11:00 13.01.2013 | Все новости раздела "Народная Партия "Алга" (ДВК)"
Записки арестанта: «Не тот пропал, кто в тюрьму попал…»
8 ноября 2012 года
Автор: Владимир КОЗЛОВ
Эту часть записей лидера «Алги» Владимира Козлова трудно читать. Боль, стыд и страх заставляют сжиматься сердце. По ту сторону решетки предательство — это предательство, а не «вынужденная необходимость», трусость — это трусость, а не «умение выкрутиться». А мужество — это мужество. «Здесь – то, что есть. Просто «по-микеланджеловски» отсекли все ненужное, наносное, декоративное – и осталось реальное», - пишет сам политик. И это реальность пугает намного больше, чем любые выдумки или прогнозы...
Первую часть "Записок арестанта (октбярь 2012) читайте
Размышляю, времени хватает — суд окончен; во время суда, бывало на выходных, писал по 16 часов, не вставая даже поесть. Иначе как бы по три дня «допрос подсудимого» и прения получились. И то писал только тезисы, чтобы ход мысли обозначить, остальное — из головы, благо за 10 лет там накопилось. А теперь — стоп мысли подневольной, судом поганым обозначенной, размышляю.
06.10.12
Похоже, что все это в «дело» было прописано еще до 23.01.12, до арестов, и сейчас идет как по писаному.
Атабаева и Мамая изначально не собирались лишать свободы, притом что по ним, по их личным высказываниям (особенно Болата Атабаева с его сраными «террористами», готовыми на все), материалов больше всего. Я сейчас просто констатирую факты, без выводов. Сапаргали был арестован с перспективой «ухода» еще в марте. Однако в силу своего упрямства не захотел тогда «вилять хвостом»; возможно, требовалось оговорить меня, и он отказался. Я, понятно, «паровоз». Вот и получается «палитра», которая должна свидетельствовать об отсутствии политического шаблона, заказа ко всем типа объективный подход, следствие беспристрастно.
Потом Болат Атабаев и Жанболат Мамай «залезли в бутылку», и вариантов не было, их арестовали, так как иначе не удавалось их на следствие в Актау доставить. Здесь они слегка поняли, что слово «тюрьма» и собственно тюрьма — по сути разные вещи. Как только поняли, им разрешили написать чушь типа «раскаиваюсь в том, что приезжал...» Это не признание вины в полном объеме, как в деле им предъявлено по эпизодам, но это позволило обвинению написать в материалах: «Признали вину полностью, раскаялись, выразили готовность сотрудничать в раскрытии преступления».
Таким образом, обвинение констатировало, что БА и ЖМ все признали, в том числе и то, что ст. 235 теперь «валится» на меня, их «вербовка», участие в ОПГ и прочее — по умолчанию. Они могли это опровергнуть, но на суде их почему-то не оказалось, хотя оба публично обещали быть и все «устроить». Опять же факты без выводов. Выводы делать не хочется, они будут нехорошими, а могут быть несправедливыми, так как доказательств под них нет, только немного логики и эмоций.
Опровергнуть выводы следствия на суде — значит зачеркнуть двусмысленность своих показаний, которые обвинение использовало против меня. Это для суда, хотя бы юридически, очень весомо, и для моей защиты тоже. А громогласно говорить то же самое из Франкфурта — это юридическое «ничто». Это политический эрзац юридической смелости.
Без выводов, без обид, но я имею право думать, понимать и решать за себя. Поэтому думаю, понимаю, решаю. Не осуждаю. Но когда я пишу, что отношусь «с пониманием» к показаниям Айжангуль Амировой и Розы Тулетаевой, я знаю, что при этом имею в виду: они жертвы. И я не хочу здесь писать, что я отношусь с пониманием к отсутствию показаний в суде БА и ЖМ, потому как это не так.
По Сапаргали, те же его выражения, например, в показаниях с расчетом на 65-ю статью, что были у БА и ЖМ, уже не прошли автоматом. Это тоже «палитра», я так мыслю. Он все же живет в «медпродоле», в иных условиях; обвинение само сняло с него самую тяжелую статью — 164-ю(мне по ней 9 лет просили), все идет на 170-ю, часть 1, — амнистия или 170-ю, часть 2, — условно.
Аминов тут отдельно стоит, как это и было в реалии. Он все признал, ждет обозначенной адвокатами свободы под любым видом.
Видна вся структура замысла с самого начала: я ухожу на срок (Алия, любимая моя, прости, я с самого начала знал, поэтому не хотел, чтобы надеялась на что-то иное), Сапаргали — на свободу.
Аминов — тут не знаю; могут и вкатать реальный срок, года 3—4. Они хотели от него конкретных показаний на меня; Талгат Сактаганов это говорил ему открытым текстом в тюрьме после бесед с Мажиловым, а он такого не дал и на суде нашел в себе мужество ответить на вопрос Плугова(адвокат): «От Козлова я никогда никаких указаний не получал», чем, конечно же, усилил мою защиту, убрав двусмысленные выражения из своего допроса на следствии типа Амирова была связующим звеном между мной и Козловым. Неведомый мне до СИЗО Актау, до июня 2012 года, Аминов, водитель и предводитель своих «каманчей» из Жанаозена, сделал это, а... Не буду. Что написано пером... Оставлю на потом, возможно, есть что-то, о чем я не знаю, или еще как...
Думаю, мне назначат лет 6—7 зоны. Есть слова Ертысбаева о том, что мне достаточно 3—4 года условно. Но это может быть прелюдией его восхищения тем, насколько независим наш суд — вот даже его слова игнорировали...
Эти дни — до 08.10.12, до приговора — самые тяжелые. Разум борется с надеждой и должен, обязан ее победить до этой даты. Потому что нужно жить дальше, нужно уже сейчас наметить, понять — как. Чтобы жить по намеченному собой, а не этими тварями без чести и совести.
За эти дни я должен подготовить к такому варианту Алию и себя. Убедить себя в том, что приговор — следующий этап моей жизни, что этот этап должен принести мне опыт и в конечном варианте — пользу, несмотря на объективную тяжесть в душе от поруганного желания быть человеком, от затоптанной сапогами политических ассенизаторов невиновности перед законом и людьми.
Нехорошо и оттого, что те, кому помогал, были вынуждены стать неблагодарными, клеветать, понимая это. И что виновные еще на свободе, все еще руководят этим бедламом и позором.
Слова, написанные на стене прогулочного отсека углем: «Не тот пропал, что в тюрьму попал, а тот пропал, кто в тюрьме духом пал». Жизнь продолжается...
10.10.12.
Вот и прошло то, что называется судом. Ошибся в своих предположениях на 6 месяцев всего-то. Очень тяжело видеть лица друзей на суде, которые думали, что «соловьиные трели» означают весну. Рассвет наступает не потому, что петух прокукарекал.
Ладно, проехали. Противно, но ведь ожидаемо. Не для того так тупо закрывали, без юридических оснований, без разума и логики, не для того согласны были выглядеть в зеркале педерастами в погонах, чтобы потом отпускать на свободу; хотя и тогда, и сейчас они видят все то же и все так же.
Судья... жалко агашку, так хорошо держался и так все уделал в итоге. Хотя чего его жалеть, у каждого есть выбор — и они его делают, как и мы. А за собственные решения, чем бы они ни были мотивированы, отвечать придется не раскоряченными «ну вы же понимаете», а тем же, на что других обрекали. Впустил в себя систему, позволил ей себя отыметь «под хвост и ниже гривы», но и называйся теперь как положено. Честь — она одна, и ее только однажды отдают, хоть сколько потом руку к голове прикладывай.
За два дня до суда сняли из тюрьмы «неопознанных». Видимо, тогда уже решение приняли. Все ясно, дело сделано. Без них намного лучше всем. Контролеры общаться, разговаривать стали, а то раньше, как мумии, ходили: «да», «нет».
Хотел бы однозначно и отдельно сказать по Сапаргали: я уважаю его стойкость и поведение в тюрьме. Он честно отсидел почти 9 месяцев в условиях, когда день — за месяц по ощущениям. Он не сказал против меня ни слова. Конечно, и говорить было нечего, но ведь многие нашли, что сказать, когда приперло. Я не хотел бы, чтобы его осуждали те, кто не способен понять в силу того, что сам через это прошел. Лично я уважаю.
Аминова запутали и следаки, и адвокаты с ними, да и свои ребята тоже постарались. Он и все они — ни разу не преступники. Обычные болтуны-матерщинники-работяги. Хотели, но не знали как, вот и наворотили кучу всего, из чего эти гниды в погонах потом налепили им обвинения. Аминов в конце концов начал кое-что понимать, мы с ним общались в это время. И тоже проявил на суде немалое мужество, когда ответил, что Козлов никогда и никак распоряжений ему не давал и «ни через кого, в том числе через Амирову». Для этого суда его показания не работали, но важен не этот суд...
Опять же хорошо, что все есть либо у друзей, либо в Интернете. Уже просто так больше ничего не сотрешь из памяти, как некоторым хотелось бы. Хрен им по всей морде, чтобы шея не потела, как говорили в моем далеком детстве, где все было просто и понятно: этот — вонь рейтузная, с этим можно и на «махач», на пустырь за танцплощадкой, между яхтклубом и парком, он не подведет.
Впереди еще несколько процедур — апелляция, кассация. Это все нужно, конечно, пройти для процедурной чистоты процесса. Например, в Европе отказ от обжалования означает согласие с решением. Не понимают в Европе, что у нас это скорее демонстрация нежелания участвовать в балагане, который судом и правосудием называют только «баимбетовы» в ОБСЕ, у которых хватает безумия жаловаться на то, что «они не могут себе позволить такого ноутбука, как у оппозиционера». А еще у него горе — дочке кто-то три раза подряд уже «Порше-Кайен» сжигает. И ведь говорят такое прямо на глазах и в уши представителям 56 стран. Как это назвать?
Наше время, как и те времена, которые уже история, тоже принесет собой фамилии, которые будут использоваться в качестве нарицательных. Все эти «балдаировы-мажиловы-шайкены» уже там со своими приговорами и решениями.
Что характерно, все они ярые противники того, чтобы о них говорили, писали. Почему? Ведь они — не опера, не «скрытники», они — следаки, которые должны быть заинтересованы в славе, в том, что общество оценивало их работу на благо безопасности страны. А они — по кустам, в темноту, по щелям. Фамилия прозвучала — истерика реально.
Неладно что-то, да все неладно. Просрали они нашу с вами безопасность, граждане. Из-затупости своей, из-за продажности, из-за трусливого нежелания «лезть под пули» — просрали. Потому что тупые, продажные и трусливые сидят в кабинетах, а головы под пули подставляют те, кто для этих кабинетов фамилией не вышел. Или чудом в себе сохранил остатки патриотизма. Такие еще есть, но как раз они и гибнут там, где терроризм голову поднял, потому что эти «кабинетные» «капусту рубили», когда нужно было это останавливать, когда нужно было понимать, что надо поднимать качество жизни людей, убирать зоны соцконфликтов не расстрелами, а устранением причин...
После таких вот судов, что прошли в Жанаозене, терроризм получит свежее пополнение, без сомнений. Я много общался с этими ребятами-«колхозниками», поэтому точно знаю, что откуда получается. Многие специально в зону заезжают на несколько лет, чтобы там сторонников получить. И получают, однозначно.
Из 35—40% таких вот «осужденных» много людей, окончательно разуверившихся в нашем «правосудии». Когда тебе демонстративно, открыто дело «шьют» следаки, потом издевается прокурор, всю эту грязь признавая доказательствами, а потом еще и суд такой же — все, приехали. Часть сломается и соглашается быть кормом, других убедят, что это жизнь такая вот и надо стремиться туда, где вечное блаженство, но туда попасть быстрее всего и вернее, погибнув в борьбе с неверными, уничтожив их как можно больше. И первые в этом списке — те, кто в погонах, кто над ними издевался.
Действие порождает противодействие, не нами придумана диалектика. Одни хапают и создают напряжение, вторые это используют, третьи погибают и убивают четвертых, пятых, тысячных... А те, кто понимает, что виной «первые», — сидят на «шконках» и пишут эти строки.
Сегодня должно было быть и свидание с Алией, и встреча со стоматологом, и встреча с адвокатом. Но это тюрьма со всем ее наплевательством к тому, что арестант хочет, на что он рассчитывает, даже если это согласовано с самой тюрьмой. Из всего «случилась» только встреча со стоматологом и свидание на 10 минут с Алией. И все.
Стоматолог пришел, понял, что здесь он ничего не сможет сделать, т. к. стоматологический кабинет тюрьмы не соответствует задаче, — и ушел. Буду просить возможности конвоирования меня в городскую клинику, хотя это суперсложно.
С Алией успели проговорить лишь суть из того, что хотелось бы, вот реализация двусмысленности закона в действии: имею право на свидание до трех часов, но «до» означает и 2 часа 59 минут, и 3 минуты. А решать будет дядя, которому по барабану твои желания. И кажется, что закон — дышло, которым рулят конкретные дяди. И не закон, а они — главные.
Алия показала отклики на приговор всем, кто старается быть «в теме», не ограничиваясь «жвачкой», которую КНБ и прочий компост втюхивает через «Хабар» и КТК — огромное спасибо за участие, потому как это самая главная и действенная поддержка, которая здесь необходима.
11.10.12.
Сегодня напишу заявление на встречу с хозяином, нужно по медвопросам поговорить. Лучше сейчас обследоваться и подлечиться, поправить, что пошатнулось, чем пытаться потом это на зоне делать.
Сознательно хочу похудеть здесь до 85 кг (было 96).С питанием здесь нормально, иногда даже вкусно что-то бывает, и мясо встречается, и вообще. Раз в месяц выдают положняк: рулон туалетной бумаги, зубная щетка, паста, мыло. Учитывая, что большинство здесь сидящих с воли ничего не получает (на ходоков родня уже плюнула, многие не местные, регулярно передачи и получают только первоходы из местных), то такой уровень с питанием и остальным (включаяпосуду, постель, стирка постельного раз в неделю) — очень даже приемлемые условия. А учитывая, что для ходоков тюрьма — дом родной, им здесь достаточно комфортно. Я конкретно про эту тюрьму — актауский централ. Потому как из СИЗО ДНКБ Алматы те же ходоки «ломились» куда угодно и побыстрей — полная изоляция, отсутствие воды, туалета в камере. Реально НКВД.
Уже в этой тюрьме раздал более 50 книг, иногда слышу и вижу, что читают и контролеры, и арестанты. Это здорово, книги еще никому не навредили, если, конечно, ими по голове не бить.
Просыпаюсь рано, часов в пять утра, так по жизни и на воле было. Там у меня ритуал был: проснулся, умылся, сварил себе хорошего кофе, вышел во двор, что-то сделал в своем «парке» дворовом, с собаками побегал. Потом — домой, душ, завтрак и — алга! Здесь — проснулся, умылся, выпил растворимый кофе с сухим молоком — и читать либо писать. В 6 утра вынес в продол мусорный пакет, после 7 — отказался от завтрака (каша, масло сливочное, иногда яйцо) — и снова читать, писать...
Слушаю радио тут — противно. На всех станциях если новости, то елбасы, елбасы, елбасы... а остальное типа мантры: все будет хорошо. Впрочем, почему так будет, что об этом свидетельствует, кто что сделал и делает, чтобы все было хорошо, — нет такого. Реальное системное зомбирование общества — все та же морковка перед мордой осла, ради достижения которой он тупо топает до самой смерти, не замечая, что все это время кто-то на нем ездит. Когда это видишь, понимаешь, что все это нужно менять. Не рывком, но быстро.
Источник:
Обсудить новость на Форуме