13:37 09.12.2006 | Все новости раздела "Объединенная Гражданская Партия"
Умерла ни за что?
11:24, 9 Декабря | Андре Глюксман, ("El Pais", Испания),
Быть может, Анна Политковская умерла ни за что?
Когда весной прошлого года мы встречались в последний раз, Анна сказала мне: ’Если меня убьют, не пытайся ничего узнать, виновный в моей смерти сидит в Кремле’.
Октябрьским вечером зазвонил телефон. Сначала был звонок из Москвы, позднее из Рима: только что убили Анну. Злополучный день для человечества. Злополучный день для России. Злополучный день для Чечни. Злополучный день для всех нас и для меня, который был ее другом. Возможно, это был хороший день для Владимира Путина, которого совсем недавно Жак Ширак (Jacques Chirac) втайне наградил орденом Почетного легиона высшей степени.
Анна Политковская была исключительным человеком, обладавшим таким физическим и душевным мужеством, что захватывало дух. И, подобно всем героическим личностям, она была поразительно скромна и обладала незаурядным чувством юмора. Уверенная походка, ангельское лицо, взгляд сияющих глаз, спрятанных за огромными очками, смех располагающего к себе человека. Она уже потеряла счет поездкам из Москвы в Грозный (их было больше 50), куда отправлялась, несмотря на запугивания, угрозы и мнимые исполнения смертного приговора, с которыми ей приходилось сталкиваться во время своего нахождения там. Она хотела рассказать обо всех ужасах, которые без устали раскрывала на той кавказской войне. Ей удавалось стойко сопротивляться Кремлю, но безразличие западных политиков ужасало ее и вызывало оторопь. Она не принимала ничьей стороны, кроме стороны правды. Тот ужас, что она испытывала при виде жестокости, кто бы ее ни совершал, был чувством цельным и неделимым.
Своей, не делавшей ни для кого уступок прямотой она завоевала симпатии жителей Чечни. Она участвовала в переговорах с теми, кто держал заложников в театре, где шел мюзикл ’Норд-Ост’, но ее опередили ’специальные подразделения’, которые применили газ, убивший несчастных зрителей. В сентябре 2004 года она снова предложила себя в качестве переговорщика в Беслане, и во время перелета из Москвы в Ростов в ее чай подмешали яд. И хотя Анна так и не сумела физически восстановиться после того отравления, она, не раздумывая, забыла и о своей слабости, и о преступных угрозах в свой адрес. Ностальгирующие по КГБ руководители министерств, связанных с безопасностью и обороной, вызывали у нее бесконечную ненависть. Дума объявила ее ’врагом N1’. С трогательной улыбкой она признавалась мне, что знает, что ее ждет. И что она сделала? Всевозможные фонды предлагали ей уехать работать на Запад, но она всегда отказывалась от таких предложений. Она упорно стремилась ’спасти честь России’. Мученичество Чечни было открытой раной, заразным гнойником, отрицанием всего того, что на протяжении трех столетий составляло величие русской культуры, ее поэтов и писателей. Она была российской гражданкой, а потому чувствовала ответственность за все те преступления, что совершались во имя ее блага.
Через сорок дней - столько длится православный траур - после убийства, в то время как горстка друзей Анны зажигала свечи в ее память, казалось, что для всех остальных она исчезла, стерта из памяти. Убийцы, снятые камерой наблюдения в самый разгар своей работы, просто растворились. Пустословные и противоречивые слухи лишь помогли вписать убийство Анны в длинный, и с каждым днем становящийся еще длиннее, список нераскрытых преступлений. Журналисты, банкиры, политики и просто неизвестные люди гибнут от пуль наемных убийц, и их смерть составляет картину ежедневного существования Москвы, Петербурга и всей святой Руси, живущей по Путину, который крайне учтиво заявил, что его расстрелянная соотечественница оказывала ’незначительное влияние’ (на политическую жизнь страны). Как только гроб был закрыт, наш любимый рубаха-парень выпятил грудь и стал поигрывать мускулами: убитой, которую уже много лет не пускали в прямой эфир и не публиковали на страницах многотиражек, пришлось свидетельствовать с того света, оттуда, где ее не достанет длинная рука Кремля. Не отличающееся крепкой памятью мировое общественное мнение, казалось, смирилось с позицией нефтяного царя и обратило свое внимание на другие проблемы.
Потребовались еще 10 дней и медленная агония Александра Литвиненко, умиравшего в лондонской больнице, чтобы пресса опять вспомнила выдающуюся журналистку ’Новой газеты’. Бывший сотрудник спецслужб, в двух своих книгах описавший махинации руководства Лубянки (включая и Путина), занимался расследованием взрывов, по-видимому, совершенных представителями силовых структур (300 жертв тех московских терактов послужили оправданием для начала второй чеченской войны), и поиском убийц Политковской. Литвиненко заслужил себе право на смертельную дозу, получив ее от российских спецслужб, еще со времен Сталина и Андропова специализирующихся на приготовлении таких ароматных коктейлей. Сам того не подозревая, ты проглатываешь его, а потом на глазах своего мира умираешь в страшных муках. Анна, уже отстоявшая у изголовья одного из своих слишком любознательных коллег, подозревала, что убийцы искусно приготовили такую дозу яда, чтобы смерть прокладывала себе дорогу среди невообразимого страдания. Агония должна была длиться столько времени, чтобы боль, растекавшаяся по тканям и нервам, передавала всем знакомым и незнакомым один сигнал: вот цена, которую придется заплатить за вступление на территорию властей. Имеющий уши да услышит. Как говорила мне сама Анна, показательная терапия действует куда эффективнее любого надоедливого предупреждения.
Почему она была настолько мужественной? Почему противостояла величайшей опасности? Из-за неустрашимой гордости: ’Я отказываюсь прятаться и, сидя на кухне, дожидаться лучших времен’. И из-за бесконечного благородства. В своей последней статье, набросок которой был обнаружен у нее в компьютере и опубликован уже после ее смерти, она писала: ’Я приняла обдуманное решение не отвлекаться на те ’приманки’, что встречаются мне на выбранном пути: отравление в самолете на пути в Беслан, задержания, отправленные по почте или через интернет угрозы, обещания расправы. Все это меня не волнует. Главное - возможность делать то, что я считаю самым важным. Писать о жизни, каждый день принимать в редакции тех, кто уже не знает куда идти со своим горем. Чиновники гоняют их по инстанциям, потому что их случаи не вписываются в идеологическую концепцию Кремля настолько, что история этих несчастных не может появиться нигде, и ее могут напечатать только в нашей ’Новой Газете’’.
И все же за профессиональной деятельностью отличавшейся бесконечной честностью журналистки, которая доводила до крайности свое представление о долге и выходила за рамки своего ремесла, я вижу и другое. В точности взгляда и в хирургической аккуратности стиля проглядывается младшая сестра Чехова, подобно которому она нередко наслаждалась самим процессом писательства. На Северном Кавказе Анна открыла нечто большее, чем обычные бедствия, случающиеся во время каждой колониальной войны: ’Здесь был сотворен мир полнейшей военной иррациональности, и даже если война завтра - кто знает - закончится, он продолжит свое существование. Что бы ни говорили врачи, невропатологи, психиатры о бесконечности наших способностей, любой человек обладает ограниченной сопротивляемостью души, за которой для каждого начинается пропасть и она не обязательно означает смерть. Бывают и худшие ситуации, когда человек может полностью лишиться своего человеческого облика - как реакция на все мерзости жизни. Никто не может знать, на что он был бы способен на войне’.
Анна говорила мне: речь идет не только о бесконечных несчастиях чеченцев, речь идет о нас, русских, и о вас, европейцах - процветающих, но слепых. Не знающая жалости жестокость - это рак, метастазы которого в виде коррупции, произвола, дикости добрались до Москвы, Санкт-Петербурга и далекой, влачащей жалкое существование российской глубинки. Моя страна - это не какая-то африканская или латиноамериканская диктатура, она является постоянным членом Совета Безопасности, второй ядерной державой на планете, продающей оружие в колоссальных количествах, производителем невероятных объемов нефти и газа. Хозяева Кремля обладают поразительной возможностью причинять вред, и пользуются ею без стыда и угрызений совести. Страдания чеченцев - лишь первый шаг и отдаленный пример их способностей. Я видела как исчезали наши немногочисленные свободы, как автократия душила зарождавшееся общественное мнение и оставляла страну во власти преступной и бюрократической анархии, где конфликты интересов разрешались при помощи пули или, в лучшем случае, при помощи необоснованного осуждения. Вспомните дело Ходорковского.
Мне кажется, что сила Анны, секрет ее несгибаемой стойкости скрывалась в том, что она никогда - ни перед собой, ни перед другими - не скрывала своей крайней хрупкости. Она чувствовала свою уязвимость, но знала, что мир не менее смертен, чем она, и уж точно гораздо подлее. Анна-Кассандра открыла в чеченской войне бездну, в которую падало российское общество. Когда цензура поселяется в душе каждого человека, гражданин возвращается к долгой традиции подчинения, а хозяева государства вновь получают большое пространство для маневра - без контроля внутри страны и с незначительным контролем за ее пределами со стороны снисходительного международного сообщества. Анна предчувствовала не только свою скорую смерть, она анализировала безграничную опасность, когда наше существование попадает в зависимость от доброй воли или дурных намерений политиков, червей и циников, которые в Москве олицетворяют всю власть и любой источник беспокойства.
Быть может, Анна Политковская умерла ни за что? Анна подала сигнал тревоги, чтобы весь демократический мир узнал и прореагировал. Те, кто в Западной Европе делают погоду, решили поддержать эгоизм Владимира Владимировича. Этот бывший офицер КГБ выпячивает вперед грудь ’демократа чистой воды’, как его назвал Шредер (бывший канцлер Германии и новый сотрудник ’Газпрома’), уверяющий его в безотказной дружбе. Со своей стороны, президент Франции, похоже, ничуть не раскаивается в том, что повесил высшую награду Республики на грудь Путину. Ни один из них - как ни один и из других, подобных им - ни разу не заглянул в написанное Анной Политковской, испугавшись того, что она умерла, раскрывая зловонную правду.
Умерла ни за что? Умерла за нас. Нас, людей Запада, которые не сумели ни прочитать ее, ни защитить ее. Ничто, за которое Анна отдала свою жизнь - это мы. Восприимчивая к страданиям угнетенных, неподкупная, равнодушная к нашим предложениям Анна была и остается маяком. Превыше всех ужасов, денег и карьеры - стремление к правде любой ценой.
Когда весной прошлого года мы встречались в последний раз, Анна сказала мне: ’Если меня убьют, не пытайся ничего узнать, виновный в моей смерти сидит в Кремле’. 23 ноября 2006 года Александр Литвиненко с последним вздохом произнес: ’Эти ублюдки добрались до меня, но всех они не достанут’. Это зависит от нас.
Обсудить новость на Форуме