15:31 22.07.2009 | Все новости раздела "Объединенная Гражданская Партия"
В.Купрейчик о своей жизни: «Это была хорошая партия!»
В июле международный гроссмейстер Виктор Купрейчик отметил свое 60-летие. В интервью знаменитый белорусский шахматист рассказал, за что его хотели исключить из комсомола и почему голосовал против избрания Александра Лукашенко председателем НОКа.
— Виктор Давыдович, почему в свое время вы выбрали именно шахматы?
— В шахматы я пришел не сразу, и, честно признаюсь, в 59-м мечтал о футболе. У нас тогда на Сельхозпоселке, где мы жили, было поле. Вот там и собирались. Футбол, шахматишки, картишки, драки...
— Даже драки?
— Непременно, и обязательно стенка на стенку. У нас была школа посередине поселка. Между собой компании и соперничали. С палками, другими атрибутами — все как положено. Те, которые постарше меня были, целые войны между собой вели.
— А что родители?
— А родители работали с восьми утра и до восьми вечера. Время было такое, что шпана в основном — на улице. На полянке гоняли мяч, брали с собой в парк и шахматы.
— И много было любителей шахмат?
— Я в основном с другом играл. Еще несколько человек приходили. Маленькие были — от шести до десяти лет, но сражались.
Меня дядя, военный летчик, светлая ему память, научил переставлять фигуры. Дядя хорошо играл, папа тоже неплохо. Он, кстати, 3 июля 44-го года освобождал Минск. Папа закончил Горьковское зенитное училище, войну прошел, затем до конца жизни работал экономистом на фабрике “Коммунарка”.
Так вот они мне дали шахматные азы, а затем, когда мы пошли во Дворец пионеров записываться в кружки, я именно шахматную секцию и выбрал. Не рукоделием же заниматься.
— Вы были примерным пионером?
— Был, но в комсомол не вступил. Только перед поступлением в вуз влился в комсомольские ряды, потому что иначе нельзя было поступить в университет.
Кстати, будучи еще школьником, и, выступая за взрослую сборную Беларуси, не получил из школы характеристику на поездку в ГДР, где должен был участвовать в международном турнире. Своенравие. Не захотел писать сочинение на тему “Образ Наташи Ростовой”. Мне нравилось порассуждать на вольные темы, а этот образ как-то не вызывал у меня творческих эмоций.
Одним словом, вызвали меня на педсовет, я там и заявил преподавателю: “Вы просто учитель, а не педагог”. Мне после этого и отказали в характеристике.
— Но школа, наверное, гордилась вами?
— Наверное, я же был единственным мастером спорта. По тем временам это было высокое звание.
Да и вообще, в школе я был примерным учеником в плане успеваемости. Побеждал на математических олимпиадах, учился хорошо. На меня, кстати, затем учитель математики обиделся, когда после школы я решил поступать на факультет журналистики, а не по математическому профилю.
Другое дело, что вольнодумцем был. Выражал свое мнение, непривычное для тех времен.
— С учителями в шахматы играли?
— Когда уже поступил на факультет журналистики БГУ...
— Кстати, а почему журналистика?
— Я же говорю — с сочинениями у меня было неплохо. И поначалу на журфаке у меня все шло гладко. Учеба, разъезды, турниры... Декан факультета Григорий Васильевич Булацкий говорил так: “Купрейчик пришел, значит, лекцию можно начинать”.
Но проблемы не обошли меня стороной и там. В 68-м году попал в уличную историю с дракой. 1 января было, утро, потасовка... Вмешался посторонний — получил и он. Позже оказалось, что товарищ, который попал “под молотки”, оказывается, из КГБ.
Естественно, о “факте” сигнализировали на факультет, было комсомольское собрание, на котором рассматривали поведение Купрейчика, порочащее советского комсомольца. По-моему, 35 человек проголосовали тогда за мое исключение, 36 — против. С трудом, но отстояли.
И в том же году я оправдал доверие, став чемпионом мира в команде СССР среди студентов. А уже через год, в 20-летнем возрасте, попал на первенство Союза, и стал там самым молодым его участником.
— К тому времени у вас кумиры уже были?
— Наверное, Миша Таль. С Корчным я сотрудничал, когда он был в Минске. В шахматах тренер и помощник на равных, и Виктор Львович Корчной в 70-е годы пригласил меня быть его помощником. В 76-м году мы сбор проводили в Стайках, а через некоторое время он остался сначала в Нидерландах, а затем ему дали политическое убежище в Швейцарии.
— На вас бегство Корчного не сказалось?
— Однажды, когда поехали на какой-то международный турнир, меня напутствовали в спорткомитете и дали рекомендацию: “С Корчным даже не здороваться”. И вот приезжаем, разместились, нахожу под дверью открыточку: “Уважаемый В.Д., хотел бы с вами встретиться”. Это была открытка от Корчного.
Затем прогуливаюсь, смотрю — невдалеке идет Виктор Львович. “Виктор”, — кричит мне. Честно признаюсь, тогда я только развел руками — нельзя, мол, отвечать. Времена такие были, меня могли сразу же сделать невыездным.
Но в предместье Парижа мы все-таки встретились. Подаю ему руку и говорю: “Виктор Львович, вы имеете право пожать ее или отказаться”.
Тот, наверное, с полминуты думал, но подал. И добавляет: “Зайдем ко мне”.
У меня была бутылка “Беловежской”, сидим, разговариваем. И тут звонок — звонит его жена. И Корчной, а он всегда картавил, говорит в трубку: “Слушай, ты пгэдставляешь, я здесь с гускими сижу и выпиваю”. У него, кстати, жена австриячка, десять лет отсидела в советских лагерях.
Позже, помню, Корчной подарил еще какую-то книгу на немецком языке. А у меня что по иностранному языку, что по пению — талант один и тот же.
— Сколько раз вы играли с Корчным?
— Четыре раза, счет — 2:2. Хотя 2:0 по партиям я вел.
И знаете, чем Корчной отличался от других? Своей спортивной злостью. В самом хорошем смысле. Все знали, что если Корчной садился за доску, то ты для него враг. Вот Борис Спасский — тот интеллигент. У каждого своя тактика.
Например, когда играли Корчной и Петросян, они пинали под столом друг друга ногами. Чтобы вывести соперника из равновесия. Ведь концентрация для шахматиста — это очень важно. Тогда “бои под столом” заметили, был скандал. Вроде же солидные люди, в возрасте уже были...
Анатолий Карпов любил смотреть в глаза сопернику, Каспаров был эмоциональным игроком. Некоторые перед матчем бросали в портрет соперника дротики.
— С кем вам было в шахматах легче всего играть?
— А там не было легких соперников. Все, кто поднимались вверх, — они гении.
— Вас Михаил Таль, насколько известно, называл “шахматным д’Артаньяном”...
— Или гусаром, я уже не помню. Это потому, что во время игры я играл лихо, жертвовал фигуры.
Но это абсолютно не значит, что я просто так садился и бездумно отдавал эти самые фигуры. Совсем нет. У меня был такой стиль игры. Кто-то играет аккуратно, я рисковал.
— И часто приводила к победе такая тактика?
— Всякое было. На чемпионате 76-го года я занял последнее место, а первым стал Толя Карпов. Так вот я выиграл пять партий, проиграл 10 и одну свел вничью. А Анатолий Евгеньевич выиграл шесть, а остальные сделал ничьи. То есть по количеству побед мы шли почти вровень.
— Карпов и Каспаров были непримиримыми врагами?
— Там было много непонятного, но они на самом деле играли на своем противостоянии. На мой взгляд, больше для имиджа.
Кстати, Карпов со мной ездил на свой первый международный турнир. Мне было 17, а ему 15 лет.
С Гариком Каспаровым я играл... Знаю их с молодых лет.
— Во время приезда Бориса Спасского в Минск вы его постоянно сопровождали. Дружите?
— Я не скажу, что хожу в друзьях у Спасского, но Борис симпатичный человек. Помню, первую партию с ним мы играли на командном чемпионате Союза. Я играл белыми, он предложил ничью. Я отказался. Тогда Борис снял для верности пиджак и обыграл меня очень классно. А потом мы с ним еще играли в быстрые шахматы, и я взял реванш.
— Виктор Давыдович, сегодня белорусские шахматы вас радуют?
— Во всяком случае об этом можно говорить без пессимизма. У нас есть Алексей Александров, Алексей Федоров, Сергей и Андрей Жигалко...
Процесс идет нормально. Хотелось бы большего, но... Не всегда получается то, чего хочешь. Для этого нужны трудолюбие и упорство. Да и с финансированием у шахмат всегда были проблемы. Мы — не олимпийский вид спорта, не очень телевизионный...
— В 97-м газеты о вас писали: “На сессии белорусского Олимпийского комитета его новым председателем, вместо незадолго перед тем умершего Владимира Рыженкова, министра, ведавшего спортом, — беспрецедентным образом и практически единодушно (116 — “за”, “против” проголосовал только международный шахматный гроссмейстер Виктор Купрейчик) избран президент Беларуси Александр Лукашенко...” Снова позволили себе вольнодумство?
— Я голосовал не против Лукашенко, а против того, что законы не должны нарушаться. Ведь в Олимпийской хартии сказано, что этот пост не могут занимать люди, которые находятся на официальных государственных должностях.
Я аргументировал свою позицию так — мы нарушаем положения Хартии. Считал и считаю, что если есть документ, то нужно подчиняться в первую очередь ему.
Кстати, многие мне затем говорили, что я правильно поступил, по чести. Конь не может ходить как слон, а пешка, как королева.
— Виктор Давыдович, какая у вас семья?
— У меня одна взрослая дочь от первого брака, второй раз женился.
— Это у шахматистов в крови — многобрачье?
— Да, это только мой добрый друг Юра Балашов имеет пять детей от одного брака. В шахматном мире это, наверное, результат, который достоин Книги рекордов Гиннесса.
Понимаете, шахматисты довольно сложные люди по характеру. Мы самолюбивы, нетерпимы, часто раздражительны...
И все же меньше нас от этого не любят. Как не меньше с годами любим шахматы и мы. И с высоты прожитых лет сегодня я могу сказать так: “Это была хорошая партия!”
Обсудить новость на Форуме