15:15 09.10.2007 | Все новости раздела "Объединенная Гражданская Партия"

Бесстрашие и любовь Анны Политковской

12:10, 9 Октября | Ян Ледер, , Фото: АР

Не могу пожаловаться на плохое к себе отношение людей. Я купаюсь в любви

Анна Политковская

"Причина, по которой Анну очень многие ненавидят в России, проста: раб всегда ненавидит свободного человека. Анна была свободным человеком, а в России очень много рабов". Так говорит о Политковской и отношении к ней председатель Союза журналистов России Игорь Яковенко.

Возможно, эти слова излишне эмоциональны. По моим личным наблюдениям, средний россиянин Политковскую не ненавидит. Как не ненавидит Сенеку, Бомарше или Генриха VIII: имена вроде и на слуху, но - что за ними?..

У нее не было рубрик на федеральных телеканалах, она не вела пышные церемонии награждения, не светилась в тусовке. И имя Политковской - до того выстрела в лифте московского дома, что год назад оборвал ее жизнь, - не было достоянием миллионов.

Дело не в России. То же в любой стране, где издается больше одной газеты: все знают наизусть лишь персонажей масскульта, а авторов - пусть и ярких, но публикующихся в не слишком тиражных изданиях - в лучшем случае приглашают на круглые столы да цитируют на семинарах для посвященных.

 

Трудный человек

  Лорд ДжаддОна представляла собой вызов самому понятию журналистика, потому что верила в то, что ее профессия - это правда Лорд Джадд,
бывший докладчик ПАСЕ по Чечне

И все же Политковская была известна не только коллегам и специалистам. Ее знали те, о ком она писала, а таких немало. Знали и ненавидели. Или - боготворили.

"Не могу пожаловаться на плохое к себе отношение людей, - сказала она незадолго до гибели. - Я купаюсь в любви".

Эта любовь - да и ненависть тоже - дались тяжким трудом. Трудом, который она сама и любила, и ненавидела одновременно: "Это очень плохая игра, я бы с удовольствием в нее не играла, но так вышло, что надо. Это осложняет мою жизнь".

Она тоже осложняла жизнь. В том числе и собратьям по цеху, многие из которых без особого удовольствия вспоминают, как любая пресс-конференция, на которую приходила Политковская, могла превратиться в трибуну гневного обвинения, и коллегам тогда отводилась лишь роль наблюдателей.

"Она была человеком эмоциональным и весьма трудным в общении, - говорит Сергей Соколов, шеф-редактор "Новой газеты", в которой Политковская работала последние годы своей жизни. - Часто с ней приходилось спорить, она настаивала на своем, в ход шли даже слезы".

"Она была человеком очень трудным, - признает и друживший с ней правозащитник Стас Дмитриевский. - Человеком бескомпромиссным, не способным к принципиальным компромиссам".

Именно эту черту - бескомпромиссность, несгибаемость, даже упертость - подчеркивают все, кто знал Политковскую лично.

"Да, с ней было нелегко, она критиковала и мою работу тоже, - вспоминает лорд Джадд, бывший до 2003 года докладчиком Парламентской ассамблеи Совета Европы по Чечне. - Но я принимал ее критику всерьез, и это помогало мне разбираться в происходящем. Она представляла собой вызов самому понятию журналистика, потому что верила в то, что ее профессия - это правда".

 

Позиция художника

Мэри Дежевски

 С одной стороны, голоса Политковской нет, с другой - стало как-то более спокойно, и не только из-за отсутствия Политковской, просто в Чечне идет до некоторой степени реконструкция
 Мэри Дежевски,
Independent

Есть два подхода к тому, что считать журналистикой.

Там, где бунты и хунты давно позади, где общество устоялось, в большей степени исповедуется принцип невмешательства. Журналист здесь как оператор-натуралист: он может - и должен - фиксировать на пленку все, что видит, но не дай ему бог, пожалев лягушку, спугнуть нацелившуюся на нее цаплю!

Принципа сбалансированности и непредвзятости придерживаются многие западные вещатели, в том числе и Би-би-си: журналист пишет картину, как бы глядя на мир с башни из слоновой кости. Картина максимально реалистична, со всеми возможными аспектами и ракурсами, но свое мнение художник держит при себе: зритель/слушатель/читатель в состоянии сам отделить добро от зла.

Но там, где революции, войны и прочие пертурбации еще только происходят, или где память о них пока не превратилась в тонкий слой пыли на исторических трактатах, востребована иная модель. При которой журналист - не художник, а скульптор, отсекающий ненужное и добавляющий недостающее.

СМИ в этой модели руководствуются принципом, который сто лет назад определил Ленин: "Газета - не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор". Журналист не просто фиксирует происходящее, но сознательно влияет на него. И занятие журналистикой в таком случае становится мало отличимым от занятия политикой, разве что результата журналист иногда добивается быстрее, чем политик.

Понятно, что граница между двумя этими подходами весьма условна. Ленин, к примеру, свой афоризм сформулировал не в предреволюционной России, а во вполне благополучной на тот момент Европе. А самый яркий британский политик всех времен, Уинстон Черчилль, начинал свою карьеру с репортерства.

Да и Пулитцеровская премия - самая престижная награда в мировой журналистике - родилась в США, где не то что войн или революций, но даже страшных стихийных бедствий не было несколько столетий. Однако одна из категорий Пулитцера вот уже более полувека присуждается за журналистские расследования.

Именно в этой сфере и работала Политковская. Сама она определяла свой жанр как расследовательский репортаж.

 

Гонка с обнаженными клыками

Ахмед Закаев После Политковской в мире жить стало удобнее, потому что никто не говорит правду. Неудобную правду...
Ахмед Закаев,
политэмигрант

Убежденная в том, что журналист суть человек с миссией, она брала на себя сразу все роли виртуального суда над режимом: роль адвоката мирных чеченцев и российских солдат, роль обвинителя Кремля и его наместников, а заодно роли судьи, присяжных и даже судебных приставов.

"Пропеть страшную историю - это только первый шаг, - говорила Политковская. - Куда более сложно - заставить систему работать в нужном тебе направлении. То есть защищать закон, потому что сегодня она [система] защищает беззаконие".

Именно это стремление - "заставить систему работать в нужном тебе направлении"- раздражало в Политковской многих из тех, кто в целом был на ее стороне.

Она не просто била в колокола, она била в одну точку, в горячую точку, в незаживающую рану Чечни, била упорно и самозабвенно: "Практически по каждому расследованию я прохожу свидетелем по уголовным делам. Я пытаюсь навязать документы, которые с трудом удается раздобыть - не только чтобы написать статью для своей газеты, но и чтобы начать уголовное расследование".

Расследование вообще штука зубастая, а когда его ведет такой человек как Политковская, число укушенных оказывается изрядным. Укушенные, разумеется, огрызались. "Кому может понравиться, когда так активно, как это делала Анна, разоблачают режим?" - восклицает член российской Общественной палаты Елена Зелинская.

Огрызались по-разному: кто-то порыкивал для острастки, а кто-то обнажал клыки всерьез. "Ты бежишь, за тобой гонятся, и надо бежать быстро", - говорила Политковская.

Конец гонке положил человек с пистолетом, дождавшийся ее год назад в том злополучном лифте.

Алгоритм последствий подобных трагедий в России уже устоялся: обещания взять под личный контроль и свершить правосудие - тихое следствие - задержание каких-то подозреваемых - бравые заявления - освобождение задержанных в связи с недостаточностью чего-нибудь; потом случаются новые задержания и новые отчеты о проделанной работе...

И поиски убийцы приводят к тому, что о жертве потихоньку забывают те самые миллионы, что только-только научились отличать Политковскую от Генриха VIII. "Я думаю, мы предадим память Анны, если зададимся одним лишь вопросом: кто ее убил, - говорит лорд Джадд. - Потому что Анна погибла за свое дело. И мы должны сосредоточиться именно на том деле, за которое она погибла".

Зерна и плевела

Кто скажет, в чем состоят уроки жизни и смерти Анны Политковской? И есть ли они, когда в каждой школе здесь свой урок?

Правозащитница Марьяна Кацарова, долго сотрудничавшая с Политковской и учредившая в Лондоне премию ее имени, убеждена: "В России за этот год преследования инакомыслящих стали жестче, правосудие продолжает не работать, продолжаются убийства журналистов, остающиеся нераскрытыми, свобода слова ограничена. А в Чечне как было, так и осталось: пытки, страх, нет работы, нет надежды, нет условий для нормальной жизни".

Сотрудница британской газеты Independent Мэри Дежевски, много лет работавшая в СССР и России, считает, что не все так однозначно: "Мы на Западе привыкли к голосу Политковской, особенно когда речь шла о событиях в Чечне. Сейчас, с одной стороны, голоса Политковской нет, с другой - стало как-то более спокойно, и не только из-за отсутствия Политковской, просто в Чечне идет до некоторой степени реконструкция".

"В мире после Политковской стало жить удобнее, - замечает чеченский политэмигрант Ахмед Закаев, - потому что никто не говорит правду. Неудобную правду для тех, кто сегодня называет Россию страной, идущей к демократии, а Путина называет чистой воды демократом и другом".

Журналист Михаил Леонтьев считает смерть Политковской семейной трагедией, но в политическом плане, по его словам, "ничего ни в худшую, ни в лучшую сторону от этого не изменилось".

А журналистка и правозащитница Наталья Эстемирова, работающая в Грозном и только что получившая премию имени Анны Политковской, рассказывает такую историю: "Молодой человек из Чечни пожил во Франции и поехал домой. Он уже видит крышу своего дома - а тут пост, проверяют документы. И говорят ему: а что это у тебя рубашка такая белая? А он, зараженный плевелами европейской демократии, отвечает: это мое дело, какую мне рубашку носить. А чего это у тебя волосы такие длинные? Это мое дело, какие волосы носить. Берут его за эти самые волосы и швыряют в яму..."

"Мне рассказывал об этом человек, который видел его через месяц, - продолжает Эстемирова. - От рубашки остались лохмотья, волос у него уже не было, потому что его из этой ямы вытаскивали за волосы - и били. Один пожилой военнослужащий пожалел его и отрубил волосы, чтоб хотя бы так над ним не издевались. Когда его видел мой собеседник, этот молодой человек был доведен до состояния животного. Он был готов отдать все что угодно за кусочек хлеба".

Плевела демократии и зерна хлеба насущного - что для человека важнее? Кто ответит на этот вопрос?

Кто скажет, в чем состоят уроки жизни и смерти Анны Политковской? И есть ли они, когда в каждой школе здесь свой урок? Как правда: у каждого своя. И - своя справедливость.



Источник: Объединенная Гражданская Партия

  Обсудить новость на Форуме