21:00 11.06.2006 | Все новости раздела "Объединенная Гражданская Партия"
«На свободу – с чистой совестью - творческая командировка в места не столь отдалённые
19:43, 11 Июня | Вадим Казначеев, "Абажур"
После выхода из Жодинского СИЗО при тюрьме особого режима мне несколько раз задавали вопрос: почему я не мог выйти из оцепления и перейти туда, где находилось большинство журналистов?
По следующей причине. Незадолго до этого я говорил с известным правозащитником и обозревателем российской «Новой газеты» Александром Подрабинеком. Ещё несколько минут назад – с Павлом Круком, – единственным, наверное, представителем украинской «Поры», который смог просочиться в Беларусь. Казалось бы, «что им Гекуба, что они Гекубе?» – однако оба оставались там. А я всё-таки, кроме того что журналист, – гражданин этой страны. Поэтому, когда Дмитрий Дашкевич объявил в микрофон: «В лагере не осталось ни одного журналиста», – единственным порывом было подойти к организаторам с удостоверением и разъяснить, что это не совсем так (что я и сделал, и не только я: коллеги, оставшиеся в палаточном городке, мыслили точно так же).
В профессиональном плане столь непосредственное ознакомление с отечественной пенитенциарной системой оказалось, безусловно, полезным – но в тот момент я, ей-Богу, вовсе не рвался в герои. Просто так уж вышло.
***
На площади Калиновского (так обитатели палаточного городка переименовали Октябрьскую площадь столицы, на которой они и находились) я рассказал Александру Подрабинеку о диких измышлениях белорусского КГБ, согласно которым белорусских боевиков готовили в Грузии арабские террористы под руководством американских инструкторов. Подрабинек ничуть не удивился: «Ещё в советские времена я тоже был англо-американским шпионом и вдобавок агентом израильского сионизма. Стиль тот же».
Александр Подрабинек – диссидент и правозащитник с большим стажем, подвергавшийся за свою деятельность преследованиям ещё в Советском Союзе. Вновь попасть в тюрьму по политическим мотивам ему довелось в лукашенковской Беларуси: от Советского (символическое название) райсуда Минска он получил 15 суток, и отсидел их в известном спецприёмнике на Окрестина. Это невзирая на то, что Подрабинек приехал в Беларусь как корреспондент российской «Новой газеты». Таким образом, Советский суд (как говорится, «самый гуманный суд в мире»), как много лет назад, опять посадил в тюрьму известного правозащитника.
«А.Подрабинек является одним из самых влиятельных российских правозащитников и обладает безупречной репутацией. Задержание А.Подрабинека мы считаем вызовом российскому обществу и осознанным антироссийским демаршем. Требуем неотлагательного вмешательства российского МИДа в судьбу А.Подрабинека и других россиян, задержанных режимом Лукашенко», – такая оценка звучала в российских СМИ.
Я успел побеседовать с Александром Подрабинеком до того, как мы оба, наряду с обитателями палаточного городка, отправились за решётку.
«Трудно угадать, чем это закончится в конечном итоге, – сказал А.Подрабинек. – Уверен только в одном: нельзя на этом останавливаться. Палатки на площади, изменения в связи с этим в общественном сознании – это только один из этапов. Взяли этот рубеж – надо брать следующий. Власть спасовала – это очевидно, какие бы действия она ни предприняла в дальнейшем – и в любом случае должна быть экспансия, необходимо наращивать усилия.
Ясно видно, что люди хотят свободы. Второй важный момент: людей вдохновляет успех. Они показали – и самим себе, и всему обществу – что власть не может делать с ними всё что заблагорассудится. В этом направлении должно идти непрерывное движение».
***
«Задержание проводить корректно! Без насилия и оскорблений! Кто не понимает, потом объясню индивидуально!» – доносился из раций командирский голос, – не знаю, самого полковника Подобеда или другого офицера, руководившего разгоном палаточного городка. Также не знаю, было это реальное стремление соблюсти законность или же желание не создавать картинку (разгон всё-таки снимали на теле- и фотокамеры); как бы там ни было, если даже первое – значит, спецназовцы, как говорится, на своих командиров попросту «забили». В МАЗе, где ехал я, лгать не буду, никого не били – однако, позвонив оттуда, я оставил на некоторое время мобильник во включенном состоянии, и на другом конце провода сполна прониклись атмосферой: в результате сразу же появилось сообщение, что из автозака несётся сплошной мат. Кстати, на фоне грязной ругани, без которой спецназовцы, судя по всему, обходиться не умеют просто по природе, особенно занятно выглядит арест некоторых журналистов, которым эти же матерщинники инкриминировали «нецензурную брань в общественном месте». К примеру, коллегам Вадиму Александровичу и Андрею Дынько, от которых я матерных слов не слышал никогда в жизни (сам я подобной добродетелью, увы, похвастаться не могу).
При этом другие задержанные рассказывали об избиениях и издевательствах – и в МАЗах, и на Окрестина. В частности, в спецприёмнике-распределителе я находился на 4-м этаже – и там среди ночи нескольких молодых людей одного за другим заводили в кабинет, где, как они свидетельствуют, их били. По спецназовским меркам, не слишком сильно – скорее, запугивали и издевались: например, разгонялись, имитируя намерение сильно ударить, и резко останавливались; кому-то попало в солнечное сплетение, кому-то по шее, кого-то таскали за нос… Правда, занимались этим лишь четверо спецназовцев с весьма характерными лицами (если можно в данном случае употребить это слово) – из разряда тех, о которых поэт сказал: «Уродись я с такою мордою, я б надел на неё штаны». Причём все как на подбор (хотя почему «как»? такие и подобрались).
Били и при задержании – не дубинками, которые висели на поясах (явно для той же картинки) – но кастетами (или как у них называется этот прибамбас, надетый на руки) заехали многим по разным частям тела. Опять же, не говорю о себе – мне сказали: «Пройдите, пожалуйста, в автобус» (это стало единственной, пожалуй, привилегией журналиста). Но других – задерживали жёстче, кому-то и перепало (не всем, конечно): и сам видел, и жаловались люди.
Что ж, ежели не «мочили» дубинкой, а просто дали разок кулаком по башке и покрыли матюгами – наверное, для доблестных лукашенковских спецназовцев это максимально корректная форма задержания.
***
В длиннющем окрестинском коридоре арестантов уткнули лицом в обе стены – по гендерному признаку. Несмотря на упомянутую длину коридора, «мужская» стена была уставлена так, что яблоку было некуда упасть (это я фигурально: яблоки, наряду с прочими вещами, уже изъяли). Стоять в конце концов надоело, к тому же затекла нога. Поэтому я немножко нарушил установленный порядок и стал прогуливаться по коридору. Тем временем возле спецприёмника проходил митинг; вероятно, какие-то люди (правозащитники? журналисты? представители посольств?) проникли и в само здание: по крайней мере, на меня обратили-таки специальное внимание: «Журналист, уйди, не маячь перед дверями, стань к стене!» Исполнить это указание было не так-то легко, по причине вышеописанной плотности народонаселения; мне пришлось пройти в противоположный конец коридора, где я нашёл свободное местечко. Как оказалось, не вполне удачное – о чём мне незамедлительно сообщили: «Отойди от двери камеры!»
«Что вы меня гоняете из конца в конец?!» – огрызнулся я и побрёл погулять вдоль другой стенки, выискивая глазами коллегу Танечку Снитко из газеты «Наша нiва». Как только нашёл – прекрасную половину арестантов стали разводить по камерам, поэтому перемолвиться не удалось, обменялись только парой ободряющих слов. Зато мы крепко обнялись и ещё крепче поцеловались. Эстетика в этом, несомненно, присутствовала (почему и рассказываю эту историю): длинный коридор со специфическим ароматом тюрьмы, лицом к стене с руками за спину плотно стоят арестованные, камеры, решётки, охранники... и посреди всей тюремной затхлости – этакий оазис любви. «Эта штука сильнее, чем “Фауст” Гёте!» – цитата из Сталина также представляется уместной в данном контексте.
Видимо, такие действия для окрестинского спецприёмника всё-таки были несколько нетипичными – во всяком случае, милиционеры обалдели совершенно: они ничего нам не сказали, но, раскрыв рты, глядели на нас круглыми глазами; причём продолжали пристально наблюдать за мной с тем же выражением лица, даже когда прекрасную половину уже запихнули в камеру. Я, как примерный арестантик, скрестил ручки за спиной и уткнулся мордой в стеночку, благо стенка уже превратилась в мою персональную: возле этой стены (в отличие от противоположной) теперь не стояло ни одного человека.
***
Во второй раз мы встретились с Павлом Круком уже в окрестинской камере. Активист украинской «Поры», он пробрался в Минск каким-то чудом: по его словам, белорусская сторона ссаживала с поезда и заворачивала подавляющее большинство граждан Украины (равно как и Грузии). На площади Калиновского он стоял с украинским флагом и с флагом «Поры».
Павло принимал активное участие в «оранжевой революции» в своей стране. Сравнивая ситуации в Украине и в Беларуси, он отметил, что у нас положение несравнимо более тяжёлое: «В Украине был 5-й канал, который объективно освещал события – а у вас во всех СМИ бешеная лукашистская пропаганда, и альтернативных источников информации практически нет (кроме Интернета, доступ к которому имеют не так уж много людей)».
При этом Павло признался: «Беларусь потенциально – гораздо более европейская страна, чем наша Украина. Ваши люди ведут себя по-европейски. Когда у вас переменится власть – у вас всё получится».
В камере также находился россиянин Олег Козловский, который уже успел повстречаться с российским консулом. По словам Козловского, встреча была чисто формальной: сколь-либо живого участия в судьбе соотечественника консул даже не имитировал, просто поставил «галочку».
В 7-местную камеру посадили 21 человека – т.е. ровненько по трое на одни нары. Подобное было не только в нашей камере: окрестинская тюрьма такого количества арестантов переварить не смогла. Поэтому 186 человек (цифру сообщали по спецназовским рациям) повезли в Жодино, где нас встретила надпись на стене большими красными буквами: «Тюрьма особого режима».
***
Лукашенковский судебный конвейер был запущен на полную катушку через четверо, без малого, суток после того, как на Октябрьской площади столицы произошли аресты. Судьи трудились в поте лица, и производительность этого, с позволения сказать, труда (т.е. скорость штамповки приговоров) была высокой – причём сами административные сроки как-то очень мало зависели от «состава правонарушения», а, скорее, от случайных факторов: от того, какой суд (судья) попался, какие «ветры» вдруг подули из начальственных кабинетов, насколько требователен тот или иной обвиняемый в ходе заседания (выразившие несогласие с протоколом или требование адвоката обычно получали по максимуму, 15 суток), и т.п.
Некоторые судьи старались, в рамках дозволенного, давать минимальные наказания. Рассказывали про пожилую женщину-судью, у которой при зачитывании приговоров дрожал голос, тряслись руки, а одно из решений она даже выронила. Ну что ж, – подняла и продолжила чтение. Другие судьи, наоборот, усердствовали. Таким образом, организаторы зачастую наказывались меньше, чем рядовые участники.
Мой сокамерник Сергей Жук, ещё в феврале исключённый из политеха (в смысле, БНТУ) по политическим, как он рассказал, мотивам, получил 15 суток, хотя в число организаторов не входил. За что же? По его словам, он объяснил судье В.Зенькович, что он думает «об этом режиме, о Лукашенко и о судебной системе». Мне только и оставалось сказать: «Ну, нашёл же ты себе собеседницу».
***
Что касается персонально моего дела, то здесь попытались создать какую-то видимость суда (совершенно, впрочем, минимальную). В отличие от большинства заседаний, которые были закрытыми, – в данном случае в кабинет допустили представителей СМИ, правозащитников и адвокатов из Белорусской ассоциации журналистов. Доктор юридических наук, заслуженный юрист Беларуси, бывший член Конституционного суда (последнего легитимного состава этого суда, до антиконституционного переворота 1996 г.) Михаил Пастухов и сотрудник правовой службы БАЖ Юрий Топорашев обратили внимание «высокого суда» на грубейшие нарушения. Так, к примеру, период времени между задержанием и составлением протокола по закону не должен составлять более 3 часов – а у меня (как, собственно, и у остальных) он растянулся на 12 часов. По данному факту защитники указывали на необходимость частного определения суда. Далее юристы, разложив по полочкам многочисленные положения законодательства, доводили до судьи совершенно очевидную, казалось бы, вещь: журналист имеет право беспрепятственно исполнять свои обязанности, в том числе во время уличных акций.
Однако для судьи (кстати, полный тёзка другого юриста, пропавшего без вести «батькиного» политического противника: Виктор Гончар) очевидной оказалась другая вещь: никто из обвиняемых не должен быть оправдан. Судья предпринял слабую попытку вызвать свидетелей-спецназовцев, написавших в рапортах, будто я «выкрикивал антигосударственные лозунги "Далоў Лукашэнку!" и "Жыве Беларусь!"». Когда судье сообщили, что данных спецназовцев уже нет в Минске – оказалось достаточно и их бумажек (где, как водится, на всех обвиняемых был составлен практически одинаковый текст). Приговор – 10 суток.
Можно отметить абсурдность самой формулировки, растиражированной спецназовцами: лозунг «Далоў Лукашэнку!» антигосударственным никак не является – речь в нём идёт никак не о государстве, а всего лишь о его главе; а уж «Жыве Беларусь!» и подавно – этот лозунг напрямую прославляет государство, и до большего идиотизма, чем назвать его антигосударственным, дойти просто невозможно. Можно отметить, что не только я, но и никто из журналистов никаких лозунгов на площади не выкрикивал; более того, когда спецназ принялся окружать площадь и затем задерживать участников, лозунгов вообще никто не выкрикивал – так что в рапортах содержатся лжесвидетельсва, – сам говорю об этом как свидетель происходящего. Можно отметить, что показания заинтересованной стороны никак не могут становиться решающими: «слово против слова» должно трактоваться исходя из презумпции невиновности. И прочее, и прочее, и прочее...
Однако это самое «слово против слова» трактовалось как раз с точностью до наоборот. Стася Гусакова из Витебска, отсидевшая в том же Жодино, рассказывала, что когда она заявила о лживости спецназовских показаний, судья Первомайского района Ольга Шумская сорвалась на крик: «Мы не имеем права не верить сотрудникам правоохранительных органов!» Что и говорить – оригинальное представление о праве.
Ещё забавная формулировочка из моего судебного постановления (хотя она, по идее, стандартная – у других такой не видал): «учитывая степень общественной опасности совершённого правонарушения, данные о личности привлекаемого». Данные о моей личности у судьи были, в общем-то, только те, что я журналист. В этом же, вероятно, заключалась и моя общественная опасность.
Одному из моих сокамерников по Жодинскому СИЗО вместе с колбасой и фруктами передали и духовную пищу: «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. В камере эта книга читалась вслух – и мы поражались количеству сходных моментов. Нет, никак не случайно белорусский официоз (и лично Лукашенко, и его поклонники, и пропаганда) не просто стараются обелить Сталина, а поднимают его на щит. В степени охвата и жёсткости репрессий различия, разумеется, существенные – однако методологически это очень похоже. В частности, чрезвычайное сходство – в отношении к праву как таковому и к каждому отдельно взятому человеку, попавшему в тиски судебной системы.
Так что акцентироваться на правовых аспектах особого смысла не вижу. Здесь любопытнее другие, чисто человеческие моменты. Не сомневаюсь в том, что после смены власти этот судья (как и другие, и не только судьи) будет озвучивать самооправдания типа «Я был вынужден, я ничего не мог сделать...» А может, и не после смены, но и теперь, если найдутся друзья, которые упрекнут на кухне: как же ты, мол, такие подлости совершаешь. Как говорится, «отмазка не катит»: за отказ от таких действий ныне здравствующему Виктору Гончару, в отличие от его опального тёзки, дуло пистолета отнюдь не грозило. Просто каждый человек на своём месте делает собственный выбор. В том числе и каждый Виктор Гончар.
***
В жодинской камере сидели разные люди: студенты, католический священник из Орши Андрей Сидорович, системный администратор одного из интернет-клубов Евгений Лобанов, у которого с собой была флэш-память для компьютера – и при описи вещей на Окрестина эту «флэшку» занесли в бумагу как зажигалку.
Женя успел поработать в разных фирмах, и хорошо осведомлён о состоянии бизнеса в нашей стране. Поэтому он считает целиком закономерными оппозиционные настроения в предпринимательской среде. «После избирательной кампании, я боюсь, чиновники уже не скрываясь будут беспардонно грабить эту страну», – сказал Женя Лобанов.
С жутко кондовыми официозными новостями по радио «Столица», на которое была настроена радиоточка в камере, стали соседствовать интересные поздравления в передаче «Свята кожны день» (вот уж воистину названьице – как специально для арестантов!). Когда вышли «пятисуточники», зазвучали поздравления тем, кому довелось отмечать день рождения в камере, от родственников и товарищей по работе и учёбе: «тому, кто находится сейчас в городе Жодино», «в 10-дневной командировке», «в каком-то санатории»… Музыкальный репертуар пополнился рядом песен – без прямого политического подтекста, но которые защитниками палаточного городка воспринимались как знаковые. В конце концов ведущий сказал что-то вроде: «Раз уж так сложились обстоятельства – нельзя оставаться в стороне, надо оказывать поддержку».
После суда пошли передачи; помимо книг и газет да съестных припасов, в камеру попали гигиенические принадлежности. «Бумага туалетная… – читает студент БНТУ Саша Пирейко. – Сокращённо – БТ!!!»
Это был однозначно не тот случай, когда «правонарушителям» следовало раскаиваться в совершённых деяниях (не случайно столь большой была общественная моральная поддержка). Никто из большого количества людей, с кем довелось пообщаться, этого и не сделал. Именно поэтому с чистым сердцем можно сказать, что, как говорится, на свободу все вышли с самой что ни на есть чистой совестью.
P.S. Все имена названы либо с разрешения их носителей, либо из официальных документов.
Обсудить новость на Форуме