10:15 27.06.2010 | Все новости раздела "Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)"
В ОТЛИЧИЕ ОТ МОСКВЫ ЗАПАД НЕ СТРЕМИТСЯ К СМЕНЕ БЕЛОРУССКОГО РЕЖИМА (ИСТИННЫЕ ПРИЧИНЫ ГАЗОВОГО КОНФЛИКТА)
Жесткий энергетический конфликт, в ходе которого Минск перекрыл транзит российского газа в Европу, а Москва сократила поставки топлива в Беларусь, является лишь частью системного кризиса в отношениях двух стран. Его главная причина кроется в том, что Россия не может смириться с начавшимся несколько лет назад выходом Беларуси из зоны своего влияния. Причины кризиса в отношениях между Минском и Москвой анализирует директор российской программы финского Института международных отношений Аркадий МОШЕС.
-- Газовый конфликт необходимо рассматривать в общем контексте. Ведь мы имеем дело с системным кризисом белорусско-российских отношений. Его причина -- потеря реинтеграционных перспектив, связанных с переходом белорусского руководства от постсоветской интеграции и особых отношений с Москвой к политическому балансированию между Россией и Европой. Газовый конфликт – одна из попыток России силовым образом переломить данную тенденцию и опять привести Беларусь к Москве как к единственному патрону.
-- Многие белорусские эксперты считают, что именно сокращение российских дотаций заставило Беларусь в свое время начать поиск новых партнеров, в числе которых Евросоюз, Иран, Венесуэла…
-- Можно долго спорить, что было раньше – курица или яйцо. На мой взгляд, российское энергетическое давление явилось следствием неспособности повернуть Минск в сторону реинтеграции. Поворотной точкой в отношениях стал 2002 год, когда Беларуси было предложено войти в состав России. Это стало причиной изменения представлений белорусского режима о собственном будущем. Референдум 2004 года (по отмене запрета занимать президентский пост более двух сроков подряд – ред.) был проведен под лозунгами сохранения независимости.
В Беларуси произошел переход от постсоветской ностальгии к ценностям суверенитета. Становление новой белорусской политической нации происходит медленно, но необратимо. Она русскоязычная, не уделяет большого внимания национально-демократическим ценностям, но осознает себя отдельной, отличной от России нацией. Будущее Беларуси в том, чтобы балансировать между Западом и Востоком, а не в том, чтобы превращаться в западный придаток России. Эти изменения в настроении общества Александр Лукашенко почувствовал быстрее, чем кто-либо другой, и начал проводить соответствующую политику.
Вот почему все, что происходит, начиная с 2004 года – энергетические конфликты, отключения поставок энергоресурсов – не начало, а продолжение процесса. Конечно, ситуации, подобные нынешней, укрепляют белорусское руководство в том, что нужно искать новых покровителей как на Западе, так и вне поля Россия-Запад.
И все же, несмотря на конфликты и охлаждения, Беларусь получала и продолжает получать преференции. Россия не пошла на энергетическую блокаду и не стала оказывать тотального экономического давления на Минск.
-- Каких целей хочет достичь Москва, когда идет на подобные обострения отношений?
-- Россия стремится к достижению нескольких целей. Создание таможенного союза – это цель демонстративная и символическая -- показать, что процесс реинтеграции, в центре которого находится Россия, продолжается.
Есть также задача внешнеэкономическая, которая в конечном итоге имеет и политический смысл. Это переход наиболее ценных белорусских активов, «фамильного серебра», под контроль российского бизнеса. Если это произойдет, Кремль получит возможность давления на режим внутри страны. При таком развитии событий нельзя исключать и попыток смены власти – если в России кто-то попытается использовать в политических целях контроль над белорусскими предприятиями, это будет осуществимо. Такая угроза для белорусского руководства исходит именно от России. В отличие от Москвы Запад понимает ограниченность своих возможностей и не стремится к смене белорусского режима.
-- Но ведь с другой стороны и переход на мировые цены на энергоресурсы может спровоцировать серьезный внутренний кризис в Беларуси…
-- В перспективе переход на мировые цены на энергоносители является правильным. Как доказано в случае со странами Балтии, это единственный путь, при котором создаются стимулы для перестройки собственной экономики.
Но сегодня Минск, конечно, не готов к мировым ценам. Я не экономист, и не смогу ответить на этот вопрос с цифрами в руках, но очевидно, что риски очень велики. У Беларуси энергетическая зависимость от России и энергонеэффективность находятся выше критического уровня. Эти проблемы не решаются за ночь, они не решаются и за год. Для минимального повышения энергоэффективности экономики понадобится 4-5 лет. Есть ли у Беларуси такой ресурс времени – не могу сказать. По крайней мере, у Минска в этой сфере есть поле для взаимодействия с Евросоюзом, который заинтересован в усилении энергетической независимости соседних стран.
Переход на мировые цены на энергоресурсы для Беларуси вряд ли произойдет завтра. Ведь Минск может определенным образом играть на своих транзитных возможностях, поскольку при любом развитии событий поставки энергоресурсов в Польшу будут идти через белорусскую территорию. К тому же в запасе всегда есть вопрос о пребывании в Беларуси российских военных баз. Если Минск заявит, что он готов перейти на мировые цены на энергоресурсы, но при этом Москва должна или платить за базы по севастопольским расценкам или выводить их, то конфликт возникнет не чета нынешнему. Подобные заявления способны положить конец разговорам об усилении влияния Москвы на постсоветском пространстве. Если Минск захочет торговаться жестко, для Москвы это будет очень неприятно.
-- То есть можно говорить о том, что обе стороны по-прежнему придерживают свои главные козыри. Как скоро они могут их использовать?
-- Я бы не хотел рассуждать о временных рамках. Сегодня стороны действительно еще не выложили все карты на стол. Отношения развиваются по конфликтному сценарию, но волнообразно – конфликт сначала нарастает, потом более или менее удачно купируется. Но если события и дальше будут развиваться по той же траектории, дело может дойти до использования действительно жестких аргументов.
Ольга ТОМАШЕВСКАЯ, специально для
* * *
Истинные причины газового конфликта
Очередной газовый конфликт между Россией и Белоруссией так или иначе разрешится. Но дело не в долговых миллионах. А в системном кризисе отношений между Москвой и Минском.
Очередное обострение российско-белорусских отношений бессмысленно сводить к газовым долгам, экспортным пошлинам на нефть или условиям создания нового таможенного союза. Очевидно, что речь идет о системном кризисе и этих отношений, и собственно белорусской политики Москвы.
Кризис проявляется на трех уровнях. На стратегическом уровне разваливается реинтеграционная модель двусторонних связей, что ставит под сомнение заявку России на сохранение лидерских позиций на постсоветском пространстве в целом.
Белоруссия является первоочередным кандидатом на реинтеграцию. Небольшая страна, в подавляющем преимуществе русскоязычная, в отличие от Украины, не имеющая собственных геополитических амбиций, в которой правит схожий с российским политический режим. Более того, в течение долгого времени молчаливо признававшаяся Западом в качестве исключительной вотчины России. Казалось бы, для такой страны должно быть выгодно и логично следовать в фарватере российской политики.
Но этого не происходит. Курс Минска обозначен отказом признать независимость Абхазии и Южной Осетии, присоединением к инициативе Европейского союза по«Восточному партнерству», в котором не участвует Россия, и предоставлением убежища и публичной трибуны киргизскому президенту Курманбеку Бакиеву, свергнутому под нескрываемое одобрение Москвы.
Белорусский лидер Александр Лукашенко публично перевел Россию в категорию врагов, заявив в своем апрельском послании к народу и парламенту о планомерных действиях с российской стороны, которые«ставят под угрозу выживаемость» Белоруссии.
Говорить в таких условиях не только о союзе как о юридической форме объединения двух государств, но даже о минимальном взаимопонимании, нет никаких оснований.
В том, что касается экономического –«прагматического», как сейчас модно говорить, – уровня, общеизвестно, что проникновение российских компаний к Белоруссию умело и последовательно блокируется. Несмотря на их интерес к приобретению белорусских активов, наиболее ценные«фамильные драгоценности», как и десятилетие назад, остаются под местным контролем. Более того, растет вероятность их перехода в руки западных игроков, поскольку Минск явно рассчитывает использовать приватизацию – вместо внутриполитической либерализации – в качестве ключа к выстраиванию новых отношений с ЕС.
Наконец, налицо кризис личных отношений между лидерами, что серьезно осложняет ситуацию, не позволяя договариваться в безгалстучном формате. Регулярные выходящие за рамки дипломатического этикета эпитеты – типа«отморозка», брошенного по адресу Алексея Кудрина, – еще можно было бы списать на особенности эмоционального риторического стиля Александра Лукашенко. Но его демонстративный и беспрецедентный для региона бывшего СССР отъезд из страны в марте этого года в тот самый момент, когда в Белоруссию с визитом прибыл Владимир Путин, трудно истолковать иначе, чем персонально нацеленный демарш и свидетельство полной психологической несовместимости.
Не существует одного ответа на вопрос, почему ситуация достигла нынешней степени конфликтности. Но можно высказать несколько соображений, касающихся отдельных компонентов проблемы. Начать с того, что задача добиться политической реинтеграции и тем более нового вхождения Белоруссии в состав России, что было ей официально предложено в 2002 году, по-видимому, не решаема в принципе.
За два десятилетия, прошедшие с момента распада СССР, в Белоруссии произошло массовое, социологически доказанное признание ценности независимости, что, кстати, своевременно осознал президент Лукашенко, отказавшийся от ставки на постсоветскую ностальгию и поставивший риторику суверенитета и самостоятельности в центр своей внутриполитической позиции.
В глазах сегодняшних белорусов у России недостает имиджевой привлекательности, так называемой«мягкой силы», чтобы противостоять этому процессу. Общий язык и общая церковь, конечно, важны, но важны и уровень жизни основной массы населения, истории о милицейском произволе, угроза терактов, наконец. Имиджевую слабость Москве приходится компенсировать экономическими стимулами – привилегированным доступом к собственному рынку, низкими ценами на энергоносители, кредитами и субсидиями. Постепенно содержание процесса меняется на противоположное. Вместо помощи идейно близкому союзнику политика сводится к элементарной покупке лояльности, а отказ предоставлять субсидии приводит к конфликту клиента со старым и, соответственно, поиску нового патрона. А о том, что угрозами, давлением, отключением энергопоставок и строительством обходных трубопроводов добиться подлинной дружбы невозможно, напоминать излишне. Это только усиливает сопротивление и поиск противовеса на стороне. Что и происходит.
А вот в экономической области задачи, в принципе, решаемы, но только если решать их действительно как задачи экономические. Во-первых, Минск должен быть уверен, что переход собственности в руки российских компаний не будет использован для достижения все тех же политических целей – ограничения фактического суверенитета страны и/или смены персоналий у власти. Сегодня таких гарантий нет. Во-вторых, стороны должны сесть и посчитать, кто кому и сколько должен. Россия вправе получать нормальную оплату за продукты своего экспорта. Белоруссия вправе взимать нормальную арендную плату за размещение российских военных баз. Если оплачивать пребывание российских объектов по севастопольским расценкам, энергетическое уравнение выглядело бы совсем по-другому. Такая схема все равно была бы выгодна России, но главное, не оставалось бы места для скрытых обид и открытых обвинений во взаимном иждивенчестве.
А проблему безальтернативности Лукашенко как партнера по переговорам Россия создала сама. Слишком долго Москва безучастно наблюдала за тем, как он зачищал белорусское внутриполитическое поле. И если отказ контактировать с представителями национал-демократической оппозиции еще можно объяснить корпоративистской солидарностью и нежеланием поддерживать потенциальных белорусских оранжевых, то неспособность вступиться, например, за Александра Козулина, олицетворявшего собой скорее внутрисистемный, чем площадной вызов Лукашенко, поражает недальновидностью. Как известно, успех в кампании за его освобождение из тюрьмы полностью принадлежит Западу. Поэтому хотя антироссийских сил в Белоруссии почти нет, но нет и пророссийских.
А аппарат президент контролирует до такой степени, что не боится регулярно снимать со своих постов даже высших представителей номенклатуры и силовых структур, поэтому даже фронда в этой среде невозможна.
При сохранении ставки на реинтеграцию, реальную или хотя бы демонстративную, изменить в ситуации почти ничего нельзя. То есть белорусский лидер еще какое-то время, видимо, будет готов позировать перед телекамерами на совместных военных учениях и повторять свою ритуальную фразу о том, что прежде чем натовские танки достигнут Смоленска, они должны будут взять Минск, но при отсутствии финансовых вливаний он будет играть эту роль все менее охотно. А пытаться слишком сильно давить на Белоруссию экономически, добиваясь снижения внутриполитической поддержки президента, тоже рискованно. Гипотетический новый лидер совсем не обязательно сделает выбор в пользу Москвы. На Михаила Саакашвили, сменившего Эдуарда Шеварднадзе, когда-то тоже возлагали определенные надежды.
Суть вопроса коренится в том, что на западных границах России постепенно формируется новая восточно-европейская политическая нация, которая по-новому определяет свои отношения с соседями. Процесс этот болезненный, по сравнению с другими постсоветскими нациями запоздалый, но необратимый. И чем скорее это обстоятельство будет учитываться в российской политике, тем лучше.
А конфликт хозяйствующих субъектов по поводу двухсот миллионов долларов текущей задолженности Минска за газ – в общем-то, копеечный по меркам российских трубопроводных и прочих энергетических проектов – будет так или иначе разрешен. Или, по крайней мере, объявлен таковым. А на смену ему вскоре придут другие.
Аркадий Мошес, директор российской программы Финского института международных отношений
Обсудить новость на Форуме