14:15 12.04.2007 | Все новости раздела "Единая Россия"
Человечество должно ведь к чему-то стремиться, чтобы двигаться вперед
Случилось, наверное, самое страшное, что может произойти на орбите, – в одном из отсеков вспыхнул пожар. Дело в том, что вместо трех – по штату – на станции в тот момент работали шесть человек. В таких случаях для нормальной жизнедеятельности космонавтов на борту жгут специальные кислородные шашки.
– Мы собирались ужинать, – вспоминает Елена Владимировна, – и вдруг видим, как в соседнем отсеке полыхнуло красное зарево. Первым в горящий отсек полетел Валера Поляков. Я – за ним. Горел патрубок из парашютного шелка, по которому кислород, выделяемой шашкой, поступал в вентилятор. В этом отсеке ребята оставили сушиться свои вещи после физкультуры. Валера схватил чей-то спортивный костюм и стал им забивать пламя. Огонь потушили. Но от костюма, сами понимаете, остались обгорелые лохмотья. В чем еще была опасность – как раз в этом месте с внешней стороны висел транспортный корабль. Если бы модуль выгорел, то спускаться на Землю нам было бы не на чем. Но обошлось.
– Мужчины и женщины на орбите равны? Или коллеги-космонавты все-таки делали вам какие-то послабления, как представительнице слабого пола?
– Я летала как бортинженер. Но при этом всегда, когда надо было что-то, как говорится, привернуть-прибить, ребята брали это на себя. Мне вообще повезло с экипажем. Отлетали шесть месяцев и остались друг с другом в великолепных отношениях. Хотя знаю, например, что, когда летала Светлана Савицкая, она еще на земле предупредила ребят, что на орбите не потерпит к себе никаких поблажек и другим спуску не даст. Пыталась даже кем-то там командовать. Ребята терпели-терпели, а потом просто послали ее куда подальше, и на этом ее "командирство" закончилось.
– А вы не пытались кем-то командовать?
– А зачем?! Нас трое. Летать долго. Обязанности каждого определены. В конце концов любой вопрос, который возникнет, можно решить вполне по-человечески – не впадая в амбиции и не повышая голоса.
– И все же, когда несколько месяцев подряд видишь перед собой одни и те же лица да еще в условиях замкнутого пространства, конфликты, наверное, неизбежны?
– Это только так кажется. Хотя, конечно, случаи бывали разные. В одном экипаже ребята разругались настолько, что потом полгода не разговаривали. Так что психологический отбор на стадии подготовки полета вещь, конечно, важнейшая. Этим, кстати, занимается целая служба. Но самое-то смешное, что экипажи потом формируются по принципу равенства – один человек гражданский, другой военный. Соединяют – и вперед. Об их психологической стыковке никто в этот момент обычно не задумывается. Считается, что они притрутся во время тренировок. Но бывает, что не притираются. Помню, однажды между ребятами вспыхнул серьезный конфликт. Грубо говоря, они набили друг другу морды буквально накануне старта. Экипаж тут же расформировали. Вместо них полетели дублеры.
– Вы успели полетать на американском "Шаттле". Как ощущения?
– Разные. Посадка, конечно, замечательная. Но взлет, выведение на орбиту – это что-то ужасное. У нас под каждого космонавта делается специальный ложемент. То есть по рельефу твоей спины отливается специальная люлька. Перегрузка вдавливает тебя в эту люльку, ты лежишь – и ничего. Все нормально, никакого дискомфорта. А на "Шаттле" вместо люльки – железная панель совершенно гладкая. Лежишь на ней, а на тебе еще американский скафандр со всей системой жизнеобеспечения, на мой взгляд, во многом совершенно бесполезной. Когда перегрузка начинает давить, становится страшно тяжело. Мой муж тоже потом летал на "Шаттле". Ощущения остались те же, что и у меня: взлет, выведение – просто кошмар, дальше – нормально.
– Кстати, вы и ваш муж Валерий Рюмин единственная в мире пара, в которой оба супруга космонавты.
– Когда я замуж выходила, то была простым советским инженером. Училась в Бауманском институте, после его окончания стала работать в Центре управления полетами. А все, кто там работает, рано или поздно начинают грезить полетами в космос. Тогда со стороны вообще никого не брали, только тех, кто имел соответствующую квалификацию. Такой возможностью грех было не воспользоваться. Вместе со мной медкомиссию проходило много девочек, но выдержали отбор единицы. Кто-то забеременел, другим мужья поставили условие: "Или семья – или космос". Если честно, муж всегда был против моих полетов, но говорил в итоге: "Ты же мне не простишь потом". И… давал согласие.
– У вас есть дочь. Не хотите, чтобы и она стала космонавтом?
– Скорее всего не хочу. Все-таки слишком это рискованное дело, мало ли что может случиться на орбите.
– К тому же, как говорят, космос губительно действует на организм женщины. Что якобы у Валентины Терешковой во время полета было физическое истощение, а потом она родила нездорового ребенка?
– Все это одни пустые россказни. Что касается детей, то ничего не могу сказать о себе – я родила дочку еще до первого полета. В свою очередь о мужчинах-космонавтах знаю, что у них после пребывания в космосе рождались нормальные дети. Если говорить вообще о здоровье, то у меня все обошлось. И Валентина Владимировна (мы с ней давно общаемся) никогда не жаловалась на самочувствие. Кстати, медики говорят, что влияние космоса на женский и мужской организм примерно одинаково, все зависит от организма конкретного человека. Кто-то переносит невесомость лучше, кто-то хуже, но ничего фатального здесь нет. Другое дело, что психологически человек может здорово измениться. Сужу по себе: до полетов я была натурой вспыльчивой, раздражительной. Космос научил меня сдержанности. Как раз длительное пребывание в замкнутом пространстве, в маленьком коллективе, о чем мы говорили вначале, учит тебя считаться с теми, кто рядом. Это на земле можно, поругавшись, хлопнуть дверью и уйти. А там уходить некуда – если только в бездну. Поэтому свои эмоции приходится подавлять в интересах общего дела.
– А что ждет российскую космонавтику в будущем? Сейчас, например, много говорят о грядущем полете на Марс. Насколько осуществим этот проект?
– Никаких технических проблем я не вижу. Все упирается в деньги. Экспедиция на Марс затея очень дорогая. Одна страна, будь то Россия или США, ее точно не осилит. Значит, необходима международная кооперация. В конце концов все к этому придет, и полет на Марс станет реальностью.
– А нам это действительно надо – Марс и все эти космические дали? Как будто на Земле нет проблем, на которые можно было бы потратить эти деньги…
– С точки зрения сухой бухгалтерии космос – дело нерентабельное. Но человечество должно ведь к чему-то стремиться, чтобы двигаться вперед. Марсианская программа – это новый виток научно-технического прогресса. И уже поэтому есть смысл ею заниматься…
Михаил Потапов
Газета "Единая Россия",
Выпуск 13 (09.04.07)
Источник: Всеукраинская партия "Родина"
Обсудить новость на Форуме