21:46 06.02.2008 | Все новости раздела "Объединенная Гражданская Партия"
«Я не жалею, что был в тюрьме»<BR><BR>Окрестинский дневник Анатолия Лебедько
19:47, 6 Февраля |
Окрестинский дневник – это вынужденная необходимость, следствие переизбытка свободного времени. Все записи были сделаны во время моего 15-дневного нахождения в тюрьме. Это не подробное описание тюремных будней, а так, зарисовки, сопровождаемые практическими советами, которые могут быть полезными для тех, кто не зарекается от сумы и тюрьмы.
10 января, четверг. Вот я и снова здесь, на Окрестина. Полузабытые запахи. Полустертые в памяти очертания грязно-бежевых стен. Второй этаж четырехэтажного здания. Камера №12. Помещение размером 4,6 на 2,7. Плавающий под ногами пол со скрипящими половицами. Подслеповатая лампочка, как арестант в зарешеченной нише над дверьми. Стены, покрытые неровной щетиной штукатурки. Мышиного цвета дверь, открывающаяся наполовину. Со стороны коридора металлическая пластина, которая не позволяет полностью открыть дверь, затянутую в жестяную кольчугу. Видимо, чтобы не было соблазна зашибить ею примелькавшегося надзирателя. Но чаще всего открывается не дверь, а специальное окошко. Это квадратное отверстие 20 на 20, на высоте около метра от пола. Оно многофункциональное. Это и переговорное устройство, позволяющее вести диалог с надзирателями, и дорога жизни, по которой в камеру три раза в день поступает провиант в алюминиевых мисках. Кроме этого, «окрестинский квадрат» выполняет и воспитательную функцию. Каждое открытие окошка должно сопровождаться челобитным поклоном просителя к точке, где туловище надзирателя раздваивается и переходит в конечности. Такая конструкция позволяет не забывать, кто есть кто в этом закрытом, зарешеченном мире.
А еще в деревянном теле двери вырублен стеклянный глаз, для того чтобы подглядывать за происходящим на подмостках камерной сцены. Сцена, на которой и проходит 80% действий, – это огромный настил, занимающий две трети пространства камеры №12. Деревянная конструкция, покрытая ДСП, заключенная в каркас железного уголка и возвышающаяся над полом сантиметров на 40.
В течение суток сцена выполняет разные функции. В первую очередь, это чудо-кровать, обладающая целебными свойствами. Здесь никаких излишеств, и всё по справедливости. У каждого арестанта голая полоска шириной в 50–60 см.
Три раза в день деревянный настил превращается в кухонный стол. Для этого необходимо всего лишь отодвинуть постельные принадлежности, то бишь куртки, свитера, перчатки, шапки, и расстелить газетку, желательно «Совбелию» или «Республику».
Периодически сцена трансформируется в филиал Национальной библиотеки. Поглощают духовную пищу арестанты в самых разнообразных позах. Утром лежа, к обеду сидя, к вечеру они тянуться к свету тусклой лампочки. Наверное, со стороны это выглядит забавно. Застывшие фигуры с вытянутой рукой, в которой раскрытая книга.
11 января, пятница. День прошел в объятиях с правосудием. Братались в судах Центрального и Московского района столицы. Статус административно задержанных не позволяет претендовать на окрестинский завтрак. Эту категорию до суда не ставят на казенное довольствие. Поэтому утром ограничились полосканием рта водопроводной водой.
Ночь была холодной и бессонной. Транспортируют партиями. Потрепанных, в синяках и ссадинах, Мишу Пащкевича, Мишу Кривова, Татьяну Тишкевич, предпринимателя с Комаровки и еще троих увозят первыми в суд Центрального района. В нашем автобусе 16 задержанных, и столько же конвоиров. Погрузились с чувством быстрого возвращения в Центр изоляции правонарушителей (ЦИП) на Окрестина. И оно не обмануло. Обратный путь преодолели тем же составом и с консолидированным решением людей в судебной мантии – 15 суток ареста всем участникам Марша Предпринимателей.
Силовики и администрация суда постарались, чтобы как можно больше процессов прошли с глазу на глаз «судей» и доставленных с Окрестина. Без адвокатов и представителей СМИ, без родных и близких административно задержанных. Двое милиционеров завели меня в достаточно просторное помещение. Из боковой двери выплыла женщина в черном. Судья Ольга Гусакова. В коридоре слышны шум и крики. Дверь распахивается – и мимо подрастерявшегося милиционера в комнату хлынули люди. Знакомые и незнакомые. Гусакова что-то лепечет, но ее никто не слушает. К этому времени в зал через другие двери прошли шесть спецназовцев в гражданском. Дальше всё как обычно. Я даже для экономии времени предложил Гусаковой зачитать заранее подготовленное постановление и озвучить вердикт – 15 суток ареста. Это было несложно предсказать: все 16 человек находились в одном помещении, и уже первые процессы свидетельствовали, что ниже планки в 15 суток «судьям» велено не опускаться.
Единодушие «судей» – это всего лишь демонстрация заржавевшей смычки судебной власти и «Красного дома». Как всё-таки не хватает на Октябрьской площади монумента двух мужчин похожих на Невыгласа и Сукала, нежно держащих друг друга за руки и символизирующих гармонию и скрещивание двух ветвей власти. А для поднятия значимости и величия людей в судебной мантии просто напрашивается аллея Славы для родниково-честных, с незапятнанной репутацией, белорусских судей. И если не бюст, то хотя бы доску почета с цветными фото О.Гусакова, М.Самосейко, А.Бычко, А.Рудницкая, А.Шилько, В.Казак, Ю.Шестакова, В.Авдеенко, Н.Кузнецова, А.Фролова, Т.Павлючук, безусловно, заслужили.
На Окрестина нас доставили уже вечером. Дежурный капитан оформил нашу временную прописку.
Рекомендация: Обязательно проследите, чтобы в регистрационный журнал было внесена вся информация, касающаяся состояния вашего здоровья. Все ушибы и ссадины, полученные при задержании, все ваши старые болячки. Вы можете взять в камеру продукты, которые находятся при вас.
Я и еще семь политзаключенных сначала оказались в камере №4. Не успеваем обустроить лежанки, как меня и Анатолия Шумченко поднимают этажом выше, в соседние камеры. У меня №12. На деревянном настиле – две шевелящиеся кучки. Парень лет двадцати и мужчина, которому на глазок далеко за 50. Паша и Сережа. Еще минут через двадцать лязгает засов и нас уже четверо. К нам подселяют Артема Дубского, из списка 23-х. Это уже веселей.
12 января, день субботний. Страна восстанавливает форму, подрастерянную за время затяжных праздников. За окном слышен гул пробуждающегося города. Работает правительство, трудятся и правоохранительные органы страны. Подтверждением чего стала целая бригада следователей, прибывшая на Окрестина, 36 во главе с начальником следственного отдела ГУВД Мингорисполкома подполковником Михальчиком.
Только вчера в судебных кабинетах принтеры выплюнули постановления об административном аресте 23 участников Марша Предпринимателей, – а сегодня уже закасали рукава следователи. Прокуратура отреагировала с быстротой кобры и решительно стала на защиту нервной системы правителя от посягательств со стороны индивидуальных предпринимателей. Вот такую бы оперативность при рассмотрении дел, касающихся «теневого бюджета». Вот такую бы реакцию на заявление Лукашенко о фальсификации итогов президентской кампании. А посему грудную клетку распирает отнюдь не чувство гордости за наши силовые структуры.
Время подползает к полудню. Скрипит дверь, и меня приглашают на четвертый, административный этаж. В комнате – подтянутый человек, средних лет. «Подполковник Михальчик, руководитель следственного отдела ГУВД Мингорисполкома», – представляется незнакомец. Разговор трансформируется в допрос с соблюдением всех процедурных формальностей. Мой статус – свидетель, проходящий по уголовному делу, возбужденному прокуратурой. Допрос занимает примерно чуть больше часа. Восстанавливаем картину позавчерашних событий. Всё спокойно и неторопливо. Чего не скажешь о допросах других политзаключенных, о чём мне поведал сокамерник Артем Дубский. На молодых людей оказывалось психологическое воздействие в сочетании со слабо прикрытым запугиванием.
Выходим на связь с соседями из 13-й и 11-й. Миша Пашкевич, Виктор Клюев, Анатолий Шумченко делятся своими впечатлениями от общения со следователями. Кажется, что нервничает только Анатолий.
Информация, почерпнутая из прессы и полученная от адвоката, привела его к уверенности, что нам с ним придется задержаться в тюрьме и после 25 января. Правда уже вечером он участвует в вечерних песнопениях, ставших визитной карточкой 13-й камеры.
13 января, воскресенье. Часть выходного потрачено на составление обращений Сергею Карповичу, начальнику Центра изоляции правонарушителей. Ничего личного, только вопросы по существу. 24 часа в сутки мы, как консервированный овощ, в закрытом пространстве. Это и неприятно, и вредно. Конструкторов советских тюрем сложно заподозрить в сочувствии к заключенным. Но даже они вынуждены были предусмотреть возможность прогулки для осужденных. Самое любопытное, что такое право есть и у арестантов Окрестина. Оно гарантируется пунктом 96 Правил, регламентирующих нахождение административно задержанных в спецучреждениях. Но дальше присутствия на бумаге, оно в стенах ЦИПа не продвинулось ни на сантиметр.
Рекомендация: Вы можете попросить у надзирателя чистый лист бумаги и в письменной форме потребовать от руководителя Центра изоляции правонарушителей реализации вашего права на ежедневную прогулку, протяженностью не меньше одного часа.
Одним обращением мы решили не ограничиваться, а потому составили еще один текст с требованием предоставить доступ к такому достижению прогресса, как телефон. Это не прихоть. Правила, а точнее пункт 44, предусматривает наличие в здании таксофона и право задержанных на телефонные разговоры. Это логично, если принять во внимание, что ЦИП – всё же не тюрьма для закоренелых уголовников. Нередки ситуации, когда люди сутками не знают о судьбе и местонахождении задержанных. Иногда возникает потребность срочно передать информацию, связанную с работой, с личными делами.
Рекомендация: У вас есть право на телефонный разговор, и вы можете добиваться его реализации.
14 января, понедельник. Наступившее утро – ксерокопия дня вчерашнего. Уборка. Завтрак. Передача обращений дежурному по ЦИПу. Наверстывание сна, украденного ночными холодами. Но вот в коридоре раздается коллективный цокот милицейских ботинок. Это обещает новый мазок к серобудничному понедельнику с репутацией тяжелого дня. Командный голос предлагает покинуть камеру. В коридоре – человек шесть надзирателей. Некоторые облачены в белоснежные резиновые перчатки. Ого, значит, будут колупать глубоко.
Впятером выстраиваемся вдоль стены. Начинается личный досмотр. Процедура ощупывания длится минут 10–15. Свое дело люди в погонах делают без энтузиазма, но старательно. При этом по некоторым телам проводят металлоискателем. Это, видимо, должно повысить значимость самой процедуры досмотра. От снятой обуви одного из постояльцев пахнуло так, что нос прапорщика задрожал и скукожился. Однако надзиратель не дрогнул и мужественно перенес газовую атаку. Его резиновые пальцы погрузились в видавшие и не такое темно-бурые носки. На бородатом лице Сергея появилась блаженная полуулыбка Моны Лизы, а его бесцветные глаза отсветились расцветкой радуги. Надо уметь получать удовольствие, даже когда ты повернут лицом к стене.
Нас уводят в камеру напротив. Надзиратели уединяются в нашем бунгало. Пока следопыты в милицейской форме копошатся в 12-й, наши сокамерники на четвереньках ползают по новой камере. Идет лихорадочный поиск завалявшейся спички. Они уже больше суток без курева, так как дежурные наотрез отказываются передать спичечный коробок от соседей.
Нас возвращают обратно. Да, работа надзирателей налицо, точнее на полу. Повсюду разбросанные газеты, пакеты, одежда. Найденный в мусорном ящике комплект шашек из хлеба перешел в разряд конфиската. Но всё это мелкие неприятности. Паша и Сережа всё же отыскали спичку и наслаждались глубокой затяжкой. Вот оно, настоящее человеческое счастье.
15 января, чистый вторник. День приятных ожиданий. Предстоит процедура омовения в обновленном душе Окрестина. После пяти дней пребывания в тюрьме кажется, что на твоем теле кто-то проводит соревнование по скачкам. Ты всё чаще подходишь к умывальнику и, подобно хирургу, тщательно отстирываешь руки.
Бодро шествуем вниз. Проходя мимо комнаты дежурного по ЦИПу, замечаю Нину Довгучиц в обрамлении пакетов с передачами. Успеваем поговорить глазами. На фоне суровых окрестинских мужиков в форме, лицо Нины – как карточка фотомодели среди портретов Политбюро.
Только под колпаком душа на Окрестина ты по-настоящему ощущаешь всю прелесть водной процедуры. Голова врезается в упругий водопад, и сотни ручейков растекаются по телу. Пальцы с наслаждением втирают шампунь в заросли засаленных волос и превращают их в шелковистый английский газон. Ты физически ощущаешь, как разрушается и сползает невидимая, но ощущаемая корочка запахов и выделений. А как чудно пахнет в стенах Окрестина домашнее полотенце! Господи, как много мы не замечаем в нашей галопом мчащейся жизни.
Рекомендация: Хорошо иметь резиновые тапки. Они и в камере удобны, и в душе незаменимы. Пока вам их не передали, прихватите в душ пару государственных газет для подстилки. Они позволят сделать процесс переодевания более комфортным.
16 января, среда. Сегодня дежурный по ЦИПу майор З. выполнял непривычную для себя миссию библиотекаря. Адвокат Вера Стремковская передала несколько связок книг для своих «подопечных». В прошлом году Объединенная гражданская партия предложила администрации Окрестина бескорыстную, гуманитарную помощь – несколько сотен книг. Но, видимо, книги не вписываются в суровый интерьер белорусской тюрьмы. Как результат, в Центре изоляции правонарушителей (ЦИПе) молча проигнорировали инициативу.
После утренней поверки – завтрак. Система питания, как и сама окрестинская пища – тема особая. По сути, это физиологический процесс поглощения массы, которая содержит какое-то количество белков и углеводов. Заполняют желудок в ЦИПе три раза на протяжении дня. И это количественный прогресс: ведь в середине 90-х кормили через день. Но вот качество питания – такое же отвратительное, как и 12 лет назад. Каждую четвертую тарелку с едообразной массой приходиться сразу же выбрасывать, простите за откровенность, в пищевод канализации.
Первый раз вас приглашают к столу в 8 часов утра. Его функции выполняет государственная пресса, газеты быстрого чтения типа «Республика» или «Народная газета». Спальня в считанные мгновения превращается в кухню. Рацион спартанский – черпак каши, чашка, надо понимать, чая, кусок белого хлеба и четверть буханки черного. Если чай в алюминиевой кружке, то лучше всего наслаждаться чаепитием в перчатках. Голыми руками алюминиевую посуду с кипятком не удержать.
Обед приходит часа в четыре пополудни. Первое блюдо принципиально отличается только цветом и ингредиентами, плавающими в воде. На второе незаменимая каша с обязательной котлетой неизвестного происхождения. Всё! Чай на обед не положен. Ужин на расстоянии трех часов от обеда. Вечером, опять же, каша. При этом ее черпаком-экскаватором загружают в ту же посуду, что остается в камере после обеда.
Рекомендация: После обеда выставьте в окошко грязные миски и потребуйте, чтобы на ужин вам выдали чистую посуду.
Пресса пестрит рецептами и методиками похудания. Известные люди, артисты и политики, сорят деньгами, лишь бы только быть в форме. Дамы грезят модельными параметрами 90х60х90. Предлагаю свой рецепт окрестинской диеты. Два по десять. Это значит два ареста продолжительностью по десять суток. Эффект гарантирован. Наслоения рассасываются мгновенно. Всё это удовольствие стоит 42 тысячи белорусских рублей за сеанс. Бесплатная доставка в спецучреждение входит в эту сумму.
Попасть на Окрестина не так уж и сложно. Надо выйти на Октябрьскую площадь и громко крикнуть: «Жыве Беларусь!» Необходимо произносить именно это словосочетание. Если будете просто ругаться нехорошими словами, на вас бдительные люди в погонах, скорее всего, не обратят внимания. Для многих из них самих ругательство – это привычное средство общения.
После обеда представители одной из силовых структур устроили фотосессию для некоторых участников Марша Предпринимателей. Их полусонных выдергивали в комнату для встреч и фотографировали. Очевидно, для идентификации. И чем только занимаются штатные телеоператоры во время публичных акций.
Рекомендация: Подобные действия могут осуществляться только с вашего согласия и в присутствии вашего адвоката. Требуйте адвоката для участия во всех встречах, как с неизвестными лицами, так и теми, кто представляется следователем КГБ, прокуратуры, МВД.
17 января, четверг. Ночью прошли очередную пытку холодом. А утром дежурный капитан отметился традиционным вопросом «Жалоб нет?», и наотрез отказался передать книги в соседние камеры.
После 11 часов надзиратели в полупринудительной форме заставляют идти к врачу. И так каждый день. В чём смысл этой процедуры, неизвестно. Скорее всего, всех политзаключенных приводят к женщине в белом халате исключительно для того, чтобы взять автограф под записью «Здоров». Кажется, что едва ли не весь арсенал тюремной аптечки – это активированный уголь да цитромон. Ими лечат симптомы всех заболеваний.
Походы к врачу, который ведет прием прямо на коридоре второго этажа – это кладезь сюжетов для телепередачи «Наша Белараша». «Понос, легкая рвота», – жалуется наш сокамерник Паша женщине в белом. Следует серьезное умозаключение: «Ты, наверное, очень болен». Сказано голосам священника, отпевающего покойника. И, тут же пациенту торжественно вручаются четыре таблетки активированного угля. «Я сегодня вечером освобождаюсь», – с надеждой на перемены заявляет Паша. «Тогда две таблетки отдавай назад», – парирует медработник.
Окрестинский врач – особа колоритная. Некоторые старожилы кличут ее ветврачом. Наверное, потому, что со спецконтингентом она особенно не церемонится. А вот политические назвали ее «сиреневый голос Окрестина». Едва ли не каждый день по коридору разливается песня «Сиреневый туман» в исполнении главного надсмотрщика за здоровьем административно арестованных. Поет она замечательно. Это у нее получается гораздо лучше, нежели лечить. Песенная психотерапия заменяет недостающие препараты и лекарства.
Сегодня Витю Клюева с конвоем увезла «скорая помощь». Рецидив старых болячек. Что при таком питании совсем не удивительно. Впрочем, как дурно вам бы не было, вас обязательно привезут обратно.
По каналам местной связи пришла информация о пополнении колонии политических на десять человек. Началась зачистка перед акцией предпринимателей 21 апреля.
18 января, пятница. Как бороться с окрестинскими ночными холодами – одна из самых обсуждаемых тем. Форма одежды «а-ля капуста». Максимально заворачиваешься в одеяния как кочан в листья. Сносно себя чувствуешь при реализации формулы «три на одном»: это когда на тебе трое брюк плюс три свитера. При всех других вариантах сна нет, есть какие-то обрывочные фрагменты и картинки.
Рекомендация: Наиболее эффективным средством с ночным холодом является белье, предназначенное для горнолыжников.
Подготовка к ночи касается не только формы одежды, но и обязательного утепления бунгало, а точнее прямоугольного окна под потолком. За ним всегда – кусок зарешеченного неба. Меняется лишь цвет картинки в зависимости от того, какая на улице погода. Именно через щели оконной амбразуры по ночам в окрестинское здание заползает мерзкий холод. Для борьбы с ним все средства хороши, но наиболее теплозащитным является хлебная замазка. Качество хлеба позволяет его использовать именно в таком качестве.
Утром, правда, возникает другая проблема. Затвердевшая масса приобретает качества клея. Без физических усилий окно не открыть. А делать это необходимо, по причине избытка табачного дыма. Администрация ЦИПа заботливо расселяет вместе курильщиков и тех, кто тяжело переносит сигаретные выбросы. Так что без проветривания помещения не обойтись. Проникающий воздух немного разгоняет табачные облака, плавающие в закупоренном пространстве, и хоть как-то облегчает жизнь некурящих.
19 января, суббота. На утренней поверке разошлись со старшим лейтенантом в трактовке функций дежурного. На требование зафиксировать в журнале жалобу на низкий температурный режим офицер реагирует оригинально: «Мне же не холодно. Значит, и вам должно быть хорошо». Пришлось напомнить живому термометру, что его обязанность – фиксировать замечания, а не носом замерять температуру в камере. В довершение дискуссии мы с Артемом Дубским отказались принимать вечернюю пищу в грязной посуде. Это всё же свинство. А с ним никак не хочет соседствовать наше самоуважение. Так как на наши письменные обращения нет реакции с четвертого этажа, где сидит, только в лучших условиях администрация ЦИПа, решили действовать не словом, а делом.
После 15 часов нас подняли по тревоге. Собрали вещи и этапом в новые апартаменты. Камера №9 меньше раза в полтора. Местных трое. Из них два наших – Юра Баркун и Андрей Родионов. Всего нас шестеро. Тесновато, но весело. Обустройство заняло минут десять.
Новоселье отметили за праздничным столом. Ели колбасу из запасов одного из постояльцев новой камеры. Обычную, вареную, недорогую. Но до чего же аппетитная. После обеда демонстративно выставляем в окошко грязные миски и отказываемся принимать пищу. Ужин подают в свежевымытой посуде. Путь к большому результату действительно лежит через маленькие достижения.
На новом месте долго не затихают разговоры. Шорох по ту сторону двери. Приподнялось веко дверного глазка. Бдительный надзиратель сканирует пространство камеры.
20 января, воскресенье. Проснулся задолго до рассвета. Слева, шевеля ноздрями, выводит мелодии Леша. Его старается пересопеть-пересвистать Сергей. Кто они, люди с социального дна? Наблюдения позволяют разделить их на две группы. «Несуны» и «скандалисты». Сережа отбывает два ареста подряд – 5 и 7 суток. Первый раз пробовал вынести из магазина бутылку водки, во второй раз попался с вином. Юный Паша забыл предъявить на кассе два куска сыра. Алексей устроил дома дебош, по этой же причине на Окрестина и Евгений.
Женя – человек в летах. На глазок, сколько ни дай, всё равно получиться больше, чем по паспорту. Тело расписано под хохлому. При разговоре с гражданином начальником он втягивает плечи, отчего становиться еще меньше, а голос тут же переходит на режим вибрации.
Леша – как опавший лист, гонимый ветром. Работал грузчиком, на стройке, в автомастерской, водителем маршрутного автобуса – везде чуть-чуть. 31 год и полное разочарование во всём. Все его большие мечты легко умещаются в маленьком стакане. Алексей –это Женя через четверть столетия, а Евгений – это Леша 25-летней давности. Два поколения – одна судьба.
Длительное общение с «несунами» утверждает в понимании, что нынешней власти выгодно иметь социальное дно, в котором увязли сотни тысяч людей. Ими на самом деле легко управлять и манипулировать. Самое страшное, что они могут совершить – это уворовать кур у матери министра внутренних дел. Или поколотить таких же, себе подобных. «Чарка и шкварка» – эта формула жизни вполне их устраивает. Это другой мир. Беларусь в подземелье. А посему сюда, на дно, никогда не опускается камера Белорусского телевидения.
21 января, понедельник. Утро наступившего понедельника хмуро смотрит из-под косматых облаков, проплывающих по ту сторону клетчатого окошка. На привычный вопрос, есть ли жалобы, звучит стандартный набор заявок: душ, бумага для писательских нужд. «А еще, просим оформить увольнительную с 12 до 14, для участия в акции предпринимателей». Майор не сразу въезжает в подтекст сказанного. Начинает говорить, что увольнительные не положены, и вдруг улыбка от уха до уха. Это хорошо, что не все люди в погонах разучились смеяться.
Только установили связь по вентиляционной трубе с новыми соседями, как тут же следует команда на выход. Очередной досмотр. На коридоре надзиратель в больших розовых рукавицах. Он больше похож на практикующего практолога, нежели на блюстителя порядка. В камеру гуськом потянулись сотрудники ЦИПа. За дверьми шуршат пакеты, кто-то копошится в урне для мусора. После нашествия надзирателей камера похожа на Куликово поле. Однако улов поисковиков невелик. Две зажигалки и усатый человечек из хлеба с шелковой нитью на шее.
Сегодня почти час общался с начальником ЦИПа. Сергей Карпович предупредительно заявил, что разговор коснется только вопросов, изложенных в наших письменных обращениях. Но беседа то и дело выходила из берегов и разливалась по другим темам. Я озвучил, в чём суть и каковы цели кампании «по очеловечиванию Окрестина», начатой политзаключенными.
С утра находимся в режиме ожидания известий с площади Октябрьская. К вечеру во дворе усиливается гул транспорта. Микроавтобусы, легковушки, «Газели». После ужина пытаемся выйти на связь с другими камерами. Неожиданно подали голос из соседней восьмой. В камере «несунов и скандалистов» кажется, появились политические. Из трубы доносится голос Олега Корбана. От него узнаем первые новости о разгоне Марша Предпринимателей.
22 января, вторник. Не спится. В коридоре ещё не гремят алюминий посудой, а значит, часов пять утра. Тщательно законопаченное хлебной массой окно бессильно перед бесцветным, невесомым, холодом. Это заметно по специфическим позам сокамерников. Коленки тянутся к подбородку. Руки либо в перчатках, либо сложенные лодочкой и зажаты коленками. Всё, что с ночи было под телами, теперь сверху.
Во сне разговаривают Леша и Артем. Каждый о своем. Алексей продолжает заочную дискуссию с участковым милиционером Денисом, сдавшим его на принудительное лечение от алкоголизма.
После быстрого ужина камера превращается в избу-читальню. Подоспела передача с прессой и газеты пошли по рукам. Жадно глотаем описание событий 21-го. Тут же звучат комментарии прочитанного. Генерал Наумов – явный фаворит в рейтинге антигерой января. Все единодушны, что негоже министру опускаться до уровня жандармского унтер-офицера.
23 января, среда. Сегодня добровольно водрузил на себя обязанности дежурного по камере. Всё равно уже часа два занимаюсь умственной гимнастикой. Обязанностей немного. Утром подмести и поработать шваброй. Работа для себя. В 7 утра дежурный по коридору выдает инвентарь. Тут же происходит утилизация мусора, накопленного за предыдущие сутки. В основном это пластиковые бутылки и пакеты из-под сока.
У дежурного прапорщика дурная привычка в шесть утра стучать в двери и кричать «Подъем!». На это не реагируют даже окрестные крысы. Раньше семи часов жители ЦИПа не поднимаются с деревянного настила. Выбор занятий ограничен. После интенсивной утренней зарядки налегаю на чтение. Книжное меню без большого выбора. Это не ресторанный ассортимент, а скорее комплексный обед. Но чем богаты, тем и рады. На первое у меня пошла трилогия Алексея Толстого «Хождение по мукам». На второе безвкусный «Завтрак с Полонием», созвучное с нашим положением «Воскресенье» Льва Толстого, и на десерт «Золотой теленок». Этим блюдом невозможно пресытиться.
Сегодня из-за двери безропотно попросили грязные миски и через 15 минут вернули обратно. Теплые и чистые. Капля всё же камень точит. Сегодня вымытая посуда, завтра телефон, послезавтра прогулка. Вперед! Очеловечим «Окрестино»!
24 января, четверг. Синяя небесная щель быстро увеличилась, и через нее в камеру хлынул солнечный поток. Мы впервые за всё это время увидели солнце. Собрание единодушно решило, что это добрый знак. Вторым вопросом утренней планерки стало обсуждение возможных вариантов завтрашнего выхода на свободу. Зафиксировали, что следует ожидать досрочного освобождения с интервалом в 15 минут, что, впрочем, не исключает и организованный вывоз группами поглубже в город.
Было бы неправильным не сказать несколько слов о сотрудниках Центра изоляции правонарушителей. Среднестатистический служащий Окрестина – человек вполне приличный. И, безусловно, отличается от спецназа в лучшую сторону. Среди последних немало тех, у кого вместо серого вещества мышца бицепса. На Окрестина человек в погонах делает свою работу. Наверное, далеко не во всём она ему симпатична, но она кормит. И еще несколько наблюдений. Чем меньшего звания люди и чем они моложе, тем больше демонстрируют рвения и глупости. Иногда это приобретает уродливые формы. Маленьким наполеончикам с эполетами старшего лейтенанта или лычками сержанта надо чаще смотреться в зеркало, чтобы видеть свое глупое и смешное отражение.
25 января, пятница. Вот и всё. За окном издыхает последняя холодная ночь нашего пребывания на Окрестина. С днем студента, страна! С освобождением, свободные люди несвободной страны!
Утро проползает в подготовительных хлопотах. Остались некоторые накопления от передач. Полугодовой запас туалетной бумаги и недельный – воды и сока. А еще – прочитанные и перечитанные книги. Все складируем в пакеты, для того чтобы передать тем, кто остается.
Сегодня камеры Окрестина покидают 22 политзаключенных. Более 30 будут провожать нас, прильнув к железным решеткам. Таких массовых задержаний не было со времени президентской кампании. Но спокойно уйти нам не дают. Еще один досмотр. Уже третий за 15 дней. Что отсюда можно унести? Разве что алюминиевую кружку как сувенир, как символ советский тюрьмы.
Итого что в осадке эмоций и чувств 15-суточной выдержки? «Окрестино» позволяет многократно усилить остроту ощущений, стираемых потоком событий в нашей повседневной, галопом мчащейся жизни. «Окрестино» – это проверка. Всего. Планки своего возраста. Уровня глубины твоего оптимизма. Силы воли. «Окрестино» позволяет взглянуть со стороны на структуру, на коалицию, на людей, которые тебя окружают.
Политику надо периодически сдавать окрестинский тест для самоидентификации, для определения, в какой системе координат он находится. Да, за эти дни можно было сделать много. Хорошего и полезного. Для людей, для семьи, для партии, для себя самого, в конце концов.
Но я действительно не жалею. У меня нет разочарования. Всё, что не убивает нас, делает нас сильнее.
12.30. Я выхожу из тюремной двери с гордо поднятой головой. Легкие заполняются очищенным воздухом. Легкое головокружение. Я ГРАЖДАНИН, Я ЧЕЛОВЕК. И ЭТО ЗДОРОВО!
Обсудить новость на Форуме