13:30 22.08.2014 | Все новости раздела "Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)"
Жил. Жив. Будет жить?
Я начал эту колонку 19 августа, через 23 года после начала путча ГКЧП. Конечно, 23 года для истории срок совсем небольшой, но какие-то выводы именно исторического характера делать уже можно, многие их уже сделали и делают, проводя параллели в основном с французской революцией и вспоминая в этой связи и термидор, и брюмер. Аналогии эти имеют право на существование, хотя условны, как и любые другие. Тем не менее, сам по себе термин «демократическая революция» применительно к событиям августа 1991 года обычно не вызывает возражений.
Однако чем дальше, тем больше мне хочется спросить: а был ли мальчик? То есть была ли, собственно, революция вообще, тем более демократическая? Безусловно, была неудавшаяся попытка государственного переворота. Но это ни в каком смысле не является революцией даже на уровне понятий. На уровне символов — действительно произошли некоторые события, и одно из самых важных случилось четыре месяца спустя, в 20-х числах декабря того же года, когда был официально ликвидирован СССР. А на уровне смыслов?
На уровне смыслов, собственно, с СССР больше ничего не произошло, да и не могло произойти. Все остальное происходило уже в отдельных республиках. Замечу при этом, что СССР трещал по всем швам и до августа 1991-го. Парад суверенитетов начался гораздо раньше, некоторые республики к тому моменту уже провозгласили свою государственную независимость, а другие, формально оставаясь в составе одного государства, фактически воевали друг с другом. То есть путч, конечно, ускорил процесс распада, но далеко не факт, что предопределил разрушение нерушимого. К чему все эти банальности? А к тому, что не совсем понятно, в какой стране произошла та самая августовская демократическая революция. Если в СССР, то это была не революция, а попытка суицида.
Поэтому многие говорят «российская демократическая революция», имея в виду, что те события резко изменили ситуацию в России. Но так ли это? Что касается власти, то народные депутаты России, а также входивших в ее состав республик и других территорий были избраны в марте 1990 года, президент и главы некоторых субъектов Федерации — в июне 1991-го, и после августа в этом смысле ничего не изменилось. Структура власти в России тоже осталась без изменений. 6-ю статью советской Конституции отменили существенно раньше. Борьбу за реальную власть с Ельциным Горбачев вел как президент СССР, а вовсе не как генсек. Так что запрет КПСС был с точки зрения политики жестом скорее символическим, тем более что никакого дальнейшего развития этот шаг не получил и очень скоро появилась КПРФ, которая стала вполне легальной и значимой политической силой. Да, как бюрократическая структура КПСС лишилась партийной собственности, но и она в основном осталась в руках бюрократии, причем зачастую тех же самых людей, сменивших даже не кресла, а только вывески да еще надписи на визитных карточках. Администрация президента в зданиях ЦК КПСС — изменение отнюдь не революционного свойства.
Разумеется, я помню, что избавившись от союзного центра и Горбачева, Ельцин на некоторое время перешел к более радикальным экономическим реформам, чем те, которые осуществлялись до августа. Но, во-первых, при всей условности такого рода предположений, я уверен, что и Горбачев, если бы остался у власти и не ощущал больше за спиной тяжелого дыхания ЦК, тоже действовал бы активнее. Достаточно вспомнить, что первым экономистом-реформатором в правительстве был не Гайдар, а Явлинский, еще в союзном кабинете. А во-вторых, законы политической реальности одинаковы для всех, и очень скоро, как выразился Гавриил Попов в частном разговоре, Ельцин начал так же вибрировать из-за Верховного совета, как Горбачев вибрировал из-за Центрального комитета. Да, первое время ельцинские реформы были более радикальными, но при этом они не являлись сменой курса Горбачева. Они были его развитием и продолжением, и радикализмом отличались очень недолго, потому что, став первым лицом государства, Ельцин, хотел он того или нет, превратился не просто в участника, а в медиатора политического процесса и вынужден был считаться не только с теми, кто его поддерживал, но со всеми существовавшими политическими силами и настроениями в обществе.
Таким образом, очевидно, что главным следствием августовских событий стало появление 15 новых государств. Как складывались их судьбы на протяжении прошедших 23 лет? Страны Балтии, проведя люстрации и реституции, а также другие реформы, которые были куда радикальнее ельцинско-гайдаровских, практически проделали тот же путь, что и европейские государства бывшего Восточного блока: тоже вступили в НАТО и ЕС и ускоренными темпами вернулись в общеевропейское пространство, почти избавившись от последствий советской оккупации, если не считать сравнительно острой проблемы русскоязычного меньшинства.
Среднеазиатские страны пришли к более или менее жесткой и более или менее устойчивой диктатуре вполне мусульманского типа, тоже органично вписавшись о общую картину этой части мира. Закавказские страны, от которых, особенно от Грузии, многие ждали более успешного развития, тоже в общем-то идут каждая естественным в данных обстоятельствах путем, имея в виду под обстоятельствами прежде всего территориальные споры и вооруженные конфликты, которые периодически то замораживаются, то размораживаются. При этом мусульманский Азербайджан в своей политической системе явно несет родовые черты исламских государств, а христианские Грузия и Армения напоминают находившиеся в схожих условиях некоторые балканские страны. К этой же группе можно отнести и Молдову, тоже имеющую свою территориальную проблему, с понятным фактором находящейся рядом Румынии, населенной родственным порой до полной неразличимости народом.
Из трех славянских государств, соглашение между которыми и послужило формальным актом ликвидации СССР, Белоруссия, казалось бы, географически самая близкая к Европе, первая встала на путь диктатуры и вот уже 20 лет имеет режим, напоминающий скорее азиатский, трудно сказать, современный или ордынских времен. Россия, провозгласившая себя правопреемником СССР, оказалась им совсем не в том смысле, в каком хотелось бы, и пустилась вдогонку за режимом Лукашенко, показывая при этом довольно высокую скорость. За прошедшие 23 года очень многое из того, что было достигнуто до августа 1991 года, укрепилось в последующие 90-е и стало казаться нормой, чем-то само собой разумеющимся, опять перестало существовать. Исчезли малейшие признаки гражданского общества, независимой прессы, независимых общественных организаций, свободных и справедливых судов. Да и не могут они сохраниться в странах, где никаких люстраций не было, декоммунизации не было, армия фактически не реформирована, а спецслужбы не реформированы вообще. Скорее наоборот — они приобрели небывалую власть благодаря приобретению контроля над колоссальным объемом собственности и финансовыми потоками.
Впрочем, какие люстрации могли быть в России, где лидером народного движения за перемены граждане избрали крупного функционера КПСС? С кого мог начать люстрации президент Ельцин, с себя и своего ближайшего окружения? Какая реформа армии могла быть в стране, где Министерство обороны непрерывно возглавляли советские генералы, общее число которых тоже непрерывновозрастало? А первым гражданским в этом кресле стал Сердюков? О какой вообще революции можно говорить, если даже самое простое и очевидное требование конца 90-х — борьба с привилегиями — обернулось своей противоположностью и номенклатура разве что монетизировала часть привилегий, сохранив остальные и увеличив монетизированные в сотни раз? Какие общечеловеческие ценности, какая принадлежность к мировой цивилизации, если «падший ангел от Политбюро» закончил свою политическую карьеру, назначив преемником гэбэшника?
И самое главное. Как , в августе 1991-го многие не принимали людей, объявивших себя властью в СССР, но отнюдь не сам СССР, являвшийся очередной исторической модификацией российской империи. И сместив эту самозваную власть, совершенно не собирались расставаться — кто с СССР, а кто, как минимум, с империей. Вместе с теми, кто и против той власти не возражал, они составили значительное большинство граждан России, которое у меня как-то не получается назвать новым.
В течение всех этих лет ценность империи как формы существования нации, как идеала не была поставлена даже под сомнение ни властью, ни гражданами. Стремясь избежать конфуза, когда слишком многие россияне отдали свои голоса за Сталина как за «Лицо России», руководители главного телеканала страны и их идеологические кураторы из Кремля вывели на эту позицию Александра Невского — предшественника Сталина и одного из его любимых героев, именно лицо которого, что забавно, не дошло до нас ни в каком виде, кроме лица актера Черкасова, сыгравшего роль Невского в пропагандистском антиисторическом фильме сталинских же времен. В разговорах о лучшем правителе России, конечно, до Путина, а не рядом с ним, официозные историки и первые лица государства оперируют именами Петра I и Екатерины II, которые только и именуются Великими, забывая, что изрядная доля их величия — в агрессивных войнах и закабалении людей. Ни массовое, ни «элитарное» сознание не ставят в один ряд с ними никаких деятелей искусства, науки, культуры, никаких праведников, святых, мудрецов и видят в качестве своего героя человека ими с мечом, или с ружьем. Революции в России не произошло — ни в государстве, ни в мозгах.
Более того, за прошедшие 23 года Россия всячески сопротивлялась этой революции и яростно отстаивала свою имперскую сущность как в собственном сознании, так и на карте. Три войны, начиная с молдавско-приднестровского конфликта, в которых она участвовала, носили вполне империалистический характер, а сейчас идет четвертая, самая кровопролитная и яростная. Очень симптоматично, что и в 2008-м, и в 2014-м объектами российской агрессии стали страны, вставшие на путь реальных реформ и попытавшиеся совершить «западный выбор». К сожалению, война в Грузии фактически достигла всех своих целей — и территориальных, и, главное, политических. Скорее всего, поражения Саакашвили на выборах не случилось бы, если бы не военная неудача.
И теперь очень похожий сценарий пытаются разыграть с Украиной, где внутриполитические процессы идут по почти грузинскому образцу. Сначала свержение власти, основным обвинением против которой является ее коррумпированность, затем тренд в сторону Запада и ЕС — а потом война с Россией. Конечно, Украина гораздо больше Грузии и гораздо важнее для России, поэтому все происходит гораздо быстрее, но схема та же самая.
Многие уже высказывали мысль о том, что агрессия против Украины вызвана опасениями, что тамошние события могут повториться в России. Если это так, то опасения эти должны усугубиться — сейчас под активным давлением гражданского общества Верховная рада приняла в первом чтении закон о люстрациях. Это и многое другое свидетельствует, что революция на восточно-славянском пространстве впервые началась именно в Украине, а Россия — увы! — вновь, как при Николае I по прозвищу Палкин, взяла на себя функции жандарма, пока, правда, не всей Европы. Уместно вспомнить, что в XIX веке эта политика потерпела крах после поражения именно в Крымской войне.
Таким образом, подлинная революция началась не в Москве летом 1991-го, а в Киеве зимой 2014-го,и новый российский ГКЧП пытается ее подавить. Если ему это удастся, то революция в самой России — и в государстве, и, что более важно, в мозгах — будет отложена на неопределенно долгий срок. Настолько неопределенный и настолько долгий, что Россия может столько не прожить.
Если же Украина все же устоит и продолжит то, что в России мало кто сегодня помнит и принимает даже по названию — демократические реформы, — то тогда появится шанс и у России. Шанс на то, что демократия больше не превратится в диктатуру, выборы — в манипуляции и фальсификации, свобода — в политические репрессии. А новый август не превратится в случайный эпизод, чьих погибших героев сейчас уже мало кто помнит по именам, хотя и прошло-то всего 23 года. Немногим меньше или немногим больше того, сколько прожили Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. И будет жива память о них — а не будет жить СССР, убивший их, миллионы других людей и продолжающий убивать.
На фото: Москва. 22.08.1991. Победе российской демократии над реакцией был посвящен многотысячный митинг у Дома Советов РСФСР. Трехцветный российский флаг, вывешенный на трибуне, стал своеобразным символом трех нелегких дней. На снимке: Б.Н. Ельцин на трибуне во время митинга. Фото Андрея Соловьева /Фотохроника ТАСС/.
Обсудить новость на Форуме