюся нелюбовь к пляжам, получил удовольствие от времяпрепровождения. Воздух прогревался до 27 градусов тепла, вода — до 25. Посмотрел остров Русский и понял, какой мощный туристический потенциал у нашей страны и до чего же плохо мы его используем… На последние новогодние каникулы смог расслабиться. Даже в кинотеатр выбрался на продолжение "Иронии судьбы". Не разочаровался. Вполне приличное кино. Картину Рязанова не переплюнуть, но Бекмамбетов, думаю, сработал лучше, чем могли бы другие современные режиссеры.
— На телевизор время находите?
— Новостные программы смотрю регулярно. И все чаще через Интернет. Набираю , или и отслеживаю сюжеты, которые мог пропустить в течение дня. Так даже удобнее, чем по ящику.
— Еще фотографией, вижу, увлекаетесь.
— Увлекся в четвертом классе, ходил во Дворец пионеров на Невском. Поначалу много снимал, но возможности аппарата "Смена 8М" были весьма ограниченны, и я охладел к фотоделу. Заново по-настоящему подсел уже после переезда в Москву. Мне нравится!
— Выставляться не собираетесь?
— Это же хобби…
— Вы человек компанейский, Дмитрий Анатольевич?
— Друзей много не бывает. Ближний круг сложился в школе и в университете, за прошедшие десятилетия он не слишком расширился. В него входит десяток человек, не более.
— Скоро мы все узнаем их имена?
— В мои планы не входит втягивать друзей в политику. У каждого своя жизнь и свой выбор.
— К жизни под присмотром охраны тяжело привыкали?
— Как и к публичности в целом. Я ведь к ней не стремился, не мечтал, чтобы обо мне узнал мир. Безусловно, когда работал в администрации, жилось проще. Масштаб принимаемых решений был весьма серьезен, ответственность велика, тем не менее мне никто не досаждал. Сейчас к дыханию за спиной уже адаптировался, хотя поначалу раздражался.
— А семье каково? У Ильи, похоже, детство уже закончилось.
— Не хотел бы так считать…
— Но, думаю, в футбол с пацанами во дворе, как вам когда-то, сыну вашему уже не играть.
— Больше скажу: он и не успел этого. Мы рано уехали из Петербурга, дворовая жизнь у Ильи даже не началась. А здесь мы жили на служебных дачах, сначала на одной, потом на другой. Иногда компанию внуку составлял дедушка, порой — я. Словом, сын не адаптирован к уличной среде, и меня это, не скрою, беспокоит. Двор дает хорошую прививку на будущее. По крайней мере, так было в эпоху моего детства.
— Кстати, о спорте. Первый президент России был в душе теннисистом, второй — практикующий любитель горных лыж и дзюдо. А третий? К чему готовиться, словом?
— С плаванием у нас пока проблемы. Как человек, дважды в день выходящий на дорожку, хочу сказать, что в стране катастрофически не хватает бассейнов. Надо бы регионам обратить на это внимание.
— Значит, начинаем осваивать кроль и брасс?
— И играть в футбол. Необходимо что-то с ним делать! Народ так любит эту игру, а больших успехов на международной арене сборная сто лет не добивалась. Заждались! Во всяком случае, давно не испытывал таких позитивных эмоций, как в Лужниках после победы нашей команды над англичанами.
— Особенно над англичанами! Так сказать, с учетом политических нюансов.
— Немцев или итальянцев тоже неплохо бы обыграть. Без всяких аллюзий.
— Выходит, "Зенит" на ближайшее четырехлетие гарантировал себе "золото" российского первенства?
— Годок пусть в чемпионах походит, а там видно будет. Другие города тоже обижать не стоит, включая столицу.
— Кстати, в Москве у вас за восемь лет появились любимые места?
— Не буду оригинален: Кремль. Сердце России. Одно время окна моего кабинета выходили на Ивановскую площадь, смотрел и невольно проникался значимостью места, в котором работал.
— Похоже, еще доведется, Дмитрий Анатольевич.
— Знаете, для меня крайне важно в любой ситуации оставаться нормальным современным человеком. Должности ведь приходят и уходят…
(Публикация материала в журнале "Итоги" оплачена из средств избирательного фонда зарегистрированного кандидата на должность Президента Российской Федерации Д.А.Медведева).
Журнал "Итоги",
2008, № 8
(беседу вел Андрей Ванденко)
Обсудить новость на Форуме