21:45 04.04.2007 | Все новости раздела "Объединенная Гражданская Партия"
«Лучше пусть остановят, чем не идти»<br> Минские встречи. Режиссер
20:22, 4 Апреля | Сергей Элькин,
Каждый минчанин знает две одиннадцатиэтажные башни – те, что высятся на Привокзальной площади Минска напротив железнодорожного вокзала. Горожане называют их «воротами города». Так получилось, что моя поездка в родной город началась с этих «городских ворот», со встречи с живущим там одним из лучших режиссеров-документалистов, удивительным, непредсказуемым Юрием ХАЩЕВАТСКИМ.
Моя беседа с Юрием Хащеватским началась с вопросов о его новом фильме «Плошча», посвященном событиям на Октябрьской площади Минска после фальсификации президентских выборов 2006 года. Юрий Иосифович предпочитает называть свою картину именно так, по-белорусски, объясняя: «Русский язык выдержит одно белорусское слово». Сначала он хотел назвать фильм «Обыкновенные выборы», подчеркивая тем самым его преемственность с «Обыкновенным президентом». Но на этот раз главным героем ленты стал не Лукашенко, а люди, которые пришли на площадь, чтобы выразить свой протест. Хащеватский рассказывает:
– В марте 2006 года в Минске произошло потрясающее событие – случилась ПЛОШЧА! Молодые ребята пришли на площадь, чтобы выразить отношение к этой власти, чтобы показать ИМ, что они – НАРОД! И они стояли на площади долгие часы и дни... Был вариант назвать фильм «Площадь Калиновского» – так назвали участники митинга Октябрьскую площадь, где они провели не одну ночь в палаточном городке. (В марте 2006 года наша газета публиковала отрывки из дневника одной из участниц акции протеста Наташи Буландо. – Прим. автора.) «Плошча» – название более многозначное, точно так же, как украинский фильм мог бы называться «Майдан». Кстати, в Киеве в первый вечер Майдана на улицу вышло не больше десяти тысяч человек. В Минске вышло в несколько раз больше. Но в Киеве их не глушили омоновцы и менты, а в Минске вы видели, что происходило.
«Смеешь выйти на площадь?»
– Для вас было неожиданностью количество людей, вышедших на площадь?
– Я работал в штабе Милинкевича и был доверенным лицом Козулина. (А.В.Милинкевич и А.В.Козулин в 2006 году являлись кандидатами в президенты Республики Беларусь. – Прим. автора.) Они оба злились на меня, что я помогаю обоим, а я был очень рад, что у нас есть два таких разных кандидата. Единственное, от чего их надо было удерживать, – от борьбы друг с другом. Я понимал, что на площадь придут люди, но не представлял, что их будет так много. Для меня неожиданностью явилось то, что лидеры были не готовы к такому количеству людей. В тот момент Козулин честнее всех понимал нелепость ситуации: «Мы, лидеры, ни хрена не делаем. Народ приходит, а мы только стоим и болтаем». Поэтому он и повел людей на Окрестина, пошел на эту Голгофу. (На улице Окрестина в Минске находится спецприемник-распределитель, куда были доставлены арестованные на площади участники акции протеста. – Прим. автора.)
– Но он же не мог не понимать, что его остановят, причем грубой силой?
– Это не важно. Лучше пусть остановят, чем не идти. В тот момент на площади так думало огромное количество людей. Сегодня даже те, кого били, кого посадили, вспоминают это время как лучшее в своей жизни. В тот момент они чувствовали себя людьми. Людьми, которые за себя борятся. Наше, казалось бы, несознательное общество, собравшееся на площади, оказалось значительно более сильным и сознательным, чем планы наших лидеров. (После разгона митинга Козулин был арестован. 13 июля 2006 года он признан виновным в «злостном хулиганстве, а также в организации и активном участии в групповых действиях, нарушающих общественный порядок». Осужден на пять с половиной лет лишения свободы в колонии общего режима. Козулин был лишен возможности произнести последнее слово и не признал себя виновным. После проведения бессрочной голодовки состояние его здоровья резко ухудшилось. «Международная амнистия» признала Козулина узником совести. – Прим. автора.)
– Как перекликаются ваши слова со строчками Галича из «Петербургского романса»: «...И всё так же, не проще, / Век наш пробует нас: / Можешь выйти на площадь? / Смеешь выйти на площадь / В тот назначенный час?»
– Да, фактически это то, о чём написал Галич. Эта та же площадь, но в белорусском варианте.
«Там – рожи, а здесь – лица!»
– Насколько при съемке фильма вы старались отойти от личных эмоций и сохранить отстраненность?
– Я не считаю, что документалист должен быть отстраненным. Ни в коем случае! Объективная информация, которую нам якобы дают телеканалы, – это байка и не более того. Никакой объективности там никогда не существовало. Субъективность состоит уже в выборе информации, в выборе корреспондента, в моём выборе как режиссера... Концентрация на каком-то вопросе изначально не очень объективна. Кроме того, в документальном кино без оценок нельзя, а оценки всегда субъективны. Так везде. Мемуары де Кюстина, например, невероятны интересны именно тем, что они крайне субъективны. В этом парадокс! Настоящей объективности можно достичь только через субъективность. При этом документалист ни в коем случае не должен подгонять действительность под свои чувства, под свое ощущение. В противном случае это называется пропагандой. Как только художник начинает подгребать объективную картину под свое представление о мире – всё, это конец!
– Как происходили съемки фильма?
– Некоторые материалы сняты вполне легально корреспондентами российских каналов. Некоторые съемки велись подпольно, некоторые – скрытой камерой.
– По какому принципу осуществлялся монтаж отснятого материала?
– По принципу, какие кадры самые интересные. Вот у меня здесь полный материал к фильму...
(Хащеватский показывает лежащую в углу комнаты стопку кассет.)
– Это же сотни часов!
– Сотни и сотни часов рабочего материала. В этом была наибольшая техническая сложность. Приходилось много отсматривать, много запоминать, ко многому возвращаться. Вы знаете, к концу монтажа я был поражен одной мыслью. На той стороне я не видел почти ни одного нормального лица. За исключением, может быть, той бабульки, которая «наезжает» на Милинкевича. Кстати, моим первым порывом было спрятать ее слова. Но я удержал себя, потому что это правда. Вот так она стоит, вот так она говорит... Она – умный, хороший человек с закомпостированными Лукашенко мозгами. Она тоже имеет право высказать свое мнение, даже если оно мне не нравится. И она это говорит. В остальном, кроме этой бабульки, на той стороне – рожи. Там – рожи, а здесь – лица! Это меня потрясло. Это – приговор режиму!
«Для меня ценнее всего свобода»
– Как в нынешних условиях вам удалось смонтировать «Плошчу»?
– Весь фильм я сделал у себя дома. Только конечный чистовой монтаж был сделан абсолютно подпольно... не скажу, где.
– На «Беларусьфильм» вас не пускают?
– Меня туда и близко сейчас не подпустят. Никуда – ни на «Беларусьфильм», ни на телевидение.
– Вам не страшно, Юрий Иосифович, что придут, арестуют, заберут копии? Всё, что угодно может произойти. Вас ведь избивали уже...
(Хащеватский закуривает очередную сигарету.)
– Существует определенная шкала ценностей. Что ценнее всего? Для меня ценнее всего свобода. Я сейчас располагаю абсолютной свободой сказать всё, что я о них думаю. К шестидесяти годам это произошло. (Смеется.)
«Если фильм запрещен, его надо посмотреть!»
– Сегодня вы, наверно, единственный представитель творческой интеллигенции, который в состоянии сказать власти всё, что он о ней думает...
– Нет, таких людей много, просто мне повезло – у меня есть трибуна. Более того, когда твой фильм ставят на телевидении в определенное время, его всё равно посмотрят меньше людей, чем фильм, который распространяется подпольно. Появляются копии, люди рассказывают о нем друзьям, знакомым...
– Великая сила самиздата!
– Здесь сказывается привычка наших людей к самиздату. Ведь если фильм запрещен, его в первую очередь надо посмотреть!
– Очень трудно, говоря с вами, отойти от политики. Как вы для себя определяете ту грань, где кончается искусство и начинается политика?
– Чем больше искусство опирается на жизнь, чем ближе оно к жизни, тем больше в нем политики. Фильм «Обыкновенный президент» работает потому, что в нем затрагиваются вечные темы – человек, идущий во власть, и человек во власти. Ричард III, только в документальном варианте.
– Я могу назвать только один подобный фильм – картину Ромма «Обыкновенный фашизм», в которой исследуется природа диктатуры и тирании.
– Я посвятил «Обыкновенного президента» Ромму. Я считаю, что именно Ромм открыл для нас этот путь в документальном кино. Он не побоялся комментария, но сделал его совершенно особым образом. Ромм – гений. Самые слабые куски его фильма – те, где он рассказывает о разгуле проклятого капитализма, показывает, как плохо танцевать буги-вуги, и т.д., и т.п. Там кончается искусство и начинаются политические оценки, которые, весьма возможно, этот великий человек сделал только ради одного – чтобы фильм дошел до зрителя. Ведь он и так пролежал на полке больше года. Ромм его делал к двадцатилетию Победы, а фильм вышел на экраны в 1966 году. Его не очень популяризировали. Помните этот замечательный эпизод, когда Гитлер приходит на выставку? Мы же сразу увидели наши выставки. Они – такие же! И картины висят практически одинаковые. Это было страшно, и Ромму было страшно. Что ему мешало выбросить этот эпизод? Ведь он же понимал, что будет иметь с этим эпизодом большие проблемы. Тем не менее он не пошел против материала и оставил эти кадры в фильме. А пропагандистским «наездом» на буги-вуги Ромм просто прикрылся. Он вынужден был это сделать, иначе фильм вообще бы не вышел.
– В этом вы – последовательный ученик Ромма. Вспомним тот самый эпизод с бабулькой.
– Не знаю, в какой степени последовательный, но, конечно, я многое у него перенял и многому у него научился.
Что дальше?
– Что вам интереснее снимать – игровое или документальное кино?
– В игровом кино есть сценарий, история, но нет героев. Героев создают режиссер с актерами и вся творческая группа. В документальном кино – наоборот: есть герои, но нет истории, нет сценария. Задача режиссера – выхватить из потока жизни определяющие, узловые моменты, чтобы выстроить историю. Тогда это безумно интересно. С профессиональной точки зрения мне намного сложнее и интереснее работать в документальном кино. Если в игровом кино творческий процесс на девяносто пять процентов зависит от «фабрики», от актеров, то в документальном кино почти всё зависит от режиссера.
– Закончен фильм «Плошча». Что дальше?
– Есть масса идей, но на все нужны большие деньги. Вот, например, мне друг из Нью-Йорка прислал книгу Брахмана «Секретная папка Сталина». Удивительная штука – сухая, вроде бы скучная документальная книга, но ее безумно интересно читать! Вот послушайте, какая у Брахмана фантастическая гипотеза. Сталин был агентом охранки, и на него была заведена папка. Эта папка после революции сначала была бесхозной, а потом начала попадать в руки его противников. Сталин об этом знал и всю жизнь искал эту папку. Брахман пишет, что в конце концов эта папка оказалась у Тухачевского. Действительно был заговор в армии, и вопрос стоял один: Сталина убивать сразу или арестовать и судить? Тухачевский настаивал на том, чтобы арестовать, а масса людей возражала. Пока они спорили, Сталин их опередил. Он в целях самообороны уничтожал своих личных врагов. Я там выделил одну линию, на которой можно построить очень интересный сюжет. Он связан с Блюмкиным, к которому попала злополучная папка. Имея возможность свободно выезжать за границу, Блюмкин пытался ее вывезти, но не успел – его арестовали. После многих приключений папка попала к Менжинскому. Вот этот сюжет очень интересно было бы развернуть в фильм...
У меня давно лежит заявка на еще один фильм. Он называется «Шломо». В фильме два главных героя: актер Шломо (его образ построен на основе истории Михоэлса) и генералиссимус. Фильм должен начинаться так: генералиссимус приходит к Шломе на премьеру «Фрейлехса». После спектакля он заходит к актеру, дарит ему цветы, поздравляет с успехом. Шломо ведет себя с ним, как равный с равным. Друзья! Между ними происходит следующий диалог: «Как тебе сегодня аплодировали!» – «Это что, я слышал, как тебе аплодируют! Вчера, например, на съезде...» – «Это всё подхалимы. Вот тебе аплодируют искренне». – «У тебя государственные дела, а я просто танцую фрейлехс. А фрейлехс станцевать сможет любой. Я могу научить любого». – «Научи меня». И весь фильм – история о том, как Шломо учил генералиссимуса танцевать фрейлехс, но у того ничего не получалось, и он за это Шлому убил.
Всё действие происходит в театре. В картине есть еще один герой – старый Осветитель, который работает на колосниках в театре. Когда у Шломы плохое настроение, когда ничего не выходит, он берёт бутылочку и поднимается к нему наверх. Там они сидят, пьют водку, спорят, ругаются. Осветитель ему говорит: «Что ты от меня хочешь? Я могу только дать свет, и больше ничего. А там твои черти уже круг крутят».
Это, в принципе, очень оптимистичная штука. Вот, например, сцена с женщинами. Женщины приходят к Шломе и рвут его на части, требуя сказать, кого он больше любил. А он им объясняет: «Дуры, я любил вас всех». И всё это вперемежку с танцем, ведь это – наполовину балет!
Когда Шлому убивают, его кладут в гроб в костюме короля Лира, подвешивают на фалы и начинают поднимать наверх. Старая театральная ситуация: на сцене всегда есть три уровня. Сцена – уровень жизни, внизу – преисподняя, наверху – Боги. Так вот, наверху сидит Осветитель. У него газетка, бутылочка, селедочка, они со Шломой продолжают разговор, и Осветитель объясняет Шломе: «Я же тебе говорил, что всё это – чепуха».
В один из последних дней, когда они с генералиссимусом уже ненавидят друг друга и всё время ругаются, Шломо показывает ему танец, объясняя: «Фрейлехс – это полёт. Просто попробуй взлететь». Генералиссимус ему говорит: «Человек не может летать. Особенно, если он – еврей». И вот в финале Шломо летит. Он подлетает к резиденции генералиссимуса. Генералиссимус стоит возле окна с трубкой. Шломо к нему подлетает и говорит: «Видишь, еврей, а летаю. Хочешь знать, почему?» – «Почему?» – «А потому, что у нас, у евреев, в жопе – пропеллер!» Вот такой вариант финала. Я хочу, чтобы трагедия окончилась взрывом хохота.
– Как было бы интересно увидеть этот фильм!
– Я задумал этот фильм как режиссер, а вот со сценарием у меня проблемы. Я связался с единственным, на мой взгляд, человеком в мире, который мог бы это написать, – с Григорием Гориным. Он с удовольствием принял мою идею и написал, что приступает к пьесе. Но случилось непоправимое – он умер. Кто это может сделать сегодня, кроме Горина, – я не знаю.
– А если вы сами напишете сценарий?
– Работа режиссера и сценариста – работа одновременно любящих и враждующих между собой людей. Я не настолько раздвоенный человек, чтобы это сделать. Нужны неожиданности! Самое трудное – это вопрос жанра. Этот фильм должен быть легким и невероятно оптимистичным. По большому счету, это фильм о еврейском Боге, о том, что душа бессмертна, о том, что мы уходим в те миры, которые сами же и придумываем.
– Я желаю вам, чтобы все ваши идеи осуществились. Спасибо вам за всё, что вы делаете для Минска, для Беларуси, для всех нас. Спасибо, и Дай вам Бог удачи!
Краткая биографическая справка. Юрий Иосифович Хащеватский родился 18 октября 1947 года в Одессе. В 1973 году окончил Одесский технологический институт. Играл в команде одесского КВН, был режиссером КВН. Сотрудничал с белорусским телевидением в качестве внештатного автора, позднее – режиссера. В 1981 году окончил ЛГИТМиК. Автор более тридцати игровых и документальных фильмов, многие из которых отмечены призами различных международных кинофестивалей. Среди них – «Эта тихая жизнь в Глубоком» (1985), «Здесь был Крылов» (1987), «Встречный иск» (1989, совместно с Аркадием Рудерманом), «Всё хорошо» (1991), «Лифт для промежуточного человека», «Русское счастье» (1992), «Оазис» (1996), «Время Чжоу Эньлая» (1998), «Боги серпа и молота» (2000), «Дожить до любви...» (2002), «Кавказские пленники» (2002). Лауреат международных кинофестивалей в Нью-Йорке, Женеве, Киеве, Берлине, Сан-Франциско, Санкт-Петербурге, Мюнхене, Екатеринбурге, Лейпциге, Фрайбурге и Белграде. Член Евразийской академии телевидения и радио и Международной академии телевидения и радио.
Самым известным фильмом Хащеватского стала лента «Обыкновенный президент» (1996) – едкая политическая сатира и одновременно совсем не смешной рассказ о приходе к власти первого и (увы!) на сегодняшний день единственного президента Беларуси Александра Лукашенко. За эту картину Хащеватский получил целый букет призов, главными из которых стали премия мира на 47-м Берлинском МКФ в 1997 году, Гран-при МКФ “Human Rights Watch” в Нью-Йорке и приз «Золотые ворота» на МКФ в Сан-Франциско (обе награды – 1998 год). Но всё это было на Западе. А на Родине... На Родине, по словам Хащеватского, ему «не раз делались определенные намеки и поступали советы от “доброжелателей” оставить нежелательную тему». А спустя два дня после показа фильма по европейскому каналу “ARTE” Хащеватский был зверски избит в своей студии. Единственной «наградой» режиссеру на Родине стали сломанные ноги.
Обсудить новость на Форуме