12:48 26.06.2006 | Все новости раздела "Объединенная Гражданская Партия"
Лариса Бухаленко: «Я просила у Господа защиты, чтобы никого не убили»<br> Из воспоминаний о палаточном городке
11:18, 26 Июня |
Первая ночь…
Что значит не страшно? Мы же слушали Наумова и Сухоренко. Нам не хотелось быть закатанными в асфальт или пожизненно сидеть в тюрьме. Я прекрасно понимала, на что я иду. Но в первую палатку, которая была поставлена, мы бросили свои вещи. И остались.
Первая ночь, конечно же, была незабываемая. Она была мистическая. Небольшое количество людей, в основном, молодежь. Нагнетали обстановку провокаторы. Через каждые полчаса подходили и рассказывали, как с той или другой стороны идет группа омоновцев или чуть ли не танковая бригада. Было очень холодно. Выключена музыка и свет. Темно. Приходилось петь или кричать лозунги для того, чтобы согреваться. Ощущение было, что собрались не люди, а ангелы, которые исполняют какую-то особую миссию. Ощущение, что происходит что-то очень-очень важное. Идет противостояние на очень высоком уровне — духа. Дискотеки еще не было, не было инфраструктуры. Нечего было поесть, попить, некуда ходить в туалет. Но ощущение, что рождается что-то очень серьезное, было у всех, кто остался. В палаточном городке не было ни одного случайного человека. Все были очень серьезно настроены.
В последующие дни люди приносили нам продукты питания, теплую одежду. Постоянно приходили, спрашивали: «Что еще купить?». В палаточном лагере стали болеть буквально через одного. Началось повальное заболевание ангиной. В какой-то момент, когда ко мне подошли и спросили: «Что еще из медикаментов?», я попросила бисептол от ангины. В течение часа принесли столько бисептола, что я уже просто искала этих людей, чтобы прекратили доставку. Приносили огромное количество самых разных дорогих медицинских препаратов и витаминов. В лагере остались две палатки, битком набитые самыми лучшими медикаментами.
…И последняя
Я осталась в эту последнюю ночь, хотя уже четко знала, что будут брать. Предчувствие было стопроцентное. Уже была симптоматика. Павличенко, который тусовался на другой стороне улицы, и который явно принял какие-то решения. И некоторые другие генеральские чины.
Я увидела огромного генерала, в норковой шапке, у него было шесть секьюрити. Я подошла к нему, протянула цветок. Сказала, что мы, взрослые лагеря, надеемся, что нашим детям не будет причинено никаких физических страданий. Что все-таки удастся найти цивилизованный путь для того, чтобы разговаривать с нами и нашими детьми. Что удастся не проливать кровь. Дети стоят мирно и требуют то, на что имеют право.
В этот момент, когда я дарила ему цветок, набежало большое количество журналистов и начали делать снимки. И все его охранники повернулись к нему, а к СМИ спиной, и закрыли генерала собой, чтобы не снимали. Генерал стоял на углу Дворца республики и прикрывался секьюрити. И из-за угла наблюдал за всей акцией. Цветок не взял.
Когда выманили и увезли Сивчика, уже было понятно, что дела обстоят достаточно серьезно. Начали обезглавливать лагерь, начали бить, задерживать очень большое количество людей.
Это было поздно вечером. Избили парня, его звали Коля, который стоял в оцеплении, когда вносили биотуалет в палаточный городок. Милиционер нанес ему очень сильные удары по голове, бил резиновой дубинкой. Парня внесли на руках в палаточный городок. Меня позвали как доктора, прибежали еще студенты, которые учатся на медицинских факультетах. Николай терял сознание на некоторое время. У него были очень сильные головные боли. Его также били в область позвоночника, шейный отдел. Была боль в области поясницы.
Он очень плохо себя чувствовал. Был слабый, не мог двигаться, не хотел отвечать, вялый. Такая картина сотрясения головного мозга.
Захват
Окружил десант. Высокие, черные, их было много. Автозаков немерено. Я посадила группу девочек возле себя. Пыталась их успокоить, мы молились. Просила у Господа защиты, чтобы никого не убили. Ребят вытягивали из оцепления, били. Обзывали по-всякому, пытались психологически давить и воздействовать.
Во время взятия городка избитого Николая, который лежал в палатке, вытащили и брутальным способом поволокли в машину. Он встать не мог.
На Окрестина нас поставили лицом к стене. Избивали в первую очередь тех, кто чем-то был приметен. С серьгой, с хвостиком. Ребята падали, подымались, опять падали. Все держались стойко, не жаловались.
Минут через 40 стояния на морозе Николай потерял сознание и упал. Его вынесли свои ребята. Люди стояли шеренгами, не в один ряд, а было несколько рядов.
Я подошла к Коле, подошли несколько омоновцев. Я сказала, что у парня очень серьезное повреждение. Он может умереть в любой момент, и ответственность будет на них. Николай пришел в сознание и начал разговаривать, очень вяло. Я не церемонилась с омоновцами. Я начала требовать, что парня нужно внести в помещение.
Его внесли в спецприемник, положили на пол. Колю начало трясти. Прибежал какой-то чин, начал светить ему зрачки и утверждать, что он «наширялся» наркотиков. Я настояла, чтобы вызвали «скорую помощь». Приехала врач, которую я никогда не забуду. Такое впечатление, что ее специально подготовили в спецзаведении для осмотра политзаключенных. Такие врачи, наверно, оказывали помощь в сталинские времена.
Она пыталась приводить парня в чувство садистскими методами. Била по лицу, кричала: «Вставай!», пыталась поднять. Я наклонилась к ней и сказала на ушко пару слов не очень литературным языком. Пообещала, что если с парнем что-то случится, я ее найду, достану из-под земли.
Она стала его забирать. Не распорядилась принесла носилки, хотя я настаивала. Парня подняли и поволокли санитар и фельдшер.
Заключение
В ИВС на Староборисовском тракте я отсидела 15 суток. Меня втолкнули в мрачную двухместную камеру и захлопнули дверь. Я не знала, что будет дальше, и могла предполагать все, что угодно. Что наступит не только административная «ответственность», а какая угодно. Ощущение неопределенности. Условия были гулаговские. У меня была температура 40 градусов. Сутки нам не давали ни есть, ни пить. У меня аритмия. Я просила, чтобы мне оставили таблетки, я принимаю их каждый день. Но у меня отобрали лекарства. Сначала со мной в камере никого не было. А потом посадили девушку. Потом были другие камеры.
У меня все время держалась температура до суда и потом еще очень долго. Полечили меня за все время одной таблеткой аспирина, которую мне выдали в больнице. Меня туда завезли и отвезли назад. Не госпитализировали. Врача мало волновала моя аритмия и температура. У нее было четкое распоряжение «сверху». Врачи — люди несвободные, как и все остальные. Кто начинает быть свободным, того выбрасывают за борт.
Тюрьма не сломала меня однозначно. Первые дни были сложные, но потом они были сложными у наших надзирателей и начальников тюрьмы. Мы митинговали круглосуточно. Требовали и добивались своих прав беспрерывно. Нам обещали надеть наручники. Мы пели песни, сочиняли стихи. Занимались дизайном, оформляли нашу камеру и отмывали ее. Была очень большая солидарность и взаимопомощь. Думаю, в ИВС еще долго будут вспоминать, как у них сидели «наркоманы» из палаточного городка.
Народные герои
Когда я вернулась домой, я долго болела, ни с кем особо не общалась. Но, естественно, все рвались ко мне и пытались вытянуть хоть какую-то информацию. И когда пришла моя подруга из Новогрудка, поговорив со мной, она сказала: «Ну ты, мать, заматерела». Я спрашиваю: «Что это значит?». Она говорит: «Я не могу найти других слов». Я не знаю, что с ее точки зрения означали изменения, которые произошли во мне. Но мне кажется, что моя свобода и мое бесстрашие стали еще более явными.
Я восхищаюсь нашими детьми. Взрослые люди гораздо больше имеют опыта и как себя вести, и как уходить от неприятностей. В то время как дети шли открыто, не прячась, с гордо поднятой головой и получали по этой голове. Очень большое количество было избитых во время проведения акции и в оцеплении, и за территорией городка.
Подобной акции не было никогда ранее. То, что происходило на протяжении четырех дней и ночей при морозе, при отсутствии возможности погреться, это героизм. И участников палаточного городка по праву можно назвать народными героями.
И, конечно же, эта молодежь не должна быть оставлена. Ее нужно оценить и не дать ей затухнуть, ее необходимо поддержать. Считаю, что это основная задача теперь всех политиков, которые считают себя оппозиционерами. Действительно обратить внимание на новое поколение и делать инвестиции в молодежь.
Обсудить новость на Форуме