16:16 06.01.2011 | Все новости раздела "Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)"
РЕКВИЕМ ПО ДИАЛОГУ, ИЛИ НЕЗАКОНЧЕННАЯ ПЬЕСА ДЛЯ МЕХАНИЧЕСКОГО БРЮССЕЛЯ
В разгар кровавого побоища на Площади Независимости у меня зазвонил телефон. Один знакомый, работающий в евроструктурах, задал прямой вопрос – кто мог начать штурм Дома Правительства. По тону разговору можно было предположить, что их первая мысль была о провокации со стороны тех оппозиционных кандидатов, главная цель которых была сорвать диалог Лукашенко с ЕС. Пришлось кричать в трубку, что я стою на площади, что божусь, как слышал, что лидеры оппозиции призывали толпу воздержаться от провокаций, и что стекла были определенно биты провокаторами.
Такие события сразу привлекают исторические аналогии, и одна из них – поджог рейхстага – разом, независимо друг от друга, вырвалась у десятков аналитиков и наблюдателей. Конечно, есть множество теорий, когда и как возник сценарий абсолютно необязательного силового разгона площади и последующего тотальное наступление на все независимое сообщество. Наверное, такие планы составляются, так на всякий случай, всегда. Вероятно, что то, что случилось, было отражением борьбы за власть в окружении Лукашенко и очевидно стало символом победы силовой фракции. Можно спорить, было ли принято решение о силовом варианте заранее, или оно возникло в сам день 19 декабря на основании сиюминутных факторов (информация о том, что Запад все равно не признает выборы, умелое «сжигание мостов» провокационным нападением на Некляева, размер толпы на улицах, враз отбивший охоту дальнейшей игры в либерализацию). Важно то, что «сорвать» систему в жесткий откат при той конструкции, в которую она оформлена, проще простого – достаточно нажать на болевые точки в сознании главного ее протагониста, разбудить страхи, которые препятствуют выстраиванию рациональных планов и концепций. «Голубям» в окружении Лукашенко нужно долго объяснять, зачем нужен торг с Западом и игра в либерализацию. Ястребам достаточно немного попугать, чтобы убедить, что и торг, и игра совершенно не нужны.
Если следовать дальше политическим аналогиям с начала 20 века, то белорусско-европейский диалог по сути был пактом о ненападении между сторонами, между которыми неизбежно рано или поздно вспыхнул бы конфликт. Участники и адвокаты этого процесса (в том числе и автор этих строк) встали в роли такого коллективного Сталина, прозевавшего основной удар, в лучшем случае – попа Гапона (такие обвинения уже сыпятся: многие действительно вышли на площадь, убаюканные либеральной атмосферой в обществе и тем, что давно уже никто никого на улицах не избивал). Действительно, 19 декабря рассыпало много иллюзий. Однако, давайте определимся, какие именно. Ведь точно так же, как битой оказалась карта тех, кто надеялся на возможность перемен путем «втягивания» Лукашенко в европейские процессы, в не менее проигрышном положении оказались и те, кто начинал свои предвыборные кампании в подходах к кремлевских кабинетах и на круглых столах с представителями российских спецслужб. Не помогли ни европейцы, ни москали (Александр Федута, в своем предпоследнем посте в жж, ужасался перспективе признания выборов этими «суками» из Евросоюза. Признали, увы, совсем другие суки). А уж насчет иллюзий, что несколько смелых действий оппозиции в «ночь чудес» (первую ночь после выборов, в которую, до 19 декабря, никогда никого не били) будет достаточно, чтобы свалить режим одним броском на какое-то важное здание.... Интересно, сливало ли КГБ кому-то из арестантов липу про то, что спецслужбы вот-вот сдадут Лукашенко и перейдут на сторону митингующих? И не завело ли, вместе с холодным расчетом силовиков, оппозицию в ловушку наивная вера в собственные речевки и теории а-ля Подоляк, в то, что людей на площади действительно 60 тысяч, а не 15-20 (из которых дошли до дома правительства 7-10), что номенклатура вот-вот сделает переворот, и что милиция действительно покинула город? Это к вопросу о Гапонах.
Однако, давайте о другом. Наверное, у сторонников диалога иллюзий насчет возможности реформирования режима Лукашенко было не больше, чем у непримиримой оппозиции (Санников, Некляев, Статкевич) – о желании России демократизировать Беларусь. (А еще напомним, что толчком и к первому и ко второму был отход от старой оппозиционной иллюзии, которая, кажется, начинает возвращаться по умолчанию – что вот-вот наступит тотальный экономический коллапс, который сметет Лукашенко). Кстати, политика «втягивания» играла на том же самом конфликте с Россией, на котором планировала сыграть радикальная оппозиция. Задачу – лишить Лукашенко элегантной победы – оппозиция выполнила не зависимо от того, ставили ее перед собой все кандидаты. Хотя практически все свидетельствует о том, что Лукашенко просто вышвырнул элегантную победу из кармана, где она почти что находилась – если бы власть объявила победу с 72% и воздержалась от насилия в ночь выборов, Европа, может быть, и не признала бы выборы полностью, но продолжила бы диалог, просто если 19 декабря не было бы применено насилие. Конечно, возможен сценарий, что власть просто попыталась максимизировать свою прибыль – спровоцировать насилие со стороны оппозиции и добиться одобрения Европы, при этом запрятав оппонентов в тюрьмы – и судя по тому самому телефонному звонку, некоторые в Брюсселе были готовые к такому развороту событий. Но все-таки, по причинам, озвученным уже многими, власть просто решила не церемониться и разом скинуть психологические путы, которыми она себя опутала во время относительной либерализации. Насилие на Площади Независимости невозможно понять, не прочувстовав, как и кто месяцами просто не выдерживал, как подконтрольное общество выходит из-под контроля, буквально порывался к тому, чтобы отомстить за все тем, кто наговорил лишнего. Многие аресты и задержания можно объяснить только стремлением к персональной мести.
Иллюзий насчет Лукашенко и реформируемости его системы не было. Во всех учебниках, по которым я учился, было записано четко и однозначно: режимы, организованные по принципу неограниченной личной власти, нереформируемы. Наше участие в диалоге не было попыткой обмануть историю или общественные законы. Мы прекрасно понимали, что, переняв в тактических целях некоторые лозунги оппозиции (независимость, курс на Европу, экономическая либерализация), с Лукашенко не будет возможно вести диалог о главном из них – о демократии. И даже беспрецедентная на тот момент либерализация сентября-ноября 2010 года начала вызывать подозрения, как затишье на границе. Хорошо помню шутки с коллегами. Кто-то, говоря о разгуле вольницы, вспомнил тезис Мао про то, что «пусть расцветают сто цветов». «Ага,» - говорил автор этих строк, -«а потом всех одним разом газонокосилкой». Вообще, черный юмор лился. «Почему Лукашенко терпит разгул критики?» «Отращивает бычка на убой – потом даст по полной». А кто-то из коллег рассуждал о возможности реформ по китайскому сценарию... «Ну-ну, отвечали собеседники, тогда ждем для начала Тянь-ань-мэня».
Основные иллюзии были не в реформируемости Лукашенко, а в возможности затянуть либеральную паузу в белорусской политической драме насколько это было возможно. Эта пауза была необходима всем, кто хотел перемен в Беларуси – даже тем, кто два года гнобил европейскую realpolitik и клеймил позором переговорщиков и их местных помогатых-отбеливателей. Ведь в Европу надо было на самом деле «втянуть» не Лукашенко, а самих белорусов!!!! Мы все, вне зависимости от того, принадлежим ли к радикальному или умеренному лагерю, в конце концов выигрывали, когда в обществе снижалась атмосфера страха, когда территория свободы медленно но верно расширялась, когда появлялись новые гражданские инициативы, когда начал меняться менталитет значительной части госаппарата, когда у общества вернулся интерес к политике. Ради этого стоило идти на то, что в глазах многих наших коллег выглядело как циничный торг и беспринципные, на первый взгляд компромиссы (хотя кто-кто, а мы всегда призывали к диалогу по принципам – и ярлык отбеливателей дома не был преградой для того, чтобы белорусское представительство в Брюсселе не обвиняла европейские издания в том, что они дают трибуну «экстремистам», то есть нам).
Курс на диалог абсолютно не вписывался в какие-то планы по regime change. Мы стремились к mindset change (cмене сознания, атмосферы в обществе), и ирония (трагедия) произошедшего, что вот эти-то перемены как раз и начались. Давайте просто вспомним, что произошло в стране за последние три-четыре года. Появилось более-менее легитимное пространство для гражданских инициатив, которые в 2003-2006 году были просто немыслимыми. Начало потихоньку открываться публичное пространство. Оживилась интеллектуальная жизнь, возникли новые культурные проекты, площадки для диалога о будущем страны. Начали рушиться барьеры между официозом и гражданским обществом. Был снят запрет на вольнодумцев-диссидентов на творческой сцене. Даже необходимость имитации экономических реформ привела к изменению качества государственного аппарата, сознания части чиновников, что создавала новые возможности для диалога, в перспективе – для реформ. Какая-никакая экономическая либерализация тоже проходила, постепенно налаживался диалог власти с предпринимателями Мы всегда отмечали, писали, и настаивали на том, что все эти изменения половинчатые, вынужденные и обратимые. Иллюзий не было, просто мы поддерживали эти изменения, в то время как более радикальные коллеги настаивали, что они только выпускают пар из котла. На самом деле в обществе, понемногу начавшем избавляться от страха, пар только накапливался. Вернее, на какой-то период просто резко снизилась стоимость демонстрации своего несогласия с положением вещей. Кстати, уже очень многие заметили – 19 декабря на улицы вышла не записная оппозиция, не НГОшное гражданское общество, а настоящее – тот самый средний класс, который составляет основу любой демократии. Люди достаточно молодые, но не юные. Очевидно неплохо зарабатывающие. Очевидно не связанные по рукам и ногам социальным контрактом. Очевидно с доступом к интернету и собственным мнением, которое они себе готовы позволить. Да и беспрецедентная волна солидарности после 19 декабря в основном опиралась на политически незаангажированных людей, у которых тем не менее развилась та самая гражданская культура, что и превращает атомизированное общество в гражданское. ! При «либеральном» Лукашенко эти люди вполне были бы своеобразной группой социального контракта (ты даешь нам возможность зарабатывать, путешествовать, сидеть в сетях и бранить тебя на кухне – мы не лезем на рожон). При авторитарном Лукашенко как минимум часть этой группы стала акторами перемен. Но такие социальные изменения не происходят в закрытых системах!
И здесь мы столкнулись с реальной иллюзией, которой мы на самом деле поддались. Либерализационная пауза в лукашенковской системе была возможна постольку, поскольку сама система была уверена, что она не вредит устоям ее самой, работает на ее укрепление, а не ослабление. То есть, лукашенковская либерализация возможны были только при карманном, беззубом гражданском обществе и опереточной оппозиции (именно опереточное поведение оппозиции на первых стадиях предвыборной кампании и дало повод, на наш взгляд, власти пойти на ту вольницу, которую она потом так быстро и брутально свернулась). Или же, процессы «раскрепощения» общества не должны были быть видимыми, они не должны были пугать власть раньше времени. Вот это и оказалось невозможным. Власть все видела и понимала. А для того, чтобы ее напугать, нужно гораздо, неизмеримо меньше, чем ее изменить, особенно если учесть, что пугать надо не всю власть, а реально одного человека. К декабрю 2010 года ситуация в обществе сложилась именно такой. Альтернативное политическое и гражданское сообщество развернулись достаточно, чтобы предстать в виде реальной силы, но сил на большее, чем показать, что нас совсем не кучка отщепенцев, уже не было. Дело даже не в том, что окрепла оппозиция (если разобраться, то самое обидное – то, что людей будут судить за организацию массовых беспорядков, а ключевым фактором, почему они ничего не смогли противопоставить провокациям тех, кто беспорядки реально организовал). Накапливаемый в обществе потенциал несогласия естественно вылился на улицу. А раз так, то превентивный удар по росткам оттепели был неизбежен. И наверное, просто хотелось, чтобы его не было. Конечно, сворачивание либерализации продумывалось – но по другому сценарию. Скажем, как было после 2001 года – медленная но методичная зачистка всего, что вылезло на поверхность, скорее всего – под аккомпанемент молчания со стороны Европы, связанной по рукам и ногам (а также ушам и рту) обязательствами диалога. 19 декабря не рисовалось ни в какой картине – хотя бы потому что насилия в саму ночь после выборов (и такого насилия вообще) в современной Беларуси еще не было никогда.
Случившееся (и до сих пор происходящее) красит перспективы любого диалога Беларуси с ЕС в мрачном цвете. Во-первых, трудно представить, что сама идея такого диалога встретит что-нибудь, кроме ругательств, у тех, в интересах кого он, вроде как, начинался, и тех, кто попал под милицейские дубинки и берцы. Потеря лица – вещь серьезная, и не мудрено, что первыми, кто после 19 числа закричал «ату Лукашенко», были как раз те, кто в наибольшей степени вложился в политику «втягивания» и, мягко говоря, сам впал в иллюзии, что Лукашенко можно изменить. Во-вторых, действия имеют свои последствия: маховик репрессий даже при всем желании остановить нелегко (тем более, что такого желания особо и нет), а значит, и введение тех или иных санкций в отношении белорусских властей уже не избежать. Однако, что будет через полгода-год? Сможет ли Евросоюз найти тот рецепт из санкций и мер внешнего давления, который хоть каким-то образом повлияет на белорусские власти? Оставим даже вопрос, есть ли такой рецепт на самом деле. Если нет, то через полгода возобновятся голоса, что политика санкций неэффективна. И дело медленно, но неминуемо покатится к новому диалогу, благо что повестка дня для него – освобождение политзаключенных – уже существует. Диалог – политика, которая возникает «по умолчанию», если хотите, после разочарования во всех других возможных путях добиться каких-то перемен в Беларуси. Ну и наконец, банальная и неисчезающая заинтересованность многих европейских стран к сотрудничеству с Минском – она тоже никуда не исчезнет.
В общем, есть полгода-год паузы в диалоге, которую надо чем-то заполнить, из которой нужно что-то выжать по максимуму, использовать момент, когда европейцы в какой-то степени чувствуют себя виноватыми по отношению к белорусскому обществу и собственным «иллюзиям». Что в первую очередь? Понятное дело, помощь пострадавшим и репрессированным, помощь им семьям, помощь в независимом расследовании событий 19 декабря, помощь независимым СМИ и правозащитным организациям. Хотелось бы еще, чтобы Евросоюз не только наказал сатрапов, но и наградил белорусов за гражданское мужество и европейскую политическую сознательность. Хотя бы теми же бесплатными или пусть даже дешевыми, легкими визами. Хотя бы более широким открытием образовательных программ для молодых белорусов. Хотя бы расширением контактов и мер поддержки тем социальным группам, которые и составили костяк гражданского действия 19 декабря – студентам, молодым профессионалам, среднему классу. Тем, что превращает сообщество сторонников перемен в критическую массу.
Ключ к изменению ситуации в Беларуси лежит совсем не в форме воздействия на Лукашенко, а в форме воздействия на белорусское общества. Так что, витков маятника по маршруту «диалог-санкции» может еще быть несколько.
Виталий Силицкий, Агентство политической экспертизы
Обсудить новость на Форуме