04:45 25.05.2010 | Все новости раздела "Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)"
ЗЛО И ЕГО БАНАЛЬНЫЕ ПОСОБНИКИ (50 ЛЕТ НАЗАД БЫЛ ПОЙМАН АДОЛЬФ ЭЙХМАН)
23 мая 1960 года в Кнессете премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион торжественно объявил: ответственный за выполнение «окончательного решения еврейского вопроса», то есть за организацию уничтожения евреев в годы войны оберштурмбанфюрер СС Адольф Эйхман пойман и будет судим в Израиле.
Это была «бомба». С момента Нюрнбергского процесса прошло почти пятнадцать лет, тема преступлений нацизма стала как-то забываться. И тут — пойман Эйхман. Пожалуй, лишь он и доктор Менгеле из Освенцима оставались к тому времени самыми одиозными из ненаказанных нацистских преступников.
Пикантность ситуации заключалась и в том, что израильтяне выкрали Эйхмана из Аргентины, где как раз в мае того года, согласно местным законам, заканчивался пятнадцатилетний срок давности преступлений, и Эйхман мог бы уже не скрываться, ибо становился неподсуден.
Эйхмана нашли случайно. Он жил в пригороде Буэнос-Айреса под фамилией Рикардо Клемент и работал скромным служащим филиала «Мерседес-Бенц». Операция по его доставке в Израиль санкционировалась на самом верху, за бывшим нацистом долго следили, пока окончательно не убедились, что это он, потом провели операцию по его задержанию и транспортировке. Эйхмана вывезли под видом старого, больного, богатого еврея, который захотел умереть на исторической родине. Как будто в насмешку Эйхман был похож на еврея. Говорили, что еще в детстве за темный цвет волос и глаз он получил от сверстников прозвище "der kleine Jude" ("маленький еврей" или "жиденок").
Когда было объявлено о поимке и суде над человеком, с именем которого ассоциировался Холокост, начались ожесточенные споры. С одной стороны, его должны были судить в Германии. С другой, суд в Израиле над незаконно вывезенным из Аргентины Эйхманом мог считаться нелегитимным. К тому же пристрастным. В то же время в Израиле запрещена смертная казнь, но было понятно, что для Эйхмана придется сделать исключение. (Хотя прецеденты на самом деле уже были.)
Тем не менее, Израиль ни с кем не хотел делиться правом судить Эйхмана, ибо это был не просто суд над нацистом, это был суд над человеком, ответственным за Холокост.
Адольф Эйхман родился в 1906 году в типичной немецкой семье, первую половину жизни провел в Австрии, где в 1932 году вступил в нацистскую партию, а потом в СС. «Еврейский вопрос» стал его коньком и предметом пристального, дотошного интереса на всю жизнь. Сначала он создал «еврейский музей» по изучению еврейской расы, съездил в Палестину, изучал проблему создания там еврейского государства, после аншлюса Австрии в 1938 году занялся вопросами депортации евреев сначала из Вены, потом по всей Германии. Став в дальнейшем одним из подчиненных начальника службы безопасности рейха Генриха Гейндриха, возглавил специальный еврейский отдел. Когда началась война, он сначала занимался созданием еврейских гетто, потом, после так называемой Ванзее-конференции в январе 1942 года, совещании, на котором было одобрено «окончательное решение еврейского вопроса», отправкой евреев в лагеря смерти для последующего их уничтожения. И добросовестно и усердно занимался этим до конца войны. (Последнее преступление Эйхмана — депортация в лагеря смерти сотен тысяч венгерских евреев в конце 1944 года, после ввода туда немецких войск.)
После войны оберштурмбанфюреру (Эйхман получил этот чин подполковника в ноябре 1941 года, и больше его почему-то не повышали в звании) удалось несколько раз бежать из американского плена (его не узнавали), а потом жить еще четыре года в Германии в красивом, туристическом нижнесаксонском городке Целле. И только в 1950 году он по фальшивым документам уезжает в Аргентину, где спокойно и скромно, никак не привлекая к себе внимание, живет с семьей еще десять лет.
Философ и политолог Ханна Арендт присутствовала на процессе против Эйхмана как корреспондент американского журнала New Yorker и регулярно писала оттуда репортажи. Потом вышла ее книга: «Эйхман в Иерусалиме: банальность зла». Она вызвала небывалый резонанс и скандал. О скандале писать не буду: он связан с тем, что Арендт критиковала процесс с правовой точки зрения, считая его во многом предвзятым и политически ангажированным, а также резко обвиняла юденраты (еврейские органы самоуправления, которые были созданы по приказу немцев) в их пособничестве нацистам. В частности, именно юденраты должны были составлять списки людей, отправляемых в лагеря.
Огромный резонанс вызвало выражение Арендт «банальность зла». Именно таким показался ей Эйхман — банальным, заурядным, похожим на заштатного клерка. Так и работала нацистская «убивающая машина», подытоживает Арендт, — во многом по инерции, бездумно, бесперебойно, без эмоций — ничего личного, только идеологический дьявольский «бизнес».
Неслучайно апологетам нацизма (вообще любого тоталитаризма) приходится задним числом надувать своих «героев»- антигероев — чтобы сделать их значительнее. Иначе возникает вопрос: и вот этому ничтожеству я поклонялся всю жизнь?
Но это крайне опасный оптический обман. Носителями зла, может, и являются банальные люди, но само зло не банально. Зло не банально, оно прикидывается, проявляясь через «милые, безобидные пустячки»: ксенофобские словечки в обиходном лексиконе, бытовой антисемитизм, гламуризацию Сталина, националистический лозунг «Россия для русских»…
Нам говорят: не делайте из мухи слона. Но так подпитывается среда для потенциальной агрессии. Трагедия часто начинается как бы с невинных глупостей и пошлостей. Люди порой бездумно переходят черту, плотина цивилизации оказывается непрочной, а нравственная прививка дает сбой.
Зло соблазнительно и, как хамелеон, умело принимает рациональные, а порой и благородные обличия.
Крайне опасно недооценивать эту «банальность зла», высокомерничать с ней. В этом извечная проблема интеллектуалов-эстетов — презрительное и пренебрежительное отношение к «банальности зла». Семнадцатилетняя Рут Опперман в провидческом романе Леона Фейхтвангера «Семья Опперман» предупреждала своих высоколобых взрослых родственников, даже в конце 1932 года воспринимающих Гитлера и штурмовиков как пошлый анекдот: «У вас у всех такие замечательные теории, вы так умно все объясняете, вы все решительно знаете. А те не знают ничего; пусть их теории глупы и противоречивы — им на это наплевать, зато они знают твердо, чего хотят. Они действуют. Они свое сделают, а вы останетесь на бобах».
Зло недостаточно высмеять и унизить, оно имеет иммунитет к сатире и только крепнет от унижения. Злу надо противопоставить силу и мужество, быть последовательным в борьбе с ним и принципиальным. И не дать ему разгуляться и войти в пору зрелости.
Процесс над Эйхманом был крайне важен для Израиля и всего мира еще и потому, что к этому времени стали появляться ревизионистские спекуляции, претендующие на пересмотр событий Холокоста: от бредового утверждения, что Холокост — не более чем еврейская выдумка-страшилка, до «доказательств», что катастрофа еврейского народа преувеличена.
В тюрьме Эйхман вел дневники, которые, по решению правительства Израиля, были закрыты для обнародования. В 1999 году сын Эйхмана подал прошение в Верховный суд Израиля с просьбой отменить запрет. 29 февраля 2000 года по распоряжению правительства Израиля дневники Эйхмана были опубликованы.
Несмотря на попытки оправдать себя — что он, всего лишь одна из лошадей, запряженных в повозку, которая не в силах совладать с волей кучера, дневники — еще одно свидетельство преступлений нацизма. «Я видел ад и дьявола, смерть, видел чудовищные вещи. Я стал свидетелем разрушительного безумия», — пишет Эйхман, описывая уничтожение евреев в различных странах Европы. Вот, к примеру, что он наблюдал в местечке Хелмно в Польше: «То, что я увидел там, ввергло меня в ужас. Я видел, как голых евреев и евреек загоняют в закрытый автобус без окон. После того, как двери закрывались, включался двигатель. Выхлопной газ поступал в закрытый автобус... Я больше не мог. У меня не было слов, чтобы описать мои чувства. Все это казалось фантастикой».
…Приговор — 244 раздела решения суда — читали два дня трое судей. Эйхман был призван виновным практически по всем пунктам обвинения. Почти любой из них тянул на смертную казнь.
В последнем слове подсудимый сказал, что сделал все, чтобы рассказать правду, что никогда не был евреененавистником, повторил, что никого лично не убил, что виноват только в послушании начальству и что судить нужно высшие чины, лидеров, отдававших приказы. «Я не чудовище, — сказал Эйхман, — я жертва обмана и страдаю за дела других».
Несмотря на то, что в начале следствия Эйхман заявлял (и даже излагал это письменно), что готов публично повеситься, дабы освободить германскую молодежь от части чувства вины за деяния отцов, апелляцию о помиловании он все же подал. Очень скоро последовал отказ, и практически сразу же приговор суда — смертная казнь — был приведен в исполнение.
Через два года с момента задержания ни в чем не раскаявшийся Адольф Эйхман умер от банального повешения.АНАТОЛИЙ БЕРШТЕЙН
Обсудить новость на Форуме