10:31 09.03.2011 | Все новости раздела "Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)"

Возможны ли сегодня революции без Twitter и Facebook ("TWITTER-РЕВОЛЮЦИИ — ЭТО РАЗВОДКА")

Череду успешных свержений правящих режимов на арабском Востоке многие уже назвали революциями нового типа, в которых ключевую роль играют социальные сети вроде Twitter или Facebook. Впрочем, опыт событий в Тунисе и Египте показывает: социальные сети являются не столько причиной революций, сколько новым, но не единственным оружием революционеров.

В сетях революции
"Twitter и Facebook — больше, чем просто технологии. Свободный поток информации изменил правила игры и сделал возможными революции в Тунисе и Египте. Старый порядок меняется. Диктаторы должны бояться не только разбитых окон и коктейлей Молотова, но и толпы, наделенной знанием и находящейся на связи друг с другом",— так описывала события в арабской Африке газета The Sunday Times. "Twitter — новый кошмар тиранов",— вторила ей The Los Angeles Times.
Термин "Twitter-революция", придуманный ученым Стэнфордского университета Евгением Морозовым после молдавских событий апреля 2009 года, вновь зазвучал в устах политиков и экспертов. Профессор Нью-Йоркского университета Клэй Шерки в последнем номере Foreign Affairs опубликовал статью "Технологии, публичная сфера и политические перемены", в которой утверждает, что развитие социальных медиа усиливает гражданское общество в авторитарных государствах и в перспективе ведет к политическим переменам.
Главным же апологетом доктрины стала госсекретарь США Хиллари Клинтон. 15 февраля, вскоре после падения режима Хосни Мубарака, она выступила с программной речью в университете им. Джорджа Вашингтона, в которой похвалила роль социальных медиа в продвижении демократии на Ближнем Востоке. "Журналисты помещали свои репортажи с места событий в Facebook и Twitter. Протестующие координировали свои шаги",— заявила она, назвав эти технологии "ускорителями политических, социальных и экономических перемен". Более того, признав, что иногда эти средства используют и сами авторитарные режимы для подавления протестов, госпожа Клинтон объявила о создании госдепом своих аккаунтов в Twitter на фарси, китайском и русском — для продвижения демократии.
Роль в тунисских и египетских событиях социальных медиа и интернет-активистов — вроде менеджера Google Ваиля Гонима, который превратился в "международное лицо египетской революции", отметили не только западные политики. "Надо пристальнее изучить происшедшее в Египте. Посмотреть, что делали в Египте, скажем, высокопоставленные руководители Google, какие там были манипуляции с энергией народа",— заявил, например, вице-премьер РФ Игорь Сечин в февральском интервью The Wall Street Journal.

Сторонники концепции "Twitter-революций" полагают, что именно наличие социальных медиа может в одночасье привести к крушению авторитарных режимов, стабильных десятилетиями. А причины успеха заключаются в самой технологии: благодаря социальным сетям протестующие могут оперативно координировать свои действия, общение в Twitter или Facebook создает у людей чувство сопричастности, а выкладывание фотографий или видеороликов обеспечивает эффект присутствия. Благодаря этому о событиях мгновенно узнают миллионы за рубежом, которые могут включиться в борьбу, потребовав от своих правительств поддержать восставших. Дешевые и глобальные интернет-сервисы позволяют революционным настроениям быстро перекидываться из страны в страну. "Революции будут передаваться в мире по Twitter",— резюмирует американский блогер Эндрю Салливан в журнале Atlantic.
Первые недели событий на Ближнем Востоке вроде бы подтверждали справедливость этой теории. Если "цветные революции" начала 2000-х на постсоветском пространстве разделяли месяцы, то от свержения тунисского президента Бен Али до падения Хосни Мубарака прошло пару недель. Революционные настроения охватили большую часть Ближнего Востока, акции с призывами к "жасминовой революции" в КНР начались и в китайском сегменте сети. Многие ждали неизбежной революции во всех авторитарных странах, где есть Facebook и Twitter или их местные аналоги.

Электронное оружие
Впрочем, у теории "Twitter-революций" нашлось и немало противников во главе с автором самого термина Евгением Морозовым (см. колонку "Цена вопроса"). В отличие от апологетов идеи скорой демократизации мира через Facebook, они оперировали конкретными цифрами, которые свидетельствуют: роль социальных медиа в организации революций сильно преувеличена. Как отмечает специалист в области новых СМИ, профессор Колумбийского университета Энн Нельсон, "из 80 млн египтян твитили менее 15 тыс., причем многие из-за рубежа".
Не менее говорящая статистика собрана по первым двум случаям, которые принято считать "Twitter-революциями": молдавским событиям весны 2009 года и "зеленой революции" в Иране в июне того же года. Как подсчитал Этан Цукерман из центра по изучению интернета и общества при Гарвардском университете, в апреле 2009 года о событиях в Молдавии в Twitter писали 700 человек, причем в самой стране находились лишь 200. А по данным Al Jazeera, во время "зеленой революции" в Тегеране в Twitter писали лишь 60 человек, а большая часть активистов работала за пределами исламской республики. И переписывались они в основном не с иранцами, а друг с другом.

"Во всех этих случаях людей на улицы вывел не интернет, а сарафанное радио и телефонные звонки,— резюмирует Этан Цукерман.— Социальные медиа помогают внешнему миру лучше понять, что происходит, но не являются непосредственной причиной революций". По мнению эксперта, гипертрофированное внимание к роли этих сервисов в революциях вызвано СМИ, а также оппозиционными блогерами — вроде тунисца Бешира Благуя (см. интервью на этой странице). "Техноэйфория по поводу Twitter и Facebook не должна отвлекать от более важных факторов, к числу которых в Египте относились репортажи Al Jazeera, мусульманское духовенство, разрешившее бороться с режимом, и бесчисленные миллионы телефонных звонков",— вторит Энн Нельсон.
Критики теории "Twitter-революций" сходятся в том, что события на Ближнем Востоке были возможны и без участия социальных медиа. Главной причиной свержения Бен Али и Мубарака стало широкое недовольство их режимами, а вовсе не наличие социальных сетей. Эти сети стали лишь средством передачи информации внутри сообщества революционеров, а также одним из каналов мобилизации протестующих. Они играли важную роль, но не большую, чем книгопечатание в европейских революциях XVIII-XIX веков или копировальные аппараты, использовавшиеся самиздатом в "бархатных революциях" в бывшем Варшавском блоке.

"Не думаю, что сети сами по себе могут способствовать распространению оппозиционных настроений или провоцировать революции,— заявил "Ъ" экс-глава общей службы безопасности Израиля "Шабак" Яков Пери.— Да, они активно использовались в организации протестов и в антиправительственной пропаганде на Ближнем Востоке, но это лишь инструмент. Куда важнее, кто им орудует. А этого никто не знает".
Да и методы подготовки революционеров сейчас мало чем отличаются от тех, что использовались во всех последних революциях. Так, Евгений Морозов отмечает, что в мае 2009 года он лично наблюдал два мероприятия в Каире, на которых блогеры и интернет-активисты из Египта и Туниса обсуждали способы обхода цензуры в сети. Один из этих семинаров спонсировало правительство США, второй — Фонд Сороса. А в сентябре прошлого года похожее мероприятие проходило в Будапеште — уже за счет компании Google.
При этом подготовка интернет-революционеров шла параллельно с обучением активистов более традиционным способам борьбы с авторитарными режимами. Например, летом 2009 года в Белграде проходил семинар для 20 египетских активистов, организованный группой Срджи Поповича, одного из лидеров молодежной организации Otpor, принявшей деятельное участие в свержении Слободана Милошевича и подготовке кадров для "цветных революций" на постсоветском пространстве.
Александр Габуев, Елена Черненко

Цена вопроса
Термин "твиттер-революции" я ввел в обиход во время протестов в Молдавии в апреле 2009 года. В своем блоге я задался вопросом, будем ли мы называть следующие революции не по цвету, а по тому, какими интернет-сервисами они пользуются. Это был иронический вопрос, но термин прижился.
Настоящую публичность ему придали события в Иране летом 2009 года. Большинство в США решили, что вот это-то уже точно твиттер-революция. Однако телеканал Al Jazeera насчитал в Иране в те дни не более 60 активных пользователей Twitter. Большинство сообщений писали представители иранской диаспоры. Доказательств тому, что эти сервисы использовались для организации протестов, никто так и не предоставил.
Безусловно, само наличие этих сервисов меняет медиасреду, в которой происходят протесты и революции. Они помогают доводить до внешних наблюдателей информацию. И где-то эти сервисы помогают в организации протестов. Но в Тунисе и Египте они помогли не столько анонсировать акции, сколько аккумулировать антиправительственные настроения, вызревавшие годами. Многие блогеры знали друг друга и в офлайне. Тут все не так спонтанно, как кажется на первый взгляд.
Революции происходили и до появления интернета и социальных сетей. Сложно сказать, произошли бы они в Тунисе и Египте, если бы не было Twitter и Facebook. Они однозначно произошли бы по-иному. Может, на это понадобилось бы больше времени или пролилось бы больше крови. Очевидно одно: революции происходят не из-за наличия каких-то социальных сервисов. В основе всех этих протестов лежат политические, экономические и социальные факторы.
К тому же правительства тоже учатся пользоваться новыми технологиями. В Китае власти эффективно подавляют оппозиционные настроения, возникающие в сетях. Или в Иране: вначале протестов Twitter пользовалась почти одна оппозиция, однако уже через несколько дней активность провластных блогеров выросла в разы. В Судане полиция сама анонсировала протесты в социальных сетях, чтобы выявить недовольных, собрать их в одном месте и арестовать.
Наконец, китайским властям, как и российским, с социальными сетями проще разобраться, чем египетским. В Египте не было местных сетей. В России, как и в Китае, они есть: Vkontakte, Odnoklassniki, Livejournal. На эти сайты легче оказывать давление. Если какая-то группа Vkontakte будет призывать к протестам, ее по закону можно будет удалить, придравшись к экстремизму или еще чему-либо. С Facebook это будет гораздо сложнее. В России и Китае власти грамотно поступили, создавая условия для развития местных социальных сетей.
Да, в Китае пользователей интернета больше, чем жителей в США. Но для массовых волнений этого недостаточно. Это помогает, когда присутствует революционная обстановка, но наличие пользователей и сервисов эту обстановку не создает.
Евгений Морозов

    *  *  *

                               "Twitter-революции — это разводка"

Руководитель политического департамента партии "Единая Россия", публицист и основатель Кремлевской школы блогеров АЛЕКСЕЙ ЧАДАЕВ рассказал корреспонденту “Ъ”ЕЛЕНЕ ЧЕРНЕНКО, почему российские власти не боятся социальных сетей вроде Facebook и Twitter.

— В западных СМИ восстания в Северной Африке и на Ближнем Востоке называют Twitter-революциями, или революциями социальных медиа. Как вы относитесь к этому термину?
— "Твиттер-революции" — это слово-обманка, прячущее суть процесса за технологиями. Оно заставляет нас фиксироваться лишь на средствах коммуникации и мобилизации. Однако для того, чтобы мобилизовать людей на протестные выступления, надо, чтобы, во-первых, существовали сами эти люди, годные к мобилизации, и, во-вторых, чтобы существовала необходимость и предрасположенность к такой мобилизации.
Реальный движок протестных выступлений — это социальные лакуны, "белые пятна" социумов. То есть группы или сообщества, наличия которых та или иная система попросту не предполагает — как правило, из-за того, что, когда она создавалась, их еще не было. И уже внутри таких групп формируется оппозиционное или революционное ядро, для которого твиттеры и фейсбуки оказываются просто наиболее удобным и современным средством общения и самоорганизации.

— Почему же тогда западные политики, политологи и журналисты так активно продвигают этот термин?
— Это старая разводка, эксплуатирующая классический прогрессистский миф: дескать, Запад создает технологии, которые проникают в недоразвитые страны и пробуждают в их жителях стремление к иной жизни. Для западного (или антизападного — в этом они совпадают) сознания привычно настаивать на "цивилизаторской миссии" новых технологий. Этот подход основан на старой попперовской концепции "открытого общества" и на идеях Маклюэна, что движущей силой социально-экономического развития является смена технологий и способов коммуникации. То есть на том, что всякое новое средство коммуникации порождает социальные сдвиги и катаклизмы.
Но это не полностью фикция. Интернет-коммуникации — это действительно коммуникации другого рода, чем медиа эпохи массовых обществ. Они идут по земле или, как говорят политтехнологи, "от двери к двери", хотя в данном случае уместнее было бы говорить "от аккаунта к аккаунту". Это такая сеточка, которая плетется от человека к человеку, от группы к группе. Ее никакой вертикалью накрыть не получается. И системы, основанные на вертикальном распределении коммуникативного сигнала — как прямого, так и обратного,— действительно на этом и спотыкаются.

— Но как только власти Туниса, Египта и Ливии поняли, что начинают "спотыкаться", они заблокировали доступ к социальным сетям.
— Когда начинается массовое выступление, пить "Боржоми" уже поздно. Все условия уже созданы. Уже есть эти группы. Для них твиттеры и фейсбуки, по Ленину, не только коллективный агитатор и пропагандист, но и коллективный организатор. Далее организованное ими сообщество живет своей собственной жизнью. Развиртуализованной.
Тут есть еще один немаловажный фактор — последствия демографического взрыва. В арабских странах много молодежи и довольно-таки старые режимы, управляемые пожилыми "агентами" со времен противоборства КГБ и ЦРУ. Сталкиваясь с новыми коммуникативными формами, они сыплются. Российское же общество старше, и этой энергии молодости в нем гораздо меньше. За исключением некоторых регионов, о которых особый разговор.

— Но западная пресса пишет, что и в России могут произойти события как в Северной Африке и что российские власти боятся Facebook.
— Бояться точно ничего не стоит. Это просто новый инструмент, новое оружие, с ним надо работать. Я бы задумался над этим совершенно в другом ключе. А, может, мы сами попробуем устроить твиттер-революцию в какой-нибудь важной для нас точке географии. Пространство русского мира большое. Почему бы не…

—…поднять на протест русскоязычных граждан Эстонии?
— А что? Они разобщены, сидят каждый в своей квартире и ничего не могут сделать с этим карликовым левиафаном, который стремится их натурализовать и интегрировать в свой убогий восточноевропейский каркас. Понятно, что все старые методы их организации, мобилизации, агитации и пропаганды не работают. А новые — почему бы и нет?

— То есть технологии сами по себе нейтральны, и их может одинаково эффективно использовать любая сила — провластная или оппозиционная?
— Конечно! Это просто инструмент. Просто есть те, кто успевает их освоить и соединить это знание с социологией, то есть со знанием того, как устроено то или иное общество, где его болевые точки, на которые можно надавить, чтобы получить нужный результат. В Ливии болевой точкой были межплеменные противоречия.

— И кто же на них надавил?
— Не знаю и не хочу строить версии. Можно с одинаковой убедительностью говорить, что это всемирный сионистский заговор или что все это неударная кампания курортов Краснодарского края. Я думаю так: с одной стороны, это не могло произойти абсолютно стихийно. С другой стороны, понятно, что там нужно было чуть-чуть подтолкнуть ситуацию в нужном направлении, правильно ее проанализировав, поняв и просчитав. Тут самым мощным оружием являлся анализ социума. Главное, что дают социальные сети — "Фейсбук", "В контакте", "Одноклассники",— это четкий и точный срез общества. По региону, возрасту, профессии, доходам. Общество перед тобой как на ладони. Я бы сравнил это с системой GPS, но применительно к социальной географии.

— А российские власти умеют с этим инструментом работать?
— Я глубоко неуверен в этом. У меня есть ощущение, что пока у нас это все еще рассматривается как игрушка. Но система GPS тоже долгое время рассматривалась как игрушка. Мы поздно сообразили, какая это мощная штука, хотя в общем-то успели свой ГЛОНАСС изваять, худо-бедно.

— А в каких социальных сетях рунета происходит наиболее активное политическое брожение?
— Флагман борьбы с "режимом" — это "Живой журнал". Самая недовольная среда из всех существующих в рунете — блогеры. И это при том, что ЖЖ на корню скупил "проклятый режим", но тем не менее борьба с ним там идет со все возрастающей интенсивностью. Все стадо боевых хомячков Навального пасется именно там. И уже оттуда вылезает во все остальные среды и в офлайн тоже.

— В одной из своих колонок вы недавно заявили, что "интернет-аудитория — это больше не маргинальное сообщество продвинутых" и что "выборы в Госдуму в 2011-м — это первые в истории нашей страны выборы, где кампания в сети будет иметь такое же, если не большее, значение, чем кампания в традиционных массмедиа". К этому осознанию в правящей партии пришли только сейчас?— На самом деле интернет имели в виду уже на последних трех кампаниях, но он, действительно, всегда воспринимался как узкая, маргинальная среда. Более того, считалось, что интернетом пользуются более обеспеченные люди, а у нас ведь чем богаче человек, тем он аполитичнее. Считалось, что интернет-пользователи бухтят-бухтят, но не голосуют. Поэтому не только "Единая Россия", но и все остальные партии вели и ведут отчаянную борьбу за голоса малобюджетных групп — посредством раздач пряников либо обещаний.
Но в последнее время интернет-аудитория увеличивается взрывными темпами. Если полгода назад мы говорили о 35 млн. пользователей в России, сейчас уже можно говорить о 50 млн. И сеть перестала быть только пространством для обмена мнениями. Теперь это и разнообразные сервисы, и инструмент организации и мобилизации. Та же сетевая благотворительность — это уже действие, а не просто разговоры. Кроме того, социальные сети открывают большой потенциал для геотаргетинга, дают возможность формировать группы с очень четкой географической привязкой. Вплоть до объединения жителей твоего избирательного округа. Раньше такой предельной адресности не было, ты вещал в пустоту, как бы всем и никому.

— А почему Кремлевская школа блогеров закрылась?
— Моя проблема была в том, что я готовил в первую очередь не каких-то топовых блогеров, а учителей, то есть людей, способных обучать других использованию тех или иных сетевых технологий. Обучив несколько людей, я через какое-то время обнаружил их в коммерческом секторе. Там денег гораздо больше, чем в политике. И гораздо приятнее работать на крупную компанию, чем бороться в сети с "кровавым режимом" или, наоборот, за оный.

— Ну а в таком случае хватит ли у "Единой России" людских ресурсов, чтобы в полной мере использовать возможности, которые дает интернет и социальные сети, на следующих выборах?— Хороший вопрос. В том смысле, что если у тебя есть выбор заниматься политикой или зарабатывать деньги, то, скорее всего, ты выберешь деньги. За редким исключением маньяков вроде меня, любой так и поступит. Но если в ходе кампании интернет станет реальным полем противостояния, то бойцы — в том числе и из коммерческого сектора — подтянутся на обе стороны фронта.

    *  *  *

                           "Это была настоящая информационная война, и мы ее выиграли"

Создатель сайта Freetunisia.org и один из наиболее активных тунисских блогеров БЕШИР БЛАГУЙ во время восстания в Тунисе выполнял роль виртуального пресс-секретаря всей тунисской оппозиции, поскольку сам живет в Калифорнии. В беседе с корреспондентом “Ъ”ЕЛЕНОЙ ЧЕРНЕНКО он рассказал, как Facebook и Twitter помогли тунисцам свергнуть власть.

— Вы вот уже 11 лет живете в США и давно не были в Тунисе, однако во время революции стали чуть ли не рупором восставших и их связующим звеном с внешним миром. Как так получилось?
— Тунис я покинул не из материальных, а из политических соображений. Я открыто критиковал власти, за что не раз был наказан. В последние годы ситуация стала совсем невыносимой, и мне пришлось уехать из страны, чтобы не подвергать опасности семью. Однако, даже находясь в США, я не переставал думать о родной стране, хотел помочь согражданам добиться перемен. В ноябре 2010 года я создал оппозиционный сайт Freetunisia.org. Тунисские власти запретили доступ к нему уже спустя 12 часов после создания. Тогда я зарегистрировал одноименное сообщество в социальной сети Facebook. Хотя она тоже блокировалась цензорами, но люди давно уже научились обходить запреты с помощью специальных программ, и сообщество стало быстро набирать популярность.

— Именно в вашем сообществе 17 декабря прошлого года появилось прогремевшее на весь мир видео самосожжения 26-летнего торговца фруктами Мохаммеда Буазизи, которого власти довели до отчаяния, отняв у него лицензию на работу. С этого начались народные волнения?
— Да, отчаянный протест Буазизи стал той последней каплей, которая переполнила чашу терпения тунисцев. На самом деле такие самосожжения происходили и раньше. Недовольство в тунисском обществе назревало года два-три. Первые крупные волнения случились еще в 2008-м, но тогда социальными сетями пользовались немногие, и протест не получил распространения. Сегодня в Facebook зарегистрирован чуть ли не каждый пятый житель Туниса, и это наиболее активная и продвинутая часть общества, его революционное ядро.
Буазизи поджег себя на центральной площади города в 13 часов. Прохожий снял это на мобильный телефон, в 14 часов видео было в сети, мы его тут же скопировали. К 16 часам его просмотрели сотни тысяч людей по всему миру, образовалось сообщество солидарности. К 4 января, когда Буазизи умер и волнения переросли в революцию, в этой группе состояло более 400 тыс. человек, большинство из них граждане Туниса или тунисцы, живущие за рубежом. И это при том, что тунисские госканалы ни слова об этой истории не рассказали. Социальные сети стали для миллионов тунисцев не только окном в мир и связью с ним, но и единственным правдивым ресурсом информации о том, что происходит в стране.

— По-вашему, если бы у тунисцев не было Facebook и других социальных медиа, революции не случилось бы?
— Она точно не была бы такой стремительной и, скорее всего, не такой успешной.

— А что именно тунисские оппозиционеры делали при помощи социальных сетей?
— Они созывали сторонников на антиправительственные демонстрации, подсказывали друг другу наиболее безопасные маршруты и делились информацией о протестах в других городах. Пересылали друг другу видео насильственных разгонов митингов и фотографии избитых демонстрантов. Эти же снимки они публиковали в сети, привлекая к событиям в стране внимание мирового сообщества. В условиях игнорирования народных волнений со стороны государственных СМИ социальные сети полностью заменили людям традиционные средства массовой информации. Они стали и аудиторией, и репортерами: новости из первых рук появлялись в сети каждую секунду. Революция происходила на глазах у всего мира, и поэтому мало кого оставила равнодушным.

— Но ведь в какой-то момент власти поняли, что да как, и отрубили сеть.
— Да, и тогда на смену блогерам из Туниса пришли такие как я — тунисцы, находящиеся за пределами страны. Для мобилизации демонстрантов интернет тогда уже и не был столь сильно нужен, маховик был запущен, но было крайне важно информировать мир о том, что происходит в стране. Многие активные блогеры в те дни почти не спали и не выходили из сети — мы ретранслировали сообщения из Туниса, если такие были, звонили туда и передавали услышанное, переводили, отвечали на вопросы, помогали журналистами связываться с непосредственными участниками демонстраций, объясняли оппозиционерам, как пробивать блокаду.
От нас эстафету приняли неравнодушные блогеры по всему миру, многие из которых в Тунисе никогда не были, но переживали за тунисский народ. Возьмите тех же хактивистов из группы "Анонимы". Они организовали ряд мощных DDoS-атак на тунисские правительственные сайты и серверы и всячески способствовали распространению информации о восстании. Это была настоящая международная сетевая солидарность, и я знаю, как важно это было для участников антиправительственных демонстраций в Тунисе. Они знали, что весь мир переживает за них, и это придавало сил.

— Но власти Туниса ведь тоже не сидели сложа руки?
— Конечно! Сначала они блокировали отдельные сервисы, а потом и весь интернет — и даже мобильную связь. Затем стали внедрять в оппозиционные сообщества своих людей и распространять дезинформацию. Это была настоящая информационная война, и мы ее выиграли.

Источник: Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)

  Обсудить новость на Форуме