17:24 21.09.2006 | Все новости раздела "Объединенная Гражданская Партия"
Владимир Мацкевич: "Режим вступает в новую фазу" <br> Для сторонников перемен пришло время накопления культурного фундамента
16:08, 21 Сентября | Павлюк Быковский,
Перед белорусским правящим режимом в ближайшей перспективе не стоит серьезных вызовов ни внутри страны, ни извне. Он перешел в некую новую фазу своего существования и адаптировался к современным условиям. Оппозиция сможет лидировать, если осознает свое меньшинство, положительно оценит свою "инаковость" и научится предлагать обществу нечто такое, что может оказаться для него ценным. Таким мнением с корр. "БР" поделился известный белорусский методолог, философ и педагог Владимир МАЦКЕВИЧ.
— Осенью начинается новая политическая кампания, новый электоральный цикл. Можно верить или не верить в белорусские выборы, но так или иначе это будет стопроцентно новая политическая кампания. Или нет?
— Если не быть ангажированным, самоопределенным человеком в оппозиционных кругах, а смотреть на Беларусь объективно (насколько это возможно в гуманитарных вопросах), то нужно сказать, что для белорусской оппозиции ничего нового в открывающихся перспективах не будет.
Что касается общебелорусской политической ситуации, то, наверное, можно сказать, что, начиная с этой осени, политический режим вступает в некую новую фазу. Речь идет об очередной стадии его функционирования. Это утвердившийся в Беларуси режим. Политический элитарный слой наконец получил неоспариваемую власть и теперь несет полную ответственность за эту страну. Разделить ее он ни с кем не может. Сваливать что-то сейчас на оппозицию, как это делают по инерции недоумки из пропагандистской машины режима, глупо. Точно так же как недоумкам из оппозиционного лагеря глупо растопыривать пальцы, надувать щеки и изображать, что они на что-то влияют в этой стране.
Беларусь во многом стала однородной. Все, что не вписывается в генеральную линию режима — идеологические, культурные и другие течения, — вытеснено в маргиналы и андеграунд. Они сохраняются и могут сохраняться в таком законсервированном состоянии достаточно долго. Я не знаю, как было бы правильно назвать это состояние... Во всяком случае, я бы не стал пользоваться тем словом, которое употребляет политолог Виталий Силицкий — "гетто", потому что это не гетто.
Это некая изолированность внутри коммуникативного, информационного общества. Для этого надо вообще придумать новые слова, это совершенно новая ситуация не только для Беларуси, но и для всего мира.
— Вы отметили, что то состояние, в котором находится оппозиция, в полной мере нельзя назвать гетто. А чем, на ваш взгляд, оно отличается? Как можно провести разграничительную черту?
— В гетто обязательно предполагается некоторое пространственное ограничение, тогда как большинство явлений современного мира в информационную эпоху, эпоху глобализации, экстерриториальны. Поэтому человек только сам себя может загнать в гетто. В принципе, гетто свойственно "означкование", метки, которые ставятся на людях...
— Но у нас люди сами носят значки...
— Но в гетто это делается насильственно, а у нас люди сами "означковываются". Гетто — это нечто постыдное. Часть оппозиции не видит ничего постыдного в своей оппозиционности. И как раз это меня обнадеживает. То есть люди признают, что они в меньшинстве, и из этого следует несколько разных выводов.
Ну, например, я всегда оказываюсь в меньшинстве, это чаще всего бывает в моей жизни, и я всегда вспоминаю древнегреческую поговорку, написанную на храме Аполлона в Дельфах: худших всегда большинство.
Поэтому когда мы говорим о чем-то слегка выделяющемся, выдающемся, превосходящем нечто — всегда речь идет о чьем-то меньшинстве. Не может большинство, к примеру, бегать стометровку за 10 секунд. Это делает меньшинство. За что бы мы ни взялись, речь всегда идет о меньшинствах. Ну, например, если мы возьмем, скажем, гражданскую грамотность, просто грамотность гуманитарную, то таким качеством выделяется меньшинство белорусского общества, населения, и это меньшинство как раз тяготеет к оппозиции.
В этом смысле оппозиция выделяется по некоторым своим качествам среди большинства, которое, соответственно, уступает ей по нимм. И это меня радует. Потому что если оппозиция будет это осознавать или люди в оппозиции будут это понимать, если будут положительно относиться к своей "инаковости", то они смогут лидировать, тянуть за собой, что-то предлагать обществу такое, что может оказаться для него ценным.
Но прежде всего надо научиться так действовать.
— Для этого надо изменить стиль поведения?
— Конечно. И, несмотря на то, что мы много раз утверждали, я, в частности, в этом году и в конце прошлого года говорил, что после очередной "элегантной победы" на этих выборах страна превратится в Кубу или нечто подобное Кубе, однако есть много отличий. Отличия как раз длиной в исторический период и тот технологический, информационный прорыв, который был совершен в эпоху глобализации во всем мире.
Наша диктатура адаптировалась к современным условиям, это действительно так, поэтому сейчас мы должны отвергнуть всякие рассуждения о том, что страной правят "колхозники необразованные". Да, в общем, "колхозники" по своему происхождению, да, они вышли из низов и вырвались на высшие государственные и политические посты, из грязи — в князи, но за 12 лет они много чему научились. Им нельзя отказать ни в природной сметке, ни в интеллекте, ни в способностях обучаться. Они обучились и сейчас всерьез начинают демонстрировать свое право полностью распоряжаться в этой стране и определять ее дальнейшую судьбу. Поэтому объявленная реформа белорусского языка, на котором сегодняшний правящий класс просто не разговаривает — это последний циничный штрих в подтверждение своего права на полное распоряжение страной.
Такова реальность, ее необходимо признать. И надо сказать, что наша оппозиция с ней смирилась. Думаю, что правящий класс, правящая элита еще не до конца осознали это в лице отдельных представителей, но целиком, наверное, это не признается, а вот оппозиция с таким порядком вещей уже смирилась, скромно заняла подобающее ей место со всеми вытекающими последствиями.
Главное последствие состоит в обмельчании людей, лидеров; уменьшении, резком уменьшении количества людей, которые отождествляют себя с оппозицией. Обмельчании — в смысле целей, деятельности, мыслей, поступков. Ждать серьезных поступков от такой оппозиции просто не приходится.
— Мы сейчас затронули вопрос, в какой ситуации находится оппозиция. А давайте рассмотрим: в какой ситуации сейчас находится власть? Для них были президентские выборы, для них было, наверное, изменение отношений с Западом, появились новые санкции, и, возможно, как-то меняются отношения с Россией. Как вы можете прокомментировать изменения в этой области?
— Всякий авторитарный режим заинтересован в признании и в уважении к себе. Авторитарным лидерам кажется, что чем более сильными они будут выглядеть, чем более брутально они будут себя вести, тем больше уважения, престижа им достанется.
— Будут бояться — будут уважать?
— Ну, примерно так. Надо сказать, что доля правды в этом есть. Они заставляют с собой считаться de facto. Вообще, А. Лукашенко никогда не боялся реакции Запада. Начиная с реакции на референдум 1996 г., он видел, что, несмотря на пиар, несмотря на всякую болботню журналистов и второстепенных политиков, первостепенные политики придерживаются установки наивного реализма — надо считаться с произошедшим. Это только задирает самооценку сторонников режима. Посмотрите, как молодежь, сегодня начинающая поддерживать этот режим, гордится тем, что Беларусь не получила уважение и отношение к себе в подарок от кого-то (как это когда-то Билл Клинтон дарил Станиславу Шушкевичу), а "мы добились его сами. Вырвали его".
И это качество в глазах такого рода людей делает режим "самостным", каким-то таким, о котором, я думаю, мечтали националисты звездного своего периода начала 90-х годов: видеть сильную, процветающую Беларусь, чуть ли не от моря до моря, лидирующую в составе балто-черноморской ассоциации и противостоящую России. Ну, вектор изменился немного, но отвечает некоторым глубинным, спрятанным мотивам белорусского национального характера.
Когда-то я в своей книге "Беларусь: вопреки очевидности" писал, что у белорусов дискретное существование. Они вспоминают о нем только тогда, когда их призывают на войну с Россией или когда надо противостоять полонизации. Сейчас белорусы вспоминают о себе и начинают культивировать у себя националистические нотки, потому что мы, как Венесуэла, Куба, Северная Корея, противостоим "огромному, бессмысленному, погрязшему в разврате Западу".
Однако ту же самую черту характера можно, поменяв вектор, направить в другое русло. И в этом смысле перед режимом, перед правящей элитой стоят те же самые проблемы, которые были не решены или не очень хорошо были артикулированы в начале 90-х годов перед пробелорусски настроенными демократами.
Значит, надо определить место и специфику страны в международном разделении труда и в международных политических раскладах. Нужно определить характер долгосрочной системной трансформации белорусского общества, хозяйства, экономики. То есть в первую очередь упор делается на интеллектуальные задачи.
Представляется, что идеологи режима это понимают и начинают эти вещи решать. Славянофильские тенденции, в свое время выполнявшие важную для режима роль в плане удержания власти, сегодня являются анахронизмом. Понятно, что славянство не играет лидирующей роли в той картине мира, в которой Беларусь пытается самоопределяться. Россия не становится субъектом, претендующим на отбиор у лидеров современного мира функции однополярного управления.
Соответственно, надежды перекладываются на Китай. Я думаю, что это совпадает и с намерениями самих китайцев. Китайцы, дружа с арабскими поставщиками нефти, с разного рода партизанскими движениями и режимами в Африке и Латинской Америке, нуждаются в серьезных друзьях в других частях света. Поэтому, напрашиваясь в друзья к китайцам, Беларусь реализует в лице сегодняшней элиты по-своему правильную установку — в своей картине мира. Я оговорюсь: именно в своей картине мира, потому что для меня мир выглядит иначе. И в этом смысле я бы действовал по-другому.
Беларусь сегодня ищет место в мире, для этого предпринимает определенные ходы в международной и внутренней политике.
Надо сказать, что во внутренней жизни страны им сложнее, потому что в страстном порыве захватить и удержать власть режим сделал ряд существенных ошибок. В частности, если рассмотреть культивирование национализма, который дает энергетику стране для решения предстоящих серьезных трансформационных планов. Вырубив вековую преемственность, мы тем самым ослабляем корни — откуда энергетика может питаться. В конце концов, на одном энтузиазме и патриотизме добровольцев, раскапывающих могилы неизвестных солдат второй мировой войны, далеко не уедешь. Надо задействовать все пласты ментальности, интеллекта, задающие патриотизм, для этого нужно играть на поле полной истории, а не редуцированной. Соответственно, не любые символы для этого годятся. И что теперь делать с сегодняшними символами, которые обрезают историю, кастрируют патриотизм?
Сейчас режим вступил в новую стадию, надо строить долгосрочные проекты, а в долгосрочных планах перспективы российского рубля, к которому привязан белорусский, весьма сомнительны. Понятно, на чем держится российский рубль — не на золотом запасе, не на трудолюбии русского народа. Он держится на нефтяной конъюнктуре. А она имеет свои циклы. Конъюнктура не меняется в течение сезона, хотя иногда бывают очень резкие изменения, но в течение десятилетий — меняется.
— Как не повезло Михаилу Горбачеву!
— Да, и как повезло А. Лукашенко. Как раз на благоприятной нефтяной конъюнктуре, имея соответствующие перерабатывающие предприятия, мы выжали из этого очень многое.
— Сейчас, возможно, меняется отношение России к Беларуси, да и Запад от реальной политики, о которой вы говорили, вынужден переходить к реальным санкциям. Так ли это?
— Я пока не вижу этого перехода ни в России, ни на Западе. Наблюдая за этими процессами, я выбрал для себя какие-то критерии, по которым мог бы судить: да, политика изменилась. Нет реальных санкций и практических действий Запада, которые могли бы привести к кардинальным изменениям в Беларуси. Что касается России, то на сегодня ей нужен форпост в лице Беларуси. Это входит в противоречие с какими-то долговременными намерениями Кремля, но они должны считаться с тем, что если Россия перегнет палку и доведет дело до инкорпорации Беларуси, можно прогнозировать, что будет с СНГ: моментально обострятся центробежные тенденции...
— Можно прийти к выводу, что у белорусского режима сейчас нет серьезных вызовов извне?
— Я бы сказал, да. Каких-то серьезных неприятностей у режима нет. Ни внутри, ни вовне. Самая серьезная, но решаемая проблема, на которую некоторые нерефлексивные энтузиасты возлагают много надежд, — это газовый спор, но это тоже нельзя считать серьезным вызовом. По моим дилетантским прикидкам, белорусская экономика готова к повышению цен на газ, и это даже приведет (если не случится резкого скачка, а будет постепенное, ступенчатое повышение) к оздоровлению белорусской экономики и уменьшению зависимости от России.
Изменение цен на газ вынудит Беларусь менять внешнеэкономический баланс и будет стимулировать поиск новых экспортных возможностей. С другой стороны, для ряда предприятий и служб это будет трудно, и, конечно, определенным образом отразится на кошельках обывателей. Но не сильно.
— Это не расшатает устои режима?
— Абсолютно. Более того, в плане укрепления режима это может быть и благоприятным фактором, потому что для перспективного управления государством в нем надо провести еще ряд изменений. А мобилизовать энергию населения на проведение этих изменений можно не таким большим количеством способов. Один из наиболее распространенных способов — поднятие патриотических настроений, чувств и т. д., что легче всего делается, когда есть "против кого дружить". Против Запада мы уже подружили, потенциал близок к исчерпаемости, но время от времени А. Лукашенко эксплуатирует Россию в качестве альтернативного врага.
— Подведем итог. Стоит ли ожидать каких-то кардинальных изменений на белорусской политической сцене этой осенью?
— Я не вижу признаков какого-то оживления в белорусской политической жизни этой осенью. Молодежные инициативы на сегодня децентрализованы, и поэтому вряд ли смогут произвести какой-то серьезный эффект. Попытка объединения, попытка централизовать и каким-то образом координировать разрозненные усилия оппозиции через региональные коалиции — это бесперспективно. На местных выборах власть, я думаю, постарается подтвердить свои достижения. Ее основной задачей будет обеспечить предсказуемость результатов выборов. И на это будут брошены все силы.
Я думаю, что сейчас общее состояние дел будет настоятельно требовать для людей, не вписывающихся в режим, то есть всех меньшинств, которые, собственно, сейчас разрозненны и которые сейчас могут назвать нелояльными (пока это нельзя назвать сопротивлением, нельзя назвать оппозицией в полном смысле слова) — работая здесь, в этой сфере, мы должны переходить к каким-то основательным, фундаментальным, ментальным вещам. Сейчас время поиска и изготовления каких-то фундаментальных вещей.
Нельзя делать агитационное кино. Если мы делаем кино, давайте делать хорошее, пусть короткометражное, но хорошее. Если мы пишем книгу, то давайте писать ее не собирая несколько листовок под одну обложку, а писать основательно, чтобы она затрагивала умы.
Сейчас время культурных накоплений, создания культурного фундамента, чтобы, как только ситуация станет благоприятной, мы имели возможность заявить свои претензии, могли сказать, что не только боролись, не только митинговали, не только демонстрировали свои значки "За свабоду!", мы на эту свободу поработали. Сегодня в лидирующих позициях должны быть для этой части публики не митинговые политики, а люди, создающие фундаментальные вещи.
Когда мы говорим о людях, способных на поступки, на громкое выражение своего мнения в виде уличных акций, следует помнить, что это молодежное дело, поэтому господам Статкевичу, Лебедько я бы рекомендовал, как балеринам, подумать о своем возрасте.
Процессы, влияющие на историю, на развитие страны, на будущее, не всегда эффектны и видны. Есть процессы, которые протекают подспудно, не зрелищно, но оказывают гораздо большее влияние на умы, на сердца и, в конце концов, на историю. Это точно так же, как и в природе. Мы видим бурный ледоход, но он подготовлен серьезными процессами до этого. В течение нескольких дней появляются листочки на деревьях весной, но деревья неделями копили энергию для их роста, однако мы этого не видим.
Точно так же и здесь. То, что не видно, не зрелищно, но фундаментально и основательно, должно в большей степени привлекать наше внимание, нежели бурное, зрелищное. Одно дело — новости, когда каждые полчаса идут репортажи с майдана — это приковывает внимание всех. И другое дело — сесть, открыть серьезную книгу и вдумчиво читать. Одно дело — подготовить майдан, позвать людей на "революцию 25 марта" или устроить бузу, и другое дело — сесть и эту книгу написать. Сейчас, я думаю, внимание людей, которые хотят что-то изменить в стране, должно быть скорее приковано к философу Валентину Акудовичу, чем, например, к политику Винцуку Вячорке; скорее это должно быть внимание к тому, что говорят социологи Олег Манаев и Андрей Вардомацкий, а не политик Александр Милинкевич.
Обсудить новость на Форуме